Без фальши

Ваниарский воин сидел на поваленном бревне, спокойно глядя в огонь. Костер развели специально для него, поодаль от основного лагеря. Не хватало еще, чтобы он услышал какое-нибудь неосторожное оброненное слово или увидел, какими силами располагают последние из нолдор на подступах к Ангбанду. Войско оставшихся Феанорингов — если можно назвать войском несколько жалких, потрепанных в боях отрядов — скрывалось в предгорьях Эред Ветрин от друзей так же тщательно, как и от врагов. На слове «друзья» Ринганор мысленно споткнулся. Но и называть войско Амана врагами язык не поворачивался. Пользуясь тем, что его не видят, он внимательно рассматривал ваниа. Узкое лицо, тонкие запястья, точеный нос, изящная, но твердая линия губ. Он помнил, ваниар были разными, но что-то было в них общее, что отличало от остальных эльдар — легкость? Хрупкость? Как они собираются сражаться с Ангбандом? Как они, проведя всю жизнь среди благодати Валинора, под заботливым крылышком Валар, надеются выжить в этой войне, и даже победить? Если даже изгнанники нолдор, которые сотни лет провели в непрестанной войне, закалены в бесчисленных боях, нолдор, у которых в крови огонь, а не цветочная пыльца — не смогли? Ваниа обернулся, и Ринганор с досадой понял, что его давно заметили. Он шагнул вперед, протягивая гостю миску с похлебкой и усаживаясь рядом сам. Ваниа кивнул и лучезарно улыбнулся, поблагодарил, и Ринганор в очередной раз удивился — как это светлое и утонченное создание собирается пробираться через ущелье Сириона, где орки шастают как у себя дома. Да они и есть теперь, по сути, у себя дома, и не только на севере, а везде, горько подумал он. Даром, что остатки Первого дома пытаются контролировать южные склоны Эред Ветрин. На одну уничтоженную шайку приходится десять, которые проходят на юг и грабят то, что еще не успели разорить до конца. А этот… Тоже мне, разведчик, продолжал размышлять Ринганор, молча работая ложкой. К нашим секретам он вышел даже не скрываясь. Или же заранее знал про нас? А точно ли он идет разведывать силы Моргота, а то может его как раз и послали узнать, где укрылись Феаноринги? Ринганор осторожно стрельнул глазами, и ваниа перехватил взгляд и снова чуть заметно улыбнулся. Ладно, в наблюдательности ему не откажешь. — Знаешь, Инве, — Ринганор дождался, пока гость доест и тоже отставит миску в сторону, — дальше на севере в одиночку делать нечего. Я расскажу тебе все, что нам известно, нарисую карту, скажу, как укрепились орки в ущелье, и ты можешь спокойно возвращаться. — Но как насчет выхода из ущелья? — возразил ваниа. — Мы живем здесь не первую сотню лет, — уязвленно заметил Ринганор, — у нас точные карты. А что до орков — их теперь везде как грязи. Как будто их заносит сюда вместе с пеплом Анфауглит, и скоро засыплет ими весь Белерианд. Эльдар для них желанная добыча. Ринганор резко отвернулся, голос его дрогнул, и собеседник взволновано склонился к нему: — Ты?! Нет, не может быть… — он с сомнением покачал головой. — Ты прав, я там не был, — поспешил сказать Ринганор. — Но многое знаю. От других. Того, чего и знать бы не хотел. — Расскажи, — потребовал гость. Ринганор хотел было отказаться, но когда он поднял голову, его встретил такой твердый и ясный взгляд, что он не смог. Мы сильно изменились, подумал он, ведь раньше мы были такие же… — Я расскажу, и после этого ты передумаешь продолжать свою самоубийственную разведку. Мы и так тут слишком близко к Ангбанду. Сейчас он везде слишком близко… Разговор окончился под утро, когда вершины хребта посветлели, а затем и порозовели от невидимого еще солнца. — Благодарю, — сказал ваниа. — Значит, то, что говорили