оборванка

Арсении, или Арии, как звали ее друзья, никогда особо не нравилась профессия врача. И вот сейчас, перебинтовывая запястья единственному близкому ей человеку, женщина убедилась, насколько ей это ненавистно и противно. Хорошо, что не пошла в мед. Частицы пыли, освещаемые утренним светом из полузакрытых штор, кружили в замысловатом танце, давили своей свинцовой тяжестью, забивались в рот, мешая дышать. Они будто делали Арию меньше, ничтожнее, лишь для того, чтобы Антонине легче дышалось. Девушка облизнула губы в сладком сне, переворачиваясь на другой бок, обнажая лямки черного лифа. Спутанные светлые волосы разметаны по подушке, искусанные в кровь пухлые губы слегка приоткрыты, а длинные ресницы пускают тени на полуразмытый макияж. Попова задержала дыхание, стараясь не спугнуть момент. Внимательно наблюдая за тем, как небольшая девичья грудь плавно поднимается и опускается, а выдыхаемый воздух еле заметно шевелит прядь пепельных волос. Необходима покраска. Тоня очень часто красит волосы. И с каждым разом тон становится все светлее и светлее. Ария считает, что Шастун подсознательно мечтает очиститься. Стремиться к свету. Тоня на это только усмехается — Я должна стремиться к свету, а стремлюсь почему-то к тебе. И, парадоксально, но Попова всегда оставляет этот выпад без внимания. Потому что, в понимании Шастун, она и есть грязь. Начиная от ярких платьев и высоких каблуков, заканчивая кончиками темных волос и лживой улыбкой. Секрет известной на всю страну Арии оказался на удивление прост. Она грязь. Очень поэтичная грязь, к слову. Одна из суперспособностей Арии — она могла видеть на молекулярном уровне. Ее мозг, заезженный ненужными словами и фразами, чужими эмоциями, настолько восприимчив, что способен видеть красоту в каждом миллиметре окружающего мира. Другое дело, что Попова пользовалась этим в крайне редких случаях, предпочитая не выкладываться, у нее на работе это не принято. Забавно. Ария всегда считала, что профессия актера в первую очередь направлена на то, чтобы заставить чувствовать. Именно с таким настроем семнадцатилетняя Попова пришла в театральный институт. Девушке хотелось прожить сотни жизней, испытать миллионы эмоций, сделать тысячи самых сумасшедших вещей. В таком романтическом (само)забвении пролетело около двух лет. А затем пришло осознание: так ведь у всю себя можно растратить, по сути, не на что. Пропускаешь через себя чужую жизнь, а тебе за это платят копейки. Гораздо проще изображать красоток-сердцеедок, обворожительно улыбаясь за бешеные деньги, козырять полуобнаженным телом в глянцевых журналах и блистать на ковровых дорожках в компании какого-нибудь миллионера-холостяка, тем самым пиаря себя. А потом отлипать цепкие руки и своего тела, влажный рот от шеи, и вызывать такси. И только дома, снимая жутко неудобные туфли, понимать, что никому это нахер не нужно. Какая может быть речь о том, чтобы заставить чувствовать других, когда ты не сможешь заставить чувствовать саму себя. Так с поэтичностью было покончено. Ровно как и с целью «глаголом жечь сердца людей» — как говорил великий Пушкин. На самом деле красивой куклой жить было намного проще. Пока однажды пиара ради Ария не приняла участие в благотворительной акции на базе детского дома № 344. Именно там она встретила Тоню. Преувеличенно расхваленная экскурсия по детдому, если честно, не производила никакого впечатления вообще. Честно говоря, Попова слушала вполуха, поощрительно улыбаясь и изредка интуитивно кивая. Но продюсер сказал для поддержания имиджа надо. Ну надо, значит надо. Ария не спорила, не видела смысла. Они познакомились в обшарпанном грязном туалете, с вонью месячной крови и мочи. Попова поправляла и без того ровную стрелку, а Шастун мыла руки, когда решила завести разговор. — И много платят за перепихоны с продюсерами? — Наглая. Не придется ни с кем спать, если есть талант, — Ария даже не хотела смотреть на девчонку, только вскинула брови на ее нескромный вопрос и продолжила еле заметные мазки карандашом. — Горловой — тоже талант, — пожала плечами белобрысая, — знать бы еще с кем спать… — Хочешь в шоу-бизнес? — А кто не хочет? Ни одну живую душеньку не тянет помочь детдомовским. Ограничиваются тем, что раз в год скидываются на игрушки малышам по сотке. На старших всем похуй. Тоня и правда так считала. На ней поставили клеймо «бракованная» сразу же, как только она начала дышать. Мать размашистой росписью в графе «отказ» подписала дочурке приговор за вечную борьбу. А кому сейчас легко, девочка? Шастун часто думала, что лучше бы ей совсем не рождаться. Но мать, видимо всю беременность думала, что болеет аскаридозом или каким другим паразитом. А тут нате вам, ребенок. Приехали, конечная, вылезайте. Покатались в женщине 9 месяцев. Попаразитировали. Дальше сами. Но Тоня борец. Она сбивает с себя спесь и температуру на градуснике так мастерски, что любой спортсмен позавидует. Сирых и убогих никто не жалеет. И слава Богу, а то выросли бы слабыми. — А я хочу помочь, знаешь, — резко разворачивается к ней Ария и протягивает свой номер. Позвони, как будешь в городе. — А в чем прикол? — хмурит бровки Тоня и недоверчиво пялится на Попову. — Удивлять люблю, — хмыкает та, и сама себе усмехается. Прикольная девчонка, думает. Жаль, что не позвонит.