Нарды

*** Играть в шахматы с Ильей — себя не уважать. Наполеон продувает уже десятый раз подряд, а Курякин, спрятав легкую снисходительную улыбку, принимается как ни в чем не бывало снова расставлять фигуры. Стоило отметить, что русский вполне профессионально радовался своей победе. Хотя это и был крайне предсказуемый, да и не особенно честный исход. Соло ли тягаться с мастером на его поле? Не выдержав такой откровенной несправедливости, уставший терпеть поражение американец отдернул руку русского от расстановки белых слонов. — Довольно! — воскликнул он возмущенно, натыкаясь на удивленный взгляд. — Мы меняем игру. Я тоже хочу немного самоутвердиться за твой счет. — И что ты предлагаешь, ковбой? — насмешливо поинтересовался Илья, послушно складывая фигуры в коробку. Он и сам утомился все время выигрывать, не хватало какого-то куража, поэтому даже ему, несмотря на его горячую и бесконечную любовь к шахматам, партии казались пресными. Но на достойного противника в этой игре Соло, к большому сожалению Курякина, не тянул. Может в самом деле пора было заняться чем-то еще? Наполеон с загадочным выражением лица поднялся с кресла и скрылся в своей комнате. Через минуту подозрительной возни, он вернулся назад с продолговатой аккуратной коробочкой без опознавательных знаков. Илья задумчиво свел брови, пытаясь угадать, что же скрывается внутри. Соло не успел распаковать развлечение до конца, а Курякина прошибло озарением. Ну конечно, нарды, он же однажды читал об азартном пристрастии американца в его досье. — Серьезно? С таким же успехом мы бы могли сыграть просто в шашки, — прыснул Илья, не признавая эту игру достойной его великолепно натренированного стратегического мышления. Он не привык полагаться на удачу, как это постоянно делал его везучий напарник. — Ты хоть играть-то умеешь? — подначивающе любопытствует американец, уже ловко расставляя шашки в ряд. — Ну, было дело, — вздохнул Курякин и придвинулся ближе к столу, принимая вызов. Задорно сверкая глазами, Наполеон протянул ему игральный зар. Нехотя зажав кубик в кулаке и изобразив на лице презрение, Илья выбросил шестерку. Право первого хода было за ним. Пусть и не слишком интересная для его пытливого ума, но игра началась. К сожалению, на этом удача его оставила, полностью перейдя на сторону американца. Наполеон горячечно и вдохновленно переставлял шашки, умудряясь каждый раз обгонять Илью и выигрывать, самодовольно откидываясь на спинку кресла. После очередной победы Соло не поспешил вернуться в исходное положение, чтобы затеять еще один раунд. — Нет, ну так тоже неинтересно, — капризно протянул американец в ответ на вопросительный взгляд Курякина. — Ты же сам предложил. Чего тебе теперь не нравится? — Азарта не хватает. Я ничего не выигрываю. — И чего ты хочешь? — подозрительно поинтересовался Курякин, мысленно подсчитывая примерную сумму, которую мог затребовать его наглый напарник и приходя к неутешительному выводу, что он в любом случае не потянет возможные ставки. — Я не буду играть с тобой на деньги. — Да что интересного в деньгах? Нет, большевик, тут надо что-нибудь попикантнее, чтобы было что терять, — поиграв бровями, усмехнулся американец. Илья все еще не очень понимал к чему он клонит. Но эта хитринка на лице Соло заставляла напрягаться. Черт его знает, что могло взбрести в голову этому азартному типу. — Нужно какое-нибудь условие. Допустим, если ты проиграешь, то пойдешь и признаешься Габи в любви, — протянул Наполеон, еще наглее, чем прежде. Курякин, ожидавший уже чего угодно, лишь воззрился на него с недоумением. — Или кишка тонка? Что скажешь, большевик? — С чего ты взял, что есть в чем признаваться? — снисходительно опустив подбородок и максимально глубоко запрятав невольное возмущение по этому поводу, спросил Илья. — Ну тогда соврешь, что любишь. Она все равно тебе откажет и предложит остаться друзьями, — Наполеон развел руки в стороны, словно озвучил сущий пустяк, и без того известный русскому. — С чего ты взял? — нахмурился Илья, чувствуя себя оскорбленным. Соло только молча смотрел на него с видом «Неужели ты ожидаешь чего-то другого?» В любом случае, это было не такое уж и ужасное желание. Он предполагал, что Габи в самом деле свела бы все к шутке, снова сбегая, так что он ничего не терял, кроме собственного достоинства. Да и не хотелось признавать перед лицом американского провокатора свою слабость. — Хорошо, допустим. Тогда в случае моей победы, ты завязываешь со всем своим флиртом и подкатами на целую неделю. Семь дней без женского внимания. Вообще. — Не слишком ли суровый целибат? — условие проняло Соло, это было заметно даже несмотря на его довольно умелые попытки скрыть опасения, что озвученное и в самом деле придется выполнить. — Сомневаешься в своей победе? — поддел его Курякин, ощущая себя королем положения. Они смотрели друг на друга, прощупывая болевые точки. Оба условия вполне попадали в цель, пусть ни один из них не был готов признать это до конца. — Да шут с тобой, большевик. Играем, — потер ладони Наполеон, и еще более ловко, чем обычно, расставил шашки по местам. Его пальцы неуловимо скользили по доске, а глаза горели огнем азарта. На этот раз игра действительно доставляла удовольствие. Илья тоже проникся. Каждый раз, когда он выбрасывал зары, сердце