корабелы и эдайн — правда. И про Майтимо… — Майтимо? — Ринганор удивился, услышав прежнее имя лорда. — Ты знаешь его? — А ты? — тут же воскликнул Инве, вскакивая. — Я знал. Давно. Мы были друзьями. Если знаешь, скажи — он жив? Что с ним, где он? Никто мне не мог сказать ничего определенного. — Да, — на лице ваниарского воина отразилось такое искреннее волнение, что Ринганор не смог промолчать. — Он жив и с ним все хорошо. Как только может быть хорошо теперь, после всего. Но сказать, где он, даже не проси. Инве посмотрел на него непонимающе. — Разве что ты решишь повернуть обратно. Я не хочу, чтобы Враг узнал о том, где скрывается Феаноринг. Ты и так знаешь уже слишком много. — Враг узнал — от меня? — удивился ваниа. — Эру всемогущий, я тебе все ночь рассказывал, на что способен Моргот, а ты так ничего и не понял? — Что я должен был понять? — нахмурился Инве. — Я понял только одно — он не хозяин нашему разуму до тех пор, пока мы сами не отдали ему эту власть. Ринганор разозлился. Все они там блаженные, что ли, или таких только в разведку посылают? Помолчал немного, тяжело переводя дыхание. Браниться с ваниа было глупо. — Лучше бы ни мне, ни тебе не пришлось это проверять. Если тебе нужен мой совет — возвращайся. А нет — так как знаешь. Разговор вышел совсем не таким, как хотелось бы. Но валинорец вроде бы не обиделся, только улыбнулся. — Да, лучше бы не пришлось. Пленника втолкнули в камеру, и сразу показалось, что в темном затхлом застенке стало светлей. Хотя вроде и волосы, когда-то золотые, были присыпаны пылью, и светлое лицо в грязи, не говоря уж об одежде. Он огляделся, привыкая к полумраку, и безошибочно определил направление. Опустился перед кучей тряпья и соломы на колени, склонился, вглядываясь ясными глазами. — Здравствуй. — Ты? — Ринганор узнал Инве, от неожиданности даже попытался встать, но застонал и снова рухнул на солому, ваниа едва успел его подхватить. — Лежи-лежи. Сейчас будет легче. Действительно, то ли от касания рук Инве, то ли от сознания того, что он больше не один, но боль утихла, и в голове у Ринганора прояснилось. Он вздохнул и пробормотал под нос, что зря это все. Ведь он уже стоял на самом краю и уже надеялся, что наконец-то его феа разлучится с телом и будет свободна — от пыток и от необходимости молчать. Появление ваниа пошатнуло его решимость, прикосновение тонких рук придало телу сил, и планы освобождения рухнули. — Как ты только можешь думать о таком? — удивился Инве. У Ринганора не нашлось сил возразить. Он с трудом поднял плошку и отпил пару глотков горькой тюремной воды. Отдохнув, он все же ответил. — Если меня будут и дальше допрашивать, я не выдержу. А если я сдам наши укрытия… Это гибель для всех. Мне никак нельзя сдаваться. Ах, Инве, как все плохо обернулось, и для тебя, и для меня. Мой отряд попал в ловушку. А ты — ты же был уверен, что справишься? Как же ты попался? Тут Ринганор замолчал и посмотрел на ваниа подозрительно. — Ведь это не ты сдал нас? Инве отшатнулся. — Почему ты так подумал? — спросил он. — Разве это возможно? Ринганор закрыл лицо руками. — Здесь возможно все что угодно. Я сам больше всего боюсь стать предателем, а о тебе я и вовсе ничего не знаю. Ваниа бережно положил ему руку на плечо. — Нет, я ничего про вас не говорил и не скажу, будь спокоен. Ринганор невесело усмехнулся. О, эта знакомая ваниарская уверенность. Хорошо бы так. — Ничего не сказать здесь может только тот, кто ничего не знает. Да и то вряд ли. Или тот, кто уже умер. Темные знают, что я из отряда Феанорингов. Они обязательно доведут дело до конца. Я не смогу им противостоять. Нам обещали, что нас погубит предательство, и я вижу, как мы шаг