Биполярность

Каждый раз, когда Инк берёт в пальцы кисть и краски, он слегка вздыхает, наполняя несуществующие лёгкие странной и сладкой обречённостью. Он знает, что его новое создание обречено с того самого момента, как он впервые коснётся пространства, невинного и невосприимчивого к смерти, своей кистью. Они все обречены, но в его костяной голове такие мысли надолго не задерживаются. Ведь он художник, он творец, зачем же думать о плохом? Когда Инк думает о плохом, то из-под кисти вылезают чертовски странные вещи. Он своими руками, медленно и спокойно, способен создавать как восхитительные, сказочные места, так и наполненные страданиями и тоской, которые вовсе не спасти. В голове резко зарождается идея, сотканная из эмоций и таких редких, всегда ускользающих снов, Инк хватается за кисть и краски и пишет вокруг себя. Его холст – пространство вокруг, пустое и неживое. Оно не мертво, нет, оно просто пока ещё не ожило. В такие моменты, как этот, он чувствует себя тем, кем никогда не был – ребёнком. Наивным существом, которое хочет создавать, создавать и снова создавать, выливая своё вдохновения вёдрами и брызгая им везде. Это его смысл жизни. Это смирение пришло не сразу. Сначала он и правда был уверен, что может создавать их бесконечно. Выдумывать всё новые и новые миры и мгновенно претворять в жизнь несколькими мазками. Но уверенность прошла весьма и весьма быстро, буквально рухнула в один миг, когда появился он. Другой. Чужак, который мог стереть любую из его картин, если только того захочет. Он не говорит, почему и зачем, он просто сносит тот мир, который окажется наиболее беззащитен перед ним. Эррор. Это даже не скелет, это существо. Странное, никому не понятное, что несёт за собой лишь разрушение шлейфом из мелькающих вокруг надписей «ошибка». Снег в Сноудине зеленеет, диалоги переплетаются вплоть до форменных бессмыслиц, а обои, к примеру, в доме Андайн неожиданно принимают другой рисунок и почему-то оказываются залеплены постерами с Меттатоном. И совершенно неважно, нравился он ей в этом мире, или нет. Всё просто летит кувырком, а по итогам не выдерживает, трещит по швам и рассыпается в прах, что оседает Эррору под ноги. Первое время он был просто безмолвным чудовищем, что без тени сомнения, усмехаясь Инку в лицо, стирал в порошок его творчество, ожидая реакции. Безумец. Безусловно, где-то внутри него есть мотивация к подобным поступкам и такому могуществу. Как бы Инк ни старался, он не мог ничего узнать о своём госте-разрушителе. Откуда он, из какого мира, а главное – почему его главной страстью является уничтожение? Быть может, перво-наперво он подкосил именно свой мир, отчего-то потеряв рассудок? Инк не знал, а Эррор не признавался. Лишь снова смотрел на него с издёвкой, поправляя очки, и растаптывал крошечный, истерзанный багами, мирок под своими ногами. Да, этот псих был в очках. Хотя, так ли удивительно, что у него проблемы со зрением? Инк вступался за свои создания, если успевал. А если же не получалось волей несчастливого случая, то никогда не злился, лишь качал головой и вновь принимался за работу. Словно хозяйка, у которой кошка повадилась таскать колбасу, а та ей даже под хвост пинка ради приличия дать не может. Эррор почти сразу заявил о своём намерении без слов – он хотел покончить со всеми альтернативными мирами, а попутно – и с их создателем. Но вёл он себя, признаться, немного неправильно, а действовал твердолобо, особенно не хитря. Инку хватило мудрости для того, чтобы понять кое-что важное – его противник хоть и имеет перед собой поистине колоссальные цели, в некотором роде бесхитростный. Он не изворачивался, он просто появлялся и сносил всё к чертям. Тут не поспоришь, выглядел Эррор весьма и весьма угрожающе. Смольно-чёрные кости, яркие, наполненные безумием и ненавистью глаза, странное голубое подобие слёз – полоски, вытекающие из них. Как-то раз он даже обмолвился Инку о том, что сам случайно использовал магию неверно, и теперь его глазницы, горящие красно-жёлтыми огнями, отвратительно видят. И полоски появились тогда же. Инк тогда лишь по-своему усмехнулся и вздохнул, творя на его глазах новый, удивительно прекрасный космический мир. А почему бы и нет? Зачем ограничиваться одной людской Землёй, когда можно отослать главного героя в космос, а персонажей поселить в космическом пространстве? Смысла было в этой АУ не так много, но Инк поистине восторгался ей, сходя с ума от тщательной прорисовки каждой детали костюма короля Азгора, его жены или того же самого Меттатона. Ведь когда основные вариации испробованы, творцу не остаётся ничего другого, кроме как пускаться в крайний абсурд. В руках Эррора слишком уж много власти, как считал Инк. Синие нити кукловода, что позволяли ему играть душами, порой заставляли художника видеть много ужасных вещей. Порой ему даже приходилось сражаться с Эррором напрямую, когда Инк срывался и обрывал свой процесс создания. В пространстве разбросаны умильные фигурки какого-нибудь абсолютно новенького Сноудина, в котором даже снег ещё ни разу не вытоптан, а дальше? А дальше ещё не нарисовали. Инк создаёт и создаёт, а Эррор усмехается: «Ты создаёшь лишь новых марионеток». Когда появилась на свет странная, но довольно красиво выдержанная X-Tale, Эррор буквально вырвал её из рук создателя. Он забрал всё, что в ней было, до последней души. И даже не подозревал о страшной для себя вещи – уничтожитель, оказывается, может и созидать. Потому что в тот день на свет появился cross!