замирало в ожидании. Он и не думал, что нарды способны так сильно его увлечь. Однако же, как много порой человек сам о себе не знает. Круг подходил к концу, шашки бежали друг за дружкой, дразня и то и дело перегоняя своих приспешниц. Не сводя взгляда с поля, Курякин нервно тряс кости. Кубики коснулись доски и показали довольно приятную комбинацию. Надо же, похоже, подловив его хитрое настроение, удача решила сменить фаворита и скользнула к русскому прямо в руки. Такой расклад не устраивал Наполеона. Показушно дунув на кулак, легким движением американец выкинул дубль, вновь обгоняя Илью и выводя очередную шашку из «дома». — Что ж, похоже, скоро нашу маленькую немку ждет пылкое признание, — самодовольно пропел Наполеон, уверенный в своей победе более чем на сто процентов. — Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — тихо пробормотал Илья, прикидывая свои шансы. Положение было не самое завидное, но и не удручающее. Ему бы только выбросить пару дублей, и тогда может удастся побороть этого заядлого игрока. Да и как много бы не зависело от везения, все-таки стратегический аспект, которым самоуверенный американец пренебрегал, имел место быть. Глаза Соло расширились от изумления, когда Илья первым перенес свою последнюю шашку на борт игровой доски. Он неверяще разглядывал поле еще несколько томительных секунд, прежде чем смог до конца осознать свое поражение и раздосадовано откинуть кости в сторону. — Твоя взяла, большевик. Не дождется бедняжка Габи рокового признания, — картинно посетовал Соло, случайно или нарочно умолчав о том, что ему теперь предстоит обходиться без женской ласки целую неделю. — Ты про свое-то условие помнишь? — решил уточнить Илья, смакуя вкус победы на чужом поле. Это оказалось намного сладостнее, чем в очередной раз побить Наполеона в шахматы. Здесь он будто бы сотворил невозможное, но старался вести себя так, словно ему это ничего не стоило. — Семь дней без женщин и без секса… Серьезно? — похоже, до Соло только сейчас начинало доходить в полной мере, в какой ж… затруднительной ситуации он оказался. Курякину было особенно интересно понаблюдать, как этот самовлюбленный ловелас будет справляться со своим бременем проигравшего. — Игра есть игра, — твердо подвел черту Илья. Наполеон, громко и очень театрально простонав, вроде бы смирился с вынесенным вердиктом. Но Курякин все равно пообещал себе тщательно проследить за тем, чтобы условие было выполнено без нареканий. *** Наполеон честно держался первые два дня. На третий день он отметил, что длительность его утренних сборов может вызывать некоторые подозрения. Мозолей на руке, конечно, еще не появилось, но он бы не удивился, если бы кто-то похвалил крепость его рукопожатия. Все девушки вокруг выглядели соблазнительно, невзирая на количество натянутой на них одежды. Он сканировал взглядом самые закрытые наряды, выискивая зоны, где, например, было легче уловить плавность очертаний груди и бедер. Воображение работало не в его пользу, срывая все лишнее и оставляя в голове дразнящую, обнаженную фигурку. Он мысленно облизывался каждый раз, ощущая себя маньяком-извращенцем. Самое отвратительное, что ему нельзя было даже подойти и пофлиртовать со всеми этими прелестными нимфами. От зоркого ока русского нигде нельзя было укрыться. Илья видимо решил превратить его жизнь в настоящий ад своим пристальным контролем. Едва Соло выкраивал момент, чтобы зажать какую-нибудь сексапильную дамочку в уголке и хотя бы ненавязчиво поцеловать ее тонкую, изящную ручку, как поблизости тут же мелькала знакомая русая макушка. Курякин появлялся будто из ниоткуда, смеряя строгим взглядом: «Что, сдаешься, ковбой?» Нет уж, Наполеон не намерен был сдаваться, поэтому непременно сдавал назад, оставляя девушку недоуменно хлопать глазами. Пусть это и было невежливо, но галантность дорогого стоила, когда в штанах разгорался пожар при мыслях даже о самых невинных контактах с представительницами прекрасного пола. А Илья яростно бдел где-то рядом, возникая из воздуха и укорительно грозя пальцем. Он и не подозревал, что настолько зависим от своих сексуальных желаний. Пока он мог творить все, что ему вздумается в интимном плане, никаких проблем и не возникало. А вот стоило себя ограничить и насильно удерживать от всяких половых связей, как хотелось трахаться до дрожи в коленях, зубовного скрежета и чесотки по коже. Позывы тела настолько сбили установки разума, что уже и Илья казался очень даже ничего. Тем более, он всегда был рядом, и с ним можно было общаться как угодно фривольно, не опасаясь, что он же выскочит из-за угла и одернет, напоминая о проигрыше и просто бесчеловечном условии. Так продолжаться просто не могло. Мозги плавились. Наполеон определенно сходил с ума. На пятый день вожделение стало настолько невыносимым, что он решился подкатить к Илье с невероятным предложением. — Давай еще раз сыграем, — безапелляционно заявил Соло, вооружившись доской с нардами. Да, ничему его жизнь не учила. Неудивительно, что эту азартную подробность внесли в его досье. Он вспомнил свои былые деньки, когда игра могла затянуть его настолько, что он терял ощущение времени и себя. Только зудящий, навязчивый риск будоражил кровь. А теперь это делала возрастающая с каждой секундой во сто крат похоть. Так