***
Как ни старался Тэйс двигаться медленнее или сбиться с тропы невзначай, но что-то более могущественное, чем страх за собственную шкуру, толкало в спину, не давая свернуть с пути. Последний день его жизни пролетел незаметно, в привычном ритме быстрого бега. И в сгоревшем лесу Тэйс оказался даже чуть раньше, еще едва смеркалось. Он сбился на шаг, уклоняясь от растопыренных черных ветвей, с тихим шорохом оседавших пылью, стоило только тронуть их. Ступни тонули в мягком облаке пепла, что глушил все звуки. Место и правда было зловещим — за столько лет природа здесь так и не оправилась. Тэйс шел и шел, пока совсем не стемнело. Мертвый лес был слишком обширным, а пророчество Думлэ — слишком туманным, поэтому он сам выбрал небольшую поляну и остановился передохнуть. И вовремя. Высоко в небе Братья наконец слились в немом экстазе, кидая мир в такую беспросветную чернь, что и собственной руки стало не видно. Тэйс вздохнул — даже при всем желании двигаться дальше в такую темень он бы не смог. Разве что специально ноги переломать, ускорив собственную смерть? Тэйс скривился — чушь какая, ну уж нет, он проживет всё, что ему отмерено, и ни секундой меньше. Он нащупал дерево сзади, которое не развалилось от его прикосновений, и осторожно съехал вниз к его корням. Бездумно зачерпнул рукой пыль, растирая ее в пальцах, и вдруг осознал, что видит свою ладонь, словно в неровном отблеске голубоватой свечи. Вскинул голову, оглядываясь: обугленные стволы деревьев то тут, то там замерцали, сначала слабо, едва заметно пульсируя, а затем вспыхнули, освещая собой пространство вокруг. Тэйс неверяще приложил ладонь к загрубелой коре — сияние волнами расходилось от нее. Он слышал, что очень редко встречается особый мох, слабо отражающий свет, но здесь ничего не росло. Разве что… Сам пепел? Удивительно! Слева вдруг раздалось глухое рычание. Тэйс вскочил, хватаясь за лук. Рычание повторилось, но уже на несколько шагов левее. А затем раздробилось разным тембром и интонациями, и Тэйс понял, что он — в кольце. Вот только к стыду своему не мог распознать, что за звери окружили его. Впрочем, невидимая стая не стала томить долгим ожиданием — по поляне заскользили многочисленные тени, в тусклом свете оформляясь в необычных животных. Впрочем, тут Тэйс задохнулся, он уже видел таких… в своем видении. Мускулистые длинные тела, сильные лапы, ступающие вкрадчиво, мягко, небольшие головы с округлыми стоячими ушами, чуть курносые морды с широкими носами и глаза: далеко расставленные, глубокие, яркие. Разных цветов и оттенков — от солнечно-желтых, через зелень леса и небесную лазурь, до черно-багряных с кровавыми отблесками. Тэйс различал их так отчетливо, словно днем, наверно, потому, что эти удивительные глаза светились изнутри. Азартом и предвкушением. Тэйс сглотнул и покрепче сжал рукоять своего лука. Славная охота — вот что уготовила ему Сао на прощание. Ну что ж, это даже мудро. Меж тем звери ходили по поляне, не приближаясь. Казалось, они забыли про Тэйса и были заняты исключительно собой — то и дело сталкивались плечами или били друг друга длинными гибкими хвостами. То один, то другой замахивался на обидчика лапой, и в растопыренных пальцах сверкали длинные острые когти, вытягиваясь, как по волшебству. Тэйс чувствовал, как растет напряжение, звери будто накручивали себя для дальнейшего. И вот, он не успел моргнуть, как двое все-таки сцепились: большой, кудлатый, с серебристым рисунком на шкуре и стремительный рыжий, с глазами того отчаянно зеленого цвета, что бывает только у ядовитой копры. Остальные отскочили, освобождая место. Ясноглазый оказался умелым бойцом и, несмотря на то, что размерами был меньше, с противником справился быстро — ему хватило двух метких ударов, чтобы располосовать кудлатому морду и подбить глаз. Наполовину ослепший зверь отчаянно взвыл и, ломая горелые кусты, исчез в дебрях Мертвой рощи. Оставшиеся поддержали его побег короткими рявками. Если бы Тэйс обладал воображением и представлял, что животные во всем подобны человеку, то он бы решил, что звери смеются. Впрочем, эти твари были ему совершенно незнакомы, повадок их он не знал. Может, и правда смеются. Меж тем на поляне опять кто-то дрался — два тела сплелись в плотный клубок, слышны были лишь клацанье зубов и глухие взвизги. Но вот один из зверей мощно брыкнул задними лапами, и второй отлетел в кусты с разодранным бедром. Вылез оттуда, пошатываясь, хотел было вернуться, но тряхнул головой и передумал, осторожно усаживаясь на пушистый зад. Победитель довольно скалился, слизывая с клыков кровь, и щурил ядовито-зеленые глаза. Тэйс пригляделся — тот же самый! И покачал головой, вот ведь неугомонный. Какое-то неясное чувство плеснуло в груди и тут же растаяло: рыжий задира схлестнулся сразу с двумя. Текучие будто смола и такие же непроницаемо-черные, звери были похожи как братья, а может ими и являлись. И действовали слаженно, словно драться вдвоем им было привычно. Но ясноглазого это не смущало: он ловко уходил от атак, не давая загнать себя в клещи и навязывая свою игру. Тэйс невольно залюбовался совершенством отточенных движений и совершенно пропустил тот момент, когда черные близнецы сшиблись грудь в грудь и покатились в пепел, сжимая друг друга в крепких братских объятьях. Зрители опять издевательски закашляли, а ясноглазый довольно отряхнулся и вдруг посмотрел на Тэйса, словно ожидая одобрения. Будто устроил это представление специально… Для него. Тэйс задохнулся — неужели… И нечаянная улыбка сползла с его лица. Конечно! Как он мог забыть? Но легенда была настолько древней, что ее уже нечасто вспоминали у костров. Да и Тэйс ее знал, лишь потому что всегда