за шагом предаем сами себя. Голос его становился все тише, и наконец он вынужден был остановиться, чтобы перевести дух. — Теперь я думаю, что все это заслужено. И пытки, и беспомощность перед Врагом. — Остановись! — встревоженно воскликнул Инве. — Беспрестанно обвиняя себя, ты сам становишься на сторону Моргота! — Нет! — Ринганор снова попытался вскочить, но валинорец осторожно остановил его. — Не смей этого говорить! — Тогда и ты прекрати жалеть себя. — Я не… — Ринганор задохнулся. — Я хочу только умереть. — Это слабость. — Ты ничего не знаешь, — Ринганор отвернулся к стене и замолчал. Разговор прервался надолго. Время шло, Инве сидел, ходил по камере или спал, но всегда очень чутко. Если Ринганору что-то было нужно, или он начинал метаться от страха во сне, ваниа садился рядом, давал напиться, успокаивал. Наконец двери с грохотом распахнулись, орки забрали валинорца, и Ринганор снова остался один. Тревожные мысли сразу полезли в голову: что будет с ним, что будет с его товарищем? Вдобавок — и это было неприятно, но он ничего не мог с собой поделать — его терзали сомнения, может ли он доверять Инве. Он совершенно измучился от отчаяния и страха, и сил, чтобы решиться на тот отчаянный шаг, к которому готовил себя, у него не осталось. Когда Инве вернулся, с ним как будто ничего не произошло, и он так же подошел к нолдо, хотя, если присмотреться, двигался чуть медленнее и осторожнее. Они взглянули друг на друга, и Ринганор подумал, что теперь ваниа наверняка будет и говорить, и думать иначе, но вслух не сказал ничего. — Ты не рад видеть меня? С тобой все в порядке? — произнес Инве. Ринганору стало стыдно, и он приподнялся на локте. — Прости. Как ты? — Не волнуйся за меня. Он потянулся за водой, отпил сам и передал плошку нолдо, однако сделал это так неловко, что чуть не расплескал воду. Ринганор перехватил его руку. Пальцы были в крови. — Теперь ты понимаешь, чего я боюсь? — прошептал он. — Я знаю, что можно бояться боли. Но это не имеет ничего общего с предательством, — строго сказал ваниа. — Такое чувство, что Илуватар лепил нас из разного теста, — Ринганор с трудом сел, привалившись к холодной стене. — Я никак не могу понять тебя. Я мог бы быть так уверен только если знал бы, что Врагу от меня не нужно ничего, кроме моих мучений. Но они знают, кто я, и что мне известно, а Моргот всегда добивается, чего хочет. Почти всегда. Инве недоверчиво покачал головой, а Ринганор продолжил: — Если бы я мог прикинуться, будто ничего не знаю о Феанорингах. Я бы с кем угодно поменялся! А впрочем, это уже не важно. Теперь у меня нет другого выхода, я должен умереть, и чем скорее, тем лучше. — Уж не ждал ли ты моего разрешения? — спросил Инве. Ринганор открыл рот, потом помотал головой и выругался. Этот ваниа еще и издевается над ним! Но, ведь если подумать, для чего он ждал его возвращения? Чтобы валинорец сказал — иди, не бойся? Валар простили вас — ах, если бы! Мандос не будет страшнее Ангамандо, там ждет тебя не возмездие, а лишь отдых? Нет никакого проклятия, и ты не расстанешься с миром навечно? Умирать не страшно? Так глупо было думать об этом. Инве — не один из Валар, и он не сможет помочь, даже если очень захочет. — Не подумай, я признателен тебе, ты для меня много сделал. Да, я боюсь. И, конечно, мне было бы легче, если бы кто-то… помог мне ступить на путь в Мандос. Я был бы вечно ему благодарен. Но ведь ты не станешь, и я не хочу мучить тебя. Просто не мешай. Можешь что угодно думать обо мне, но смерти я боюсь все же меньше, чем предательства. Этого у нас уже было слишком много. Инве встал и медленно пошел прочь. На какой-то миг Ринганор подумал, что он действительно