Какая шляпка...

— Мааау... — Широкая зубастая пасть приоткрывается в зевке, обнажая остренькие ровные зубки и ребристое розово-фиолетовое небо. — Какая шляпка... — Когтистые лапы почти дотягиваются до чудаковатого цилиндра, но тот исчезает весьма неожиданно, заставляя лазурные глаза с тончайшим зрачком чуть округлиться от досады. — Не трожь... — шипит хозяин прелестного головного убора, поглаживая шляпку по верхней части, ласково играясь пальцами с не менее длинными и острыми ногтями, чем у Чешира, с кружевами и полями. Кот зачарованно наблюдает за этим процессом, медленно кружась в воздухе, словно курица на вертеле, вокруг своей оси, расплываясь в широкой маньяческой улыбке. Хвост медленно, лениво мечется из стороны в сторону. — Мяяяяяяув... — довольно, прикрывая глаза пушистыми ресничками, тянет Чешир. — Я голоден. — Тише, мои маленькие... — Шляпник торопливо придвигает все столовые приборы к себе, незатейливо, ласково очерчивая каждый по контуру огрубевшими подушечками пальцев. Его руки чуть дрожат, поэтому ласка порой получается чуть грубой, заставляя фарфор чашечек в страхе трястись. — Мрляпник, я голомрен, — мурлычет Кот, изгибаясь всем телом, представляя, как эти же пальцы могут скользить по его мягкой, такой чувствительной коже, задевая выступающие косточки ребер и таза, лаская чуть впалую кожу живота. Острые локти упираются в освобожденный участок стола, пальцы сплетаются друг с другом, причудливые полосы голубоватого, иногда даже малинового, а иногда и вовсе фиолетового, кажется, волнами струятся по бледной коже. На тонкие пальцы с длинными острыми ноготками водружается острый подбородочек, пальцы чуть прогибаются, но не под весом головы, нет, как можно прогнуться под тем, что не имеет веса и порой живет отдельно от тела? Это всего лишь кокетство, такое же призрачное, как запах тюльпана, заснувшего в поле, полном маргариток. Бедра, как и прочие части тела, остались висеть в воздухе, причудливо извернувшись. Казалось, что фиолетово-малиновый, ах нет, все сине-голубоватый хвост описывает круг справа налево, как стрелка лежащих в масленке часов Шляпника. Тот, впрочем, зачарован движением хвоста и слишком нервно сжимает ручку девственно-белой чашечки. Та вздрагивает с тихим "дзынь" и с печальным "трям" валится на стол, совершая попытку бегства, решив пожертвовать ажурной ручкой. Вот край стола, вот-вот, но все же цепкие руки вовремя ловят ее и возвращают в скучающее блюдце. Большие округлые глаза внимательно наблюдают за этим процессом. — Мурмя. — Чешир исчезает и появляется в паре миллиметрах от лица шляпных дел мастера, шевеля ушами, торчащими из черных топорщащихся шелковистых волос. Хвост, недовольный отсутствием внимания к собственной персоне, словно плетка, метнулся в воздухе. Зеленые глаза Шляпника вцепляются колючим взглядом в голубое море, обрамленное белым песком белка, пересеченное черным рифом зрачка. Кот мимолетно трется теплой мягкой щекой о ледяную кожу щеки Шляпника. — Да-да, конечно, — слышится сонное бормотание из-под стола, хвост в раздражении дергается и сметает со стола ту самую чашечку, с треском разбившуюся об пол. — Мышка—мышка, выходи. Будем бегать до зари, — шепчет Кот, по столу перемещаясь к противоположному краю стола, оставляя на скатерти зацепки от ногтей. Сегодня он отправит этого несносного грызуна шнуряться по траве вместе с нуфриками, зафамками и прочей мерзостью. Но не успевает он далеко отползти, как его хватают за пушистый хвост, притягивая обратно, мягко поглаживая кончик грубыми пальцами и вцепляясь с силой у основания, не позволяя дернуться прочь. — Что общего у ворона и письменного стола? — Вопрос адресован куда-то в поясницу Кота, которая тут же начинает дрожать от щекочущего ощущения рыжих жестких волос, ощутимо касающихся кожи сквозь тонкую ткань парадной полупрозрачной рубашечки с короткими рукавами, сквозь которую проступают острые лопатки и позвонки. — Самому