что выбора у него особого не было. — Ты еще это условие не выполнил до конца, — фыркнул Илья, явно издеваясь. — Выполню, пусть остается в силе. Давай еще просто сыграем, мне надо отвлечься, — пожаловался Соло, принимаясь расставлять шашки по местам, чтобы даже не оставить Курякину возможности отказаться. Закатив глаза, Илья опустился напротив и принялся задумчиво перекатывать кубики в руке, пока Наполеон занимался расстановкой. Они сыграли несколько раз, и Соло как и прежде с легкостью выигрывал. И пусть это доставляло некоторое моральное удовлетворение, было заметно, что Курякин играет вяло, не особенно переживая за результат. Теперь уже американцу было с чем сравнивать. В прошлый раз, когда на кону было признание в любви, Илья был намного живее и увлеченнее. Сразу вспомнилось, как он неистово хмурился, передвигая шашки, если что-то шло вразрез с его замыслом. Как выразительно кривил рот в ожидании момента, когда кости успокоятся и обозначат количество последующих ходов. Он весь бурлил, источал волны нетерпения, такой яркий и такой… Наполеон недоверчиво потряс головой, осознавая, что находит своего напарника очень красивым. Именно это определение сразу пришло на ум, едва перед глазами встал образ взволнованного русского. Впрочем, даже заскучавший он был крайне хорош собой. Соло во всю разглядывал коллегу, припоминая свой недолгий, но вполне запоминающийся опыт с мужчиной. Пусть и давно, но это было с ним. А теперь он почти дошел до ручки без полноценного сексуального взаимодействия с другим человеком и был согласен на все, раз женщины обещали оставаться для него табу еще пару дней. Вот только как сам Илья отнесется к подобной перспективе? Боже, что за безумные идеи лезут в голову? В каком же он отчаянии, раз всерьез полагает, что Курякин может среагировать положительно на подобное предложение… Хотя не стоило ставить на этой мысли крест раньше времени. Наполеон был готов рискнуть, и пусть уж его лицо познакомится с чужими кулаками и боль затмит это ужасно назойливое желание, чем он еще несколько дней будет так мучиться. Учитывая, что Илья в любом случае будет где-то поблизости, а у Наполеона уже возник к нему острый сексуальный интерес, который никак нельзя было подавить. Запретный плод сладок, и Соло слишком азартен, чтобы удержаться. Да и очередное условие могло расшевелить Курякина. Похоже, ни один из них не отказался бы сделать игру более интригующей, иначе это было лишь пустое скольжение шашек по доске, без цели и без смысла. — Все, невозможно так играть, слишком скучно, — пожаловался Наполеон, обращая на себя внимание коллеги. Намек был понят, и Илья скептически ухмыльнулся. — Полагаю, у тебя снова есть какое-то предложение. Ты вообще помнишь, что не выплатил старый должок еще? — снисходительно уточнил русский, явно чувствуя свое превосходство. — Придумаем что-нибудь новое, я готов, — обреченно кивнул Соло, отмечая, что Курякин вполне себе проникся азартной составляющей подобных игр. — А то с таким воздержанием можно дойти до нервного тика. — Я смотрю, ты настроен серьезно, — поддел Курякин, удивляя игривым настроем. Такое нельзя было упустить ни в коем случае, и в этот момент Наполеон основательно решился попытать счастья. — Ты не представляешь, насколько я отчаялся. Можешь придумать мне любое условие, неважно, насколько жестокое. Главное — ты должен принять мое. — Хмм… — у Ильи загорелись огоньки в глазах, в нем явно пробуждался прежний азарт, что не могло не радовать Наполеона. Может русский вообще все это время играл не в ту игру? Сухая расчетливость, которая подразумевалась во время шахматной партии, совсем заглушила тайную жажду риска. И это желание пощекотать нервишки определенно теперь целиком захватило Курякина, так что он действительно принялся обдумывать условие для Наполеона. — Как насчет полного отказа от алкоголя на месяц, м? Больше никакого стаканчика виски перед сном? Выдержишь такое, ковбой? — Согласен, принимаю, — без пререканий кивнул Соло, потирая ладони в предвкушении. Русский заглотил наживку, и оставалось только аккуратно вывести его на продолжение. — Что ж ты сам-то такое придумал, раз даже не торгуешься… — подозрительно протянул Курякин, сканируя Соло пронизывающим взглядом. — Мое условие… довольно специфичное. И оно не просто для тебя, оно еще и связано со мной, — намекнул Наполеон, прощупывая почву и оттягивая момент, когда придется раскрыть все карты. — И что же это? — спросил Курякин, еще больше насторожившись. Его пальцы аккуратно перебирали ткань брюк на колене, сминая. Наполеон внимательно следил за каждой реакцией, подбирая слова. — Одна игра. Если я выигрываю, то я… — Наполеон сделал драматичную паузу, - …займусь сексом. — Хей, ты хочешь отменить прежний договор? Никаких женщин, уже забыл? — запротестовал Илья, не улавливая подвох. — А кто сказал, что я займусь сексом с женщиной? Илья задумчиво хлопал глазами, с трудом вникая в суть вполне недвусмысленного уточнения. Наполеон не мешал ему, терпеливо ожидая, когда до него все-таки дойдет. — Тогда с кем же ты собираешься… Оооо… — наконец, русский осознал, что вообще имелось в виду. Его лицо застыло, ни один мускул не дергался. По крайней мере, он не спешил осуждать или плеваться от отвращения. Он также не проявлял никакой явной агрессии, что