Новый мир

«Этот храм никогда не отказывал страждущим, но… клянусь Создателем, здесь не появлялись из ниоткуда окровавленные тела!» Все тело болело — грудь перехватывала пропитанная снадобьем повязка, да и жрецы в этой долине действительно были способны на многое, но их помощи было мало. Они зря изводили себя, пытаясь бога лечить его же силой — она расплескивалась впустую. Рейстлин лежал на спине и не чувствовал ничего, кроме ощущения бесконечного падения и невыносимой боли, то растекающейся до кончиков пальцев, то снова собирающейся в груди. Его нельзя было убить, но раны оказались слишком серьезными, чтобы он мог с ними справиться, по крайней мере, сразу. «Что произошло? Почему ты оказался здесь? Не засыпай, слышишь? Не засыпай!» Рейстлин помнил момент, когда под ребра вошел нож. Помнил, как покачнулся и упал куда-то в темноту, продолжая слышать чужой испуганный голос, не дающий окончательно забыться, и тепло от прикосновения ладоней. Помнил, как пришел в себя на холодном столе в подвале в расстегнутой мантии и порванной рубашке, и как в голове была лишь одна мысль — невыносимое желание оказаться там, где не он будет защищать мир, а мир — его. «Ты можешь встать? Идем, — только и смог вздохнуть Реомо, не дождавшись ответов. Он был хорошим настоятелем храма и многое знал о Рейстлине; меньше, чем предшественник, но достаточно, чтобы воздержаться от вопросов и отнестись с пониманием. — У тебя серьезные раны, я удивлен, что ты… Рейстлин, с таким не живут, но ты не скажешь — как, я же вижу. Создатель с тобой, но тогда скажи — ты знаешь эту девочку?» Рейстлин нашарил рядом с собой едва теплую ладонь, и тьма наконец отхлынула, позволив увидеть полутемную комнатку, освещенную трепещущей, почти прогоревшей свечой. Кровать в храмовой келье была узкой и едва ли предназначалась для двоих, и Рейстлин лежал на самом краю, стараясь не тревожить Крис. Он не знал, как ей удалось очутиться рядом, но не мог позволить остаться одной — слишком яркой была память о неожиданной атаке Ничего. В храме ей нечего было бояться, эта долина была неплохо защищена, и песку уже больше десятка лет не удавалось проникнуть на ее территорию, но иррациональный страх отказывался подчиняться. Скрипнула, открываясь, дверь, и он поспешил отдернуть руку: хвататься за ладонь спящей девчонки показалось совсем наивным жестом перепуганного ребенка. — Очнулся, — с заметным облегчением выдохнул Реомо, устало опускаясь на стул. Подол светлой жреческой хламиды мазнул по полу. — Ты был без сознания почти три дня, и, признаюсь, я начинал беспокоиться, что уже не проснешься. Как ты себя чувствуешь? — Полутрупом, — буркнул Рейстлин и сел, с трудом поборов дурноту; поморщился от боли в груди, перетянутой повязкой с выступившими пятнами крови. — Хотя бы так, — криво усмехнулся жрец и кивнул на кровать. — Девочка все еще спит? Внешне она абсолютно невредима, и никак не могу понять, почему не удается разбудить. Лекарю, осматривавшему ее, хватило сил продержать наставника в нашем мире лишние пару месяцев, но здесь даже он сдался. Рейстлин с трудом обернулся, едва не рухнув обратно на кровать. Крис — бледная, со спутавшимися волосами, в темноте кажущимися почти черными — больше всего напоминала опрокинутую на спину статую мученицы, и если бы не едва слышное дыхание, ее легко можно было спутать с куском мрамора. Рейстлин осторожно убрал с ее лица волосы, коснулся кончиками пальцев лба — исцелять нуждающихся он мог не хуже жрецов — и с ужасом ощутил пустоту внутри, которой не бывало даже тогда, когда Такхизис едва не убила его в Бездне. Так страшно ему было лишь среди пустыни мертвого мира, когда он готов был сойти с ума от одиночества; но тогда с ним оставалось могущество, вся та сила, что была дарована богу при восхождении на престол. Теперь же вокруг раскинулся живой, почти самостоятельный мир, а лишился Рейстлин того, что годы, века, тысячелетия, с самого раннего детства составляло его суть. Он больше не чувствовал в себе хоть крупицы магии. Пальцы слишком сильно сжались на тонком запястье, оставляя на коже заметные следы. — Посох, — тихо сказал Рейстлин, глядя в стену мимо Реомо. — Рядом с нами должен был быть мой посох. — В зале были только вы двое, — сочувственно качнул головой жрец. Он не мог понять до конца, что идет не так, но явно чувствовал подвох. Верно, услужливо и неумолимо подсказала память, его там и не могло быть. Он выпал, когда посланник Ничего нанес первый удар, затем был хруст ломающегося древка, но в этом Рейстлин не был уверен, как и во всем, что происходило после — сознание померкло, и остались только смутные образы, отголоски, ощущения… Но не мог человек уничтожить посох, даже если им руководило Ничего! Слишком велика сила, чтобы с ней совладал любой из живущих в мире, даже способная на многое Хиза! — Рейстлин? — настороженно позвал Реомо и, подскочив, едва успел поймать его, не дав упасть на пол. Суетливо уложил на кровать и кинулся к двери, не сразу вспомнив, в каком направлении она открывается. — Я позову целителя, он должен быть все еще в храме. — Не надо, — в горле пересохло, и голос звучал надтреснуто, напоминая воронье карканье, и Рейстлин невольно вспомнил то время, когда