James Arthur — Let Me Love The Lonely
— Пап, а ты не хочешь сходить за хлебом?.. — Нет, Коли, в этот раз мы с папой будем рассказывать вам вместе. Вы остановились на е-мейле, верно? Время текло безумно медленно после сказанных вашим отцом слов. Я находилась будто в прострации, садясь в его машину и уезжая в знакомом направлении от домика тети Кристины. Думала ли я тогда, что должна была остаться с Эвой? Нет, я тогда вообще не могла думать. Вопросы буквально съедали меня изнутри. Почему сегодня? Почему так неожиданно? Что за е-мейл? Что будет дальше? Нужно ли все это? Мы ехали в полной тишине. Даже музыка, что обычно играла в его машине, сейчас была выключена. Лишь звук мотора и улицы не давал нам оглохнуть. Я изредка бросала взгляд в сторону Вильяма, пытаясь понять, что в нем изменилось. Передо мной были те же щенячьи глаза, та же длинноватая челка, та же жилка на виске. Но что-то поменялось в его выражении. За несколько лет, что мы практически не виделись. Ваш отец успел повзрослеть. Когда машина остановилась, я наконец поняла, куда мы ехали. Скамейка на краю скалы, откуда открывается потрясающий вид на город. Та скамеечка, куда я когда-то не хотела выходить долгие две минуты просто из-за дурацких принципов. Оставаясь в машине, я с легким трепетом смотрела на действия Магнуссона. Они не сопровождались никакой болтовней, лишь сосредоточенность парня можно было прочувствовать в тот момент. И я почти растаяла, когда увидела, как молча идет он к скамеечке, неся в одной руке термос, а в другой — теплый плед, такой ненужный в жаркую погоду. Днем вид отсюда не такой красивый. Но я, как сейчас, помню те тысячи огней среди ясного темного неба, и как тяжело мне было не выдохнуть «вау» при их виде, когда ваш отец впервые позвал меня на свидание. Вильям с нерешительностью протянул мне плед, губы его расплылись в легкой улыбке, только глаза оставались серьезными и взволнованными. А я не удержалась от усмешки, кладя ткань рядом с собой. — Какао? Это были первые сказанные им слова, после тех, на заднем дворе. Я покачала головой, взяла чашку в руки, и мое дыхание буквально перехватило на несколько секунд. Он помнил. Помнил, что я пью только холодное. — Видишь церковь, там, внизу? Мои бабушка и дедушка жили справа от неё. В очень большом и страшном доме. Они вешали картины везде, где только могли. Мой брат говорил, что картины оживают и бродят по ночам. Там была только одна комната, которая мне нравилась. Гостиная. Бабушка называла ее Голубой комнатой. Стены были голубыми. Стулья были голубыми. Подушки были голубыми. Вазы были голубыми. Ты знаешь такие большие ковры? Которые покрывают весь пол? Он тоже был голубой. Я смотрела на Вильяма и видела, как легкая испарина сходит с его лица. Он улыбался, да, но взгляд его оставался все таким же. И, кажется мне, я смотрела в свое отражение. Я испытывала такие же чувства. И не знала, как поступить дальше. — Ты издеваешься надо мной? — Я усмехнулась, но в усмешке этой было что-то отчаянное. Мои нервы потихоньку сдавали, а я не могла поделать ровным счетом ни-че-го, кроме как сидеть на этой скамейке и думать, что настал День Сурка. И Вильям заметил это. — Нам нужно поговорить. — Начинай. — Я знаю, почему ты уехала. И я чертовски виноват перед тобой, Нура. Поверь, я знаю, чего ты натерпелась за эти два года, но не знаю, как заслужить твое прощение. — Ты почти женился в прошлом году. — Да. Но мы с тобой могли бы быть вместе уже год, если бы не твоя холодность, — я