маргарита

Трупные пятна, они как розы. Выжжены на спине синюшными пястьями мертвечиных туш. А Билли совсем не тяжело тащить трупы в походном мешке. Он смеётся в рацию. Это нулевой, и на линии фронта всё хорошо. Хребтина прострелена, и спасут её не карманские библии с девой марией. Дева Мария родила в тринадцать. Билли стреляет в маленьких деток в захолустной деревеньке. Спину не защитят товарищи. Только тушки счастья. Билл опьянён войной. Он вырывает сплетения розочек. Нежные и противные. На зубах гаденько скрипят. Цветы не лучше пуль. Энни зарезана и сброшена под мост. Сайфер жуёт гильзу от скуки. Он любит убивать, черепа дробить маленьким невинникам. Билл-и. Он в дружбе с законом. Потому что закон гласит убивать всех и вся. Может, потому что закона нет. Для него не время, а царапины. Внимая счастиям войны. Сайфер трахает трупы деток в глазки, смывает со зрительного нерва кровь языком. Это как мятные леденцы. И лучше гильзы. Или розочки. И телие у него чистое, как у Иисуса. Мэри родила его в без пяти минут четырнадцать. А умерла, не дожив десятины шестидесяток до тридцати. Не больно и не грустно. Или дурачества, или бесполезный трёп. Несложно тянуть за собой трупы в мешках, главное почаще выкидывать поганости за борт. Билли лижется с мёртвой мамочкой совсем не по-детски, и ему нравится. Он думает, что камелии на ладонях — это счастье. Как солнца роящихся пуль. А через год дразнит Марию над её могилой. Повторяет заученные слова. Лямка пулемёта неприятно напитает плечо, а всё потому что Сайфер не привык к солнцам в кармане. Он глодает кости, а цветам предпочитает пули. Пулям — перочинку. Совсем же неинтересно лизаться с очередной шлюхой. Мёртвая Энни никогда тебе не изменит. И ты ей не должен ничего, вылизывая рёбра. Херня эти ваши цветы. Библия не спасает своим присутствием, и заместо неё можно понести ещё пару мертвецких тел. Все они будут сожраны до косточек и сброшены. Солнца на ладонях, они вянут. Душный август заметают паучьи лилии со своими уродливыми цветами. Потом наступает весна. И бутоны вянут от счастливой улыбки. По рациям бьёт: — Капитулляция. Контекстно звучит гордостью предубеждений. Америка снова будет продавать гамбургеры, которые по пятницам разлетаются за минуту. И новые Анечки будут соломой порастать. Останутся с глазками, глупо краситься и болтать будут. И один Билли не рад. Придётся говорить, что цветы красивые, сбросить мешок с плеч тоже вот придётся. И плевать на то, что пули сзади не прилетит. Война кончается через два дня, и сейчас двадцать три пятьдесят девять. Сайфер жрёт гильзы от невыпущенных пуль, чистка территории кончается через тридцать часов. Три десятка по шестьдесят на протрезветь от войны. Но Сайфер заносит ненавистный автомат, который так натирает лямкой плеча, над мальчишкой. Скоро всё кончится. Солнца роистых пуль померкнут перед счастливой Америкой. Камелии — маленькие розы — не сходят с рук. Бушуют вишнёвыми садами. Он планирует хрустнуть лучевидной маленького мальчика, пустив пулю в лоб сперва. Почему тот улыбается? У него в самом уголка глаз всходит солнце, и если бы одуванчик. Чистка территории кончается. Война кончается. Кончаются трупы грудины из-под. Билл ломает автомат о колено, и ему больно. Но он хватает пацана за пястье. И ни кости не ломает. Трупные пятна совсем не как розы. Потому что последнее, кажется, навсегда. И если верят в это лишь дураки, никто стать ими не против.