его одолевала вызванная проклятием болезнь. Здесь, сейчас, в этой тесной келье он снова стал не всемогущим богом, создателем этого мира, а хлипким магом, не способным даже передвигаться без помощи брата. — Он не поможет. — Я не могу оставить тебя в таком состоянии, — со сдерживаемой паникой сказал жрец. — Уйди, — еле выговорил Рейстлин и снова провалился в закрутившийся воронкой туман. Комната перестала существовать, и осталось только ощущение непрекращающегося падения вниз сквозь серую пустоту. Очнулся он днем и с удивлением обнаружил, что ночью кто-то успел сменить повязку на свежую, а рука перевернувшейся во сне Крис лежала поперек его живота. При свете дня девушка наконец-то выглядела живой, разве что все еще бледной; она заворочалась, стоило неудачно шевельнуться, приподнялась на дрожащем локте, осоловело глядя перед собой, опустила взгляд на Рейстлина и с задержкой в несколько мгновений хрипло взвизгнула, рухнув на подушку. — Что вы здесь делаете? — срывающимся шепотом спросила Крис. — Что. Вы. Здесь. Делаете?! — Лежу, — коротко отозвался Рейстлин, прислушиваясь к себе. Ощущение пустоты никуда не исчезло, а оттого и остальное ему было безразлично. — Я видела, как вас убили, — она все-таки села, покачиваясь, и явно хотела в сердцах хлопнуть его по груди, но повязка охладила пыл, и удар пришелся по подушке. — Видела! Своими глазами! На земле! И Тейм это подтвердил! — Со мной сложнее справиться, чем можно подумать. — И это все? Так просто, да? — Крис сглотнула и основанием ладони вытерла слезы. Ее голос дрожал, и порой она даже не могла договорить, молча ловя ртом воздух. — Я ведь пыталась помочь! Хоть чем-то! Но вы… Она не выдержала, отвернулась — и разрыдалась. Рейстлин вздохнул и волевым усилием заставил себя приподняться. — Это была ты? Я помню, — он привлек ее к себе, приобняв одной рукой. — Смутно, только то, что кто-то был рядом. Спасибо. Крис что-то пробормотала, уткнулась ему в плечо и плакала уже в него, стараясь не задевать повязку. Постепенно плач почти сошел на нет, сменившись редкими всхлипами, и Рейстлин неожиданно снова ощутил волну силы и тепла, идущих от нее. И снова мир перестал существовать, но только сменился на этот раз не беспросветной мглой, а светлым воспоминанием об уютном доме, который когда-то находился здесь, в этой долине, в этом городе. Остался он и сейчас, вот только, опустев и покрывшись внутри слоем пыли, вызывал эмоций не больше, чем валяющийся под ногами камень. И рядом была не Крис — Крисания, ласково перебирающая его волосы. — Рейстлин, — грустно улыбнулась она, проводя ладонью по щеке. — Ты ведь сильнее Ничего, прошу, не сдавайся ему. — Я даже тебя не смог защитить, — сдавленно пробормотал Рейстлин, прижимаясь к ней. — Я уже сдался. — Ты создал прекрасный мир, который заслуживает того, чтобы за него сражаться. — Но я — один! Больше никто не сможет с ним справиться. — Не один, — возразила Крисания. — У тебя есть Хиза, у тебя есть люди, которые живут в долинах — разве ты не чувствуешь, как много они тебе дают? — Ничего лишило меня могущества, — сквозь зубы признался он. — Я способен только на то, чтобы сдохнуть ему на радость. — Если бы это было так, погиб бы весь мир… и ты сам. Но вы живы, а значит, необратимого не произошло. Все наладится, поверишь мне? И я никогда — слышишь, никогда — тебя не оставлю. Она наклонилась, легко, едва ощутимо коснулась губ своими — и растаяла в ослепительном свете. Рейстлин судорожно попытался ее удержать, слишком сильно вцепившись в того, что находился рядом. — Что с вами? — испуганно спросила Крис, пытаясь осторожно вывернуться, но руки словно свело судорогой. — Рейстлин, не пугайте меня! Я не понимаю, что происходит, и не могу вам помочь. — Крис? — он разжал пальцы, отстранился и встал — чтобы тут же едва не рухнуть обратно. Пришлось опереться на стол, но о том, чтобы куда-то идти, не могло быть и речи, хотя Рейстлин знал, что ему нужно. Неожиданное видение заставило вспомнить, что где-то внизу, в подвалах, где прежний настоятель хранил самые первые портреты Создателя, остался небольшой кусок янтаря, каким-то чудом сохранившийся в пустыне. Года три назад его нашла Хиза, и в нем оказалось столько силы из того, старого мира, что Рейстлин не смог позволить его выкинуть или потерять. Здесь же, под защитой храма, с янтарем ничего не могло случиться, и это было как нельзя кстати. — Сумасшедший! Вы же никуда не можете идти, — Крис сползла с кровати и насильно усадила его на стул. — Не трогай, — вяло отмахнулся Рейстлин, чувствуя, как дрожат руки. Хуже всего, что девчонка это тоже видела и теперь явно была намерена никуда не пускать его до последнего. — Чтобы вы где-нибудь упали и разбили голову? Ха! — Фыркнула Крис и пальцами коснулась его висков. — Если уж так рветесь куда-то, давайте я хоть помогу. — Ты сама едва стоишь. — А мне падать недалеко, — с наигранной беспечностью отозвалась она. — Не ударюсь. От ее прикосновения снова стало тепло, Рейстлин расслабился и ощутил, как заполняется сосущая пустота внутри. Он не мог воспользоваться ее силой, она лишь лечила искалеченное тело, но чувствовал, что уже не так беспомощен, что за ней вернется и другая, его собственная… — Рядом