Санс, путешественник, что крадёт кусочки вселенных, словно крошечная мышка. Эррор не хотел создавать его, но по какой-то причине создал. Осознав это, он совершенно растерялся, сбежал и не приходил к Инку не меньше недели. Видимо, пытался принять. Инк считал, что самое главное – терпение. Даже если им двоим и приходилось вступать в бой, то вели они себя совершенно по-разному. Эррора было не остановить, он получал удовольствие, снося всё на своём пути и нанося один удар за другим. Ему было смешно, он заливался безумным хохотом, даже если не попадал. А Инк, служа прекрасным примером выдержки, не произносил ни единого звука. Он молча двигался, стараясь как можно скорее измотать оппонента. Вызвать очередной приступ лени, усталости, что заставит его ретироваться вон из мастерской. Да и вообще, насколько реально обозвать Анти-пустоту мастерской? По крайней мере, разрушить её у Эррора уж точно не получилось бы. Интересно, что бы он делал, сумей он расправиться со всеми мирами? Уничтожил бы сам себя? Кто знает, кто знает. Во время каждого боя Инк был спокоен и холоден. Он не хотел убивать своего оппонента, и честно старался быть мудрее. Ведь он до сих пор не знал, почему именно так. В данный момент абсолютно чётко Инк понимал две вещи. Первая – он должен продолжать рисовать, во что бы то ни стало. И вторая – в своей мастерской он уже не Бог. Уже не тот Инк, что был в самом начале, который по-детски самозабвенно малевал то, что придёт в голову. Наляпал красно-чёрных красок в Underfell, излив на каждого море грубости и издёвок. Разметал характеры и статусы в Underswap, радуясь тому, как прекрасно и гармонично они продолжают смотреться. Скрестить эти АУ? Пожалуйста! Отправить эти АУ в измождённый мир постапокалипсиса? Легко! Инку было всё нипочём в те деньки. Порой он видел кошмары. Нет, они ему не снились, он их просто видел и тут же зарисовывал. Кстати, именно с появлением Эррора их почему-то стало больше. Глупые, пугающие видения, которые он в порыве мрачного вдохновения рисовал и одаривал жизнью. Каким надо быть извращенцем, чтобы оживить собственные кошмары и назвать их Helptale? Да уж, порой и сам Эррор, что теперь приходил куда чаще, подмечал это. Ему порой хватало наглости приходить просто так, даже ничего не размолов в прах попутно. Он с любопытством и крайним интересом смотрел на кошмары Инка. Видел, как тот своими костяными пальчиками пишет историю о том, как Санс убивает всех прежде, чем это делает человек. Его одежда и руки в прахе, а за спиной маячит призрак погибшего брата. Видел, как Инк под странным, истерическим порывом вдохновения, нарисовал едва ли не за несколько часов мир похоти и глубоких внутренних страданий – Underlust. Наделил всех мерзкими, отталкивающими чертами, попутно приправляя их драматичностью и внутренними конфликтами каждого. - Инк, - он мрачно хмыкнул, корча на своей костяной башке что-то вроде смеси удивления и насмешки, - Тебе нравятся больные вещи. - Уйди, - Инк качает головой, старательно обрисовывая кистью розовый сад во дворце короля. Яркие, красные, пышные и, как бы выразился местный Меттатон, вульгарные. - Точно не хочешь, чтобы я стёр это дерьмо с глаз твоих долой? Это не искусство, Инк, это просто грязь. - Да что ты вообще в этом понимаешь? – художник на секунду поворачивается к нему, неодобрительно фыркая, а после возвращается к работе, - Ты хоть представляешь, какая драма там наклёвывается? - Ты хотел сказать, «нарисовывается»? – звуки барабанной дроби, отбивающей шутку Эррора, раздаются здесь сами по себе. Тёмный скелет издаёт краткий смешок, - Хочешь марать кисть в грязи – дело твоё. Может, драма там и есть, но когда этот мирок дойдёт до людей – они сами смешают его с дерьмом, Инк. Ты ведь знаешь, как бывает. - Да знаю я, знаю, - он опять отмахивается, не желая об этом говорить. Инк стал ловить себя на том, что его труд становится всё менее и менее благодарным. Какой бы новый мир ни родился под его кистью – он неминуемо будет изуродован. И, что характерно, даже не его вечным оппонентом и противником. А теми, для кого он был создан. Инк догадывался, что о драматическом посыле Underlust все