крутился рядом с Туро, а вождям приходилось выслушивать все, что помнили старейшины, даже если память их была трухлявой, словно изъеденный термитами пень, а слова и мысли путались как речная трава. Вот и эта история казалась слишком мутной, слишком бессвязной и неправдоподобной, из тех, что грезятся к утру. Духи Коттэ, что неслышно ступали по земле и имели несколько обличий. И не было для них слаще добычи, чем невинная душа. Оттого всем младенцам при рождении на ручку вязали красную шерстяную нить, чтобы Коттэ засмотрелся на яркую вещичку, заигрался с нею, да и забыл о том, зачем пришел. Тэйс усмехнулся, разглядывая собственные запястья, замотанные белой тканью — похоже, Думлэ по старости напутала что-то... Да и не годится его душа уже, поистрепалась за столько лет. Коттэ, если это действительно были они, об этом наверно никто не сказал. И тот наглый, с жидким ядом вместо глаз, имел на душу Тэйса острый зуб. Словно очертив невидимую линию, он не пускал никого к Тэйсу ближе, чем на два прыжка. И каждый, кто невольно пересекал ее, получал вызов. Кто-то благоразумно отступал, а кто-то, такой же молодой и безголовый, обнажал острые когти в надежде победить. Коттэ в его сторону почти не смотрели, занятые увлекательной игрой, но Тэйс понимал, что сейчас ему не сбежать — слишком много их шныряет по кустам в непроглядной темноте. Потому он просто присел в ожидании развязки, пристроив лук на коленях. К утру заметно поредевшая стая медленно разошлась, растворяясь в мглистом тумане. Остался только победитель. Тэйс по-прежнему сидел не шелохнувшись и смотрел, как тот устало брел к нему по брюхо в мокром и вязком пепле, теперь больше похожем на грязь — выпала обильная роса. С каждым лучом медлительного солнца, с трудом пробивавшегося сквозь дрожащую влажную пелену, шкура зверя загоралась все ярче. Оказалось, что она не просто рыжая, как привычный лисий мех, а того удивительного красного цвета, каким бывает полный сил костер, с едва заметной россыпью желтых полос и пятен. Наконец зверь добрался до Тэйса и горделиво выпятил широкую грудь, которую венчало белое пятно, сейчас заляпанное грязью и кровью. А вот маленькие уши, изнутри тоже отсвечивающие белым, были настороженно прижаты. И Тэйс не повелся на мнимую расслабленность большого тела — зверь был готов к любой ситуации. — Ну хорош, хорош, — Тэйс усмехнулся и провел ладонью по теплой рукояти верного оружия. Показывая, что тоже — Извини, что не хлопаю в ладоши, руки заняты. Коттэ довольно зажмурился, явно не воспринимая человека как угрозу. Сделал еще один длинный шаг, красуясь и поигрывая мускулатурой, а потом тяжело осел в серую пыль. Дышал дух тяжело и с присвистом. И Тэйс замер, слушая, как нехорошо булькает на вздохе в мощной груди. Зверь у его ног был сейчас так откровенно бессилен, устало склонив голову и прикрыв яркие глаза. Что невольно пришла запретная мысль — возможно, вот сейчас, это шанс? Уйти живым, выбраться из этого проклятого леса, начать все заново вдали от племени. Тэйс неслышно встал и отступил на шаг, раздумывая, верно ли понял знак, что посылает ему могущественная Сао. Но зверь почуял, подтянулся вслед всей своей большой тушей и лег подбородком прямо на босые пальцы, придавливая ступню к земле. Тэйс сжал кулак, и рукоять лука чуть скрипнула, отзываясь. Жажда жизни, вновь затеплившаяся в нем, коварно нашептывала, что еще оставалась возможность побега — надо только всадить стрелу в нужное место. Коттэ почувствовал и это — распахнул глаза, ожег ядовитой зеленью. И такая дикая смесь чувств была там: и насмешка, и вызов, и упрек, словно говорящие — хватит ли сил твоих, человек? Убить беззащитного? Ну попробуй! Тэйс задохнулся, а сердце болезненно забилось от острого понимания: бездушная тварь не могла смотреть так... Будто знала каждую его мысль. На миг стало страшно — Тэйс все еще надеялся, что ошибся, он так не хотел верить в легенду. Но вот она, живая, теплая, мерно дышащая, говорящая с ним красноречивым взглядом. Коттэ еще смотрел, удерживая в плену своих невероятных глаз, и Тэйс видел, как глубину мятущихся зрачков медленно затапливает безразличие. Будто зверь смирился, отдавая человеку право решать их судьбу. И Тэйс отчетливо понял — убивать не придется. Можно просто сделать шаг в сторону, Коттэ не будет преследовать, отпустит. Дух моргнул, прерывая контакт, и отвернулся, словно давая время на раздумья. А затем Тэйс ощутил едва заметное влажное касание — Коттэ изподтишка лизал ему ногу, как хитрый домашний лис, гордость которого не позволяет выпрашивать лакомство громким лаем, прыжками и визгами. Только Коттэ не нужна была сахарная косточка, он просил остаться. И Тэйс остался, сам не зная, что было тому причиной: покорность предначертанной судьбе или жалость к могучему и древнему существу. Просто присел рядом, отложил в сторону лук. И Коттэ успокоенно вздохнул, задышал ровнее, засыпая. На Тэйса тоже навалилась усталость, а еще — холод, которого он не чувствовал раньше. Несмотря на уже вставшее солнце, в Мертвой роще было по-прежнему сыро, гулял стылый ветер, а полустершаяся краска на плечах тепла не прибавляла. Зато Коттэ так заманчиво топорщился пушистой шкурой, обдавая жарким дыханием, что Тэйс не долго сопротивлялся желанию прилечь рядом, прижимаясь к горячему телу. Зверь тут же развернулся, перекатился на бок, осторожно облапил человека со спины и лизнул в шею, над ошейником. Тэйс вздрогнул, невольно пытаясь уйти от странного прикосновения, но Коттэ сжал лапы сильнее, выпуская самые кончики когтей, не царапая до крови, но демонстрируя силу. Тэйс обреченно вздохнул и проворчал: — Да не сбегу я никуда. Спи. И провалился в сон вслед за пыхтящим на ухо зверем.***