Наполеон счел хорошим знаком. Выдохнув, Илья расслабился и вроде даже допустил до себя мысль, что Наполеон может быть заинтересован не только в представительницах женского пола. Видимо, с этим у него не было особенных проблем. Еще несколько секунд напряженного молчания, полных мыслительной деятельности Курякина, и вот он снова хмурится. — А я-то тут тогда при чем? Наполеон не стал отвечать. Он просто наклонил голову и улыбнулся, максимально коварно и загадочно. У Ильи в голове все встало на свои места, и он все-таки сорвался: — Ты совсем с ума сошел? Уже мозги кипят от неудовлетворенности? Как тебе это вообще в голову пришло? — Боишься проиграть, большевик? Сомневаешься в своей победе? — Наполеон проигнорировал бурную тираду русского, продолжая сохранять хладнокровную уверенность в том, что его предложение так или иначе будет принято. Он настолько измучился, что определенно должен был уже начать источать какие-то феромоны, которые не могли не подействовать на Илью. Что тут сказать, Соло не ставил под сомнения свою неотразимость ни на секунду, хотя и не удивился бы словив удар по лицу за свое бесцеремонное нахальство. — Точно крыша поехала, — прорычал Илья, все же не вскакивая и не переворачивая ту же доску с шашками, хотя мог бы. А значит, у Наполеона был стопроцентный шанс его убедить. — Струсил? А говорят, что русские не сдаются, — вкрадчиво продолжал Наполеон, уже откровенно издеваясь. — Врут, наверное. Илья прищурился и сжал кулаки. В его зрачках напряженно гуляла мысль о том, какое решение ему теперь следует принять. Насколько он был уверен в своих силах? Насколько он был азартен? Он колебался некоторое время, которое растягивалось для Соло в бесконечное ожидание. — На слабо берешь? Шут с тобой, играем, — выплюнул Илья, принимаясь самостоятельно выставлять шашки в ряд. Разводка сработала, и Соло хотелось кричать, так он ликовал внутри, но он ограничился очередной, пусть и более широкой, чем раньше, хитрой улыбкой. И он ни секунды не пожалел о том, что затеял. В конце концов, это была самая напряженная и интересная игра в жизни Соло. Пусть до этого русский и играл значительно вяло, но почему-то его систематический проигрыш умудрился вселить в американца уверенность в победе. Однако нервишки все равно пошаливали, а трусливое сердце замирало каждый раз, когда кубики прекращали свое вращение и выносили окончательный приговор. На кону стояло слишком многое, чтобы проявить слабину хоть на мгновение. До самого конца ни один из них не имел значительных преимуществ. Они шли ноздря в ноздрю, держась на равных, то и дело перебрасываясь язвительными репликами и напряженными взглядами. Ох, как же Наполеон распсиховался, когда Илья вдруг каким-то непостижимым образом начал обходить его в этой шашечной гонке. — Что, нервничаешь, ковбой? — усмехнулся русский, а в его глазах засверкали шальные искорки. — Еще чего, — максимально равнодушно ответил Соло, внутренне подобравшись. От его броска теперь зависело слишком многое. И пусть он старался напустить на себя ленивую расслабленность, но на самом деле он ужасно жалел, что не имеет в рукаве стратегический запас шулерских костей, которые бы гарантировали ему вожделенную победу. Кубики коснулись деревянной поверхности. Оба мужчины не сводили с них сосредоточенных взглядов. Как назло, один зар встал на ребро, оттягивая момент истины. И вот… — Что ж, ты хочешь заняться сексом… со мной? — как-то неверяще пролепетал Илья, будто все еще лелеял мысль, что мог всего лишь неправильно истолковать намек американца. С печатью невыносимого отчаяния на лице он сверлил взглядом выпавшую комбинацию. — Именно так, большевик, — улыбнулся Соло, даже не утруждая себя тем, чтобы сделать положенное количество ходов. Все и так было ясно. Черт, какой же он везучий сукин сын, непостижимо! Ему все-таки удалось обыграть непривычно самодовольного русского и урвать свое. — Секс с мужчиной… Для тебя это в порядке вещей? Я был уверен, что ты по женщинам, — головоломка не складывалась, и Илья все искал пути к отступлению. — Я не привередлив в том, что касается пола партнера. Но очень придирчив к выбору самого человека. Хотя, должен признать, в основном это и правда женщины. — И почему я? — Вечно крутишься поблизости, теперь это просто дело принципа. Или все-таки хочешь сдаться? — Я свое слово держу. Проиграл, значит, проиграл, — с миной мученика выдал Илья и поднялся на ноги, вытягиваясь в полный рост. Он выглядел угрожающе, и у Соло проскользнула печальная мысль, что без увечий все же не обойдется. Ну, а что? Если у Наполеона будет переломано несколько конечностей, то это вовсе не значит, что русский отказывается выполнить условие проигравшего. А то, что именно по его вине американец будет не способен осуществить задуманное, вовсе к делу не относится. Но нет. И здесь Наполеону повезло. Курякин покорно двинулся в сторону спальни и, решительно распахнув дверь, прошел внутрь. Соло завороженно следовал за ним, стараясь угадать, что ему следует ожидать дальше. А вдруг это всего лишь затишье перед бурей? Вдруг сейчас Илья набросится на него с кулаками. Затаив дыхание, американец сделал шаг… …и замер в недоумении, разглядывая представшее перед ним зрелище. Русский растянулся на кровати, уткнувшись лицом в подушку и закаменев всем