ешь, молись, люби

Надежда — худшее из зол, ибо она продлевает человеческие муки. © Фридрих Ницше

И Хосок считает, что Ницше чертовски прав. Он так устал надеяться, что что-то изменится, и все придёт хотя бы в относительную норму, что готов лезть в петлю и не оставить завещания. И однажды Чангюн действительно находит его с удавкой на шее, забившимся в угол и плачущим в три ручья как маленькая девочка. Тогда приходится всё-таки набрать Кихёну, особо не вслушиваясь в оскорбления и угрозы расправы со стороны старшего. Кихён сонный, раннее утро выходного дня как-никак, но отвечает серьёзно и обещает быть в течение получаса. Чангюн вытаскивает Шина из угла, от него несёт чем-то крепким, и тащит в ванную. Чангюн считает, что он охуенный друг, потому что возиться с таким ребёнком как Хосок — невероятно трудно. Это практически подвиг, и Им недоумевает, почему ему до сих пор не воздвигли памятник. Хосок еле-еле перебирается через бортик ванной, садится и сворачивается на дне клубочком. Младший тихонечко выругивается, берёт душ и поворачивает кран с холодной водой до упора. Ледяной душ тут же одушевляет Хосока на сворачивание мелкому шеи, но уже из другой комнаты слышится что-то про «ёбаные сопли», «приведи себя в порядок, ссаная нищенка» и «он тут будет через пятнадцать минут, а у тебя ебальник как будто рой пчёл покусал, уродище». Шин очухивается и, поскальзываясь на луже, снова залезает в ванну. Наспех, всё ещё под холодной водой, он пытается почистить зубы и нейтрализовать перегар. Выбегает из ванной он под улюлюканье Чангюна и в одном полотенце. — Хосок? Всё в лучших традициях романтической комедии, думает Хосок и придерживает полотенце. — Кихён? — Оденься, придурок, — вмешивается Им. Кихёна сажают на кухню, вручают в руки чашку чая и просят подождать. Кихён ждёт примерно тридцать секунд, пока Хосок не влетает на кухню. Буквально. Старший заваривает себе кофе, чтобы выглядеть как можно бодрее и адекватнее. — Чангюн сказал, что ты в углу в удавке сидел, — Ю бросает быстрый взгляд на Шина и отпивает чай. Хосок давится самым невкусным кофе в мире и щурится от назойливого луча солнца, бьющего из открытого нараспашку окна. — Не скажешь, почему? «Из-за тебя, блядский Ю Кихён.» — Нет. — Хосок, не пизди, пожалуйста! — орёт Чангюн из соседней комнаты. — А ты не подслушивай, пиздюк! — рявкает старший, отчего Кихён вздрагивает и зажмуривается. — Прости, — он отпивает ещё немного. — Мы же с тобой друзья. Почему не расскажешь? — вот только из-за «мы же друзья» парень и влез в петлю. — Кихён, прости меня, но тебе надо уйти. Прости, что разбудили тебя, — Хосок ставит чашку на стол и выходит из кухни, не поднимая на младшего взгляда. Кихён слишком понимающий и слишком вспыльчивый. Ругаться с ним, потому что Хосок себе чего-то там надумал, и винить в этом Ю не хочется от слова «совсем». Парень делает пару глотков чая и идёт в коридор. — Чангюн-а, я ушёл, — Кихён надевает куртку и открывает дверь. — Стой, — младший подбегает и пихает в карман кихёновой куртки бумажку. — Дома прочтёшь. Хосок запирается на несколько дней, выползая только по нужде и за рамёном, который он даже не заваривал, а грыз всухомятку. — Может, курочки закажем? Мне смотреть на тебя больно, хён, — Им сидит на кухне за столом и подпирает голову рукой. — Может, тебе нахуй сходить? — Ай, ты разбил мне сердце, кажется, — парень хватается за футболку. — Как разбить то, чего нет? — У тебя спросить хотел. — Вот и поговорили. — Хён, — следует после недолгой паузы. — А? — Кихён каждый день спрашивает, как ты и почему в какао не отвечаешь. — И что? — Нет, ничего. Всё прекрасно. Только вот твоя любовь сама к тебе в объятия падает, а ты, идиот, не в состоянии её поймать. — Мне не нужна его жалость, — Хосок достаёт из шкафа пакет с рамёном и громко хлопает дверью. — А кто сказал, что это жалость, Хосок? Ты настолько, блять, тупой или слепой, чтобы увидеть и понять, как Кихён к тебе относится? Приз за долбоебизм ты ещё не получал, кажется. А, хотя стой, — Чангюн роется в кармане домашних штанов и вытаскивает руку, показывая средний палец. — Вот он, — парень встаёт и уходит к себе. Надежда — штука страшная, потому что даже когда умирает — без боя не сдаётся. И как бы Шин Хосок с этим чудищем не боролся, сколько бы в себя рамёна не пихал и алкоголя не пил — на месте отрубленной головы у надежды отрастает две, как у гидры. Теперь он надеется, что все обо всём забудут. Кихёну он так и не отвечает, с Чангюном старается не пересекаться, хоть и трудно это в их маленькой двушке, но Им не дурак, сам понимает, что когда одумается, тогда одумается — Хосок под чужую дудку не пляшет и не собирается. Вместо того, чтобы решать проблемы, Хосок пытается несколько раз топиться, но ничего не выходит, жизнь ничему не учит, и дверь на щеколду он ни разу не закрыл. Чангюн матерится отборными ругательствами, разбирая дверной замок в комнате старшего, винит его в седых волосах и синяках