хмыкнула, отставляя какао в сторону. Мне было обидно. Обидно за то, что Вильям не понимал, насколько тяжело мне было просто знать обо всей этой истории. Насколько бы правильно я не стремилась поступать, я не могла сочувствовать ему, когда Мелани сбежала, не могла успокаивать его из-за несостоявшейся свадьбы. Ведь я тоже человек, черт побери. — У тебя есть девушка, Вильям. Что ты ожидал услышать, приехав в Осло после двух серьезных отношений? Ни черта ты не знаешь, насколько больно мне было каждый раз слышать о твоих новых пассиях! И ты вот так берешь и приезжаешь спустя столько времени? Какого черта, Магнуссон? — Я чувствовала, как температура внутри поднимается. Все то, что я держала долгое время в себе, все те переживания, страхи, боль, которая только-только опустилась на дно, начинали выходить наружу. И я не могла сидеть на месте, смотря на красивый вид и попивая какао из дурацкой кружки. Я не заметила, как встала и подошла ближе к машине. Мое дыхание участилось, сердце забилось чаще, а температура неумолимо росла. Я не могла видеть этого человека перед собой в тот момент. Но когда он незаметно появился передо мной, взяв ладони в свои руки… Боже, я думала, я погибну. — Нура, пожалуйста. Я натворил кучу всякого дерьма, я прекрасно это понимаю. Но ты права, мне не понять, что ты вынесла за эти два года, пока я прятался в Лондоне. Да, я был трусом и не приехал раньше, но я боялся, что ты не примешь меня. Да, я пытался забыть тебя, толком не разобравшись. Но у меня этого так и не получилось. — Я не могла думать! Я не могла спать, понимаешь? Когда я получила приглашение на твою свадьбу, я серьезно думала, что умру. И сейчас мое сердце выпрыгнет из груди! Я не могу дышать, Вильям, когда ты рядом, — беспричинные слезы полились из моих глаз, хотя я уже давно думала, что их у меня попросту не осталось. Я дала слабину впервые за несколько недель перед кем-то. Даже тетя Эва никогда не видела, как я плачу. И мне было так противно видеть себя, такую жалкую, такую беспомощную, но, когда он прижал меня к своей груди, поглаживая по отросшим волосам, я уже не смогла вновь стать «железной Нурой». — Я понимаю. Но мы должны решить сейчас, что нам делать дальше. Когда я получил твой е-мейл, я почти не раздумывал. Мы прошли с тобой через многое, и неужели не сможем пройти через нашу маленькую гордость? Неужто мы будем жить в разных странах, боясь новых отношений из-за провалившихся прошлых? Я скучал по тебе, Нура Амалия Сатре, я любил тебя все это время и продолжаю любить. Скажи, что мы должны быть вместе. Я смотрела на него заплаканными глазами, и, дети, когда в книгах пишут, что вокруг все «будто исчезло», это правда. Я не слышала рева машин, гула ветра, шелестения листьев и шуршания медленно съезжающего со скамьи пледа. Я все еще не понимала, о каком е-мейле идет речь, но четко начинала осознавать одно. Я ощущала все то же, о чем ваш отец говорил мне пару секунд назад. Я никогда не отрицала, что люблю его. Лишь единственный страх — вновь оказаться брошенной — препятствовал моим чувствам к нему. Но, вместе со всеми звуками и предметами вокруг, исчез и он. Я правда не дышала, приподнимаясь на носочках, как когда-то, второго апреля, и целуя вашего отца. Губы Юсефа, единственные губы, которые я целовала после Вильяма, не были такими. Его запах, сильные руки, отпустившие кисти и уже зарывавшиеся в отрощенные волосы, его жадные, сухие от волнения губы. Все это было таким правильным, таким родным, таким нужным. И впервые за эти два года я полноценно вздохнула. Будто вынырнув из воды, все вокруг стало в разы ярче, в разы четче. И надоедливый шмель уже не раздражал, а радовал глаз. И плакать теперь хотелось не от боли, а от счастья. Такого, что чувствует мать, родив долгожданного ребенка, отец, что выдает дочь замуж, мужчина, чудом избежавший смерти. Я вновь зажила, и мне хотелось, чтобы каждый на этой земле знал об этом. — Людям нужны люди, Вильям Магнуссон. А ты нужен мне.***