Очнулся он от того, что Коттэ, жмурясь и низко ворча, вылизывал его шею вдоль линии широкого украшения, но не пытаясь спуститься ниже, туда, где кожа была разрисована краской. Тэйсу было неприятно — язык у Коттэ оказался на редкость шершавый, как кора дерева тит, а влажное дыхание прямо у основания роста волос поднимало волну нездоровых мурашек. Дух почувствовал его напряжение и послушно перестал, сдвинулся, освобождая. А затем и вовсе вскочил на лапы, шумно отряхиваясь. Тэйс неловко последовал за ним — тело, немного ослабевшее за два дня без еды и воды, слушалось с трудом. Коттэ прищурился, разглядывая скрюченную фигуру, облизнулся так, словно ничего вкуснее в жизни не видел. Тэйс тут же распрямился, уверенно расставив ноги, и вскинул лук. Дух знакомо уже закашлял-засмеялся и мотнул тяжелой головой в сторону едва заметной тропинки, словно призывая следовать за ним. Когда Тэйс споткнулся в очередной раз и едва удержался от падения, вцепившись в мохнатое бедро идущего впереди Коттэ, тот тяжело вздохнул и так выразительно закатил глаза, что Тэйс невольно улыбнулся. Несмотря на зловещую ауру легенд и очень внушительный размер, дух был миролюбив и довольно забавен. Особенно своими попытками угодить человеку. Будто и не вел его в свое логово, чтобы с удобствами сожрать. Вот и сейчас он приглашающе подставил Тэйсу спину и пригнулся. Тэйс недоверчиво всмотрелся в широкую морду, в ядовито-зеленые глаза, но Коттэ только нетерпеливо дернул смешным круглым ухом. Тэйсу ничего не оставалось как воспользоваться великодушием духа. Сначала он устроился сразу за лопатками, но после нескольких размашистых прыжков Коттэ ему пришлось сползти ниже и практически улечься вдоль всей спины, прижимаясь так плотно, насколько это было возможно. Гибкий позвоночник пружинил и постоянно перетекал из одного положения в другое, совсем не так, как жесткая поясница красногривых лошадей. У Тэйса был небольшой опыт скачки на диких мустангах, и он совершенно не помогал. Наконец Тэйс сообразил, куда деть руки и ноги: обнял Коттэ за шею и сцепил пальцы в замок на широкой груди. Ноги согнул в коленях и закинул назад на круп зверю. А сам расслабился, растекаясь по красной шкуре. И хаотичное движение длинных жестких мышц под ним вдруг обрело свой ритм, в такт с которым было так просто дышать. Тэйс уткнулся лицом между мохнатых лопаток, вдыхая запах, где среди привычных звериных нот угадывалось что-то еще, неуловимо-знакомое. Пока Тэйс устраивался поудобнее и принаравливался, стараясь не свалиться, они успели покинуть территорию Мертвой рощи. Однако сбавлять скорость Коттэ не спешил, пока они не пересекли почти все плато у подножия горы Туап. И только тогда дух остановился между холмов, на берегу речки, едва заметной в густых зарослях камыша. Тэйс со стоном сполз по пушистому боку и жадно припал к воде, черпая ее полными пригоршнями. Коттэ пил рядом, причудливо сворачивая язык, и недовольно фыркал, когда брызги летели на роскошные белые усы. Утолив терзавшую его жажду, Тэйс плеснул в духа воды, проверяя границы дозволенного, но тот только смешно сморщил плоский нос и чихнул. Но когда Тэйс попытался влезть в речку чуть глубже, чтобы обмыться, Коттэ угрожающе заворчал, то ли расценивая это как попытку побега, то ли в реке и правда могла быть какая-то опасность. Проверять Тэйс не стал, послушно вышел на берег, отряхивая влагу с волос. Коттэ же к его удивлению за ним не последовал, напротив — себе в удовольствии искупаться он решил не отказывать. Плескался он довольно долго, перекатываясь в неглубокой речке и взбрыкивая в воздух всеми четырьмя лапами — благо, дно было каменистое. Наконец вылез, весь в сосульках мокрой шерсти, зато чистый: Тэйс с завистью разглядывал кипенно-белые отметины на его шкуре, которых оказалось больше, чем он раньше думал. Помимо большого пятна на груди и светлой изнанки ушей Коттэ мог похвастаться и белыми носками на лапах, на передних захватившими лишь пальцы, а на задних доходящими до скакательных суставов. Также белым был и кончик длинного хвоста, который сейчас распушился и стал толще почти в два раза. Зверь оказался на редкость красивым и очень нарядным. Тэйс даже сказал это вслух, а Коттэ на миг замер, словно не веря в услышанное, а затем довольно растянул черные губы, блеснув крупными клыками. И Тэйс мог бы поклясться, что это самая настоящая улыбка. Впрочем, долго раздумывать над эмоциями духа не пришлось — Коттэ нагнул голову знакомым жестом и Тэйс со вздохом взгромоздился на звериную спину. Коттэ явно спешил, не делая остановок на отдых, и Тэйс мог только подивиться выносливости этого зверя, ведь на отмытой шкуре обнаружилось немало ран от когтей и зубов его соплеменников, некоторые из них еще сочились кровью. Коттэ будто не замечал их, как и лишнего веса человека на своих плечах — уверенно двигался вперед только ему ведомой дорогой. Тэйсу оставалось только гадать о конечной цели их путешествия. Холмистые равнины закончились, и ближе к вечеру они вступили в предгорные леса. Под густой сенью хвойных деревьев тит света уже не хватало, но Коттэ двигался уверенно, вероятно, он прекрасно видел в темноте. Тэйс решил было, что он будет бежать всю ночь, но когда окончательно стемнело, они все-таки остановились на ночлег. Голодный желудок бунтовал, и Тэйс, привычный в своих долгих походах за редкой дичью довольствоваться малым, выпил воды побольше. Благо, совсем рядом нашелся небольшой родник. Коттэ пить не стал, а сразу лег, свернувшись большим клубком, видимо все-таки он был не таким железным, как казалось. Тэйс отошел в кусты отлить, и зверь не подхватился вслед, даже не шелохнулся. Наверно вот