с тобой так хорошо, — пробормотал Рейстлин, едва осознавая, что говорит. — Как у тебя это получается? — Я просто делаю, что могу. — Крис покачнулась, убрала руки и поспешила сесть на кровать, отвернувшись к окну. — Надеюсь, вам лучше. — Спасибо. — Рейстлин поднялся и с приятным удивлением обнаружил, что пусть слабость и осталась, на ногах уже можно было стоять, не падая. Идти, правда, получалось только с опорой на стену, но большего и не требовалось — пока покидать храм он не собирался. — Всегда к вашим услугам, — недружелюбно буркнула она, падая лицом в подушку. Камень нашелся там же, где Рейстлин его оставил — в шкатулке между густо покрытыми пылью портретами. Здесь редко кто бывал — ключи от этой части подвала были только у Рейстлина и старого настоятеля, который, все прошедшие годы осознавая важность хранимой им тайны, едва ли передал их Реомо. Янтарь был теплым и словно растворялся в руках, отдавая им свою энергию. Ее было несоизмеримо меньше, чем в старом посохе, но достаточно, чтобы хоть немного заполнить внутреннюю пустоту. Впрочем, сила начинала накапливаться и без внешних источников; по крупицам, но все же не утекала в никуда. «Я была в пустыне. — Хиза расстегнула пояс с ножнами и села на край стола, устало потирая лоб. Она часто бывала за пределами долин, пытаясь найти способ справиться с Ничего, порой пропадая там неделями, но настолько измученной и бледной Рейстлин ее раньше не видел. — На юге. Там есть место, где видно землю. Она серая и неживая, даже не оазис, но песка почти нет. Я нашла там… вот». Хиза вытащила из кармана куртки и осторожно развернула сверток; внутри оказался небольшой кусок янтаря, тусклый, но под взглядами словно бы наливающийся цветом. От мимолетного прикосновения в нем вспыхнула и тут же погасла искра. «Он был совсем серым, но… ты ведь понимаешь? Настоящий камень там, в пустыне, где есть только песок, ни одного предмета! Откуда?» «Там еще что-то было? — Рейстлин взял янтарь, покрутил между пальцев и вернул Хизе. — Если сохранился он, могло сохраниться и еще что-то, пусть даже это и маловероятно. Разрушение не щадило ничего». «Только голая земля. Ты же не думаешь, что…» Она тогда не договорила, но Рейстлин мысленно продолжил ее фразу. Не думает ли он, что под слоем песка могли сохраниться руины старого мира? Быть может, стоит лишь копнуть глубже, чтобы их обнаружить? Он знал, что Хиза ошибается — просто потому, что видел, как сгорает в огне мир, потому, что сам был этому причиной. Она была лишь его частью, пусть сильной, неуязвимой и знающей многое, но — частью, которая сама по себе немногого стоит. Только Рейстлин мог чувствовать Ничего и то, что оно скрывает, иначе бы так и не сумел вернуть к жизни долины и создать оазисы; как ни крути, их противостояние было рассчитано лишь на двоих, и другие могли быть помощниками и жертвами, но не равноправными участниками. — Неважно, — сам себе сказал Рейстлин, сжимая янтарь. Разобраться в причинах его появления стоило, но не сейчас, когда он почти лишен сил и способности защитить даже себя, не говоря уже о долинах. Прежде всего нужно проверить, не пострадали ли защитные барьеры от его кратковременной «смерти» — это было маловероятно, он приложил все усилия, чтобы защита зависела не только от него, но и от самого мира, и все же убедиться, что все в порядке, стоит. Это будет первым, что он сделает, когда сможет хотя бы сто шагов пройти, не опираясь на стену. Уже на пороге Рейстлин задержался, оглянувшись на портреты. Все они были разными: с одних, более поздних, на него смотрел красивый мужчина с открытым лицом, ставший привычным образом для людей, с других — он сам, такой, каким видел себя в отражениях. Проклятье, влиявшее на его зрение и здоровье, принадлежало тому миру и кануло в небытие вместе с ним, оставив после себя лишь внешнее уродство — болезненная кожа, неправильные зрачки… Хиза была уверена, что это поправимо, но Рейстлин не знал, как. Он щелкнул пальцами, с наслаждением ощутив короткую вспышку силы, и запер дверь. Портреты давно пора уничтожить, и призванный огонь без труда должен был с этим справиться, пощадив остальное. — Мне нужна свежая одежда, оружейник, целитель и обед для девчонки. — У тебя много запросов, — удивленно пробормотал Реомо, отрываясь от разложенных перед ним свитков. Судя по его растерянному виду, в свои дела он погрузился с головой и никак не ждал посетителя здесь и сейчас. — Оружейник обитает в доме через две улицы от храма, не спутаешь: он чем-то крышу выкрасил, теперь издалека видно. Одежду и завтрак я попрошу принести к тебе, а к лекарю может быть заглянешь сам? Он сейчас в общем зале… — Он нужен не мне. Пусть тоже зайдет, — буркнул Рейстлин, выходя в коридор и тут же приваливаясь к стене: на то, чтобы дойти до кельи жреца, он потратил последние силы. Слабость отбросила его к тому, что было когда-то давно, в том прошлом, которого многие века уже не существовало. За спиной послышался голос Реомо, что-то торопливо говорящего собратьям, и тут же кто-то подставил плечо, помогая выпрямиться. — Не нужен тебе целитель, как же, — проворчал жрец, почти волоком затаскивая Рейстлина в келью и укладывая на узкую кушетку: комната явно была