Метаморфозы

Зимой рано темнеет. Казалось бы, большинство горожан только вышли из офисов, а едкие фонари уже жадно вылизывают город, как собаки – руки хозяина. Если очень много работаешь (а в наше суматошное время мало кто может позволить себе работать меньше), будни сливаются в сплошную бесконечную ночь: едешь из дому – ночь, возвращаешься – ночь... недолго и сбрендить! Впрочем, в тягость она не всем: сумеречные охотники, например, наоборот, рады растянуть вечернюю трапезу. Кое-кто за рулем машины сейчас нарочно рассуждал, как они. «Как раз застану проснувшихся», – убеждал себя Мичия, аккуратно пропуская на поворот белую обтекаемую «хонду», в ночи выгодно выделявшуюся среди упорядоченной колонны. Кратко глянув вслед машине, борзо улепетывающей в спальный район, где в толпе типовых коробок хохлилась и его родная сонная новостройка, журналист вздохнул: как ни бодрись, тянуло последовать чужому примеру... Но нынешний его маршрут пролегал иначе: в ближайший пригород да по трассе, а там совсем скоро должны замаячить на горизонте ориентиры – недействующий местный храм (куда возят туристов) и действующий крупный заказник (куда туристов не возят). Пару дней назад по заданию канала Шимизу прибыл в столичный зоопарк, чтобы рассказать зрителям, как, пока люди листают блоги с тегом «пережить февраль», зимуют редкие представители земной фауны. Сперва, как водится, бравый репортер расспросил говорливого (и, если честно, весьма заносчивого) директора, однако, быстро смекнув, что куда больше пользы принесет интервью с тем, кто общается с живностью непосредственно, решил встретиться с дежурным ветеринаром. Этот приятный человек средних лет, слегка смущенный повышенным вниманием к своей совершенно не медийной персоне, тем не менее, рассказал репортеру немало ценного и даже – на радостях, не иначе – пригласил Мичию домой (некоторых пациентов доктор выхаживал там: загородный коттедж позволял создать все условия). Шимизу, конечно же, согласился. Правда, его плотный график чуть-чуть разгружался лишь к вечеру, а тот в межсезонье наступал предательски рано, но Йошида-сэнсей – такую фамилию носил врач – утешил журналиста: большинство животных, находящихся ныне на его попечении, ночные, так что к приезду прессы как раз проснутся. Это обнадеживало. Созвонились в полдень где-то между выпуском новостей и горой теплых гамбургеров из «Мака». Одновременно решая дюжину текущих вопросов, Шимизу с набитым ртом обещался быть как штык в восемь, а в шесть уже махал рукой редактору с их тесной неудобной парковки. На дорогу журналист отвел себе два часа. Покинув бурный поток, серая машина нырнула под горку да, поддав газу, припустила из города едва ль не подпрыгивая – крупные магистрали очень скоро остались далеко позади. Однако Токио намеренно не желал кончаться, подсовывая под нос спешащему перекресток за перекрестком, разъезд за разъездом, район за районом. Наконец, вдалеке возник сквозной квартал. Сквозной – потому что Шимизу собирался проехать его насквозь, чтобы за домами, похожими друг на друга, как однояйцовые близнецы, вырваться из столичных джунглей, чего он ждал с искренним нетерпением. Еще поворот, супермаркет, многоэтажки, дворы... Мысленно он уже вовсю расспрашивал своего скромного героя, нарочно задевая его провокационными вопросами, когда вдруг едва не вмазался в горящий «кирпич». Резко ударив по тормозам, журналист помянул чертей и – заодно – конструкторов, но, на счастье, отделался легким испугом. «Объезд», – значилось на табличке, водруженной над ямищей, кое-как опоясанной сигнальными лентами. Шимизу сплюнул. Хорошо еще, что ангел-хранитель низко летел! В общем, пришлось сдавать назад, а затем муторно петлять по улицам в поисках выхода из этого дурацкого лабиринта. Но, конечно, он не застрял бы здесь и позабыл бы про дорожное недоразумение очень быстро, если б не странная тень, выдернутая фарами из окружающей тьмы. Журналист охнул, будто увидел чудище, и резко съехал с дороги. Машина замерла. Мичию прошиб пот, ладони его взмокли, пару секунд, оглушенный, он не мог оторвать взгляда от жуткого зрелища: чуть в стороне от пустого шоссе сидел кто-то большой, рябой и лохматый. Не обращая никакого внимания на рокот мотора, этот кто-то время от времени наклонялся и что-то надкусывал, по чуть-чуть отрывая и сглатывая (по крайней мере, так казалось со стороны). Журналист дрожащей рукой нашарил на соседнем сиденье смартфон, опустил боковое стекло да сделал снимок, не выключая автоматической вспышки, – та ярко полыхнула, отчего птица повернулась. Кадр вышел отменным: охотник и жертва – хоть сейчас же в