под глазами, при этом он плечом держит телефон и жалуется об этом всём Хёну. Хёну может приехать и дать таких пиздюлей, что Хосок будет думать намного быстрее и чаще. Хёну собственно так и делает, давая ментальных (к несчастью Чангюна), пиздюлин, убивая своим спокойствием. — Ты малого до белого каления доведёшь, понимаешь? — Сон складывает руки на груди, не меняясь в лице и тоне голоса. — Простите. — Эту хуйню на хлеб не намажешь, ты же понимаешь. Ты Чангюну по гроб жизни обязан и Кихёну позвони, он уже неделю нормально не спал, — Хёну поднимается и уходит. Хосок не то, чтобы испугался, нет. Он просто задумался, а действительно не много ли он себе позволяет. Шин потёр переносицу и взял в руки телефон и с минуту пялился на номер телефона Кихёна. — Ало? Хосок? Как ты? — Придёшь к нам кино смотреть? — Пресвятой Сон Хёну, неужели отлегло! — слышится из ванной. — Во сколько? — лишь спрашивает Ю. — Просто напиши на полпути. — Скоро буду. — Хён, неужели у тебя появился мозг? — Чангюн с мокрой головой и полотенцем на плечах плюхнулся на диван и блаженно сложил руки в молитве. — Жалко, что ты не утонул. — Советую посмотреть «Криминальное чтиво». За это время вы много чего сделать успеете, — младший поиграл бровями и поспешил ретироваться к себе в комнату. Через двадцать минут от Кихёна пришло сообщение, что он купит курочки по дороге, а ещё через двадцать минут раздался звонок в дверь. Чангюн, уже собирающийся уходить, открыл дверь. — Ты не с нами? — вскинул бровями Ю. — Неа, иду с Хёну в интернет-кафе. Чангюн скрылся за дверью, а Кихён прошёл в гостиную и поставил пакет с курицей на низенький столик перед диваном. — Мне посоветовали «Криминальное чтиво». Надеюсь, что ты не против, — Хосок снова так неожиданно. — И у нас вроде не так холодно, чтобы ты кино в пальто смотрел, — он приблизился к младшему и начал стягивать с него пальто. Это выглядит максимально неловко, но всё же недоголубки справляются и даже садятся рядом. Хосок о таком мог только мечтать и дрочить на пикантное продолжение в ванной, но сейчас его ненаглядный фарфоровый аки куколка Ю Кихён сидит настолько близко, что его голые коленки касаются коленок Шина, и это так интимно, что Хосок уже бы возбудился, не будь сегодняшнего разговора с Хёну. Хосок очень благодарен Чангюну за то, что он выбрал именно этот фильм, потому что Кихён уже на середине начинает сначала нервно ёрзать, теряя к фильму интерес, а потом, после двух (не)случайно обнаруженных в холодильнике банок пива и вовсе укладывает голову на коленки старшего. (Чангюн, ты просто чудо.) — Хосок. — Чего? — Шин пытается посмотреть Кихёну прямо в глаза, но не видит ничего, кроме хмельной пелены. — Погладь меня по голове, а? — Ю берёт его руку и кладёт себе на голову. — По-моему, ты перепил немного, — констатирует лучший в мире детектив Шин Хосок, запуская пальцы в мягкие каштановые волосы. — Оставишь меня у себя? — Кихён, до этого лежавший на боку, переворачивается на спину и перехватывает хосокову руку, переплетая пальцы. И тут Хосоку стало страшно. Потому что он всё ещё надеется, что Кихён испытывает к нему симпатию не потому, что так надо, не потому что Хосок бедный и несчастный и никогда не найдёт свою любовь, а потому что у Хосока есть очень (не)много положительных качеств, за которые его можно полюбить и приласкать. Он боится демонов, которых сам себе придумал, и ему бы так хотелось сейчас просто выебать этого блядского Ю Кихёна, сказав потом что он его и ничей больше, и любить он будет только одного Шина, но если честно, то Хосок уже сам ничего не понимает, окончательно запутавшись так же как в волосах этого блядского Ю Кихёна. — Я не из жалости это делаю, — словно прочитав мысли, протягивает младший. Он поднимается и усаживается напротив, подтягивая ноги под себя. — М? — Я говорю, что я не из жалости сейчас всё это вот, — он провёл в воздухе линию сверху вниз. В голове каша, хоть Хосок и не пил. Всё смешивается вместе — и пьяный-пьяняющий Кихён, и этот сраный фильм, и запахи, звуки, Шин зависает на долю секунды. — Я сюда это не доказывать пришёл. Ты думаешь, что ты такой ас скрывать свои эмоции? Да у тебя всё всегда на лице написано, — хохотнул младший, сокращая при этом дистанцию на диване. Он совсем рядом, и он очень хочет, чтобы на него посмотрели. — Ну же, посмотри на меня, прошу, — Кихён аккуратно поворачивает голову Хосока за подбородок и прислоняется своими губами к его. Он знает прекрасно, что Хосок не удержится, и всё остальное зависит только от него. И как бы Хосок должен был удержаться, но как бы не смог. Он углубляет поцелуй, начиная тяжело дышать и перехватывая руку Кихёна за запястье. Кихён вообще не против и сам лезет к Шину под резинку домашних штанов. Всё немного спонтанно: они мокро целуются и стонут, надрачивая друг другу, и это так странно и кажется таким правильным развитием событий, что Чангюн, который немного невовремя, просто уходит обратно к Хёну и на всю ночь.