Здесь и сейчас

- Вообще-то полагалось потратить эти деньги с умом, - заметил Мак, валяясь на широчайшей кровати, которую он только видел. Он разглядывал тяжелые портьеры на огромном окне, мягкий дорогой диван с резными ножками и пушистый ковер. - Как получил, так и потрачу, - отмахнулся от него Маларки, лежавший рядом и тоже разглядывающий ковер. – От такой кровати у любого разовьется боязнь высоты или чего похуже, - он отхлебнул прямо из бутылки с шампанским. – Будешь? – он предложил ее Маку. За стеной что-то ощутимо громыхнуло, кто-то крикнул, а затем и свистнул. В ответ на это за стеной противоположной мирно постучали. Кроватью. - Почти как в бараках, - одобрил Маларки, задумчиво разглядывая уже пустую бутылку через горлышко. – Но я почему-то не думал, что все, кто выиграет, снимет номер именно здесь. - Наверное поэтому на нас так спокойно отреагировали, - Мак плавно, головой вниз, сполз прямо на манивший его ковер. – Ты как хочешь, а я забираю его с собой, - он отпихнул в сторону свои две бутылки. – И я не знаю, где ты достал эту фигню, но она штырит не как шампанское, я тебя уверяю, - глухо, уткнувшись носом в белоснежный ковер, завершил он короткий монолог. - Вот ковер я тебе купить уже не смогу, - слегка нетрезво пробормотал сверху Маларки. – У меня болит голова на тебя смотреть. - Не смотри, - легко предложил Мак, но предпринял попытку перевернуться лицом к кровати. Все равно ничего, кроме блестящего покрывала, он не видел. – Лучше сейчас, чем завтра. - Я пчему-т уверен, что даже похмелье боится…. Собела, - точно так же глухо, как недавно Мак, пробормотал Дон. В дверь постучали. - Кого деньги, к тому и пришли, - быстро сориентировался Уоррен и попытался вспомнить, в каком направлении улетела пилотка выходной формы. Познав бесполезность этой попытки, он отправил в какую-нибудь сторону и галстук, который его порядком бесил своей странной длинной. Он вообще ненавидел галстуки. И не умел их завязывать. Но это будет потом, завтра. По полу пролетел ощутимый сквозняк от открытой двери. Маку пришлось заползать на кровать, хотя двигаться абсолютно не хотелось. Оторвав взгляд и щеку от прохладного покрывала, он лениво сфокусировал взгляд на державшемся за косяк Маларк перед высокой светловолосой горничной, на вид моложе, чем они сами. - В любое время готовы вам помочь, - она восторженно оглядела Дона сверху до низу. Мак готов был спорить, что его друг использовал любимое выражение «а мы нет», поджав губы, он кивнул и закрыл дверь. - Она к тебе клеилась, - сообщил известный факт Мак. – У вас все равно ничего бы не вышло, - авторитетно заявил он и удачно перекатился на спину, чувствуя, как пружинит кровать. – И с хрена ли у нас одна кровать? - Почему не вышло? – с оттенком интереса спросил Маларки и прыгнул на кровать. Не ожидавший такого подвоха Мак начал соскальзывать по этому странному покрывалу вниз. Вернуться на пол ему не дала еще твердая рука, схватившая его за шиворот. – Я просил номер. Видимо, дали, какой есть. - Потому что она тебя выше. И меня раздражает вести перекрестный разговор, - сообщил ему Уоррен и дополз до подушки, ощущая себя по меньшей мере в раю. - Перекрестный куда? – нахмурился Маларки, отпихивая его со своей подушки и тоже устраиваясь, как культурный человек. – Неужели надо было сбегать в ночь, чтобы эту ночь так же проспать? - Вот ты опять начинаешь перекрестный разговор, - сонно заметил Мак, вытаскивая подушку из-под покрывала. – Не так же, а как люди. Блин, у меня даже дома такой кровати нет, так что отвали и дай поспать. - У меня такое чувство, что ты меня почти продинамил щаз, - не собирался отставать Маларки. Он попытался вытащить из-под друга покрывало и убрать его