телом, то ли изображая статую, то ли труп. Нет уж, чего-чего, а вот некрофильских наклонностей Соло за собой не замечал. — Давай уже, не тяни. Хочу побыстрее отмучиться и забыть об этом, — прошипел Илья, вцепившись в наволочку. Наполеон еще раз пристально оглядел его одетое тело, бревном развалившееся на постели, и цокнул языком. — За кого ты меня держишь, большевик? Я же не насильник, — он вздохнул, с сожалением проскользнув по обтянутой водолазкой спине русского взглядом, начиная подозревать, что с таким подходом самого Курякина придется вообще оставить эту затею. Что-то у него в самом деле помутилось в мозгах, раз он решил, что это может выгореть. — Вставай, мне такое не нужно. — Что ты имеешь в виду? — до нелепого возмущенно поинтересовался Илья, медленно поднимаясь. — Ты сам выдвинул это бредовое условие, а теперь отказываешься? В голосе русского слышалась обида. Наполеон непонимающе моргнул, а затем тихо рассмеялся. Черт возьми, Илья, который до последнего упирался и явно считал себя обманутой жертвой в этой ситуации, теперь капризно докапывался до причин, заставивших Наполеона передумать. — Не знаю, как там у вас в СССР, но в моем представлении секс — это такой процесс, во время которого оба участника получают удовольствие, — пояснил Наполеон, снова ласково оглаживая ладную фигуру русского взглядом. — Ты хочешь, чтобы я от этого еще и удовольствие получал? — осуждающе саркастично выплюнул Илья, успевший переместиться на край кровати и свесить ноги. Наполеон подошел ближе к нему, подмечая, как тот пугливо дернулся назад, но тут же взял себя в руки и упрямо вернулся в исходное положение. — Без вариантов. Ты будешь получать удовольствие. Мы оба будем… — Наполеон протянул руку и провел по щеке Ильи, наклоняясь вперед и касаясь его губ своими изучающе спокойно и медленно. Курякин напрягся, он весь был как один большой комок нервов, и Соло это совершенно не устраивало. Так и не добившись полноценного отклика, он отстранился и поймал растерянный взгляд Ильи. Нет, ну так дело не пойдет. С этим срочно надо что-то сделать. — Давай представим, что это тоже игра. Подожди секунду. Соло оставил Курякина ломать голову над тем, что же он придумал, и вышел в общую комнату. Он сгреб кубики в кулак и поспешил вернуться обратно к послушно сидящему на прежнем месте Илье. — Какая еще чушь взбрела тебе в голову? — лучшая защита от неизвестности — нападение, Соло прекрасно это понимал. Он раскрыл ладонь, демонстрируя русскому злосчастные кости. — И что это значит? — Все просто. Как в нардах перед самой игрой. Бросаем кубики, у кого выпадет большее число, тот и решает, что будет дальше, — он вложил один кубик в вялую ладонь Ильи, а второй зажал в собственном кулаке и потряс. Они выкинули их одновременно. Четверка у Соло, и насмешливо более высокая пятерка у Курякина. — Что ж, твой ход, — снисходительно объявил Наполеон, лелея надежду, что равные условия, как в до боли знакомой игровой партии, разморозят эту русскую ледышку и подвигнут на решительные действия. — Но отказаться я все равно не могу? Воспользоваться своим ходом, чтобы свернуть все это… — он тщательно подбирал слово, трогательно сведя брови, - …мероприятие и уйти без потерь? — А ты этого действительно хочешь? — спокойно и немного властно полюбопытствовал Наполеон, отмечая замешательство. Илья сам не знает, чего он хочет. Он заинтригован, он оценивает риск и, кажется, очень даже не против ему поддаться. — Готов отказаться от этого азарта? Неужели ты правда все еще рассчитываешь на взаимность нашей милашки Габи? Илья вскинул на него злой взгляд. Это был запрещенный прием, и Соло тут же осознал свою ошибку. — Не лезь не в свое дело, — враждебно настроенный Курякин был не слишком удачным развитием событий, и Наполеону срочно нужно было менять тактику. Илья все еще не психанул и не рванулся прочь, потому что между ними все-таки было некоторое сладостное напряжение, так что именно на нем надо было сыграть. Следовало подстегивать пробудившийся азарт, интерес, а не забивать его голову дурными мыслями о притязательной немке. — Прости, — Соло наклонился и мазанул губами по уху замершего Ильи. — Мне жаль, что у вас ничего не сложилось. С моей стороны было подло ставить условием признание. Но и с твоей стороны подло быть таким притягательным, особенно когда из-за тебя я совершенно не имею права пользоваться женским вниманием, — он усмехнулся и отодвинулся. Илья смягчался, но все еще колебался и всем своим видом требовал больше времени на размышление. Затаив дыхание, Соло старался держать себя в руках и не сорваться, пусть ожидание и было совершенно невыносимым. Однако оно и так слишком затягивалось, поэтому Наполеон позволил себе подтолкнуть Курякина очередным вопросом: — Так что выбираешь, большевик? В собственном голосе он уловил смущающую неуверенность. Неудачный расклад для игры, где блеф и удача определяют победу. Курякин тоже услышал эти нотки сомнения и слегка откинулся назад, на глазах обрастая долгожданной решимостью и смеряя американца надменным взглядом. За пару секунд Илья превратился из проигравшего, которого склоняли к унизительному условию, в ведущего, определяющего каков будет итог. Он еще раз перевел взгляд на по-прежнему подтверждающие его превосходство кубики и, осклабившись, протянул: — Для начала сними рубашку, ковбой. *** Илья сам до конца не верил, что решится на такое, но губы уже разомкнулись и уверенно, даже игриво произнесли жуткие слова. Соло неверяще прищурился, а затем усмехнулся, принимаясь выполнять озвученный приказ. Показушно медленно расправлялся с каждой пуговицей, и Курякин, вопреки всякому здравому смыслу, ощутил небывалое возбуждение. Неважно, какого Наполеон был пола, он просто был слишком красив, чтобы оставаться равнодушным. Рубашка отлетела в сторону, а этот наглец уже протянул руку за кубиком, взглядом понукая Илью взять свой. Три-шесть, и отнюдь не в пользу Ильи. Он выжидающе смотрел на Соло, суетливо пытаясь угадать, что же выдаст этот заядлый провокатор. — Что ж, не будем торопить события. Раз уж ты, большевик, решил начать со стриптиза, то я требую, как минимум, ответное оголение. — Снять водолазку? — Это скучно. Пожалуй, начнем с брюк, — нагло протянул американец, вскинув бровь. Илья непонимающе вылупился на него, все еще трусливо ища способ избежать неминуемого. Но нет, отступать было и впрямь совершенно некуда. Поэтому не оставалось никаких других вариантов, кроме как стыдливо стянуть штаны, безуспешно стараясь спрятать такое по-детски нелепое желание не уступать. Его развели на слабо, открыто и бесцеремонно, и теперь американец должно быть смеялся над тем, как он неловко мялся, путаясь долговязыми конечностями в штанинах. И только эта мысль почему-то вызывала истинное негодование, когда весь остальной процесс ни коим образом не вызывал в нем уже закономерного отторжения. Это не последний бросок, в следующий ход он возможно получит шанс отыграться и смутить самодовольного соперника. Расправившись с брюками и отбросив их в сторону, где они присоединились к замершей небрежным комом рубашке Соло, Курякин наконец-то решился поднять взгляд. На лице американца гуляла предсказуемая усмешка, вот только она вовсе не содержала в себе издевки, скорее отражала удовлетворенность происходящим. А дальше они столкнулись взглядами, и Илья понял, что пропал. Если до этого какие-то сомнения и жалкие схемы, как выпутаться из этой абсурдной ситуации, еще крутились где-то в голове, то теперь он четко понял, что сам не хочет прекращать. Стыдливость плавно перетекала в вожделение, плавясь под этим ответным взглядом американца, в котором теплился пронизывающий свет. Наполеон смотрел на него так, словно на кону было нечто большее, чем просто хороший секс. Он предлагал Илье нечто неизведанное и крайне притягательное, заставляя чувствовать себя действительно желанным. Откровенно говоря, с самого начала он опасался, что американец воспользуется своей победой, чтобы унизить или так своенравно отомстить, и просто трахнет его без всяких изысков. Он приготовился к чудовищной пытке, — не столько физической, сколько моральной, — которую следовало перетерпеть, стиснув зубы. Но в итоге Илья получил что-то совершенно иное: тщательное и такое искусное соблазнение, проявляющееся в каждом взгляде, в каждом жесте и пробуждающее в нем взаимную страсть. — Что ж, а теперь можно избавиться и от водолазки, — низким голосом проворковал Соло, когда после нового броска коварных кубиков заполучил преимущество. Илья послушно стянул водолазку, оставаясь в одном нижнем белье и все еще немного смущенно ерзая босыми ступнями по ковру. Соло изучал его с откровенной насмешкой, но как-то так по-доброму и вообще необъяснимо ласково, что Курякин решил не заострять на этом внимание и снова потянулся к всемогущим кубикам. Еще несколько бросков и колких фразочек, — и вот они оба остались полностью обнаженными. И тогда Илья на самом деле запаниковал, хотя старался не подавать виду. Немного неловко было стоять с голой задницей и достоинством навыкате рядом с Соло, чье тело без стеснения проявляло вполне однозначные признаки заинтересованности в происходящем. Чертов американец завелся от их игры, а сам Илья вдруг осознал, что даже польщен этим, — и вот это точно не подразумевало путей к отступлению. — Ну и что дальше? — с вызовом поинтересовался Илья, самоуверенно выпячивая грудь, когда в действительности у него тряслись поджилки от интригующей неизвестности. — А чего бы тебе хотелось? — с придыханием выдал Наполеон, делая шаг в его сторону. — Что, больше кости бросать не будем? — наглец был пугающе близко, и Илья позорно тянул время. — Можем и бросить, — пожал плечами Соло, а затем взял с кровати зары и настойчиво вложил один из них в судорожно сжатый кулак Курякина. Илья не знал, какой исход ждать. Что лучше? Чтобы Наполеон продолжал доводить его до аритмии, озвучивая свои идеи по поводу дальнейшего развития событий, или самому придумать что-нибудь безопасное для следующего хода? Но результат оказался не в его пользу, и он весь внутренне поджался, готовясь к вердикту, который вынесет слишком прошаренный во всяких непотребствах американец. Он точно заставит Илью делать что-нибудь странное. — Большевик, сядь, пожалуйста, на кровать. — Зачем? — недоуменно спрашивает Курякин, но все равно садится, правильно считав «это-мой-ход-делай-что-говорю» взгляд. Это совсем не та просьба, которой он опасался. — А теперь разведи ноги в стороны, пошире. Да, вот так. — Соло одобрительно кивает и опускается прямо между ног Ильи. — И прекрати смотреть на