One for the Road

Я часто задумываюсь в последнее время о смысле жизни. Не знаю, в чем кроется причина моих размышлений, однако догадки меня тревожат. Возможно, причина — тот мужчина, захвативший мое сердце (и душу) и не захотевший возвращать его обратно? Джерард Его имя слаще меда, что Джамия добавляет мне в травяной чай перед сном. Оно перекатывается языком по нёбу плавнее, чем движения бедер Джамии ночью в кровати. Оно дерзко срывается с его губ, когда он произносит его при знакомстве. Развязней, чем Джамия стонет. Почему? Возможно, все дело в такой вкусной сочетаемости несочетаемого. Мне нравится это рычание. Мне нравятся его брови. Этот нос, вздернутый, как у какой-то девки. Люблю его губы. И не могу оторваться от них, когда он стонет в поцелуй. Он странно целуется. Иногда слишком слюняво, иногда слишком развязно, но вчера… Мы танцевали сальсу. Какого черта? Да обыкновенного! Переместились как-то совершенно случайно в мою спальню. Нашу. Джамия всегда поправляет меня. Я еще не испытывал такого возбуждения, между бедер аж зудело, так сильно хотелось притронуться к себе или хотя бы сжать ноги. Поцелуй в шею — я дрожу. Рука в волосах — дрожат колени. Рука на члене — дрожащий стон вылетает из моего раздраженного горла. Я хриплю, хочу больше. Но Дьявол! Смотрю в глаза напротив и вижу ухмылку, злую усмешку. Он знает, что без него я уже никто, не смогу, упаду и сломаюсь. Да я уже сломлен, ХА! Сжимает ладонь, я вздрагиваю, возбуждаясь больше. Тяну руку к его члену и задыхаюсь оттого, какой он твердый, большой, горячий, влажный. Так сильно хочу его. Чувствую давление сильных рук на своих плечах. Ухмыляюсь и опускаюсь на колени. Джерард знает, чего я хочу. Я. Хочу. Его. Снимаю его легкие штаны и, ох. Член дергается. Провожу языком по горячей гладкой головке. Сладкая. Он, блять, ананасы ел? Обхватываю головку губами и посасываю. Эта приятная тяжесть члена на языке. — Малыш Фрэнки соскучился по папочкиному члену? Приходится оторваться, чтобы ответить: — Да, папочка. Так скучал, так сильно скучал. Трахни меня, папочка. Выеби мой рот. — Попроси. — Пожалуйста, папочка, я так этого хочу, так хочу, чтобы ты был груб со мной, ах. Используй свою шлюху, папочка. Я еле успеваю договорить, как Джерард вцепляется в мои волосы рукой и, направляя голову, начинает быстро и глубоко вколачиваться в мой рот. Член проходит дальше, в горло, отчего я закашливаюсь, а слезы текут из глаз, размазывая черный карандаш для век. — Фрэнки — маленькая шлюха, ох, ты так любишь быть выебаным в рот, даже больше, чем в задницу. Не так ли, Фрэнки? Я мычу, пытаясь не подавиться. Ноги затекли, челюсть болит, но я знаю — впереди самый кайф: когда Джерард хватает одной рукой меня за горло — он может ощутить свой член, — а другой закрывает мне нос, при этом продолжая быстро двигать бедрами — это именно то, чего я так отчаянно желал и чего мне не может дать Джамия. Я задыхаюсь, давлюсь, голова кружится, а легкие и горло нещадно болят, но Джерард не останавливается. И лишь только когда я закатываю глаза, ощущая мягкую темноту, он отпускает меня и позволяет мне упасть на пол. Он проводит несколько раз рукой по своему стволу, задевая головку, и кончает на мое распластанное на холодном грязном полу красное потное тело, а я пытаюсь поймать языком хоть пару капель отчего-то сегодня такой сладкой спермы. — Что, шлюха? Джерард подходит ближе, наклоняется и сжимает пальцами мою челюсть. Больно, но я открываю рот, а уже обмякший член погружается в него. Я облизываю его, вылизываю, собираю языком каждую капельку и понимаю, что рот наполняется чем-то теплым. Ох, ебать. Я глотаю, но все равно все льется мимо и течет по подбородку, вниз по шее, по груди и на пол. — Будь благодарна, шлюха. — Спасибо, папочка, спасибо большое. Я так тебя люблю, папочка, ты самый лучший, папочка. Спасибо. Ухмылка. Запах сигарет. Не могу встать. — Лежи, малышка, и жди меня. — Шепот: — Я скоро вернусь. Темнота.