подальше. – Да слезь ты уже! Мак лениво перекатился к коленям Дона, пока тот убирал хотя и приятную, но очень странную ткань с кровати, являя на свет одеяло. Судя по детским восторгам Мака, такого у него дома тоже не было. Отбросив на ближайшее кресло темно-красное покрывало с кисточками по краям, он вновь обернулся к другу. Тот с крайне сонным и усталым видом расстегивал множество пуговиц на пиджаке выходной формы. Майку он стянул через голову, не особо заботясь о ее сохранности. - Если бы я тебя динамить собирался, я бы поменялся тогда кроватями с кем-нибудь другим, - спокойный голос друга донесся до него, как через вату. Маларки потряс головой, ощущая, как к щекам приливает кровь. А еще ему не нужно было отвечать. Но внутреннему «я», застигнутому на месте преступления – неловкости, а какая неловкость после нескольких месяцев в Армии? – очень нужно было доказать, что оно ведет себя нормально и как обычно, а то был, скажем, солнечный удар. Он очень хотел бы что-нибудь сказать, но в голове было пусто, и если раньше это ощущение было очень даже приятным, то теперь жгло и саднило. - Если бы я знал, что ты такой рыжий засранец, я бы еще и барак поменял, - закончил Мак, вытаскивая ремень с множеством прикрепленных кожаных карманов. Маларки разом задохнулся от возмущения и без раздумий бросился в атаку. Понял он, что его развели, только тогда, когда увидел широкую самодовольную улыбку на лице друга, а еще совершенно наглые ямочки на его щеках. Не то, чтобы совсем большие девчачьи, но крайне смущающие. Пока он не то раздумывал, не то осознавал сам факт ощущений, мир разом перевернулся, и теперь балом правил не он. - А да, вот я прямо так тебе и позволил быть сверху! – почти возмущенно заявил ему Уоррен, придавливая своим весом к кровати. - Сверху в смысле… - немедленно покраснел Дон, переставая даже дышать. Уоррен замер, медленно поднимая одну бровь. Он как-то странно посмотрел на друга, а потом выпрямился, позволяя ему выдохнуть. - Ты сегодня какой-то странный. Так и запишем: этому столику больше не наливать, - странно мягко сказал он Маларки и оттянул край одеяла, залезая под него до самого носа. И скорее не потому, что было холодно, а потому, что одеяло было на редкость мягким и невесомым. А еще приятно прохладным. Оно все было далеким, нереальным и каким-то очень прохладным. - Это будет скучно, - внезапно вырвалось у Маларки, неуверенно теребящего пуговицы на собственном пиджаке. - Эгоистические порывы! Что скучного в том, чтобы просто отдохнуть, тем более после двух бутылок? – Мак повернулся, разглядывая его. - А сколько нужно, чтобы ты опьянел? – заинтересовался Дон, чувствуя вновь потерянное было единение, что ли. Оно расслабило его и позволило по привычке быстро раздеться. Майки он, правда, снимать не стал. - Последний раз меня отключило на седьмой, но то не было шампанское, - ударился в воспоминания Скип, перевернувшись на спину. – На столе я не танцевал и жениться не обещал, значит, все-таки не был пьяным. Твоя очередь. - Они притащили тогда в школу какую-то странную прозрачную жидкость, и после одного стакана я ничего не помню, - прищурив один глаз, вспоминал Маларки. Он довольно легко залез под одеяло и с наслаждением вытянулся, пожалуй даже прогнувшись в спине. Спину легко покалывало от того, что все его мышцы наконец-то предчувствовали отдых. Он облегченно выдохнул, закрыв глаза. Вспомнив, что не один, поспешно распахнул их, успев поймать отблеск странного выражения в глазах Мака. – Но мне даже жаль, что сегодня напиться не получилось. - По-моему, напиться то мы напились, но ты, видимо, имел в виду какие-нибудь бесшабашные поступки. В нашем стиле, - улыбнулся Скип и повернулся на бок к