сейчас можно было бы тихонько уйти. Мысль вяло мелькнула и пропала, Тэйс и сам был слишком измотан, чтобы предпринимать решительные шаги. Он вернулся и пристроился рядом, а Коттэ развернулся, привычно обняв его мохнатыми лапами, притянул к груди, позволяя греть руки и нос в теплой шерсти. Все-таки караулил, хотя делал вид, что спит. Опять проверял? Тэйс усмехнулся и закрыл глаза. А утром Коттэ не встал. Тэйс проснулся от нестерпимого жара, которым полыхал зверь — казалось, Тэйс медленно плавится огромном костре. Он сделал осторожную попытку выбраться из душного плена, в котором держал его Коттэ, и лапы безвольно разжались, с гулким стуком ударяясь о землю. Тэйс поднялся на ноги и осмотрел своего невольного спутника внимательно. Коттэ хрипло дышал, под неплотно зажмуренными веками лихорадочно двигались белки, все тело казалось каким-то обмякшим, будто мышцы утратили свой привычный тонус. Тэйс вспомнил нехитрую науку врачевания домашних лис и потрогал пальцем зеркало носа — тот был сухим и горячим. Могущественный дух заболел так очевидно, что впору было посмеяться над легендами. Но Тэйсу отчего-то было вовсе не смешно, а тревожно. Он осмотрел зверя внимательнее и заметил причину недуга: рубцы от ран нездорово вздулись и багровели сквозь шерсть. В кровь Коттэ попала зараза, и теперь его плоть загнивала. Конечно, как всякий охотник, Тэйс знал, как опасна эта болезнь, но знал и то, что она излечима, если заметить ее в самом начале. Однако никаких нужных мазей у него не было, а травы, что могли бы помочь, в сосновых лесах не росли. Да что там снадобья, у него даже огня не было, чтобы очистить им раны и прижечь, не давая заразе распространиться дальше. Тэйс мог сделать только одно. Он поднял лук, приладил стрелу, но едва натянул тетиву, как зверь открыл глаза. И столько мольбы было в мутных расширенных зрачках, столько надежды на спасение, что Тэйс дрогнул. Не смог. О том, что можно просто уйти, бросив зверя здесь одного, в этот раз он даже не подумал.***
Первым делом Тэйс решил все-таки почистить гниль, по крайней мере, это было в его силах, не огнем, так другим способом. Он вытряхнул все стрелы из колчана в поисках нужной, с широким наконечником и длинной острой кромкой, и с удивлением увидел выпавший сверток. Торопливо развернул его и долго смеялся — в заботливо увязанной тряпице лежали огниво и склянка из непрозрачного стекла. Тэйс уже знал, что обнаружит в ней, когда откроет. Все-таки Думлэ не зря считалась сильной жрицей, Туро повезло иметь ее в своем племени. Значит, Тэйс и правда следовал той тропе, что уготовила ему Сао. И у Коттэ есть все шансы выжить. Так и случилось, но Тэйс с духом намучился. Коттэ был в забытьи, когда Тэйс обработал все его раны — сначала выскоблил пораженную плоть наконечником, но прижигать не стал, вспомнив, что при укусах зараза может быть глубоко и гной должен вытечь весь. Тут пригодилась ткань с запястьев. Тейс смочил ее мазью из склянки и быстро втер в поврежденные места — бессознательный Коттэ позволял вертеть его как угодно, хоть и был зверски тяжел. Тэйс даже слегка вспотел, но наградой ему стало спокойное, глубокое дыхание духа. Тэйс еще покараулил рядом немного, прислушиваясь, но тревожно бурчал только собственный желудок. Тэйс помаялся-помаялся и принял решение сходить на охоту, недаром же Думлэ оставила стрелы. Когда-то ж их надо использовать? А если он тут рядом с Коттэ от голода загнется, то пользы от такой смерти духу точно не будет. Когда Тэйс вернулся, с трудом волоча подстреленного вепрёныша, — Котте бушевал. Подняться сил у него не было, поэтому он, лежа на брюхе, бил лапами куда мог достать, в ярости выдирая близлежащие кусты, и гневно клокотал горлом. Когда от очередного удара духа повело в сторону и он опрокинулся на бок, как раз на тот, что был располосован особенно сильно, пачкая его в земле, Тэйс скрипнул зубами и решительно выступил из тени деревьев прямо перед носом Коттэ. Тот замер на середине движения и, словно не веря собственным глазам, шумно втянул воздух. Тэйс скинул поросенка с плеча и строго произнес: — Ты на редкость бестолковый дух. И мне придется начать все заново. Но сначала я все-таки поем. У Коттэ виновато опустились уши. И этот скорбный вид преследовал Тэйса все то время, пока он возился с приготовлением пищи. От кинутого в его сторону сырого мосла дух отказался, вероятно, из-за болезни ему не хотелось есть. А вот Тэйс на отсутствие аппетита пожаловаться не мог — нетерпеливо рвал зубами полупрожаренное мясо и слизывал стекающий до локтей жир, чуть ли не постанывая от наслаждения. Когда он наконец насытился, оказалось, что в своей жадности ему удалось одолеть почти половину тушки, а еще, что Котте смог подползти ближе и лежал у самых ног, странно мерцая глазами. Тэйс подумал, возможно духу будет по вкусу человеческая еда, и протянул кусок, а Коттэ лизнул его пальцы, ладонь, спустился ниже запястья, словно прослеживая путь, которым тек сок. И опять Тэйс невольно передернулся от тревожащих мурашек, покрывших все тело, резко отпихнул усатую морду и встал. — Если есть ты не хочешь, давай займемся твоим лечением. Коттэ терпеливо сносил не слишком заботливые прикосновения Тэйса. Словно уверившись, что тот никуда не денется, он расслабился и доверчиво подставлялся под руки для ежедневных процедур. Несмотря на то, что лихорадка довольно жестоко одолевала его, он был безмятежен и странно доволен. Спокойно отпускал Тэйса за добычей, обосновавшись у костра, и терпеливо ждал, когда Тэйс вернется и сядет рядом, чтобы положить свою голову на ноги человека или, если тот будет в хорошем расположении духа — то и на колени. Он все так же отказывался делить