печать. Шимизу же стало совсем дурно, когда он, наконец, рассмотрел, кто именно составлял эту хрестоматийную парочку, хотя идиллия длилась недолго, от силы секунд пять, а затем пернатый хищник резко взмыл вверх, канув во мрак и бросив добычу на произвол судьбы. «Филин, – подумал Мичия. – Кота жрал». В нормальном состоянии он наверняка посмеялся бы над этой несмешной шуткой ну или улыбнулся хотя бы, в очередной раз убедившись, насколько тупыми бывают приколисты из операторской... но сейчас бред был реальностью, отбитой на цифровой матрице его собственного телефона! Откуда в мегаполисе взялся филин, хищник, которого, кстати, и в дикой природе-то хрен увидишь, Шимизу даже не представлял. Тем паче такой огромный, способный расправиться с котом, чья безжизненно откинувшаяся тушка сейчас тускло белела среди мокрой земли. Разве что из зоопарка? «Может, от Йошиды сбежал?» – нервно хихикнул журналист, сразу же прикусив язык, потому что чудеса продолжались, и теперь они уж точно не поддавались никакому разумному объяснению. Валявшегося кота окружил сероватый дымок, сперва легкий, потом плотный, дошедший в итоге до вида густой сметаны. Он появился будто из ниоткуда и клубился пока не скрыл тело полностью. А спустя минуту странная завеса бесследно рассеялась, опять открыв глазам невольного свидетеля лежащую навзничь жертву, вот только уже никакого не кота – человека. Мичия плохо запомнил, как толкнул дверь, как подбежал, как пытался прощупать шею: под пальцами явственно чувствовался пульс. «Живой», – выдохнул репортер, вызывая «скорую». В этот момент больше всего на свете ему не хотелось думать, что сбитого пешехода запишут на его счет. «Машина цела, не докажут», – глупейшие мысли Шимизу отмел, а вслух попросил: - Держись, парень. До приезда неотложки, к счастью, бедняга дотянул, а потом Мичия вовсю терзал медиков: мол, что с ним? Те его несколько успокоили: для ДТП травмы не характерны, человека, как бы жутко ни прозвучало, скорее пытались загрызть. «Кто-то напал, натравил собак, или те наткнулись на него сами», – рассудил журналист по пути в клинику, куда он следовал по пятам «скорой». Между делом набрал ветеринара – просить перенести рандеву на завтра. Йошида не расстроился, добавив, что будет ждать представителя прессы в любое время, поскольку завтра у него выходной. Пострадавшего забрали в реанимацию. Какое-то время Шимизу нервно мерил шагами больничный коридор, но ставить в известность случайного помощника никто, ясное дело, не торопился. Пришлось проявлять инициативу самостоятельно. - Как он, доктор? – поинтересовался Мичия, не очень вежливо преградив дорогу медику, только-только покинувшему заветную комнату, тревожные лампы над дверью которой давно погасили. Врач вздохнул, смерив неравнодушного гражданина строгим взглядом поверх съехавших на кончик носа очков. - Жить будет. Потерял много крови, но состояние стабильное. - С ним можно поговорить? - До утра к нему никого не пустят, – врач отрицательно мотнул головой и осведомился, машинально поправив очки (обычно так делают, если жмет оправа): – А вы родственник? - Нет, – Шимизу потупился, но тут же нашелся: – Я журналист! - Ваше удостоверение, – сухо отозвался невозмутимый доктор. «Вот засада...» – репортер замученно похлопал по карманам пальто, правда, зря: по закону подлости он нащупал там лишь сигареты и зажигалку. - В машине забыл... - Вот принесете, тогда и поговорим, – дверь резко захлопнулась. Пристыженный нахал, как взъерошенный воробей, подавился возмущением да понуро потопал вниз, на стоянку: без «удавки» в рассаднике бюрократии ему точно ничего не светило. Как нарочно, заветная корочка действительно валялась в бардачке среди горы разнокалиберного сора (ну, кто бы сомневался). Спрятав удостоверение понадежнее, репортер решительно двинулся назад, хотя больше документ тем вечером не попросили, а впоследствии он благополучно постирался вместе с одеждой... но это уже другая история. Кое-что интересное, тем не менее, Шимизу все-таки разузнал: например, что в кармане куртки пострадавшего нашли водительские права на фамилию Танака, и что хотя парень все еще был без сознания, с его родственниками уже связались. Понимая, что здесь ловить больше нечего, журналист не стал дожидаться их приезда. Домой он добрался без приключений. В пути восстанавливая в голове события минувшего дня, через множество сомнений он все-таки убедил себя, будто «история с превращением», как он мысленно окрестил ее, являлась только плодом его разыгравшегося воображения, а валявшегося парня Мичия попросту не сразу заметил, отвлекшись на пернатого хищника. Так