нему лицом. – Не глупее того, что мы пытались напоить Роу. Маларки против воли засмеялся, спрятав лицо в ладонях. - Зачем нам надо было делать это, - простонал он, вспоминая, как вместо Роу лошадиную дозу стащанного у Никсона виски случайно выпил Либготт, после чего исполнял свои национально-народные танцы с песнями. А на следующее утро гонял их по всему Токкоа с видом истерички со стажем. Его ладони от лица очень мягко, но настойчиво отняли. Маларки уставился на Мака если не удивленно, то определенно непонимающе, а затем и испуганно, осознав, что лицо его друга приближается к его собственному. Совсем онемел он от шока, когда почувствовал, как его осторожно целуют в подбородок. Дон смотрел на Уоррена сверху вниз, и что-то в прикрытых золотистых глазах ошарашивало его сильнее, чем факт прикосновения. - Ты даже не представляешь, как звучит твой смех, - тихо усмехнувшись, сказал Мак и поднял взгляд, чуть прищуренный, но совершенно уверенный, полностью отрезающий путь обратно. Это было бы почти страшно. Если бы не алкоголь, незаметно стирающий границы обычных мыслей. Если бы не вечер и сумрак, который вопил о том, что это нереально, и раз это чудная фантазия, ей можно поддаться. Если бы не юношеское любопытство, толкающее на эксперименты «а как далеко можно». Если бы это не был его друг, друг на том уровне, на который больше никому не залезть. Друзья здесь, они всегда больше, чем просто друзья. Пока он думал, разглядывая безмятежные глаза Мака, тот вновь навис над ним, упираясь руками в кровать рядом с его предплечьями. Пока собирался сказать хоть что-нибудь, чужие губы накрыли его и не претендовали ни на что большее. Один из самых невинных поцелуев, которые только можно изобрести. - Ты поцеловал меня, - и неизвестно кому, себе или Уоррену, сказал Маларки, опуская взгляд на шею Мака. - Ага, я это сделал, - совершенно спокойно ответил Мак, скользя взглядом по его лицу. – Ты же хотел «напиться», а это определенно случилось бы, если бы у тебя хватило денег еще на пару бутылок. - О, - только и хватило на это Маларки, прежде чем он попытался разобраться в вихре собственных мыслей. Да, наверное, с их непредсказуемостью и крайней привычкой видеть друг друга если не рядом, то где-нибудь неподалеку, обязательно должна была перейти в крайность. У них всегда крайности, потому что так интереснее. - Надеюсь, ты не превращаешься в оскорбленную невинность после этого, потому что лично я – нет, - задумчиво протянул Мак, целуя друга в дрогнувший уголок губ. Маларки запрокинул голову. Он тяжело дышал. Может, ему нудно было просто хотя бы несколько секунд не видеть признанную правильность в выражении лица Мака. Ему трудно было представить, каким был бы Скип еще после нескольких бутылок, если и сейчас он казался просто лидером. Неважно в чем. Но если его стоило признавать лидером, то значит и все сожаления можно было бы скинуть на него. Невозможно не скинуть, когда настолько нежно узкая ладонь удерживает его голову, очерчивая большим пальцем линию челюсти, а в противовес ей мягкие губы на шее захватывают кожу и оставляют пока еще невидимые следы. Он сдался быстро. Он вообще быстро потерял способность быть первым, когда познакомился с Маком. Наоборот, он стал вторым, поддался и с радостью отдал свои рамки ему, позволяя устанавливать и молча ловить за уши тогда, когда он зарывался. Отдал право напоминать ему о возрасте, которым он никогда не пользовался. У него было ощущение, что в ответ он получил то же самое, и они вновь стали равны в этом. Не было шанса узнать, какими отношения были меж ними. Меж ними и всеми остальными – это они проверяли каждый день. Но оставшись наедине, это разом превратилось во что-то другое. Он сдался, и неуверенная рука скользнула по сильному обнаженному плечу. От него не требовали обязательств, он знал это отлично, потому что не требовал бы сам. И от этой похожести, от того, насколько они при этом противоположны друг другу в том, в чем едины перед всеми, от нее просто рвало крышу. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза, пытаясь определить, в чем вина всего его взвешенного состояния. Он чувствовал привычный жар, рожденный теплом другого тела, весьма привлекательного, чувствовал потребность доказать единение, чувствовал потребность в ответном доказательстве, и совсем уж эгоистично – что может вызвать подобное не хуже и сам. Он открыл глаза, и его взгляд встретили со смехом, а совершенно неправильной формы губы растянулись все в той же знакомой самодовольной улыбке. Он скрестил руки за его головой, зарываясь в отросшие светлые волосы, и притянул не к себе, а практически по себе, чувствуя, как задирается его майка. Мак практически лег на него, удерживаясь на локте, и зачем-то целовал в висок, давая понять, что в нем царит нечто похожее. С трудом дающее лежать спокойно, не испытывать недостатка в прикосновениях и еще чем-то, что не выразить словами. Он чувствовал уже не тепло, но приятный жар, исходящий от кожи Скипа, окутывающий его и притягивающий. Он органически не мог не поддаться тяге к приключениям и новому, а его друг был для него целым новым неизведанным миром. Но прежде, чем он на самом деле отпустил себя, ему следовало хоть как-то сказать об этом Уоррену. Но глядя в его потемневшие глаза, он терялся и не знал, что следует сказать. Он просто с каким-то полузадушенным вздохом потянулся к его губам, а там уже сдался, как обычно. Позволив умелому языку скользнуть по нижней губе, а затем сразу, напролом, найти его собственный, увлекая в борьбу. Все, что они делали, становилось соревнованием. Которому только что был дан сигнал. Маларки единым рывком приподнялся над кроватью и прижался к Маку, не обращая внимания на слишком сильное ответное объятие. Он скользил ладонями по напряженным предплечьям и чувствовал напрягшиеся мышцы, готовые удерживать его столько, сколько потребуется. Он делал это неосознанно, теряясь в напоре Уоррена, как будто знающего, что представляет собой Дональд сейчас. Он создавал хаос не только на моральном уровне, но и на физическом, то медленно скользя языком по небу, но совсем переходя на невинные поцелуи. Может, они катались по кровати, Маларки слабо это помнил. Было непостоянство, но оно настолько окружило его, что он мало соображал о том, где он. Был только момент, когда происходящего, с волной захлестнувшего его, оказалось мало. Когда потребовалось большее, чтобы выразить творившееся внутри, сжигавшее изнутри. И когда это «мало» внезапно разрешилось сменой на что-то медленное. Когда отстранившись, Мак стянул с него майку, ладонями скользя по животу и груди, и определенно чувствуя неожиданные мурашки. Он просто смотрел. Маларки смотрел в ответ, на взлохмаченные его стараниями волосы, на покрасневшие щеки, на напряженную шею, на которой можно было разглядеть венку с бешено бьющимся пульсом. Он вновь потянул Мака на себя, накрывая губами эту венку и чувствуя биение чужого сердца. Он осознавал, насколько сильнее оно бьется сейчас, и осознавал, что сам виною всему. А еще он просто не представлял, что нужно делать дальше. А делать было необходимо, потому что он чувствовал, как раскаленная кровь стучит в ушах, а внизу живота собирается знакомая тяжесть. Он был не на шутку возбужден, и, пожалуй, смущен от того, насколько его заводит сам факт прикосновений кожа к коже. Все это было интересной игрой, но дошедшей до своего предела. Когда это вызвало ответную