рабочей, и более удобного ложа в ней не нашлось. — К девочке сейчас зайдут, но и тебя я так просто, уж извини, не отпущу. — Не лезь, — огрызнулся он, пытаясь встать, но только уткнулся носом в кружку. — Выпей, — потребовал Реомо, впихивая посудину ему в руки. — Что это? — Я бы сказал, что обычная вода, но не поверишь же, — вздохнул он. — Успокаивающий отвар. Я не знаю, что с тобой происходит и как тебе помочь, но точно вижу, что ты зря пытаешься быть везде одновременно. Отлежись. Мир за несколько дней, пока тебе не станет лучше, не рухнет. — Зря ты так думаешь, — криво усмехнулся Рейстлин, но к кружке приложился. В конце концов, даже если миру вот-вот придет конец, ни на что не способный бог ему точно не сможет помочь. — Еще раз — что вы хотите? — Посох. Длинная палка с инкрустированным навершием. — Вы, конечно, меня простите, — оружейник растерянно поскреб затылок и обвел рукой комнату, почти полностью занятую оружием. Оно было везде: на столах, подставках, какие-то ножны крепились на стенах, — но ничем не помогу. Вам бы, наверное, к ремесленнику какому… К плотнику. В конце улицы есть один. — Эта работа гораздо тоньше, чем сундук или стул, — раздраженно ответил Рейстлин. Без привычной тяжести посоха он чувствовал себя так, словно вместе с ним лишился одной руки, а из головы никак не шла мысль, что вместе с артефактом он лишился и своего могущества. Как ни старался, не мог отделаться от ощущения, что все могущество было заключено не в нем, Рейстлине, а в шаре, который держала когтистая лапа. Повторить его не сможет никто из живущих в мире, но дать основу, чтобы он сам воссоздал свое оружие, в их силах. Попробовать по крайней мере стоило. — Да никто никогда такого и не просил. Трости разве что пару раз делали, одна у меня даже лежит, но она меньше и короче, вам хорошо, если до груди достанет. Да вот, смотрите. Оружейник сунул руку за стол и извлек слегка запылившуюся жердь черного дерева, оплетенную тонкой серебристой проволокой. На первый взгляд плетение казалось хаотичным, но стоило приглядеться — и обнаружился занимательный рисунок, показавшийся Рейстлину смутно знакомым. Нет, таких заклинаний он никогда не видел, но сам принцип… — Кто придумывал оплетку? — Я, — гордо и в то же время с тревогой сказал оружейник. — Разве плохо вышло? Какой-то путешественник как-то в таверне показал книгу… уж не знаю, о чем она была, язык мне незнаком, но оружие там было знатное нарисовано. Вот и решил украсить трость, ее, правда, так и не забрали. — Где эта книга? Тот, кто тебе ее дал, забрал? — Да нет, у меня осталась, зачем ему, — пожал плечами мужчина и, порывшись в шкафу, протянул потрепанный фолиант в порванной обложке. Казалось, стоит дыхнуть на страницы, и они рассыплются; он и не дышал. — Только осторожней, она ж древняя, вот-вот развалится. Рейстлин осторожно положил книгу на стол и перевернул страницу, вторую, третью, с леденящим ужасом понимая, что эта книга не принадлежала созданному им миру, и написана она была задолго до его похода в Бездну. Видеть ее сейчас казалось воплощенным безумием. — Кто этот путешественник? — Да Создатель его знает, мужик какой-то, — удивился оружейник. — Посидели, пивка выпили, поговорили об оружии, книгу вот подарил, а больше ничего и не спрашивал. В плаще был. Я, правда, и трость для него делал, но он сказал, что передумал и другим еще пригодится, хотя оплатил все как надо и денег забирать не стал. — Сколько ты за нее хочешь? — севшим голосом спросил Рейстлин, осторожно водя по узору пальцем. По проволоке пробежала искра, и он ощутил таившуюся в плетении силу. Конечно, в руках оружейника это была простая проволока и простой рисунок, но вот на прикосновения Рейстлина заклятие откликнулось. — Забирайте так, все равно у меня пылится. Да и чего деньги за одну работу дважды брать… — отмахнулся мужчина и удивленно уставился на протянутый ему камень. — А это что? — Сможешь сделать для нее навершие? — Это к ювелиру. Хотя прикрепить-то можно, вот, смотрите, — он повернул трость, показывая рельефную серебряную пластину. Потом повертел в руках камень и недоверчиво хмыкнул. — Слушайте. А ведь прямо как вас ждал! Но все равно попросите лучше ювелира. Чтоб, значит, аккуратно и красиво было. — Хорошо, — коротко отозвался Рейстлин, забирая и трость, и янтарь. — Спасибо. На улице Рейстлин остановился посреди дороги, продолжая сжимать в руке все ту же трость. Холодный ветер мигом остудил голову и выдул лишние мысли, позволив оставшимся выстроиться в подобие четкой цепочки. Книге из того, погибшего мира, просто неоткуда было взяться здесь, наверняка язык, незнакомый оружейнику, — лишь один из диалектов долин, который сам Рейстлин не воспринимает отличным от других. И путешественник пришел лишь из другого города, а не из далекого разрушенного прошлого. Нет, невозможно; путешествия между долинами для простых смертных невозможны, и говорят в них на одном и том же языке, у Крисании в свое время не возникло сложностей с пониманием. Но и появление предмета из другого мира кажется невероятным — он просто не мог сохраниться, Ничего оставляло после себя одну пустоту! Или все же?.. Он поднес к глазам найденный Хизой кусок янтаря — еще одну