напомнил ваниа, с кем он имеет дело, и того наконец проняло. Дойдя до стены, Инве развернулся и пошел обратно. Сделав два круга по камере, он остановился напротив лежанки Ринганора. — Я помогу тебе. Ты же сказал, что готов поменяться с кем угодно? План валинорца был чистым безумием. Ринганор никогда не думал, что такое возможно, хотя когда-то и слышал об эльдар-подменышах, тела которых захватили духи тьмы. Однако чтобы подобное было возможно по доброй воле между двумя из квенди? Если такой обмен удастся, то слуги Моргота не будут знать, с кем они на самом деле имеют дело. Что толку будет допрашивать нолдо о войске Амана, которого он и в глаза не видел? Ваниа же так и остался в неведении о местоположении главного укрытия Феанорингов. Ринганор уже знал, те из слуг, что ведут допрос, чувствуют заведомую ложь, но может на этот раз они поверят, если ответ «не знаю» будет искренним? Инве предупредил, что эта хитрость не улучшит их участи и не избавит от страданий. Но вдруг случится чудо, и они сумеют запутать врагов и, если не сохранят себе жизнь, то хотя бы избегнут предательства? Ради этого Ринганор был согласен на многое, ведь любая, самая отчаянная попытка, лучше бездействия. К тому же время шло, и он боялся, что сейчас орки придут за ним. Он выслушал объяснения Инве и сел, вытянув перед собой руки, как тот велел. — Но потом ты сможешь вернуть нас обратно? — спросил он в самый последний момент. — И что будет, если кто-то из нас погибнет? — Обязательно верну, — улыбнулся Инве. — И мы теперь должны постараться выжить. Они соприкоснулись пальцами, и Ринганор ощутил легкое покалывание. Инве запел тихо-тихо, чтобы не было слышно из-за двери, и Ринганор успел испугаться оттого, как немеют руки, а затем и все тело, а потом он увидел их обоих со стороны. Стало холодно и бесприютно, словно он оказался раздетым на пронизывающем ветру, и тут же захотелось спрятаться, вернуться обратно. Но его взяли за руку и легонько подтолкнули. Он хотел было запротестовать — неправильно, не туда, но потом вспомнил, что он уже согласился, и тут все закончилось. Стало немного странно и неудобно, но уже гораздо лучше, и Ринганор обессиленно закрыл глаза. Очнулся он от неприятных ощущений, но больно было вовсе не там, где, как он знал, было чему болеть. Ринганор посмотрел на руки, и увидел длинные, тонкие пальцы с вырванными ногтями. От мгновенного страха он дернулся, но тут же вспомнил что произошло. Он поискал глазами Инве, и к своему удивлению, и даже ужасу, увидел себя. Разум отказывался воспринимать действительность такой, какой она стала. Они долго рассматривали друг друга, и Ринганора не оставляла мысль, что он смотрит на себя самого. Он — тот он, который сидел напротив — улыбался краешком разбитого рта. А выглядел он так, как может выглядеть тот, кто не первую неделю провел в лапах орков. — Неужели я и правда такой… жалкий? — только и сумел сказать нолдо. Голос у него оказался другим, чем он ожидал. Не выше и не ниже, просто — другим. Инве покачал головой, с любопытством рассматривая его. — Нет, ты не жалкий и не смешной. Ты красивый и гордый, поверь мне, я же видел. Ринганор не выдержал и коснулся рук Инве. Поморщился от боли в пальцах. Это неожиданно помогло, все встало на свои места, хотя и оставалось по-прежнему невероятным. Ладно, по крайней мере они попытались. — Как ты сделал это со мной? — удивился Ринганор. — Такое нельзя сделать против воли. Так что мы это сделали вдвоем. Ты хотел, вот и получилось. А как… — Инве задумался. — Вот, к примеру, ты же умеешь слушать камень? Ринганор вспомнил, что он это умеет, и очень хорошо, он был отличным мастером. Но последние годы — долгие