меня как испуганный барашек. — Сам ты бара…умф…шек… Курякин до последнего не понимает, что Наполеон собирается сделать, поэтому искренне удивляется, когда чужие губы плотно смыкаются на головке его члена. Он даже теряет дар речи и первое время способен только издавать какие-то булькающие, нечленораздельные звуки, которые все равно умудряются вызывать у чрезмерно увлеченного своим занятием американца легкие гортанные смешки. Соло сосет самозабвенно, с чувством, с толком, с расстановкой. Меняет темп, насаживается глубже, будто изощренно издеваясь над Ильей и заставляя его совершенно поплыть от нахлынувшего возбуждения. И когда все заканчивается неизбежным оргазмом, ни один из них уже не вспоминает про валяющиеся на покрывале кубики. — Даже не хочу знать, где ты так научился, — смиренно выдыхает Илья, бессильно завалившись спиной на кровать. — Сочту за комплимент, — самодовольно мурчит Наполеон, растягиваясь рядом и начиная лениво перебирать пальцами по своему все еще возбужденному члену. — Продолжим? Курякин переводит взгляд на американца и всерьез задумывается. Задумывается о том, что он сам хотел бы сотворить с этим мерзавцем, который пристально смотрит на него, лучезарно улыбается и не убирает руку с собственного стояка, будто намекая, что этой областью непременно нужно заняться в самое ближайшее время. Нет, Илья конечно добровольно на правах проигравшего оказался в такой ситуации, но вот постигать технику орального ублажения партнера пока точно не готов. Но ему нравится провокационный ход мыслей Соло, поэтому он тянется вперед, обхватывает его подбородок и грубо целует, сбивая спесь. Ему нравится наблюдать за тем, как зрачки напротив расширяются в недоумении, а затем окропляются вожделением, и как чужие пальцы снова начинают скользить по его телу. Наполеон перехватывает инициативу, наваливаясь всем свои весом на Илью, и да уж, это точно не изящная девушка, которую и обнять-то толком страшно. Совсем другие формы. Литые мышцы, сила которых не всегда уступала его собственной. Крепкие пальцы, смыкающиеся на его коже, давящие и ведущие за собой, предлагая попробовать нечто неизведанное. Урвать кусочек запретного плода из райской кущи за плотно запертыми дверьми, где ничего не сулит разоблачения. Только чистое удовольствие без примесей, и умелые движения, упорно стирающие уже почти совсем растворившуюся неловкость. — Все нормально, большевик? — заботливо интересуется Соло, наверное, все еще полагая, что русский может не выдержать такой откровенности и сбежать. Но анализ ситуации приводит к выводу, что все не так уж плохо. Пожалуй, все очень даже хорошо. Илья, как ни старается, не может наскрести даже зачатков отвращения. Ему нравится происходящее, — этот уникальный новый опыт, — поэтому он уверенно кивает, поймав взгляд американца, и возвращает прикосновения, сминая податливое тело в объятии. Вот только энтузиазм энтузиазмом, а опыта по этой части ему определенно не достает. Илья понятия не имеет, что делать дальше, о чем Наполеон не может не догадываться. В какой-то момент Соло все же отстраняется, с наглой физиономией принимаясь исследовать содержимое прикроватной тумбочки и ворча себе что-то под нос. — Что ты ищешь? — разомлевший Курякин оказывается не в силах присоединиться к поискам, но многообещающе выгнутая бровь американца, когда он возвращается назад, гораздо красноречивее любых слов. — Эм… Перед его носом резко проносится тюбик с каким-то увлажняющим кремом, а дальше все, что ему остается — просто лежать, приподнявшись на локтях, и наблюдать за разворачивающимся перед ним действом. Наполеон выпрямляется, стоя на коленях, и колпачок щелкает, открываясь. Густая масса щедро покрывает пальцы, и мерзавец отводит руку назад, значительно прогибаясь в спине. Он скользит прямо между ягодиц, не затягивая, и Илье остается лишь представлять, как именно пальцы ввинчиваются в неподготовленное отверстие, потому что американец все еще находится к нему лицом. Его член проявляет еще большую заинтересованность, чем прежде, и сам Курякин с удивлением обнаруживает, что зрелище и на него оказывает возбуждающий эффект. Почему-то вид обнаженного, такого напряженного и усиленно изгибающегося Соло, который резко трахает себя пальцами у него на глазах, ни капельки не стесняясь, очень даже распаляет. Это соблазнительно до смущения, и чтобы совсем уж не раскраснеться от вида собственной усиливающейся эрекции, Илья скользит по мускулистому телу выше, проходясь взглядом по испарине, выступившей на коже, пока наконец не сталкивается с хитрющим взглядом двухцветных глаз. — Только не вздумай сейчас что-нибудь вякнуть по этому поводу, — угрожающе рычит русский, пугаясь слишком откровенной ухмылки партнера и легкого, издевательского кивка в сторону его колоритно оформившегося возбуждения. — Даже и не собирался, — фыркает Наполеон, присаживаясь сильнее, и вдруг издает потрясающе сексуальный горловой стон, от которого Илью прошибает очередной волной возбуждения, и член стоит уже по стойке смирно в полной боевой готовности. Не то чтобы они куда-то спешили, но, честно говоря, ожидание становится совершенно невыносимым. Хочется сделать уже что-нибудь, и Курякин просто безмерно благодарен Соло за понимание, когда тот все же прерывает свое, без всяких сомнений, увлекательное