Невинная, но готовая к искушению душа, которую тебе надлежит погрузить во тьму и подвергнуть сомнениям, появится за ночь до восхождения Алой Луны. Ты узнаешь ее, душу, поскольку у обладателя ее будет легкий янтарный просвет в волосах цвета каштана, и протянется за этим избранником белый шлейф мечты, которой не суждено сбыться. Эта душа юна, не ищи ее средь стариков. Она почувствует себя чужой там, где ты отыщешь ее. Жди, и соверши живительный глоток.
Осознание того, что жертвой, на которую указывало предсказание, оказалась вовсе не Сара Шагал, пришло к Графу фон Кролоку не сразу. Он был человеком превосходно образованным, а так же пытливым мыслителем, но, казалось бы, очевидная истина на сей раз ускользнула от него. Сара Шагал, несомненно, лелеяла свою мечту выбраться из захолустной деревушки, и готова была на все ради ее исполнения. Еще у нее были рыжевато-каштановые волосы, и ей вот-вот могло исполниться восемнадцать. Все пункты были соблюдены, вот только… Что-то шло не так. Он понял это, когда отважная беглянка добралась до его замка, преодолев лютую снежную бурю (во многом благодаря красным сапожкам, в создании которых не обошлось без старинного колдовства). О, она кружилась по темным залам, благодарила его за приглашение, мешала бесконечными жалобами на свою деревню и тирана-отца, смеялась… но в ее невинности, неоспоримой телесно, виднелась какая-то червоточина. Душа Сары Шагал состояла не из одних светлых тонов. В ней была зависть к девушкам в дорогих меховых плащах, оказавшимся в трактире ее отца только из-за «чудовищной непогоды», и к нежным словам, что шептали им их элегантные кавалеры. Когда эти люди уезжали в слепящую даль, Сара в очередной раз с тоской осознавала, что в ее жизни не будет никаких приключений, и душа ее чернела. Вместе с тем, она обожала себя ужасно! Целыми днями расчесывала длинные локоны, главную свою гордость, и намывалась. Ванна была ее волшебным закутком, где не были слышны звуки дебоша, доносящиеся из таверны. Кто-то назовет это романтичным ожиданием сюжетного поворота. Кролок находил это жалким обманом. Да, он рад был избавить девочку от досаждающих ей грез, но… В предсказании речь шла не о ней. Он понял свою ошибку еще тогда, когда увидел бредущих сквозь снег людей - старика и юношу. Мальчишка, замерший на месте, чтобы взглянуть на замок большими, наполненными священным ужасом глазами, дрожащий, но все же готовый двигаться вперед, произвел на вампира странное, почти очаровывающее впечатление. Если у него и оставались какие-то чувства, они на мгновение ожили. Показалось почти закономерным, когда, оказавшись под сводами замка, он расстался со своей заледеневшей кепкой и явил миру волосы золотисто-каштанового цвета. В них и впрямь проглядывалась рыжина, лучше всего, наверно, выдающая себя на солнце. Героем предсказания был Альфред, ассистент то ли эксцентричного, то ли основательно свихнувшегося ученого из Кёнигсберга. Мысль, что все это время вампиру, ценящему уединение, пришлось напрасно провозиться с крестьянской дочкой, привела Кролока в бешенство. Но почти сразу его оскал превратился в легкую усмешку. Не напрасно. Ведь вот он – мечтающий, благородный юноша, невинный настолько, что даже смешно. По крайней мере, от него не стоило ждать ни жалоб на сумасбродного Профессора, ни на свои злоключения. Он чист. Вопрос совершенного иного характера – что же с ним делать?..* * *
Когда Профессор Абронзиус уже посапывал на своей половине кровати, Альфред еще бродил по замку. Из темных коридоров до него доносился то призрачный хохот, то шипение. Порой возникал невидимый хор, дивный, торжественный, словно на крестинах. Пение росло в воздухе, но сколько бы Альфред ни заглядывал в разные комнаты, он не видел ни единой живой души. Грандиозные люстры, свешивающиеся с потолка на позвякивающих цепях, кажется, не зажигали много лет. Потолки были украшены фресками на незнакомые Альфреду исторические сюжеты, и все это дивно радовало взор. Он забывал даже, что находится в обители мертвых, где нельзя ни на мгновение оставлять осторожность. В бальном зале стены тоже были расписаны. Большое витражное окно спланировали так, что лунный свет из него падал на пол и на противоположную стену, освещая рисунок с прекрасной дамой в белом, держащей в руках лилию. Альфред смотрел на нее дольше минуты, и ему показалось, что хрупкие белые ладони стискивают цветок, и что тот обращается в черный пепел. - Должно быть, ты вспомнил о своей возлюбленной. - Произнес резкий, но невероятно красивый голос. Страх Альфреда сменился смущением, стоило ему узнать собеседника. Да, Граф не изменил своим словам – он действительно оказался «ночной птицей». Казалось, что тьма составляет его одеяние и является даже частью его достоинства. Весь облик Графа поражал своей внушительностью, зримым превосходством, и вид этот только дополняла чуть кривоватая ухмылка. Его глаза – пронзительно-голубые – должны были смягчать несколько резковатые черты лица, больше подходящие охотнику, чем аристократу, но, напротив, их фантомный блеск вселял в Альфреда страх. - Во снах вы с ней встретитесь гораздо быстрее, - произнес Кролок устало, словно терпеливые объяснения уже порядком поднадоели ему, и приходилось совершить над собой усилие. – Почему бы тебе не отдохнуть по примеру учителя, Альфред? Альфред невольно сжал губку, спрятанную под пиджаком. Думал ли он, что это придает