Maroon 5 — Girls like you
Не описать словами, насколько счастлив был я, сидя за рулем машины и ведя ее в сторону своей старой квартиры. Мы вновь ехали молча, но в этот раз не было повисшего в воздухе напряжения. Я чувствовал её мягкую ладонь в своей, что была свободна от руля, и мне буквально хотелось смеяться от радости. Мы заговорили в следующий раз, наверное, часов через пятнадцать. Лежа на белых простынях моей кровати, куда я когда-то не хотел возвращаться, нас хватало лишь на «Я люблю тебя» на выдохе и «Мы всегда будем вместе» на вдохе. Мы забыли о наших телефонах, что остались где-то в прихожей и, как потом увидели мы, были полны пропущенных звонков и смс. Но, я клянусь, казалось, что кроме нас двоих не было никого в этом огромном мире. Я проснулся раньше Нуры, чувствуя ее голову на своей груди, и не смог удержаться от улыбки. Такой беззащитной, милой и маленькой показалась она мне в момент своего сна. Ее короткие пряди отросли и теперь доставали плеч. Лишь это изменилось в ней за последние два года. Она все еще оставалась моей девочкой. — Я уехала, потому что ты изменился. — Я знаю. Но я обещаю исправиться. — Я не против твоей работы, но ты пропадал на ней целые сутки. И то дело с Нико… — Нура, Нура, послушай. — Я еле удержался от поцелуя, приподнимая ее личико за подбородок вверх. — Отныне никаких Нико, никакой работы. Я не хочу снова потерять тебя. Но зато я готов забыть об этих двух вещах. Оставим прошлое там, где ему и место. Она кивнула, и первая поцеловала меня в слегка приоткрытые губы. И в тот момент я подумал, что если Рай и существует, то он выглядит именно так. — Почему ты вдруг решила написать е-мейл? — О каком е-мейле ты постоянно говоришь? Я подумал, что она притворяется и даже щелкнул ее по носу, расплываясь в улыбке, пока не увидел замешательство и вопрос в глазах. Нура и в самом деле не понимала, о чем я говорил все это время. — «Я люблю тебя, и, если ты тоже любишь меня, приезжай в Осло». Твой е-мейл на мою почту. Я приехал только из-за него. — Но я не отправляла никаких писем на твою почту. Я вообще не отправляла их с седьмого класса. Я свел брови к переносице, ни черта не понимая. Не могло же это письмо мне присниться, да и Дженнифер не ушла бы без повода от меня несколько дней назад. Переборов лень, я все же вылез из кровати и, найдя телефон в джинсах, — что оказалось достаточно проблематично — я проверил почту. Письмо от той же Loglady997 с тем же содержанием оставалось у меня в прочитанных. Я показал его ничего недоумевающей Нуре. Она, как и я, находилась в смятении. Если е-мейла она не писала, то кто-то должен был сделать это. Я взглянул на нее, и понял, что думает она тоже самое, перебирая всевозможных кандидатов у себя в голове. Прошло около трех минут, прежде чем вскрик прорезал тишину. — Сана! — Что? — Сана, это она написала это письмо. Да, все сходится, все идеально сходится. Когда мы разбирались с автобусом, я сказала ей логин своей почты, а пароль так вообще написала на листочке. И