с Тэйсом трапезу, но это не беспокоило — дух быстро выздоравливал. И когда минуло трое суток, Коттэ разбудил Тэйса ранним утром, намекая, что пора двигаться дальше. Лес редел с каждым часом, и Тэйсу теперь приходилось крепко держаться, цепляясь за шерсть духа — их путь неуклонно шел в гору. Коттэ сначала петлял по козлиным тропам, а затем стал карабкаться вверх, впиваясь когтями в расщелины и легко подтягиваясь сильным телом. Дух по-прежнему торопился, словно забывая о грузе на своей спине и брал совсем уж отвесные склоны. Закономерно, что однажды Тэйс все-таки свалился. Во время особенно головокружительного прыжка руки предательски разжались, и он отчаянно зашарил в воздухе скрюченными пальцами в надежде ухватиться за ускользающую шкуру. Спас длинный пушистый хвост — Тэйс поймал его будто веревку. Коттэ болезненно взмявкнул, балансируя на каменистом карнизе, до которого все-таки сумел допрыгнуть. Извернулся так, что аж сухожилия затрещали от непомерной нагрузки, и больно ухватил зубами Тэйса прямо за ошейник, подтягивая за него вверх. Тэйс чуть не задохнулся. А когда проморгался от невольных слез, лежа на камнях, оказалось, что Коттэ лижет его руки. Тэйс привычно отпихнул его, но дух не отступил — лез под ладони раз за разом, дотягиваясь шершавым языком и виновато пряча глаза. Тэйс не выдержал, схватил Котте за маленькие уши, требовательно сжал их, вынуждая остановиться. Зверь тихо заскулил, видимо уши были очень чувствительные, но отступил. А потом зашел за спину Тэйсу и потянул зубами колчан. Тэйс его понял: перестегнул колчан на тот же ремень, что и лук, а освободившуюся кожаную полоску захлестнул вокруг шеи Коттэ и намотал на собственные запястья. Несмотря на то, что теперь духу ощутимо давило на горло, он одобрительно заворчал — так человек был в большей безопасности. И выматывающая скачка по горам продолжилась. Тэйс знал, что они давно миновали два последних поселения, и выше люди уже не жили. Ощутимо похолодало, и воздух резал легкие, дышать становилось все труднее. Ночевали они в небольшой расселине, защищенной от ветров со всех сторон, и, несмотря на то, что Коттэ всю ночь грел его своим телом, к утру Тэйса бил озноб. Без одежды он отчаянно мерз и подозревал, что протянет так недолго — если дух упорно тащит его к перевалу. Похоже, Коттэ это тоже понял. Морща широкий лоб, задумчиво смотрел, как Тэйс ходил, энергично растирая себя за плечи. А затем, будто приняв какое-то решение, сменил направление. Тэйс почувствовал это — они не поднимались больше вверх, а скользили вдоль горы на одной высоте, забирая все южнее. Стали попадаться чахлые кустики, отчаянно цепляющиеся за скудную землю, а на исходе дня они спугнули стадо диких коз. Тэйс дернулся к луку, но Коттэ будто нарочно прыгнул в сторону, за небольшую каменную гряду, и животные исчезли из вида. От отчаяния Тэйсу захотелось стукнуть кулаком между маленьких аккуратных ушей. Впрочем, руки у него по-прежнему были связаны, Тэйс осознал всю тщетность своей жалкой попытки и горько вздохнул. Духу-то конечно, чем его ноша весит меньше, тем удобнее, а вот Тэйса вынужденная голодовка начинала потихоньку раздражать. Нет, он вовсе не роптал на судьбу, что уготовила ему Сао, но был как никогда близок к тому. Все-таки смириться с вынужденным бездействием и зависимостью от бессловесной твари было еще тяжелее, чем с неизвестностью. К вечеру они привычно сделали остановку. Но против обыкновения, Коттэ не лег сразу, подгребая под себя Тэйса. Напротив, он долго топтался на небольшой, густо поросшей кустарником площадке, вынюхивая что-то. Наконец нашел узкую, едва заметную расселину и еле протиснулся внутрь, оставляя на камнях клочки красной шерсти. Тэйс, стараясь как можно меньше касаться холодного гранита, полез следом, молча проклиная духа. Коттэ упорно проталкивал свое больше тело вперед, иногда резко останавливаясь, и Тэйс неизменно врезался в пушистый зад с жуткой мыслью, что дух просто застрял и они останутся тут навечно. Но Коттэ неизменно возобновлял движение. Несколько раз они сворачивали, то ползли вверх, то съезжали вниз, и наконец проход стал значительно шире. Дух уже мог выпрямиться во весь рост, а Тэйс шел теперь рядом, на всякий случай касаясь рукой мохнатого плеча. Он не совсем понимал, зачем для ночлега они забирались так глубоко. Но когда они вывернули из-за очередного поворота, Тэйс забыл свое недовольство. Перед ним простиралась настолько необъятная взору пещера, что от ее величия захватывало дух. Удивительно, что Тэйс мог отчетливо разглядеть и высокие, сверкающие гранями самоцветов столбы, уходящие вверх к невидимому своду, и гладкий, будто вытертый тысячей ног пол с причудливым рисунком, и разбросанные то тут, то там небольшими группами камни с ровным, словно срезанным верхом, разной высоты и так похожие на столы или стулья. На ум тут же пришла еще одна древняя история о таинственных существах, живших глубоко под землей и обладающих магией куда более могущественной, чем жрицы Сао. Тэйс снял лук и машинально положил единственную оставшуюся стрелу на тетиву — он совсем не жаждал, чтобы еще одна легенда ожила и застала его врасплох. Но Коттэ был спокоен, и Тэйс пригляделся повнимательнее. Хоть на всем здесь и лежал несомненный отпечаток чьего-то разума и умелых рук, но и запустение царило почти вековое. Если и жили таинственные волшебники здесь ранее, то они давно покинули это место. Коттэ фыркнул на излишнюю бдительность Тэйса и уверенно повел его куда-то вглубь гигантского зала. Похоже, он хорошо знал эти места, и Тэйс невольно задумался, что могло связывать духа с бывшими обитателями этого каменного дома. Возможно, Коттэ были чем-то