годы — сил и времени не хватало ни на что, кроме войны. — Ты слышишь музыку струн, соединяющих unehtar. Они колеблются, и звук зависит от того, какие частицы соединены. Самый чистый тон — там, где unehtar располагаются в строгом порядке, где все струны звучат в унисон. Какие минералы звучат громче других? — Алмаз, — ответил Ринганор. — Кварц. С них начинают обучать детей. — Да, и чем меньше дефектов в кристалле, тем более чистый и громкий звук. Чтобы совершить изменения в orma ты можешь спеть в резонанс, чтобы струны откликнулись тебе, а потом понемногу сместить тон, чтобы они поменяли свое звучание. Ринганор почесал в затылке. Он умел все это делать — многие умели, но про струны среди нолдор никто не говорил. — Целители могут слушать hroa и изменять его песней. Хотя это труднее, ведь вещества hroa сложнее по форме, чем orma, там ты не услышишь отдельных струн, только созвучия. Созвучия объединены в гармонию, и опытный целитель слышит, когда она нарушена в том или ином регистре, когда тело страдает, и может восстановить строй — так, как состраивают инструменты в оркестре. Многих из нас учили … феар, — Инве сказал несколько слов, которых Ринганор не знал. Нолдор так не говорили, или же это понятие возникло позже, когда они ушли из Валинора? Но смысл был ясен — восстанавливать, воссоединять. Лечить. — Здесь то же. Ринганор не очень многое понял из этих объяснений. Он опять посмотрел на свои руки, потом на руки Инве, которые когда-то были его руками. Руки целителя и руки воина. Однако подумать об этом ему не удалось: дверь распахнулась, вошли орки и подхватили Инве, потащили к дверям. Ринганор снова остался один, но теперь он мог по крайней мере вставать на ноги и ходить из угла в угол. Страх снова овладел им. Он не мог понять, что чувствует, зная, что это Инве сейчас терпит те пытки, которые предназначались ему. Что это у Инве не было передышки после прошлого допроса и после его Песни. Тревожило его и то, что это с его телом происходят сейчас разные страшные вещи, а он этого не видит. Ринганор всерьез испугался, что Инве в любой момент могут убить, и тогда его тело будет разрушено. Нет, нет, тут же сказал он себе, этого не может случиться. Он не хотел больше холода и бесприютности, которые испытала его бездомная душа. Ему было стыдно, что он думает о таких вещах, пока Инве страдает в орочьих лапах, но не думать об этом он не мог. Ведь Инве сам согласился, думал он, ведь он сам это предложил. Я не должен буду возвращать ему тело, если мое будет разрушено. Я ведь не должен? Ринганор закрыл лицо руками, но это были не его руки, и прикосновения постоянно напоминали об этом. Хорошо, решил он, я не могу оказаться слабее, чем этот ваниа. Надо просто подождать. Мы что-нибудь придумаем. Ждать ему пришлось достаточно долго, так что Ринганор успел порядком измучиться, прежде чем вернули Инве. Теперь он был без сознания, и Ринганору пришлось поднять его с пола, куда его бросили орки, и отнести на лежанку. Он ненавидел себя, когда осторожно приподнял остатки одежды, рассматривая новые раны. Как-будто он одолжил на время свой плащ какому-то растяпе, и теперь разглядывает прорехи, проделанные по неаккуратности. Ему удалось вовремя одернуть себя — лохмотья все равно надо было снять, стереть кровь, промыть порезы. Инве очнется, и тогда ему будет больно. Валинорец открыл глаза, едва он закончил, вздохнул и чуть заметно улыбнулся. — Ты не смотри на это, — кивнул он на срезанные полосы кожи на боках, пока Ринганор давал ему напиться. — Это заживет. Я смогу вылечить. Ринганор покраснел. — Но, — тут Инве улыбнулся шире, — кажется, у нас получилось! Я открыл осанве тому, кто спрашивал