вещь, которой здесь и сейчас не могло существовать. Разрушение не было настолько всеобъемлющим, как они считали раньше, и пустыня теперь, сотни лет спустя решил отдать то, что забрала однажды? — Чо встал-то? Всю дорогу занял, людям пройти негде! От грубого толчка в плечо Рейстлин едва не выронил янтарь и поспешил отойти в сторону, пропуская раскрасневшегося от тяжести мужика с телегой. Нет, так просто найти решения загадки не получится, нужно идти в пустыню — вместе с Хизой, без которой можно неделями бесцельно блуждать среди песков. Она должна помнить, где обнаружила обломки. План был неплох: силы Рейстлин рано или поздно восстановит, по трезвому размышлению иначе и быть не могло, иначе бы от мира уже не осталось камня на камне, а значит, и за пределы долины выйти сумеет. Оставалось одно «но». Теперь пропала сама Хиза, и пытаться искать ее сейчас бесполезно — он ни на что пока не способен. Остается ждать или ее чудесного появления, или восстановления собственных возможностей. А пока можно заняться более насущными делами… — В какой таверне ты видел того путешественника? — А? — оторванный от какого-то клинка оружейник тупо уставился на вошедшего, пытаясь вынырнуть из собственных мыслей и осознать вопрос. — Так в «Трех подковках», у нас не так много вариантов. Что, хотите найти? — Да. Надо кое-что уточнить, — невнятно буркнул Рейстлин, закрывая дверь. «Три подковки» расположилась в квартале от оружейной мастерской и среди местных снискала славу заведения средней руки. Приличные, хоть и лишенные изысков еда и пиво в сочетании с гуманными ценами привлекали всех окрестных ремесленников и их посетителей, легко переманивая страждущих от конкурентов. Тут оружейник был прав: других мест, где можно пропустить кружечку-другую или пообедать, не боясь нарваться на драку или нож, в окрестностях не было. Кого искать, Рейстлин представлял с трудом: местные неплохо знали друг друга и по описанию легко могли бы подсказать нужного человека, вот только путешественник был пришлым, да и примет-то тех… Вполне возможно, он обустроился на другом конце города или вовсе давно его покинул, не собираясь возвращаться. Впрочем, предположение, кем может оказаться незнакомец, имелось, но поверить в него, не видя собственными глазами, оказалось почти невозможно. Все оказалось гораздо проще, чем Рейстлин думал. Несколько свитков на столе, тонкая книга, чернильница с пером — незнакомец не скрывался среди посетителей, вольготно устроившись в центре зала. Те его словно не замечали, предоставив самому себе, чем таинственный путешественник и пользовался, с головой погрузившись в записи и не обращая внимания на окружающий мир. Оторваться от них его заставил только близкий стук трости и скрежет отодвигаемого стула. Незнакомцем он не был, Рейстлин этому почти не удивился. — Интересно наблюдать за этим миром. Люди как будто ничем не отличаются, но где-то в глубине более… искренне религиозны. От неправедных поступков их держит не мифическая кара, которая может настать, а может и нет. А что-то в головах. Я бы назвал это уважением к Создателю, но такое, умеренное. Совсем уж святая встретилась всего один раз, да и то, надо полагать, исключение, верно, Рейстлин? В основной массе люди и подраться могут, но вся горячность этим, пожалуй, и ограничивается, — мужчина сделал пометку в одном из свитков, записывая мысль, и все-таки поднял голову. — Ты слишком поверхностно судишь. В последние годы этого становится все меньше, — хмуро ответил Рейстлин. — Что ты здесь делаешь? Подозревал, что однажды тебя встречу, но все же не ждал. — Отчего нет? Я здесь не первый раз — в прошлый был в другом городе, немаленьком, но этот, кажется, больше. Там познакомился с одаренной девочкой, не знал бы всего, принял ее за ту Крисанию, которая ходила с тобой в Бездну. — Самообман. Родители принесли ее в храм, чтобы настоятель придумал какое-нибудь имя, но он был занят. Она оказалась всего лишь талантливой жрицей, не более. От той только мои воспоминания остались, даже тело превратилось в песок. Как и все остальное, — криво усмехнулся он, и от этого сказанное прозвучало циничнее, чем думалось. Рейстлин не хотел дерзить или втаптывать в грязь память той Крисании, которая уже в этом мире прожила так мало, но слишком неудачное время Астинус выбрал для своего появления и задушевных разговоров. Таких, будто бы никогда ничего не происходило, и они случайно пересеклись в столичной таверне для обмена новостями. Когда-то Астинус просто ушел, поставив последнюю точку в летописи погибшего мира. Не разделил его участь, просто исчез, чтобы в другом месте начать новую историю. Но все эти годы Рейстлин и правда не сомневался, что однажды летописец появится — из любопытства или ведомый властвующим над ним временем. — Не слишком учтиво о ней отзываешься… ну да Создатель с тобой, как здесь любят говорить. Ты все так же ершишься, и, видимо, даже роль бога не способна тебя исправить, — добродушно отозвался Астинус, сворачивая свиток и убирая в объемную сумку, и шутливо поднял руки. — Надеюсь, ты не думаешь, что я посягаю на твою власть и твое детище… Лишь наблюдатель, не имеющий к происходящему ровным счетом никакого отношения. — Я