Принцип воспитания

— Он такой хорошенький, госпожа, — лепечет служанка, — ваш ученик. Волосы вьются, глаза, будто небо. И сильный, какой он сильный, я видела… — Молчи, — сурово отзывается Кое. — Кто ты такая, чтобы смотреть подобным образом на господина? Чтобы заглядываться на его внешность и говорить о ней? Да еще и со мной? Кое теперь сама госпожа, но так ли далеко время, когда она не занимала столь высокого положения? Ведь было же время, когда она походила на эту девицу, и нельзя отрицать того, что лишь половину своего статуса Кое приобрела для себя сама. Вторая пришла к ней вместе с успехами Чуи. Которых он смог добиться лишь после того, как она стала его наставником. Чужое тело будто ломается пополам, сгибается, словно надрубленное мечом. Девка что-то лепечет, а Кое медленно затягивается из длинной трубки. И тонкий вкус опиума не добавляет ни капли шаткости ее трезвости. Все мысли ее ясны, все мысли ее обращаются к тому, что Чуя уже вполне готов стать настоящим мужчиной. Ее протеже. Ее неожиданная сила, превзошедшая все самые смелые ожидания. Ее защитник, если то будет нужно. Ее билет в стабильное будущее в мафии, где каждый будет знать, что это умелые руки Кое взрастили его. Ее Чуя. Ревность жалит пчелой, и Кое ловит себя на мысли, что не прочь лишить наглую девку языка и глаз. Как и любую другую, что способна прийти однажды ночью к Чуе в комнату и радостно позволить овладеть собой. Привязать к себе, как хотела бы Кое. Встронуть его неопытное тело такой горячей волной удовольствия, чтобы та дошла до самого сердца. Нет. Чуя будет любить только ее, Кое. Пусть потом даже и станет снимать напряжение с другими женщинами, ее он всегда будет ставить превыше них. И это чувство будет держать его в мафии крепче любых цепей. Теперь-то Кое поумнела, чтобы понять, как такое работает. Потому что их место лишь здесь, в преступном мире, другой никогда не признает их — цветы, раскрывшиеся в темноте. Пусть и призывно яркие, но уже пропитанные изнутри неискоренимым, непрощающимся злом. Чуя нужен Кое, чтобы не пасть на дно черноты, в самые низы. Он, умеющий взлетать, умеющий управлять, если нужно, и чужим полетом, будет помогать ей парить в самых высших сферах этой тьмы. Где меньше давление, а жизнь ярка и полна ощущениями, словно у настоящих императоров. Да они такие и есть, правят портом, городом, подчиненными. И Чуя сейчас подчиняется ей. — Он мой, — веско говорит Кое. — Если кто-то забудет об этом, долгие часы мучений перед смертью — напомнят. Позови его, — требует она, прикидывая, стоит ли налить Чуе выпить перед тем, как соблазнить его. Или, может, дать приложиться к своей трубке? Хотя если дать приложиться к груди — это может куда сильнее смотивировать мальчишку. Нечего откладывать задуманное, подходящее время — сейчас. Кое приласкает Чую, даст ему полную волю обращения со своим телом, начнет, пожалуй, с поцелуев, с губ. А затем покажет — как это приятно, когда целуют в член. Интересно, касаясь его сам, Чуя думает о ней? Ведь она перед ним уже обнажалась, будто случайно давала войти в неудобное время. Увидеть свою грудь, ягодицы, тонкую полоску волос на лобке. Наверняка думал, иначе и быть не могло. Ведь Кое приучала его к себе с самого начала. Так что же она вообще долго тянула? Наверное, только лишь для того, чтобы он сперва долго мечтал о ней, вот и все. Кое снова затягивается, не в силах ничего сделать с тем, как часто, нетрезво колотится ее сердце от предвкушения этой пока новой для них с Чуей, такой сладкой части обучения. И как влажно теплеет меж ног. Кажется, подобного с Кое еще не бывало. Ни один из взрослых мужчин не разжигал в ней такого отношения. Расхотелось даже курить. Кое уложила дымящую трубку в исписанную цветами чашу. И нетерпеливо поднялась, готовая двинуться навстречу, лишь только дверь приоткроется. Что взять с пары минут ожидания, пусть и таких долгих, таких утомляющих, в течение которых тело, будто в подогревающейся ванне, все сильнее исходит жаром. Если, начистоту с собой, всю свою жизнь в мафии Кое на самом-то деле ждала именно его. Своего Чую.