меня… На этих слова Ринганор вздрогнул, но Инве невозмутимо продолжил: — Не полностью, только, чтобы показать, что я не лгу, говоря, будто ничего не знаю про Феанорингов. Он поверил. По крайней мере, мне хочется на это надеяться. Он отпустил меня. — Это значит, что больше они тебя не тронут? — просил Ринганор. — Значит, больше не тронут. Тебя. Так что, дай только мне время заживить раны, и потом мы можем вернуться каждый в свое hroa. Обоим эльфам было радостно оттого, что удалось хоть в малом, но победить Врага. Они еще какое-то время сидели, улыбаясь. Однако потом Ринганор нахмурился. Конечно же, он не хотел снова оказаться в пыточной и всей душой жаждал воспользоваться неожиданной лазейкой, сулящей пусть не спасение, но, по крайней мере, отдых. Но то, что Инве так легко пожертвовал собой ради него, не давало ему покоя. Выходит, у него получилось спрятаться, укрыться в безопасном убежище, каким оказалось тело валинорца, но это означало, что он отсиделся за чужой спиной. Нолдор так не делают. Не могу же я оказаться слабее ваниа, повторял он себе. Нолдо ерзал и кусал губы, и Инве заметил и спросил, в чем дело. — Нет, — сказал Ринганор, — пока мы не будем меняться обратно. Я хочу сделать для тебя то же. Чтобы они поверили, что и ты ничего не знаешь о Валинорском войске, или о чем там тебя спрашивали. — Это будет сложно. Сможешь ли ты открыть осанвэ так, чтобы они не увидели тебя полностью? — покачал головой Инве. Ринганор знал, что не сможет. — Не важно, — упрямо произнес он. — Они и так видят — что ложь, а что правда. Не хочу оставлять неоплаченных долгов. Инве хотел было возразить, но Ринганор его перебил: — Ведь ты все равно не можешь поменять нас обратно без моего согласия? — и Инве не нашел, что на это ответить. А потом за ним пришли, и отступать было поздно. Ринганору было стыдно признаться себе, что он пожалел о своем упрямстве. Знать планы Аманского войска было не менее, а может и более важно для Ангбанда, чем достать последних сыновей Феанора. Инве оказался прав, на этот раз враги не поверили. Более того, они решили, что этот странный ваниа сделал что-то удивительное со своей памятью, и теперь желали знать — что именно. Ринганор с трудом понимал, сколько прошло времени, когда в пыточный застенок привели Инве и поставили напротив. Он не испугался — уже не мог чувствовать страха, просто понял, что все их сопротивление напрасно. Он знал по рассказам, сейчас их будут мучить на глазах друг у друга, и рано или поздно они сдадутся. Так ломались не все, но многие. — Ты, — сказал темный, дернув Инве за плечо, — уговори своего товарища. Вам, эльфам, себя не жалко, но тебе ведь будет больно смотреть, как я режу его на куски? Глаза валинорца полыхнули так, что темный невольно отшатнулся, а Ринганор удивился — ведь это были его глаза, но сквозь них просвечивало чужое и яростное пламя. Он успел подумать, что Инве, наверное, и вправду должно быть страшно видеть, как враги истязают его собственное тело — тело светлого воина Амана. Вскоре он убедился, что валинорец тоже не стальной, он мог кричать и плакать, но одного он не мог — подчиниться врагам, согласиться на их условия. Ринганор оглох от собственного крика и ослеп от слез. В редкие передышки он видел Инве, и тогда ему казалось, что мрачные подземелья Ангбанда наполняет хрустальный звук, самый чистый тон, какой может издавать только правильный кристалл, без единого изъяна. Ринганор не понял, когда все закончилось. Боль уменьшилась, но не ушла совсем, и тошнотворная череда видений все тянулась и тянулась. Изредка приходя в сознание, он понимал, что с его телом произошло что-то очень плохое. Наконец он почувствовал, что