знаю. Просто не расположен к беседам об абстрактном и о тонкостях человеческих душ, — Рейстлин устало потер лоб, и взгляд зацепился за трость. — Есть более волнующие меня вопросы… книгу оружейнику дал ты? Летописец молча кивнул, сосредоточенно перебирая свои вещи. — Откуда она у тебя? Сомневаюсь, что лежала в ожидании удобного случая. — Нашел в пустыне, — рассеянно ответил он. — Этого не может быть. Пустыня бы тебя просто уничтожила — как уничтожила все остальное. Вообще все, без исключений. — Я тоже так думал. Двадцать лет назад мне не удалось даже попасть за пределы долины, в которой оказался, а сейчас… Ничего не препятствовало, а песок так и вовсе был спокоен, как… обычный, как любой прибрежный, оставшийся лишь от горных пород, а не от целого мира. — И ты нашел ее там, в песке? — с сомнением уточнил Рейстлин. — И как ты оказался за пределами долины? Ее окружает барьер, пройти через него невозможно. — Я нашел развалины недалеко от границы. Прямо скажем, уместнее было бы назвать их грудой камней, по которой даже невозможно определить, чем это было раньше. Среди них лежала книга в окружении трухи. Попробовал взять еще один казавшийся целым переплет, но он рассыпался прахом, — пожал плечами Астинус и совершенно обыденным тоном огорошил: — Барьера не было, я подумал, ты от него избавился за ненадобностью, раз пустыня успокоилась. — Бред. Она не успокоилась, нет, становится только агрессивнее. Если нет барьера, это катастрофа, — Рейстлин сжал трость, едва сдержавшись от того, чтобы вцепиться в волосы. Пальцы второй руки царапнули дерево столешницы, оставив след от ногтей. Если долина осталась без защиты, значит, Ничего больше нечем сдержать, и в любой момент все может попросту исчезнуть в песчаной буре. И хорошо, если только эта долина! Удивительно даже, что этого до сих пор не произошло… — Когда это было? — Дня четыре назад, быть может, неделю, не больше. — Около недели назад меня убили. Попытались, — криво усмехнулся Рейстлин, рассеянно глядя над головой летописца. — Но теперь я не способен ни на что, даже добраться до границы. Заперт в этой долине, в этом городе, как калека… От этого ослабли защитные заклятия. Но тогда я удивлен, почему мы все еще сидим в сложенной из дерева таверне, а не в куче песка. Почему бездействует Ничего? — Этого мне неоткуда знать, но ты никогда не думал, что Ничего зависит от тебя так же, как и остальной мир? — осторожно спросил Астинус, разворачивая чистый свиток и поднося к нему перо. — Без тебя оно попросту бы не появилось и слабеет тогда, когда слабеешь ты. — Было бы так, я бы давно с ним расправился, — нервно отозвался Рейстлин, поднимаясь на ноги. — А разве ты пытаешься? Возможно, бороться с песком бесполезно так же, как пытаться лечить симптомы вместо болезни? — И что по-твоему я должен делать? — Начать с себя? — предложил Астинус ему вслед. «Начать с себя»… За спиной хлопнула дверь, и Рейстлин остановился, вдыхая свежий и прохладный, особенно после зала таверны, воздух. «Ничего зависит от тебя»… «Слабеет тогда, когда слабеешь ты». Что этим хотел сказать летописец? Не предлагал же убить себя до конца, чтобы расправиться с вечным противником, иначе от мира не останется и следа! Значит, должно быть что-то еще. В голове кружился рой мыслей, складывающихся друг с другом в причудливые комбинации, и одна из них казалась ответом к происходящему, но поймать ее все не удавалось. Должно быть что-то еще. Что? — Вы не понимаете. В моем доме происходит что-то страшное, а я ничего не могу сделать! А тот, кто мог бы… — Что с ним? — Его нет. Он не там, где должен быть, и даже не пытается что-то делать! — из-за прикрытой двери молитвенной залы храма доносились голоса, скрип мебели и недовольное пыхтение. — А значит, это должна сделать я. — Не слишком ли это… самонадеянно? — голос Реомо звучал приглушенно, но даже из галереи можно было услышать, что он озадачен и обеспокоен. — Не лучше ли обратиться за помощью? — Я не верю в то, что кто-то способен помочь. Хочешь, чтобы что-то произошло, поспособствуй этому сама! — Но, быть может, ты хотя бы скажешь, что ищешь? — Уже нашла. Ой… закатился совсем под скамью. Ваши служители хоть раз пробовали там убираться? — Что это? Рейстлин решительно толкнул дверь и, все больше опираясь на трость — по дороге в храм он зашел к ювелиру, и весь путь отнял слишком много сил — вошел в залу. Крис стояла спиной к нему у рядов скамей, а Реомо пристально следил за ней, не собираясь, впрочем, вмешиваться. — То, что поможет мне навести порядок дома. — И что же это? — ровно спросил Рейстлин, и Крис, вздрогнув, обернулась. К груди она прижимала прозрачный шар, в котором от ее прикосновений блекло сверкали искры. — Отдай. Это принадлежит не тебе. — А кому, вам, что ли? — с вызовом спросила девчонка, лишь сильнее прижимая навершие посоха к себе. — Да. Немедленно отдай. — Нет! — Ты не понимаешь, что это, и насколько оно важно! Сумасбродной девице этот шар ни к чему, ты все равно не сможешь им пользоваться, даже если бы знала, как! — А вы применяете его к делу, да? Вы же знаете, что происходит в моем городе, знаете, не отрицайте. Но позволяете себе сидеть, сложа руки! И это вся ваша благодарность мне?! — Не приплетай