/
14 апреля 2017 г. в 17:19
В полдень караул сменился, Таургон освободился от раскаленного шлема и спасительного подшлемника, забежал в трапезную – есть не хотелось, а вот эля он выпил первую кружку одним глотком, вторую медленнее, сунул в поясной кошель крупное яблоко – не столько еда, сколько питье в природной фляге, и поспешил в Хранилище.
Тинувиэль, услышав шаги, подняла голову и холодно ему кивнула, после чего занялась переписыванием подчеркнуто озабоченно. Таургон в очередной раз подумал, что не понимает и никогда, наверное, не научится понимать женщин: попытайся он с ней сейчас хотя бы поздороваться словами, она сведет это к ссоре, но – сидит и старательно переписывает для него. Не то, чтобы совсем «для него», конечно, – для Арнора, но…
А Митдира не было.
– В саду, – ответил Серион на вопросительный взгляд арнорца.
Вот и отлично.
Один еще не занят, второй уже прервался, они поговорят, и никто никому не помешает. А Тинувиэль пусть сердится, если ей так нравится. Хочется верить, что не ошибется при переписывании.
В саду никого не было.
Таургон на всякий случай обошел сад еще раз. Все до единой скамейки были пусты.
Непонятно.
Митдир ушел гулять по Седьмому ярусу? Не похоже на него. И он передал бы Сериону, что его не надо ждать…
Мелькнула очень странная мысль: мальчишка здесь, но прячется.
Зачем ему прятаться? Игры ради? Шутка в духе Боромира, не Митдира!
И всё-таки… будь я на его месте и захоти я спрятаться здесь… я бы…
Кусты барбариса, конечно, непроницаемы – но у стены растут неплотно…
Арнорец прошелся по дальним дорожкам, заглядывая под стену колючей зелени. И скоро обнаружил того, кто очень, очень хотел спрятаться.
Протиснуться между стеной Хранилища и зеленой изгородью не составило труда для следопыта. Тем паче, что многие ветки были здесь обломаны: Митдир пробирался в свой тайник не раз и не два.
Еще интереснее.
Вот уж от кого, а от этого мальчика секретов не ожидал.
У него какая-то беда: поникшие плечи, опущенная голова. Торопливые движения: хочет побыстрее закончить с тем делом, которое заставляет его прятаться.
– Митдир!
Обернулся. На лице – ужас, словно назгула увидел. Что-то спешно спрятал за спину.
– Т-таургон? К-как ты нашел меня?
– Ты что делаешь?
– Ни… ничего.
– Ничего. – Северянин откликнулся эхом, давая понять всю абсурдность этого ответа.
– Я… ты…
И вдруг мальчишка залился слезами. Совершенно детскими беспомощными слезами.
– Что случилось?!
Таургон схватил его за плечи, сжал, так что тот невольно опустил спрятанную за спиной руку.
В руке был зажат кусок хлеба.
Дешевого серого хлеба, который пекут в нижних Ярусах и четверть буханки стоит самую мелкую из серебряных монет.
Плач Митдира перешел в безысходные рыдания.
Таургон понимал пока только одно: мальчику плохо, его надо утешить. Крепко прижал к себе, дал выплакаться.
Тот успокоился неожиданно быстро. Спросил с удивлением:
– Ты не будешь меня презирать?
– Валар великие, за что?!
– За это… – Митдир показал на хлеб в руке.
Лоссоф поймет кхандца лучше, чем эти двое друг друга сейчас.
– Так, – сказал Таургон. – У тебя никто не умер, в твоей семье не случилось никого горя. Ты рыдаешь потому, что я застал тебя с куском хлеба. Я прав?
– Да… – растерянно отвечал Митдир.
– Ты считаешь это едой простолюдинов и поэтому стыдишься. Так?
– Да… – ответил мальчик совсем тихо.
Таургон посмотрел ему в глаза:
– Знаешь, сколько мне было, когда я впервые откусил хлеб? Настоящий, не желудевый и не ячменный?
– Сколько? – прошептал Митдир.
– Двадцать три.
Тишина.
В саду же никого не было? Рыданий Митдира не услышали?
– Так что ешь и не стесняйся. Во всяком случае, не меня.
Мальчик осторожно выдохнул и принялся за свой злосчастный обед.
Арахад вспоминал Ривенделл. Тогда их, мальчишек, кормили настолько просто, насколько эльф способен приготовить. Получалось всё равно сказочно вкусно, потому что дай эльфу ячмень, воду и несколько трав для аромата, он сделает чудо, достойное королевского пира…
Но – никакого хлеба. Владыка Элронд понимал: маленькие дунаданы и так на взводе. Хлеб для них – больше, чем лакомство. Хлеб – символ спокойной жизни. Пока бушует война – нельзя.
Митдир доел.
– Пойдем посидим, – сказал северянин. – Расскажешь, что у вас стряслось.
