Субъективность конца.

Этот день навсегда останется в моей памяти черно-белым. Все события врезались мне в память, как шрам, который остался у меня после операции. Я его, конечно, вряд ли когда-нибудь забуду, но он незначителен по сравнению с тем днем, с той трагедией девушки, и с моей трагедией. Думала ли я когда-нибудь о смерти? Нет, так серьезно мне не доводилось размышлять о конце. И ведь смерть – действительно конец, самый настоящий из всех остальных вымышленных, страшный в своей завершенности. И не будет чудесных воскрешений, глупых и гнусных шуток о том, о чем шутит черный юмор, последнего вообще не будет. Это было уже достаточно давно, чтобы я смогла сказать – забыла, но все еще помню, как вчерашний ночной кошмар. 28 января 2009 года, сегодня у меня вроде бы праздник, из разряда тех, что выдумывают жаждущие романтики и любви юные девушки. А я стою и рыдаю в голос, а после мечусь как собака между двумя хозяевами. Оба зовут к себе, но не знаю к кому лучше приткнуться, где смогут утешить, и хорошо бы вообще убежать куда-нибудь. Можно ли было бы подобрать наиболее неудачный момент для смерти? Конечно можно, скажут люди, но мне казалось, что нет. Впрочем, я и сейчас так думаю. Быть бы ни с кем, только с собой, а они пусть сами, как хотят. Кажется, все равно, но на самом деле нет. Вроде бы. Интересно, она наблюдает за нами или, может быть, ждет своей очереди в другую жизнь, которая будет такой же безбашенной... Кто-то подошел поздороваться, а я ведь даже не знаю этого человека. И для кого-то это повод покрасоваться, или снова увидеться, а еще может посмотреть так по-особенному, чтоб только на кого смотрят понял смысл взгляда. Ненавижу похороны. Ехала 4 часа, чтобы в обед оказаться здесь, возле ее дома. Устала, как собака после бесконечных блужданий в лесах, только я совсем не собака. В электричках куча народу и холодно, замерзла будто визгливая чихуа, нервно брошенная в огромный сугроб без шубки. А вот и она приехала, такая бледная. Страшно. Надеюсь ей не холодно? Почему она сейчас лежит там? Такая красивая, какой я всегда ее знала. До сих пор будто светится изнутри, такой маленький ангелок. Хотя уж кем, а ангелом она никогда не была. Эталон красоты и женственности, теперь недостижимый. Значит теперь она – Идеал. Все еще смутно помню ее улыбку, мне тогда было совсем мало лет, но я уже в том возрасте понимала, какая она волшебная. Возможно, слегка наивная, но в то же время немного хитрая. Живая. Мы мало общались, но я не жалею. Мне не хотелось бы узнавать ее ближе, такой, какой я ее знаю, она – прекрасна. Церковь. Какой-то молодой парнишка читает молитвы, я его не слушаю, я наблюдаю за тем, как горит высокий подсвечник. Полыхает прямо. Пламя странно шипит, бегает по одной линии: вверх-вниз, вверх-вниз. Хочу спросить у кого-нибудь: “Это нормально? Так и должно быть?”, – но все смотрят куда-то вниз или в сторону, и мне страшно задавать вопрос, вдруг нельзя? День тянется, будто жвачка, бесконечно долго. Скорее бы порвалась. Время целовать. Не хочу... Нет. Хочу! В последний раз посмотреть ей в лицо. Слезы. О ужас! Как это страшно! Вот была она и нет ее, в одно мгновенье! Кричу. Нет больше сил сдерживаться. Какая разница, что все они подумают?! Но все равно молчу, только кажется теперь, что оглохла. Подошла моя очередь. Колеблюсь. Как может мертвое тело выглядеть так, словно оно еще живо, будто в нем еще бьется сердце, бежит кровь, и вот-вот на губах появится коварная любимая улыбка? Хочется потрясти ее, крикнуть: “Хватит! Перестань! Дурацкая шутка, и она затянулась! Ты ведь добилась, чего хотела. Посмотри, столько людей пришли и всем страшно!” – но все равно молчу. Наклоняюсь и целую, нежно-нежно, никого так не целовала. Хочу, чтобы она навсегда запомнила мою нежность. Снова возникло ощущение, что все это лишь шутка, что меня разыграли. Убегаю. Курить. Лишь бы не видеть больше, потому что страшно. Вдруг действительно еще жива? Иду обратно, промерзшая до костей. Нет. Кладбище. Уже не в первый раз здесь. Бабушка тоже тут спит вечным сном. Красивое, если так можно сказать. Рядом бескрайнее поле и вечнозеленый лес, только железная дорога портит атмосферу. Поезд будто кровоток бежит по артерии и венам среди тех, кто уже не жив. Возникает диссонанс. Будильник для мертвецов. Зябко. Гроб закрыли, заколотили, спустили в яму каждый подошел и кинул землицы, с противным стуком. Я тоже бросила комок, вышло громко, а вдруг все-таки проснется? Закопали. 28 января – трагедия одной девушки. 28 января – трагедия одного человека. 28 января – моя трагедия, лишь моя.