вчера, перед тем, как ты приехал, она выглядела взволнованной и просила не сердиться. Она хотела сказать именно это. — Нура выглядела потрясенной, но веселой, и я не мог не поверить этой истории. Лишь спустя несколько лет, уже после того, как появилась Амалия, ваша мама рассказала мне о причине, побудившей написать тетю Сану мне. Собственно, из-за поцелуя с Юсефом, мы вновь стали вместе. И еще из-за ревности Баккуш. Мы не общались с миром около четырех дней. Телефоны были заброшены в дальние углы, а мы предоставлены друг другу. Мы смотрели какие-то фильмы, Нура рассказывала о последних новостях Осло, пару раз выходили в магазин, вновь съездили к нашей скамейке, только в этот раз вечером, с холодным какао и теплым пледом. Мы спали до обеда, валялись в кровати, говоря обо всякой чепухе, готовили обеды и ужины вместе, завтрака у нас попросту не было — в это время сон еще не покидал спальню. Но сказка когда-то заканчивается. Нуре нужно было идти в школу, да и ее подружки переживали из-за долгого молчания. Мы вновь зажили нашей обычной жизнью, не сказкой, конечно, но счастливы были не меньше. Ураза Байрам — так называется праздник, по поводу окончания самого главного для мусульман поста. Вы знаете, что Сана, как и вся ее семья, мусульмане, и мусульмане глубоко верующие, поэтому пост этот они держали весь месяц, а праздник пропустить никак не могли. Нура рассказывала мне о трудностях, с которыми пришлось столкнуться Сане в этом году. Вся эта история с автобусом показалась мне такой неприятной, что я невольно поблагодарил наш курс за адекватность. Но, вернемся к празднику, куда тетя Сана пригласила всех своих друзей. Эта поддержка, само присутствие были очень важны для нее. Зная, через какое дерьмо прошла девушка, я не мог не прийти туда вместе с Нурой. Тем более это был повод побыть с ней вместе. Девочки правильно поступили, решив написать речь для нее. И дело это повесили на моего юного журналиста. Поэтому, лежа на острове, я просто наслаждался летним деньком, в то время, как Нура пыталась что-то начеркать на своем листочке. Я щекотал ее какой-то травинкой, видел ее улыбку и понимал, что никогда больше не хочу увидеть ее слез. Когда она заплакала в день моего приезда, я растерялся, я испугался. Она стояла передо мной такая хрупкая, такая маленькая, и черт, мне стало так стыдно за все свои слова и поступки. Она разговаривала с Линн, позвонившей вот уже в пятый раз за день, когда мне написал отец. Разговор был коротким, и я знал, что он хочет от меня. Чтобы я вернулся, с Нурой или без, отца, как я понял, интересовала лишь моя персона, хотя с вашей мамой они сошлись и общались довольно неплохо. Когда ты приедешь? Ты с ней поговорил?Нет
Пожалуйста, поговори Я взглянул на Нуру, увидел ее снисходительную улыбку на лице, взгляд упал на листок с речью для Саны. Я вспомнил, как скучно ей было в Лондоне, как чаще мы стали ссориться из-за моей работы. Я боялся, боялся, что все это повторится, что однажды я вернусь в пустую квартиру, и в этот раз мне уже никто не напишет е-мейл с ее почты. Впервые за долгое время я увидел ее, увидел ее счастливой, потому что она была дома. Рядом с друзьями, что заменили ей семью. И какой же из меня любящий парень, если я опять увезу ее от всего этого? Я понял это еще в тот момент, когда заметил ее волосы на заднем дворике Кристины. Я останусь с ней, чего бы мне это не стоило.Поговорил с ней, она не хочет ехать, ей нужно быть со своими друзьями. А мне нужно быть с ней.