сюда еще и благодарность! Ты сейчас делаешь все, чтобы я и в дальнейшем не смог что-либо сделать, не в ближайшее время так точно, — Рейстлин шагнул к ней, требовательно протянув свободную руку. — Идиотка. Немедленно отдай. — Нет, — сглотнув и сморгнув выступившие слезы, сказала Крис, отступая. — Нет, ни за что. Я сама все сделаю, без вашего вмешательства. Ее пальцы заскользили по гладкой поверхности шара, и искры стали ярче, сливаясь в единый вихрь, бушевавший внутри. Рейстлин оторопело смотрел за ее движениями, не веря собственным глазам. Никто не мог не то, что использовать его посох — хотя бы заставить быть чем-то большим, чем простая палка! Крис это удалось. Она в последний раз посмотрела на него, закусила губу, и в следующий момент яркая вспышка ослепила всех присутствующих. Когда зрение вернулось, в зале стало на одного человека меньше. — Что это было? — парой мгновений спустя хрипло спросил Реомо, часто моргая. Рейстлин поднял на него голову, не зная, как объяснить происходящее служителю храма, и медленно подошел к нему. — Прости, но этого тебе лучше не помнить, — тихо сказал он, касаясь лба жреца ладонью. Первое, что бросилось в глаза — невероятная серость. Не было сияющих на солнце белоснежных стен храма, ярких крыш домов и пестрых витражей; вместо них — тусклое затянутое низкими облаками небо и блеклые улицы. Здесь как будто никогда и не бывало солнечного света… Крис зажмурилась, зло скрипнув зубами от накатившего чувства несправедливости и безысходности. Как может быть, что один город купается в свете и благоденствии, а другой тонет в собственном беспросветном унынии?! Раскалившийся шар в ее руках постепенно остывал, и Крис, опомнившись, завернула его в подол рубашки. Со стороны должно было выглядеть донельзя нелепо, и она, оглядевшись, почти бегом кинулась к дверям лечебницы. В лазарете почти никого не было, только из-за дальней занавески доносился шорох и едва различимые голоса. Из-за нее же выглянул привлеченный скрипом двери Тейм, смотрящий на посетителя сначала встревоженно, затем недоверчиво, а в конце концов — радостно. — Крис! — он широко улыбнулся и подманил ее к себе. — Я уже не надеялся, что ты когда-нибудь вернешься. Так внезапно пропала… И Создатель знает, что нам стоило думать — не то тебя капитан схватил, не то сбежала из города… но ладно, сейчас не об этом. Твоя помощь сейчас придется как нельзя кстати, а то я уже не представляю, чем могу помочь. — Я тоже рада тебя видеть, — с облегчением улыбнулась Крис в ответ и, неловко придерживая рукой подол, зашла за занавеску. На узкой кушетке полулежала женщина в задранной до подбородка рубашке; черные волосы с широкой, но единственной седой полосой пологом закрывали ее спину, а покрытая шрамами рука свешивалась к лежащему на полу мечу. Даже в полумраке было видно, что весь ее живот, вся грудь покрыты недлинными, но явно глубокими, уже не кровоточащими, но и не поджившими порезами. — Посмотри. Госпожа обратилась к нам с этими ранами, но ничего не помогает. Несколько дней бьюсь, а толку никакого. Хоть кровь остановилась, и на том спасибо, — растерянно развел руками Тейм, кивнув на гору окровавленных тряпок и несколько склянок. — Обратилась, конечно, — хмыкнула женщина, с интересом глядя на новоприбывшую. — Вернее будет, вы нашли меня и притащили сюда. Не уверена только, что в этом был смысл. — Был, — твердо сказал жрец. — Мы никого не бросаем, и я уверен, что смогу вам помочь. Создатель даст нам на это сил… — Если бы с Создателем было все в порядке, — горько усмехнулась женщина, — я бы здесь не оказалась. Если же это случилось, значит, в этом мире творится что-то неладное, и уповать на божью помощь сейчас — последнее дело. — Я могу попробовать. Я многое умею, — предложила Крис и, отложив спешно выпутанный из рубашки шар, подступила ближе, но реакция оказалась непредсказуемой. В то же мгновение женщина подскочила на ноги, одной рукой держась за живот, второй подхватывая меч, тут же оказавшийся направленным на Крис. И хотя саму воительницу заметно шатало, лезвие даже не дрогнуло. — Что это значит? — севшим голосом спросила Крис. Она ждала чего угодно, но не наставленного на себя оружия! — Хиза, правда, что случилось? — примирительно сказал Тейм, мягко пытаясь заставить женщину опустить руку, но та лишь зло цыкнула на него. — Откуда у тебя шар? — хмуро поинтересовалась она и, не получив ответ, многозначительно качнула клинком. — Ну? Я жду. — Не ваше дело, — огрызнулась Крис, опасаясь даже шевельнуться — острие неожиданно оказалось слишком близко к ее шее. — Вам он не принадлежит. — Верно. Но мне известен его хозяин, и это не ты. — Считайте, что прошлый его потерял! Не оставлять же было валяться на земле. Если знаете, кому принадлежит, значит, знаете и о том, что это? — Несомненно, — согласилась женщина, не опуская меч. — Я знаю. А вот в тебе я не уверена. Ты можешь лишь догадываться, не больше. — Правда, что ли? — едко отозвалась Крис, медленно поднимая шар и проводя по нему пальцами. Внутри вновь вспыхнули искры, и на мгновенье она ощутила исходящее от него тепло и невероятную силу, очень похожую на ту, присутствие которой не так давно почувствовала в заброшенном доме. — Я