мигом забудут. Какая разница, если есть Санс, который крутится на шесте в стрип-баре? Им больше и не надо. Помнится, как-то раз он настолько разозлился на людской род, что в порыве идиотической злости растерял всякое терпение и буквально за час тошнотно-пастельными красками размалевал нечто, называемое TopTale. Хотели сделать из вечно шуткующего скелета шлюху? Да получайте, подавитесь, пускай он буквально будет торговать своими костями, а от прежнего характера останется грёбаный пшик! Единственное, пожалуй, что могло вывести Инка из себя – так это скотское отношение к его творчеству. Ведь когда любой из монстров и людей творит, он вкладывает в получившееся частичку своей души. Нет, всего лишь фигурально, но всё же, кому будет приятно, если эту душу вытащат и бросят, а оболочку будут насиловать за углом? - Инк, ты придурок! – Эррор ухахатывался над его злостью, да так сильно, что очки перекосились, - Ты понимаешь, что они и это схавают? Они трахают всё, что только попадается под руку, а если это скелеты – тем лучше. Ты подлил масла в огонь, тупица. - Эррор, замолчи. Замолчи. - А ведь они на этом не остановятся! Мы ведь с тобой тоже, в чистой теории, «Сансы». Как думаешь, почему? - Потому что уйди, Эррор. Я не в настроении для твоих шуточек. - А ещё они вроде собирались нарисовать нам ребё… - ЗАКРОЙ РОТ! С тех пор, как в какой-то момент терпение Инка ненадолго лопнуло, они не виделись ещё около недели. Этого времени художнику хватило для того, чтобы снова впасть в привычный себе дзен и старательно, ласково и с любовью начать прорисовывать удивительную морскую сказку OceanTale. Она получалась яркой и красивой, по всем его излюбленным канонам, и Инк мог по праву ей гордиться. А когда ему захотелось отыскать среди миров тот самый, нарисованный в порыве злости, по какой-то причине Инк его не обнаружил. Не стоило большого труда догадаться о том, чьих это костяных ручонок дело. Их тут, в Анти-пустоте, не так-то и много. Двое всего. Художник отчего-то улыбнулся и вернулся к рисованию, понимая, что его оппонент совершил и правда приятное, даже в чём-то благое дело. Да, именно оппонент. Редко Инк мог назвать его противником, и никогда – врагом. Это была та самая степень вражды, дойдя до которой вы превращаетесь едва ли не в друзей. Да, у них противоположные цели и совершенно разные методы. Да, у них непереносимо разные характеры. Но привычка и время сделали своё чёрное дело. И именно поэтому, кажется, никто из них обоих не желал прекращать эту борьбу. Но так же и не желал её заканчивать. Это были столкновения ради столкновений, битвы ради битв и споры ради споров. Та степень врага, без которой ты уже жить не можешь, настолько сильно к нему привык. Инк разлюбил творить в одиночестве. Хотя бы потому, что забавно было выслушивать комментарии Эррора, когда создавалась странная, кислотная и пугающая UnderFresh. - Да ты совсем дуба дал. - Погоди, а что будет, если снять с него очки? - Как думаешь, с кем они решат перетрахать этого парня? - И что за идиотское «YOLO», это у них сленг такой? Вопросов было много, а Инк не уставал на них отвечать. Приятно ведь, когда кто-то интересуется тем, что ты делаешь. Когда Эррору удавалось забыть о своих первоначальных целях, он начинал походить на совершенно бесхитростного ребёнка, который только и знает, что задавать вопросы. Никто из них не хотел это прекращать, и никто не хотел сражаться до победы. Потому что победа навсегда оставит их без собеседника и друга. А к этому теперь никто из них не был готов. Каждый раз, когда Инк берёт в пальцы кисть и краски, он слегка вздыхает, наполняя несуществующие лёгкие странной и сладкой обречённостью. Он знает, или просто догадывается, что рано или поздно это кончится. Борьба оборвётся, а тут уж одно из двух. Либо Эррор исчезнет навсегда, либо все картины художника будут уничтожены. Никто не знает, когда это случится, или же этот моральный поединок будет тянуться вечность? Это не так уж и важно, но, скорее всего, именно последнее, считает Инк. Он заканчивает прорисовывать последний лепесток цветка, что растёт на коже Фриск из слезливого и меланхоличного мирка Flowerfell, и слегка устало потягивается. Спустя годы совместной тирании друг друга он уяснил для себя то, что навсегда отделило его, взрослого художника, от безответственного ребёнка-экспериментатора. Инк навсегда запомнил, что без биполярности ничто не способно к существованию, а у любого действия есть противодействие, им же и рождаемое. Инк не справится без Эррора, а Эррор – без Инка. И сколь бы они ни были противоположны, им придётся терпеть друг друга до конца времён. Эту систему ничто не сломает. Две личины одного Бога, что как создаёт, так и рушит. Инк коротко хрустит костями позвоночника и вновь принимается за работу. Ведь ещё столько дел не сделано.