Нура решила повременить с переездом и оставалась жить со своими соседями, Эскилем и Линн. Они были так счастливы, услышав это на празднике, что я еле сдерживал смех. Их любовь к Нуре была не соседской, они любили ее, как дети свою маму. Искренне, нежно. Да и неудивительно, ведь едой, стиркой и уборкой руководила в этой квартире лишь Сатре, и жизнь без нее была бы тяжкой ношей. Мне даже предложили переехать вместе с ней. Жизнь в просторной, но не для четверых взрослых людей, квартире меня не особо вдохновляла, но я обещал подумать. Однако после Нура серьезно запретила делать мне это: ведь, во-первых, ей нужно было личное пространство, а во-вторых, как я подозреваю (ваша мама в этом никогда не признается), она ревновала меня к Эскилю. — Ничего я не ревновала, прекрати нести чушь! Это же Эскиль! — Я же говорил: не признается. И это было прекрасное время. Нура закончила школу, поступив на журфак, я нашел фирму, похожую на отцовскую, и совсем скоро пошел на повышение. И, как вы знаете, ваша мама теперь работает в одном из известнейших журналов страны и мира в общем, а я уже давно открыл свою фирму. Мы поженились в июне 2019 года. Так совпало, что дата нашей свадьбы была безумно символичной. Ведь именно двадцать четвертого июня я вернулся в Осло после двух лет отсутствия. Именно поэтому оно обведено у нас в красный кружочек. В этот день мы год из года становились все ближе, все роднее друг другу. Тетя Эва и дядя Крис жениться, кажется, не собирались. По крайней мере так думали все, кроме самого Криса. Надо отдать должное, его предложение было безумно романтичным и, что тоже главное, в нашем, пенетраторском духе. В тот день он обзвонил всех наших парней, включая меня, и попросил их подъехать к нашему национальному театру, а тетю Эву привел туда, завязав перед этим ей глаза. И тогда, стоя на крыше этого самого театра, она увидела огромную человеческую надпись «выходи за меня» и самого Криса, что сидел за ее спиной на одном колене и с кольцом в руке, отказать уже не могла. В октябре того же года мы узнали, что у нас родишься ты, Амалия. Правда тогда мы узнали лишь то, что у мамы в животе завелся маленький и не очень-то красивый эмбрион. Не обижайся, Коли был не лучше. Ох, как же ты не давала нам жить. Постоянный плач, требование ежеминутного внимания. Но когда ты впервые сказала «папа», когда впервые пошла сама, мы поняли, что готовы были бы терпеть что угодно, чтобы у нас появилось такое чудо. И вот, только-только наша жизнь стала втекать в привычное русло, как в животе у Нуры поселился Коли. И все началось сначала. Мой отец время от времени находил время приезжать и видеться с вами, ребята. Да вы и сами знаете. Просто сейчас ему уже тяжело переносить перелеты. Вы, кстати, начинаете собирать вещи? Мы летим к нему на Рождество. — Пап, еще только конец августа. — Надо быть ко всему готовым вовремя. Пусть отцом он был никудышным, дедушка из него вышел прекрасный. Нередко он выручал нас с вами маленькими, и каким счастьем был его приезд, ведь мы могли сходить в кино на два часика или в ресторан. Или просто спокойно поспать. Много было в нашей жизни хорошего, бывали и черные полосы, и смешные истории. Но за одно я благодарен больше всего. Это приходит внезапно. Оно проникает сквозь тебя, как вода в реку после грозы. Это наполняет и опустошает тебя одновременно. Ты почувствуешь это всем телом. В твоих руках, в твоем сердце, в твоем животе, в твоей коже… Это называется любовь. И я был влюблен в Нуру каждый день после нашей встречи в каком-то баре. И я уверен в этом, ведь когда тебе кто-то дорог вопреки здравому смыслу, когда ты хочешь дать человеку все, что он пожелает, не важно, как больно тебе самому будет — это все любовь. Когда ты любишь кого-то — ты не останавливаешься никогда, даже если все вокруг называют тебя сумасшедшим. Особенно когда тебя называют сумасшедшим. Ты не сдаешься, ведь если ты сдашься, если прислушаешься к советам окружающих и найдешь кого-то другого, тогда это не любовь, это… это обычная привязанность, за которую даже не стоит бороться. И пусть я почти сдался, я не отступил. Каждый раз, просыпаясь в одной кровати с вашей мамой, слыша ваш утренний спор из-за хлопьев, я понимаю, насколько я счастлив. Это была история о том, как я встретил вашу маму. Как я чуть не потерял ее в первый раз, а потом и во второй, и даже в третий. Это была история нашей жизни. И я бы не променял ее ни на что. Ведь самое дорогое сокровище прямо сейчас сидит рядом со мной на диване и улыбается вам, оболтусам. И теперь я уже никуда не упущу своё счастье.