все более-менее объяснялось. Вздохнув, журналист мягко побарабанил пальцами по рулю, искренне загадав поскорее позабыть эту дурацкую историю: она, не укладываясь в рамки общепризнанных норм, немного его нервировала. Не то чтобы он совсем не верил в необъяснимое... просто вспоминать о делах давно канувших в вечность дней ему отнюдь не хотелось. *** В кухне пахло мятой и апельсинами. Сухие корочки, любовно расфасованные по холщовым мешочкам в компании с прочими дарами осени, источали дурманящий аромат даже сквозь затянутые завязки, а уж заваренные горячей водой так просто благоухали. В приглушенном свете желтой напольной лампы предметы казались загадочными тотемными изваяниями, отбрасывавшими длинные тени, а лес за окном, подступавший впритык к человеческому жилью, был особо близок, даже пугающ. Вдохнув терпковатый аромат, Кенджи сделал аккуратный глоток из дымящейся чашки. Довольно крякнул: нет, не переборщил, то, что нужно, чтобы разбавить растянутые часы бессонницы, пока в тишину все скатывается и скатывается время, точно песок в старинных часах. Ночь уже давно перевалила далеко за двенадцать... что там! За час или даже два. А брата все не было. Прежде младший никогда не задерживался так долго, если куда-то уезжал, всегда делился планами и вряд ли сегодня собирался где-то летать всю ночь: работа над крупным заказом была в разгаре. Кенджи вздохнул, задумчиво почесал макушку, будто стараясь вытряхнуть из головы навязчивые предположения. Хотя ничего непривычного не происходило, на душе у него почему-то кошки скребли... «Не случилось бы чего», – подумал он осторожно, обнимая ладонями глиняную чашку. Связи, к сожалению, не было. Здесь, вдали от прочего жилья, не только воздух – ход времени, казалось, был другим, но внутренние часы помогали брату возвращаться до рассвета. Впрочем, старший не всегда дожидался, но сегодня его вдруг охватило беспричинное беспокойство. Казалось, лишь благополучное возвращение этого дурацкого полуночника могло вернуть Кенджи сон. Не зная, как отогнать глупую тревогу, он раза три выходил на крыльцо, внимательно вглядывался во тьму, прислушиваясь к окружающим звукам, но слышал одни лишь шорохи хомяков под лестницей да шелест веток. Просиживая битый час с остывшим цитрусовым чаем, доктор в итоге все-таки прикорнул: усталость оказалась сильнее нервов. Где-то на границе яви и сна ему внятно пригрезилось, будто в отдалении глухо стукнула дверь, а спустя пару секунд в кухне появился и брат – какой-то подозрительно задумчивый и печальный. - Ты чего не спишь? – хмуро поинтересовалась потеря. - Не спится, – ответил врач и тут же очнулся, увидев, что рядом по-прежнему никого нет, а пустая чашка, которую он сжимал в руке, едва не вывалилась из расслабленных пальцев. «Хватит», – выдохнул Кенджи, чертыхнувшись, расправил спину и потопал в спальню, твердо решив завтра устроить младшему выволочку. Как дверь действительно хлопнула, он не слышал, не видел и как, ступая почти бесшумно, тот, кого он так долго ждал, спустя полчаса пробрался в жилище. Зато утром с удивлением обнаружил в корзине для белья знакомую рубашку с грязными следами засохшей крови... Покосившись на закрытую дверь комнаты брата, Кенджи пару секунд поколебался, однако решил не беспокоить спящего: по утрам тот обыкновением крепко дрых то ли до двух, то ли до двенадцати. Что поделаешь: разработчики – народ странный. Врач уже смирился с их нечеловеческим графиком. Когда Кенджи, переделав кучу домашних дел, уже вовсю обедал, искренне наслаждаясь выходным, брат присоединился, правда, для него то был только завтрак. Постоянно зевая и лениво потягиваясь, он посмеялся над дружескими подколами старшего, ведя себя совершенно обычно, – немудрено что тот совершенно позабыл все свои вопросы. Разве что слегка укорил за позднее возвращение, поворчал для проформы – но ему клятвенно пообещали стать ответственней. Так в легкой беседе незаметно промелькнул час. Вдруг опомнившись, младший резко поднялся из-за стола. - Я полетел. - Так рано? – непонимающе спросил старший. - Сезон, – виноватая улыбка в ответ. – Охота пуще неволи. На том, казалось бы, разговор и свернулся, но Кенджи не хотел снова отпускать родича и, совсем не желая опять полночи пронервничать, мягко остановил брата за запястье. Покачав головой, прибавил заботливо: - Прошу тебя, будь осторожнее. – Мгновение в глазах программиста, из-за доверительно широких зрачков почти безрадужных, роилось тихое беспокойство, затем он кивнул – как всегда, обещая старшему слушаться. И тот, конечно, поверил, напоследок приобняв его да потрепав по плечу. – Береги себя.