Митдир ответил умоляющим взглядом: не надо!
– Выбирай, – Таургон был безжалостен, – или расскажешь сейчас мне, или иди в Хранилище и отвечай господину Сериону на все вопросы о твоих красных глазах.
– А ты… ты расскажешь, почему ты не ел хлеб?
– Расскажу.
Условия обмена представились юному гондорцу равноценными. Друзья выбрались из-за кустов, сели на мраморную скамью.
И Митдир стал рассказывать.
Голос его иногда срывался в плач, Таургон успокаивающе клал свою руку поверх его и думал, что сегодня в Хранилище им не вернуться, глаза у мальчика всё равно останутся покрасневшими, Сериону и прочим лучше не видеть…
…дворяне приезжали в столицу или к родным, или к знакомым. У отца Митдира родных тут не было, а знакомые… лет десять назад, когда лорд Берен устраивал большой праздник в своем замке… понятно. Одно дело – поболтать с провинциальным дворянином, ища средство от скуки, и другое дело – открыть двери своего дома.
Отец Митдира верил, что им есть где остановиться в Минас-Тирите.
А жизнь оказалась иной.
– Мы сначала остановились в Четвертом ярусе, – говорил Митдир, – но там очень дорого, мы перебрались в Третий.
– В Четвертом?! У Хириль?!
– Я не помню, как звали хозяйку…
Но другого постоялого двора в Четвертом нет. То ли у Хириль совсем другие цены для дворян, то ли со стражника, живущего у нее годами, она брала много меньше, то ли (вот в это совсем не хотелось верить!) свободных денег у столичного стражника куда больше, чем у дворянина из глуши. То ли всё вместе.
– А потом?
А потом Амлах – так звали отца – продолжал искать дворянина, что пустит их к себе. Перебрал мало-мальски знакомых. Пробовал постучаться к незнакомым. И везде получал отказ.
– И тогда отец сказал: нас никто не примет, а жить в Третьем ярусе нам не по средствам. Перебираемся в Первый.
– В Первый?! Вы живете в Первом ярусе? Среди мастеровых?!
Митдир робко кивнул, очень боясь, что Таургон всё-таки отшатнется с брезгливым выражением на лице.
Но северянин проговорил:
– Как же тебя любит твой отец, что решился на это!
– Да, – просиял Митдир. И продолжил рассказ: – Он сказал: откажем себе во всем, без чего может обойтись. Главное, чтобы я мог учиться.
– И как же вы живете?
– Ну… комнатка у нас совсем маленькая, но отдельная. Хозяева сказали, что им такая честь – дворяне! поэтому они с нас возьмут как за место в большой, где с дюжину спит. На завтрак каша, в нее Таэд кидает всё, что осталось с вечера, это странно и сытно. Обед ты видел. Она мне иногда пирожок с собой даст еще или что, просто так. Она добрая. А на ужин… знаешь, тут хитрость придумали: пока плита топится, цены одни. А когда огонь погашен – то уже всё дешевле. Оно еще теплое, не остыло.
– Понятно.
– А еще Таэд стирает наши вещи. Бесплатно. Она говорит, ей приятно такие тонкие ткани лишний раз в руки взять.
Таургон подумал, что в Первом ярусе постоялый двор точно не один, так что забота этой трактирщицы имеет свои причины, пока не понятные мальчику.
Вслух он спросил:
– И как долго вы намерены так продержаться?
– Отец говорит: растянем деньги как можно дольше. А будут заканчиваться – напишем домой, попросим прислать еще с верным человеком. Или сами поедем, так надежнее.
– Поедете и вернетесь?
– Обязательно вернемся! – сверкнул глазами Митдир. – Знаешь, я мечтаю стать одним из хранителей! Ну или… секретарем у какого-нибудь лорда… – он сник, и Таургон понял, что сейчас мальчик повторяет слова отца. – У которого библиотека огромная, и ему свой хранитель дома нужен.
– Ясно.
Таургон достал яблоко:
– Держи. Десерт к твоему обеду.
– А ты?
– По-братски, – северянин с хрустом разломил.
Мальчик радостно вгрызся в мякоть, всё еще сочную, хотя яблоко было прошлого урожая. Таургон понял, что будет приносить ему фрукты каждый день: запасы Первого отряда это выдержат, а вот купить яблоко для сына Амлаху сейчас точно не по средствам.
Очень хотелось пообещать мальчишке помощь.
И надо было молчать.
Сам ты можешь его только яблоками подкармливать…
И поговорить о нем.
Но каков будет итог разговора?
Поэтому – не обнадеживать попусту.
Ты обещал ему рассказать о жизни на Севере – вот доедай яблоко и рассказывай. Удиви его тем, что ты б постыдился есть просто дичь, как он стыдится краюхи хлеба.
Забавно, право слово: то, что у нас самая праздничная еда, у них самая бедняцкая – и наоборот.