ему смелости, или хотел скрыть из виду дрожащие руки… - В этом замке сложно з-заснуть, - пробормотал юноша, - он кажется враждебным. Граф исторг из себя рокочущий смешок. - Враждебным? Враждебным? – повторял он с повышающейся интонацией. – Так ли говорят о месте, где путникам предлагают кров? Ты очень впечатлительный юноша, Альфред. Пройдя по зале, Граф жестом поманил студента за собой. У него были очень гибкие пальцы, в движениях которых была удивительная плавность. Альфред зашел в следующую комнату – она показалась ему самой меблированной из всех, что он пока видел, не считая гостевой спальни. Здесь стояли диваны с драпировкой из иссиня-черного шелка. - Расскажи мне о себе, Альфред. - Произнес Граф фон Кролок, указывая на диван. – Действительно ли ты хочешь стать охотником на… нечисть? - Н-не на всякую, - ответил юноша, неосознанное защищая любимое дело, - а только на вампиров. Профессор говорит, на изучение одного этого вида у него ушла вся его жизнь, поэтому ни о каких оборотнях или леших не может идти и речи. Конечно, он уже сейчас передает мне свои знания, так что я надеюсь пойти дальше, но… Альфред запнулся. Он вовсе не собирался рассказывать Кролоку так много, но волнение (или же обаяние Графа) развязало ему язык. Теперь он смолк, ладонями сжав свои колени. Что же он такое наговорил! Можно подумать, Граф сам не является нечистой силой! Это и дураку понятно… Но что он пытается выведать? - Значит, это твоя мечта? – добро усмехнулся Граф. Студент не уловил, насмехается ли тот или одобряет услышанное. - Не вполне. Я всегда мечтал постигать, вот только… - Альфред помолчал, а потом набрал в грудь побольше воздуха и взмолился. – Пожалуйста! Отпустите Сару, дочку трактирщика! Я ведь знаю, что она спрятана где-то здесь, а самое мое заветное желание сейчас – чтобы она могла выбраться отсюда живой! Ответа не было, и несколько мгновений Альфред слушал только свое частое дыхание, наполняющее безмолвную комнату. Затем он поднял голову – и встретил взгляд Графа. Его глаза – как два колодца, расширенные, пугающе ясные. - Что делает с юнцами первая любовь! - промолвил он, наконец, отворачиваясь. – А что будет потом, Альфред? - Потом? – удивился юноша. Так далеко он не заглядывал. - Ты увезешь ее с собой и сделаешь своей женой? Вот только, - Граф развел руками, - у тебя нет замка, похожего на этот. Вряд ли есть и поместье. Ты – бедный студент, обреченный путешествовать по Трансильвании вместе с рехнувшимся стариком. Как много пройдет времени, прежде чем твоей молодой жене наскучат остановки в таких же крошечных городишках, как тот, из которого она бежала? Что ты можешь предложить девушке с такими аппетитами, если не благосостояние? Альфред приоткрыл губы, будто силился сказать что-то. Наконец, он очень тихо выговорил: - Разве любовь не важнее всего? Кролок не мог отказать себе в удовольствии поглумиться над бедным, ни в чем не повинным Альфредом. Любовь! Пение души, романтический бред влюбленных, глупые клятвы! Он готов был поднять на смех его представления о морали и доблести, но почему-то не сделал этого. Покивав головой, Кролок хмыкнул – и направился прочь из комнаты, по пути небрежно бросив: - Тебе требуется сон, Альфред. Сны отвечают на самые каверзные вопросы. Студент робко привстал: - А вы их видите, Граф? Кролок нахмурился и махнул юноше рукой, чтобы тот уходил. Последний сон Графа, единственный за много лет черной пустоты перед глазами, бездонной и молчаливой, был о нем, о юноше, трепещущем перед поцелуем тьмы. Почему Граф думал, что избранницей Алой Луны станет девушка? Вероятно, эту мысль заложили в его голову легенды и мифы, вроде древнегреческого сказания о Минотавре. Кролок уже почти оказался в дверях, когда до его чуткого слуха донесся слабый возглас. Он вернулся и заметил юного охотника на вампиров в коридоре, напротив дверей, ведущих в часть замка, отведенную неугомонной гостье. Альфред прижимал ладонь к груди, а в воздухе назревал запах крови. - Ты поцарапался, - заключил Кролок очень спокойно, хотя рот его невольно распахнулся, а глаза могли видеть только стекающую по пальцам кровь. - Не знаю, как это вышло, - выдохнул Альфред. - Я всего лишь пытался открыть эту дверь, а из ручки... - Из ручки торчали шипы. Каждый защищает свою собственность так, как пожелают нужным, - холодно ответил вампир, языком ощупывая заострившиеся клыки, с трудом уже помещающиеся во рту. Нельзя было пугать и без того нервного студента этим зрелищем. - Возвращайся к себе, Альфред. Произнесено это было так, что юноша сразу понял - речь шла не о просьбе, а о приказе. Медленно кивнув, он покрепче прижал ладонь к груди и, последний раз взглянув на окровавленные шипы, торчащие из позолоченной дверной ручки, бросился бежать. Кролок некоторое время прислушивался к его гулким шагам, раздающимся все дальше. Скрип двери... Да, он послушался. И напугался достаточно, чтобы не предпринимать других исследовательских попыток этой ночью. Граф провел пальцами по ручке, собирая кровавые разводы пальцами. Его рот горел, а губы подергивались, умоляя об этих скупых каплях. И вот, наконец, горячий металлический привкус скользнул по языку, и вниз, в горло, дотрагиваясь, кажется, даже до легких. Перед глазами всколыхнулась алая вспышка. Кролок поднял взгляд и увидел, как за окном по мрачному небу расползается багрянец, окрашивающий даже Луну. Предсказание начинало сбываться.