вроде домашних животных при магах и сумели пережить собственных хозяев? Тэйс хмыкнул — в это верилось с большим трудом. Тот единственный Коттэ, которого он достаточно знал, показал себя слишком разумным и самостоятельным, чтобы слепо подчиняться чужой воле. Скорее уж сам Тэйс послушно идет за ним на невидимом поводке. Меж тем они свернули в совсем неприметный проход, прошли совсем немного и оказались в небольшой пещере, похожей на чью-то уютную спальню. Такое ощущение создавалось бесконечными шкурами, укрывавшими пол и каменное возвышение у одной из стен. Не было запаха затхлости, как и пыли, будто этим помещением постоянно пользовались. Тэйс нагнулся и с любопытством поднял бурую шкурку, что при жизни была майтом, небольшим хищником, похожим на горностая. Мех был выделан безупречно. Тэйс подивился искусности работы и беспечности хозяина этого богатства — такой шкурке не под ногами валяться, а украшать ворот праздничной куртки. Коттэ фыркнул над его плечом, привлекая внимание. А затем махнул головой в сторону еще одного пещерного ответвления. Тэйс вздохнул, он уже устал от этих блужданий, но покорно побрел в указанном направлении. Однако Коттэ за ним не пошел, и Тэйс понял почему — в совсем уж крохотном закутке такому большому зверю было почти не развернуться. Зато здесь шумел крохотный водопад: просачиваясь откуда-то сверху, вода сбегала по стене и стекала в круглую каменную чашу. Идеальное место, чтобы вымыть себя до скрипа. Тэйсу показалось, что грязь с него уже должна кусками отваливаться вместе с верхним слоем кожи. Вопреки опасениям, вода оказалась приятно-теплой, и Тэйс с удовольствием встал под тугие струи, промывая волосы, а затем и сел в чашу, вытянув ноги и отмокая. Он чуть было не заснул так под убаюкивающее журчание, но Коттэ грозно рявкнул, и его рык прокатился по пещере, рождая неприятное эхо. Тэйс вздохнул и встал, возвращаясь к своему нетерпеливому спутнику. Пока его не было, Коттэ развел бурную деятельность — отгреб часть шкур, освобождая каменный пол с углублением, и натаскал туда сухие ветки причудливой формы. Тэйсу только и оставалось, что чиркнуть огнивом. На этом благодетельства Коттэ не кончились — пока Тэйс сох и дремал у костра, дух откуда-то приволок приличный шмат свежего мяса, от которого разве что пар не шел. Видимо, в этих коридорах водились не только мокрицы и слепые змеи. А судя по размеру куска, животное было достаточно крупным и, скорее всего, опасным. Но Тэйсу было все равно — наконец-то его жизнь перестала походить на затяжной ночной кошмар. Наевшись почти до неподвижного состояния, он благодушно позволил Коттэ облизать руки. Дух был особенно усерден — под его напором сытый Тэйс завалился на шкуры, проваливаясь в пограничное состояние между сном и явью. Он еще ощущал, как Коттэ от заляпанных жиром локтей дошел до самых плеч, вылизал шею под ошейником, а затем почему-то переключился на ступни. Тэйс лениво брыкнулся, уходя от щекотки, но на большее сил не хватило. Безмятежное спокойствие обволокло тело, расслабляя мышцы и затуманило мозг. Шершавость языка перестала казаться неприятной, и мурашки от влажных касаний вызывали не раздражение, а какое-то пока неясное томление. Коттэ поднялся выше и, задевая усами, прошелся под коленями, где кожа была особенно чувствительной. Тэйс и не заметил, когда согнул ноги, давая зверю доступ к паху. Сладкая нега быстро переросла в более острое и сильное возбуждение, что накатывало волнами, подчиняясь движениям умелого языка. Тэйс едва слышно стонал и закусывал костяшку, когда напряжение становилось особенно невыносимым, а Коттэ словно играл с ним, раз за разом подводя к черте и не давая освободиться. Тэйс и не пытался помочь себе рукой — странная покорность владела им. Он лишь поймал зверя за мягкие уши и сжимал, направляя, как направлял бы человека. Впрочем, никто ранее не делал с ним подобного. Тэйс плавился, сгорал в неистовом удовольствии, а зверь меж его ног довольно урчал и ласкал так самозабвенно, будто не было для него ничего важнее, чем полузадушенные всхлипы человека. Сколько длилась эта мука — неведомо, Тэйс бился в агонии снова и снова, пока наконец от серии сильнейших спазмов не ослаб настолько, что чуть не уплыл в вязкое беспамятство. Но Коттэ, языком собиравший влагу с измученных бедер, не позволил. Дерзко щуря полыхающие отравой глаза, он зажег Тэйса снова, и тот вспыхнул, как сухая ветка, заполыхал, падая во второй оргазм, столь же ошеломительный и выматывающий, а после — и в третий. Тэйс был измотан так, что уже ничего не соображал. И когда его перевернули на живот, и когда язык заскользил дальше, глубже, ввинчиваясь между ягодиц, он мог только беспомощно постанывать, позволяя духу делать с ним все, что взбредет в шальную звериную голову. Где-то совсем далеко мелькнула мысль, что наверно именно так духи пожирают своих жертв, мучая страстью до смерти. А еще легенды врали, что для Коттэ важна невинность души. Возможно, невинное тело тоже вполне сгодится. Тэйс ни разу не был с женщиной, да и с мужчинами не заходил дальше поцелуев и взаимных ласк рукой. Но сейчас не было никаких сомнений в том, к чему готовит его Коттэ. Лечь под зверя — вот что за судьбу определила для него могущественная Сао. Оставалось только молиться, чтобы зверь был осторожен и не терзал бы его долго. Коттэ накрыл его собой, как самку, прижимаясь возбужденным пахом к пояснице, потерся щекой о плечи Тэйса, затем приподнялся и сделал толчок. Обиженно взмявкнул, когда его член лишь проехался по ложбинке меж ягодиц. Торопливо вылизал испачканную смазкой кожу, поднялся вдоль позвоночника до ошейника, прихватил зубами за бляшки и попробовал снова. Тэйс