его трясут за плечи, и увидел Инве. Тут он уже не мог обмануться: лицо было его, но глаза — глаза были другими. Он хотел было сказать — не трогай, больно, но Инве и так оставил его, однако дрожь не пропала, и Ринганор с ужасом понял, что это дрожат каменные стены. — Открой глаза! — позвал, а точнее — приказал Инве, и Ринганор не мог не послушаться и постарался удержаться в сознании. По стене рядом с его головой поползла трещина и посыпался песок. — Теперь руки, — попросил Инве, и сам взял Ринганора за ладони, вызвав невольный стон. — Сейчас мы поменяемся обратно. Так будет правильно. А потом — беги. Пол и стены сотрясались от глухих ударов, от особо сильного толчка откололся кусок стены, дверь перекосило и запор со звоном лопнул. С потолка падали мелкие камушки. Инве запел, и все повторилось, снова Ринганор оказался на пронизывающем ветру, а потом, повинуясь легкому побуждению, оказался сам собой. Он застонал от облегчения. Как хорошо было теперь, и как хотелось жить, просто жить. А потом вскрикнул, увидев Инве. От искалеченного тела ваниа мало что осталось. Пол под ногами ходил ходуном, и Ринганор поверил, что Ангбанд и правда рушится. Какая-то часть его сознания боялась смерти, но другая — ликовала. По потолку прошла трещина, сверху стали падать камни и сыпаться песок. — Беги, — прошептал Инве, но Ринганор никуда не побежал, а склонился над валинорцем, закрывая его собой. В гаванях Эглареста было много суеты и шума. Галдели чайки, сновали эльдар и люди, с моря дул ветер. Ринганор никак не мог привыкнуть к тому, что на рейде стоят белые корабли. От вида крутых изящных обводов, стройных мачт и белых парусов у него наворачивались слезы на глаза. Ангбанд пал, но вместе с ним рухнуло все — больше не было ни войны, ни лордов Феанорингов, ни самого Белерианда — земля разрушалась, и надо было уходить. Он не мог поверить в то, что выжил. Его нашли под каменными завалами, лечили, он долго пробыл без памяти, а потом, когда ему сказали, что он может вернуться в Аман, он уже ничему не удивлялся. Сейчас Ринганор был почти здоров и вместе со всеми собирал шатры, увязывал тюки, закатывал бочки с водой по сходням на высокие борта. Среди всей этой беготни он вдруг почувствовал на себе взгляд. Ринганор обернулся и увидел у шатра, где разместились целители и раненые, носилки. Он подошел ближе. На носилках был Инве. Ринганор упал на колени, собираясь обнять, но замер. Тело Инве, укрытое простынями, было короче, чем нужно. На руках, что лежали поверх покрывал, не хватало пальцев, один глаз был закрыт повязкой. Инве улыбался. — Ну, здравствуй! — сказал валинорец, и Ринганор отмер и все-таки обнял его, очень осторожно. Он не знал, что сказать. Когда он пришел в сознание после падения Ангбанда, то спрашивал про Инве, но в том отряде, который вез его на юг, о нем ничего не знали. Ринганор решил, что тот погиб, и даже полагал, что это к лучшему. — Почему ты так смотришь? — cпросил Инве, и Ринганор опустил глаза, не зная, что ответить. — Тебе так жалко меня? Ринганор совсем смешался. Он знал, что ему самому бы не хотелось, чтобы на него смотрели с жалостью. — Зачем ты поменялся со мной? — А как же иначе? Мы все сделали правильно, как и договаривались. И все-таки мы победили, Ринко! А за меня не переживай — обо мне позаботятся, — Инве сжал своей искалеченной рукой ладонь нолдо. — Ты думаешь, тебе смогут помочь? — распахнул глаза Ринганор. — Но как? — Еще не знаю. Но меня не оставят, это точно. От уверенного голоса Инве Ринганору стало легко, и он наконец тоже улыбнулся. Над морем орали чайки, свистел ветер, но над всем этим звенела нота, прозрачная и ясная, как у самого чистого кристалла.