интересно узнать, дор-р-р-рогой Шляпник. — Кот прижимается грудью к столу, сгибая острые локти, бесстыдно оттопыривая зад, обтянутый в легкую ткань коротеньких черных шортиков на подтяжках. Хвост ужом извивается в широких ладонях, не столько желая выскользнуть, сколько лаская своей мягкой шерсткой грубую кожу. Кончик хвоста наконец выпускают из плена, он тут же обвивается вокруг все еще держащей у основания руки. Та сжимает сильнее, вырывая болезненное "мяяяя", заставляя зацепиться коготками в скатерть. Длинные ногти словно случайно касаются сжатого колечка мышц сквозь ткань, заставляя елозить на месте, шире раздвигать ноги. Другая рука ложится между ног, скользя то вверх, то вниз, иногда болезненно сжимая, а иногда щекоча все теми же ногтями, заставляя сходить с ума еще больше, хотя куда уж. Ушки жалобно жмутся к голове, почти скрываясь среди волос. Шляпник наваливается на Чеширского сверху, прижимая к столу, вскрывая его взглядом, мысленно отрезая ушки и хвост, разрезая на части, вспарывая желудок, вынимая спрятанную птичку-сердце из клетки-ребер. Шляпных дел мастер сам не заметил, как рука с чего-то твердого в облегающих округлые бедра шортиков переместилась к желудку, впиваясь в него ногтями. По пальцам стремится вязкая жидкость, разукрашивая скучную белую скатерть алыми розами. Ложечка, на которую упала одна такая капелька, прогнулась в ручке, дрожа от того, с какой томительной лаской кровь растекается по узорчатой головке. Чешир жалобно мурлычет, пытаясь уйти от ранящих прикосновений, исчезнуть в воздухе, пропасть, оставив только запах, но ему все время мешают, отвлекают. Зубы вцепились в чувствительное тонкое кошачье ушко, неприятно покусывая и потягивая на себя, одна рука массирует хвост у самого основания, другая, пачкая парадную рубашку, подаренную, между прочим, самой герцогиней, теребит соски, растирая чувствительную кожу между пальцев. Кота бросает то в жар, то в холод, и он готов купать Мышь Соню в карамели, лишь бы та спасла его от этого странного бреда свои сонным "да-да, конечно". Но Соня спит, а Шляпник - вот он - странно ухмыляется, как будто пробуя Кота на ощупь, не удосуживаясь даже оголить чувствительную кожу. — Урррмяяяя... — стонет Чешир, прогибаясь в спине, зажмуривая глаза, и с силой челюсти сжимает, когда на языке вдруг появляются два пальца, настойчиво вбивающихся в рот, поглаживая небо, десны, зубы, стенки горла коготками задевая, насилуя, лаская. - Алиса, Кролик, Бормоглот! — мысленно взывает Кот, лаская пальцы языком. Он чувствует вкус масла от тех самых часов, чувствует едва уловимый аромат карамели, исходящий от пальцев, и принимается тщательней вылизывать пальцы, стремясь насладиться привкусом последнего, но те быстро пропадают, вырывая разочарованный вздох. Шортики трещат по швам и решают пожертвовать подтяжками и пуговичкой, чем разорваться целиком. Пропитанная кровью рубашка отказывается отлипать от уже подсохших ранок. Вновь ухватившись за основание сине-голубого хвоста, Шляпник принимается его массировать. Чеширской стонет, извивается и тихо мурлычет, сам не замечая первого пальца внутри. Он с треском рвет скатерть, когда внутрь врывает нечто большее. Извивается ужом, сначала пытаясь уйти от болезненных ощущений, потом сильнее насаживаясь, требуя большего, и нескончаемо мурлыкая, шипя и фырча. *** — Какая шляяяяпка....— Когтистые ручки все же дотягиваются до вожделенного предмета, поглаживая поля, игриво цепляя кружева. Шляпник вздрагивает, но позволяет снять с себя головной убор, сквозь прищур наблюдая, как его любимая шляпа водружается на голову наглому кошачьему. Тот тоже довольно щурится, мурлыча от удовольствия, и только растерянно хлопает длинными ресничками, когда головной убор исчезает с его головы и вновь оказывается у Шляпных дел Мастера. — Не трожь... — миролюбиво шепчет он, обнимая цилиндр одной рукой, другой почесывая урчащее создание за ушком.