вздохнул — зверю не под силу подобная поза. И, если он не хочет быть задушенным, придется духу помочь. Он встал на колени, упираясь руками в каменное ложе, выставил зад. Но Коттэ опять промахнулся — въехал членом меж бедер со всей силы, до самых яиц. От резкого толчка Тэйс не удержался, упал грудью в шкуры и, наверное, выскользнул бы, но зверь держал зубами ошейник крепко, а потом медленно потянул вверх и на себя, заставляя Тэйса вернуться в прежнее положение. Тэйс закусил губу и сморгнул невольные слезы — шею сдавило до хрипа. Коттэ же не спешил повторять попытку овладеть им. Что-то ласково ворчал на ухо, то и дело норовя потереться щекой, щекотал длинными усами и вообще выражал полный восторг и жгучую благодарность. Это было странно, дико, совершенно за рамками его привычного мира, но Тэйс уже давно принял свою судьбу. Он вдруг понял, чего хочет от него зверь, сдвинул ноги, зажимая между ними толстый звериный член, имитируя соитие. — Давай уже. Можно. И Коттэ задвигался, поначалу осторожно и как-то неуверенно, но постепенно вошел в нужный ритм. В какой-то момент он чуть сменил угол, и Тэйса накрыло едва заметным будто тлеющим удовольствием – теперь член зверя скользил не вниз, а вдоль поджавшейся мошонки, задевая головкой его собственный, полубомякший. Но потом стало слишком много всего: член, который двигался очень быстро и болезненно тер нежную кожу; тяжелая лапа, что давила на поясницу, вынуждая неудобно изворачиваться; сильно сжимающий горло ошейник, который зверь то и дело дергал на себя. Тэйс покорно терпел, стараясь подстроиться, но в Коттэ словно бес вселился: ведомый сильнейшим древним инстинктом, тянул ошейник, выгибая послушное тело до хруста растянутых связок, рычал от страсти, срываясь на скулеж, и работал бедрами быстрее, стремительно приближаясь к пику. Тэйс уже хрипел и, почти теряя сознание от нехватки воздуха, скреб ногтями металлические бляшки, обдираясь в кровь. Умирать не хотелось, даже добровольно залюбленным. Но вот Коттэ выстрелил тугой горячей струей, но Тэйс этого уже не почувствовал — спасительная темнота накрыла его.***
Очнулся Тэйс от осторожных касаний к своему лицу. Не привычный шершавый язык, а что-то мягкое, легкое, почти невесомое. Приподнял веки и увидел перед собой те самые глаза, что пригрезились ему в шатре Думлэ во время обряда Обретения. Отчаянно-зеленые, в обрамлении пушистых ресниц, чуть приподнятые к вискам. Человеческие. Тот, кто нависал над ним, чуть отстранился, и Тэйс смог разглядеть еще одну примету, что врезалась в его память навсегда: густая ярко-красная грива. Спутанные волосы, словно огненная завеса, прятали лицо человека. Невозможно было понять, стар он или молод, красив или урод. Но это было уже неважно — вот он, его Предназначенный. Не дикий зверь, и не таинственный дух. Просто незнакомец, наверняка иноземец с необычным для канэки цветом волос и глаз. А вовсе не Коттэ с похожим окрасом. Немудрено было перепутать. Или все-таки… Осознание нахлынуло, Тэйс захлебнулся в нем и хрипло булькнул отчего-то непослушным горлом. Теплые пальцы нежно легли на его губы, заставляя молчать, и глубокий мужской голос покаянно прошептал: — Т-ш-ш, не торопись, говори медленно, я повредил тебя. Ваша шаманка сильна и предусмотрела все… Даже это странное украшение, что защитило твою шею. Я совсем одурел и мог бы перегрызть тебе горло или сломать хребет. Прости… Тэйс кивнул, показывая, что услышал и понял, а незнакомец вдруг отодвинулся, вкладывая в руку Тэйса что-то гладкое и знакомое. Тот инстинктивно сжал пальцы, с недоумением узнавая рукоять собственного лука. — Наверно, так тебе будет спокойнее, — пояснил красноволосый, — Я уже итак натворил дел и ты можешь… не доверять мне. Тэйс хмыкнул поспешной оговорке и прислушался к себе: нет, как раз страха не было. Неловкость и легкий стыд от произошедшего ночью, досада на собственную глупость и безмерное любопытство. Которое он как раз может утолить. К сожалению, костер давно потух и темнота пещеры надежно скрадывала Предназначенного — Тэйс никак не мог разглядеть фигуры. Но он мог задавать вопросы, надеясь, что бывший Коттэ скажет правду: — Так ты и правда дух? — Не совсем. При рождении мы имеем две ипостаси. Наше племя живет за горным хребтом, иногда мы приходим сюда. Нечасто. Наверно эти вылазки и породили ваши легенды о Коттэ. Незнакомец хрипло рассмеялся, виновато ероша волосы на затылке. Тэйс закусил губу: так захотелось потянуться вслед, пропустить между пальцами тяжелые пряди. Голос был сочный, бархатисто-низкий, молодой, как и порывистые движения. — Ты сказал, что шаманка защитила меня. Как? — Тот сок ягод, что она втерла в твою кожу — для нас он ядовит… А я так хотел вылизать тебя, сразу, как увидел... И твой запах… Я сошел бы с ума давно и взял бы тебя, если бы не этот состав. Перевертыш так очевидно смутился, что казалось, вот-вот и Тэйс увидит заалевшие щеки. Его и самого бросило в жар от этого нехитрого откровения. И тем острее вспыхнуло желание намотать на кулак огонь непослушных волос, отвести их от лица и полюбоваться наконец на того, кого Сао напророчила в спутники жизни. Тэйс не смог больше сопротивляться, приподнялся со шкур и со стоном охнул, падая обратно — поясница отозвалась резкой болью. Коттэ тут же оказался рядом, склонился близко и сам убрал мешающую гриву, привычным жестом скрутив ее в жгут и перекинув ерез плечо. Заботливо поддержал, укладывая поудобнее. А Тейс зашептал слова благодарности богине за столь щедрый дар: его Предназначенный был не только молод, но невероятно хорош собой. Сложно описать ту бурю чувств, что всколыхнулась в душе Тэйса при взгляде на это лицо, словно вылепленное для