знаю, что эта вещь способна изменить жизнь в этом городе, в моем городе! — Способна, да — если попадет в нужные руки, а они в этом мире лишь одни. Где он? — с внезапным ожесточением спросила Хиза. — Где Рейстлин? Добровольно он бы навершие своего посоха какой-то девчонке не отдал, а раз я не сдохла, то и он жив. Так где же? — Не там, где должен быть. Отсиживается в храме где-то далеко отсюда под присмотром настоятеля Реомо. Вам знакомо это имя? — Да, — женщина наконец опустила меч и обессилено села на кушетку. На расправившейся рубашке проступило несколько кровавых пятен. — Да, знакомо. Не худшее место. — Точно. Потрясающий город, потрясающий храм… Вот только что ж здесь все не так? — И как ты собираешься это исправить? С помощью этого навершия? — устало спросила она, махнув рукой на шар. — Ты не сможешь. — Смогу, — уверенно сказала Крис. — Это просто. Под недоверчивый смешок Хизы и настороженным взглядом Тейма она закрыла глаза, мысленно возводя во тьме видение идеального города — того, каким она представляла родной. Чистого, солнечного, счастливого и не обремененного теми, кто рвется судить людей, руководствуясь лишь своими интересами… Что делать, Крис не знала, но чувствовала — интуитивно, будто бы это знание всегда было в ее памяти и теперь, когда понадобилось, всплыло на поверхность. Ведь в этом действительно нет ничего сложного, надо лишь верить, знать, что тебе нужно, и стать проводником во внешний мир той силы, которая скрыта в шаре. Могущественной, невероятной силы, способной без труда менять реальность. Крис резко выдохнула и едва устояла на ногах, когда через ее руки, а потом и через все тело словно прошла горячая волна, сметающая все на своем пути и устремившаяся наружу, наполняя сначала тесную лечебницу, затем переулок рядом с ней, а после растекаясь и по всему городу. Но что-то пошло не так: земля содрогнулась, и тут же застонали, покрываясь трещинами, каменные стены. Мгновением позже в памяти всплыл урок, преподанный ей Рейстлином — горький урок о том, что для разрушения сил-то требуется немного, достаточно лишь ненадолго потерять концентрацию. И Крис испугалась. Она уже не могла остановить волну, катившуюся по миру от ее ног, сколько бы ни пыталась. Высвобожденная сила словно бы перестала ей подчиняться, из создающей в мгновения превращаясь в разрушающую. — Что ты натворила?! — заорала Хиза, подскакивая на ноги и едва не упала от очередного толчка земли. — Я не знаю, — прошептала Крис, выпуская шар, упавший на пол и так и оставшийся лежать на том же месте. — Не знаю! — Проклятье! — сквозь зубы прошипела женщина и, в несколько шагов преодолев расстояние до двери, выскочила на улицу. Следом за ней вышли и остальные, чтобы тут же оторопело замереть на пороге. — Как это возможно? — почти неслышно спросил Тейм, и его голос потонул в страшном грохоте, раздающемся со всех сторон. — Человеческая дурость творит чудеса, — простонала Хиза, сбегая с крыльца и растерянно застывая среди песчаного вихря с опущенным мечом в правой руке. Дома не рушились, нет — они просто таяли на глазах, рассыпаясь не то песком, не то прахом. И не только дома: ограды, столбы, купол храма, проходящие мимо люди… Они замирали, пытаясь определить источник грохота, и больше не шевелились, превращаясь сперва в безжизненные статуи, а затем точно так же исчезая, развеиваясь по воздуху от малейшего порыва ветра или осыпаясь на землю… — Как это возможно? — прошептала Крис, но ее жестко оборвала Хиза: — На твоем месте я бы спрашивала о том, как остановить то, что ты своей глупостью натворила! — Я? — А кто еще?! — рявкнула она. — Не я лезла туда, куда не должна была, трогала то, что не понимаю! Вот, любуйся! Проклятье, ты повторяешь те ошибки Рейстлина, которые никто никогда не должен был повторить… — Как это исправить? — Уходи отсюда, — серьезно сказала Хиза. — Немедленно убирайся отсюда. Попробуй забрать мальчишку, но не уверена, что сможешь его вытащить, а вот сама… Кое-что ты явно можешь, и кто знает, можешь спастись. — А вы? — Крис подошла к ней, стараясь смотреть прямо в глаза женщины — отчаянные и пылающие огнем. — А я что-нибудь придумаю, — с нездоровым весельем ответила она и свободной рукой толкнула ее в плечо. — Уходи отсюда, живо! А ты что смотришь? — острие клинка уставилось на замершего Тейма. — Иди с ней. Крис зажмурилась и, схватив друга за руку, потащила за собой. В первые мгновения он упирался, но вскоре сопротивление пропало, а еще позже пальцы ухватили пустоту там, где раньше была теплая ладонь. Она обернулась, собираясь окликнуть жреца, но на его месте обнаружила лишь осыпающуюся фигуру, существовать которой оставалось считанные мгновения… А где-то там, у входа в лечебницу, запрокинув голову, стояла Хиза, и ее губы шевелились не то в беззвучной молитве, не то в ругательстве. Наконец, она вскинула руку с мечом, по которому от острия к крестовине проскочила искра, и резко, с силой воткнула полыхнувший клинок в землю. И как будто результата это не принесло, но почти тут же время словно бы остановился: замерли люди, замерли пылевые вихри, разлетающиеся дома… И только по ногам замершей женщины ползла серость, превращая ее в каменное изваяние воительницы.