занятие, и вспоминает о нем. Они перемещаются к изголовью кровати, и Наполеон уверенно раскатывает презерватив по члену Ильи, усаживаясь сверху и начиная плавно покачиваться, все еще не собираясь перейти к основной части. Это какие-то мучительные качели, но русский неотрывно наблюдает за тем, как его собственная плоть очень размерено начинает исчезать в чужом нутре. Это странно до невозможности, и он так чертовски сильно старается держать себя в руках, что совершенно выпадает из реальности. — Только не вздумай сейчас запаниковать и сбежать, — хриплый и немного умоляющий шепот Соло возвращает в действительность. Илья переводит взгляд на его лицо — волосы пропитались потом от напряжения, и несколько капель собрались на лбу, готовые сорваться вниз в любую секунду. В глазах же застыла искренняя обеспокоенность, хмурая складка рассекает переносицу, и он явно старается ускориться, переживая, что любовник все еще может передумать и отказаться от выполнения условия. Илья не знает, что там за выражение такое пропечаталось на его лице, раз у американца вообще возникли подобные мысли. Его собственные мысли были заняты совсем другим, и вовсе не связаны с побегом из постели. Просто он слишком сконцентрировался на процессе. — Даже и не собирался, — едва слышно отвечает Илья, возвращая реплику, когда Наполеон наконец-то насаживается целиком. Его руки автоматически перемещаются на чужие бедра, слегка сжимая. Они замирают в таком положении, привыкая к ощущениям, и это длится целую вечность, а так хочется толкнуться вперед и начать полноценно двигаться в этой узкой мягкости. — Можно уже? — Я обещал, что нам обоим будет приятно, так что уж постарайся не порвать меня, большевик, — хорохорясь просит Соло и делает пару пробных фрикций, позволяя в полной мере оценить эластичное свойство мышечной ткани. — Давай. — Держись, ковбой. И Илья срывается, самозабвенно вбиваясь в податливое тело. Наполеон не сопротивляется, лишь слабо постанывая во время особенно сильных толчков, и прогибается в спине, откидывая голову назад. Курякина ведет, ему невероятно льстит, что причиной такой реакции являются уже вовсе не собственные юркие пальцы американца. Все, что сейчас творится с Соло, все его возбуждение, которое подтверждает неспавшая эрекция, — это целиком и полностью заслуга Ильи. И он тянется выше, обнимая любовника и перетягивая на себя, чтобы перекатиться и оказаться сверху. Они переплетаются конечностями, даря ответную ласку, как если бы каждый из них делал ход. Пальцы скользят, не переставляя на этот раз шашки по доске, а оглаживая чужую кожу и упиваясь ощущением взбухших от напряжения мышц. Илье требуется немного времени, чтобы приноровиться, и наконец он находит правильный угол, выбивая очередной стон из вцепившегося в него американца, который, судя по всему, и сам не может до конца поверить, что русский оказался в итоге не таким зажатым моралистом советской закалки, как они оба думали. Он долбится в одну точку, ощущая, как предательски, раньше времени подкрадывается второй оргазм. Неизвестно, сколько еще потребуется Соло, чтобы разделить с ним удовольствие, и сейчас Илья собирался продержаться как можно дольше. Наконец, им удается сравняться. Наполеон взрывается белесыми струями себе на живот, выламываясь и вжимаясь всем телом в Курякина, размазывая тем самым сперму по их коже. Илья с облегчением позволяет себе сорваться в пульсирующую негу, заваливаясь на любовника и судорожно стискивая обмякающее тело в объятии. А дальше, когда кульминация пройдена, остаются лишь идеально горячие посткоитальные поцелуи. Неужели он готов был отказаться от такого? Как хорошо, что Соло оказался достаточно рисковым, чтобы выдвинуть такое немыслимое предложение. — Видишь, все не так уж и страшно, — разморенно протягивает американец, когда Илья все-таки находит в себе силы скатиться с его тела в сторону. — Ты выполнил свое условие. Теперь мне гораздо легче будет выполнять свой оставшийся срок. — Думаешь потом снова переключиться на женщин? — обиженно рычит Илья с нотками собственничества, коего и сам от себя не ожидал. А в голове у него зреет коварный план, как не выпускать этого наглого мерзавца из койки. Теперь уж он будет с удвоенной бдительностью контролировать все контакты напарника с представительницами прекрасного пола, и, похоже, намного дольше, чем должен продлиться срок заключенного пари. — Ого, я смотрю мечты о малышке Габи полностью забыты, — Соло по-прежнему продолжает их игру, хотя он определенно польщен таким яростным вниманием к своей персоне и в его улыбке скользит безоговорочное согласие. — Я рассмотрю твое предложение. Может, тебе удастся меня убедить после пары партий. — Я в этом уверен. Сегодня удача на моей стороне. Илья притягивает Наполеона к себе ближе и стирает его самодовольную ухмылку очередным поцелуем. Почему-то даже не хочется злиться на него за такие дерзкие издевки. Скорее, любопытно, к чему все это может их привести. Азарт в груди разгорается с новой силой, и Соло легко улавливает его настрой. — Ну что, еще заход? — предлагает Наполеон, смеряя обнаженный торс Курякина лукавым взглядом. Русский ничего не отвечает, тут же находя своему рту куда более интересное занятие, чем озвучивать очевидные вещи. Да и черт с ними, с этими нардами.