него. И сложно было удержаться, чтобы не коснуться, и чтобы не сказать вслух: — Красивый. Коттэ осторожно перехватил руку, не давая дотронуться до себя, и сжал пальцы, тревожно и требовательно: — Правда, нравлюсь? — Конечно, ведь ты — мой Предназначенный. — Тэйс кивнул и перевертыш широко улыбнулся, сверкнув крепкими зубами. И столько было в этой открытой улыбке облегчения и наивной радости, что у Тэйса болезненно дернуло сердце. Какое невозможное простодушие. — Я знаю, кто для вас Предназначенный. Ты видел знаки и поэтому так послушно шел за мной? — Тэйс опять кивнул и Коттэ так заметно расслабился, словно сбросил с плеч тяжелую ношу. Опустился на шкуры, устроился рядом, невесомо прижимаясь гибким телом, и совсем по-звериному потерся щекой о его плечо, — Я счастлив, что всё так. Наверно, так будет проще? Нам… Быть вместе… — просительно заглянул в глаза Тэйсу. И на этот раз в расплавленной зелени не было нахальства и дерзости, только мучительная тоска в ожидании приговора. Такой сильный, опасный и бесконечно доверчивый дух. Тэйс погладил его по голове, как мечталось, поцеловал макушку, пряно пахнущую лесными травами и тем самым, неуловимо-родным. — Я ведь уже с тобой. И я далеко не беззащитный ребенок, если б захотел — мог бы уйти. — Да, ты бы мог. И я бы позволил… Раньше, но не теперь. – Коттэ как ласковый лисенок, обвился вокруг, обнял руками, ногами, придавил грудь тяжелым лбом и жарко зашептал: — Знаешь, у нас ведь нет обрядов и шаманок с даром предвидения. Нам не дают подсказок. Мы чувствуем свою пару по запаху… Это как удар. Когда отшибает все, и ты готов на любые безумства ради обладания кем-то. Вроде тебя. — Ноздри духа трепетали, а глаза, нестерпимо-яркие, заволокло томной дымкой, будто он наглотался ядовитого дыма от костра. Нет, скорее, действительно нанюхался. И голос сел, стал отрывистым и совсем неразборчивым: — Не думал… найти тебя в Черной роще… Мы там… иначе… развлекаемся… Тэйс чувствовал силу чужого желания: слишком тесно Коттэ прижимался к нему, терся упругим и твердым членом о бедро, хрипло дышал в ухо, касаясь губами словно случайно, на выдохе. Такое неумелое, но очень эффектное обольщение, тягучая и душная волна, что грозила накрыть и его. Но Тэйс был еще не готов. Слишком много вопросов осталось. Потому он с усилием отодвинул разнеженного, податливого Коттэ на безопасное расстояние и спросил как можно беззаботнее: — Жрёте заблудившихся путников? Устраиваете небольшую потасовку, и сильнейший загрызает несчастного, пока остальные вокруг давятся слюной? — Что? — Коттэ с трудом вынырнул из дурмана, почувствовав, что желанное тело ускользает из рук. С сожалением вздохнул и хрипло рассмеялся, пряча пылающее лицо в сгиб собственного локтя, словно стесняясь собственного возбуждения, — Нет… Конечно нет. Мы никого не едим. Просто… ну… балуемся. Выясняем, кто сильней, пока старшие не видят. Тэйс замер на мгновение, а затем в его голове что-то щелкнуло и словно штрихи краски сложились в нужную руну. Ну конечно же! Несмотря на свой взрослый вид, солидный рост и ширину плеч, его Предназначенный совсем еще юн, почти ребенок. Намного младше его самого. Так вот откуда эта дикая смесь беспечности, жестокости и дерзости, наивной застенчивости и простодушия. Наверно, у духов взрослеют позднее, чем в их суровом человеческом мире. Возможно, Тэйсу уготована совсем другая роль — не покорно следовать за сильнейшим, а беречь, защищать, направлять. И пороть за неподобающее поведение. Тэйс поморщился, потер особенно болезненный укус у ключицы, вспоминая то, что ему пришлось пережить не только ночью, но и раньше. Недовольное ворчание само сорвалось с губ: — Это была игра, да? А потом ты меня тащил как бессловесную тварь на загривке, как свою добычу? Пока я с ума ходил и ждал смерти от злобного духа. Вобще-то, ты мог бы и объяснить… И чуткий Коттэ вскинулся, приподнялся, навис над Тэйсом, заглянул в лицо, внимательно ловя каждое движение нахмуренных бровей: — Ты злишься? Ты все не так понял! В году есть лишь одна неделя, когда мы можем встретить кого-то особенного, сделать его своим. Я почувствовал тебя и понял, кто ты. Пытался отпустить, но ты сам не ушел. Я решил, ты сделал свой выбор. Что у меня есть шанс. Понимаешь? — Так все и было. Тэйс успокаивающе сжал напряженное предплечье, уже сожалея о собственном порыве, но Коттэ не почувствовал, продолжая говорить горячо, сбивчиво и очень искренне: — А потом эта проклятая болезнь украла наше время, я бы не успел… Я торопился… Ведь я не могу обратиться человеком на вашей земле, только у нас, за перевалом. А здесь, в этих пещерах, проходит невидимая граница. Но я виноват… Не справился с собой. Не смог измениться, так сильно хотел тебя. Ведь это была последняя ночь. Больше никогда так не сделаю. Не смогу причинить тебе боль. Прости… Тэйс поймал нервно дрожащие пальцы, гладившие его по щекам, и ободряюще сжал. А потом резко сдвинулся, опрокидывая глупого Коттэ на спину, придавил собственным весом, обездвижил: — Успокойся. Я тебя хотел… зверем. И я тебя получил. Но запомни — я не безвольная кукла и не буду покорно принимать все, что взбредет в твою лохматую голову. Только то, что сам разрешу. Ты согласен? Вместо ответа Коттэ улыбнулся бездумно и потянулся к губам, так притягательно-развратно облизнувшись. А, когда Тэйс устал терзать его рот, и принялся за соски, дух приглашающе развел ноги, горячечно прошептал: — Чтобы быть с тобой, я согласен на все.***
Думлэ оказалась права — всегда есть время для любви. Даже если она такая странная, дикая, но от того не менее нужная. Ведь куда важнее, что отныне пустота в груди заполнится Ядом и Огнем. Как и было предначертано свыше.