реакцию организма, которую его друг просто не мог не чувствовать бедром. О которое страшно хотелось потереться, но Маларки запрещал себе даже думать об этом, вновь немедленно краснея. Мак рассмеялся, не громко, но и не нервно, ему действительно было весело. Дон немедленно обиделся, разглядывая его с непониманием. - Вот ты сейчас лежишь и думаешь нечто вроде «слишком близко», «полностью открыт», нет? – сквозь смех спросил он друга. Смех отдавался вибрацией где-то в груди и неведомой властью правил толпами холодных мурашек, бегущих по спине. Если бы Мак хотел, он мог бы едва ли не кровь заставить бежать в обратную сторону, по крайне мере так, чтобы Маларки ощутил это. Если бы он захотел, он вызвал бы голосом дрожь, которую нельзя успокоить и нельзя допустить. - Да вроде… не думал, - охрипшим от молчания голосом ответил ему Дон, опуская руку от груди Мака до его бедер, сминая светлую и тонкую ткань штанов. Мак на секунду прикрыл глаза и едва л не стиснул зубы, пережидая что-то, одному ему известное. - Тогда я тебе по секрету расскажу, что проблема решается очень просто, - практически на ухо прошептал ему Мак, прихватывая зубами только кончик мочки уха, посылая волну за волной сначала жара, а потом колющего холода, который Маларки мог сравнить разве что с температурным. Он без сомнений позволил руке Мака перехватить его за запястье, но он совсем не ожидал, куда она приведет его руку. Ладонью Маларки чувствовал жар, но уже иной, он чувствовал знакомую каждому парню пульсацию и дрожь бедер, как если бы Мак сдерживал себя. Как если бы он хотел, чтобы рука Дона сдвинулась хотя бы на миллиметр. И она сдвинулась, крайне медленно, просто пробуя. Мак зажмурил глаза и спрятал лицо в изгибе плеча Маларки, но тому и не нужно было видеть. Ему нужно было только осознавать, что его движения заставляют терять Мака самообладание. И он без труда различил встречное движение бедер, перехваченное силой воли где-то на середине, но он знал, как побороть и ее. Как освободить гортанный стон, и слушать его снова и снова, потому что он не слышал ничего более волнующего. Он настолько увлекся движениями, что пропустил момент, когда Мак решил воздать ответную услугу. Только он не церемонился с одеждой. Когда его рука скользнула под расстегнутую ширинку, Маларки успел только выругаться матом. Он был практически уверен в том, что невозможно было знать, что именно одно движение и именно в одном месте должно было свести его с ума. Он смотрел в такие же сумасшедшие глаза на против и осознавал, что долго просто не продержится. И когда Мак уже спал, собственнически обняв его рукой поперек груди, Маларки не мог понять, что же именно измениться после того, как наутро они вернутся в Токкоа. Он, безусловно, знал, что подобное знание друг друга не пройдет даром, но и неловкости они испытывать не будут. Естественная реакция организма, когда своими движениями Мак стимулировал его оргазм. А он в ответ. Это как взаимное снятие напряжение. Хотя, конечно, в это совершенно не входило то, что Уоррен творил дальше, совершенно неприличным образом вылизывая его живот. Если бы он не остановился, Маларки, покраснев в тысячный раз, попросил бы еще раз. А Мак бы ему и не отказал. И не откажет. Потому что не откажет он сам. И хотя завтра уже наступило сегодня, для Маларки завтра наступит тогда, когда они проснуться. Кто знает, будет ли у них время на один единственный взгляд. Им давно не нужно большего, чтобы понять друг друга без слов. Но пока у него еще было это странное сегодня, он убрал с безмятежного лица спящего Мака мокрые пряди и коснулся сначала виска, а потом и губ, осознавая, что на сегодня они как никогда официальнее принадлежали друг другу.