паркинсон-пятница

у пэнси измученные пустые глаза и израненные круциатусом руки - и у гермионы, почему-то, нет желания сделать еще больнее. у пэнси под широкой мятой майкой - выцветший черный череп и змея, спускающаяся к кисти; у нее короткие, ломкие черные волосы, тусклые, но густые - пэнси состоит из противоречий, и эти противоречия отчего-то грейнджер притягивают ближе. по идее, по словам других, по мыслям, навязанным министерством магии, паркинсон - сумасшедшая, паркинсон - отброс общества, а гермиона - идеальная девочка с картинки. ей нравится это, да только правда выглядит совсем иначе - пэнси не опасная, пэнси беззащитная до тошноты, а грейнджер давно уже не та наивная дура. ей кажется, что они не имеют права судить более. она смотрит на пэнси, чувствуя ее сбитое дыхание на своей ладони, ее пересохшие искусанные губы своими пальцами, и не видит в ней ничего того, о чем пишут в газетах. вместо этого она видит фингалы под темными, уставшими глазами, впалые щеки, длинные рубцы от круциатуса, высокий излом бровей - она видит человека. это, наверное, ее главная ошибка, но ей и не впервой пытаться вытащить из болота того, кто этого не заслуживает никак. о, нет, пэнси заслуживает. в прямом смысле этого слова. пэнси приходит в ее кровать и в ее жизнь, пэнси раздвигает ноги и молча терпит, пэнси сжимает зубы как можно сильнее, лишь бы не нагрубить и не съязвить. нравится ли гермионе такая паркинсон? она не знает. у такой паркинсон торчащие ребра, болезненно тонкая талия, узкие кисти и выпирающие ключицы со скулами; паркинсон красивая, но умирающая. она не любит умирающих. но пэнси хотя бы борется. - каково это, - вдруг спрашивает гермиона, дергая свою послушную игрушку за короткие волосы, и отчетливо видит, как паркинсон в последний момент проглатывает колкость. паркинсон не хочет в азкабан. - быть в один момент аристократкой, а в следующий - подстилкой грязнокровки? гермионе смешно. это ведь такая ирония, господи, видеть перед собой пэнси паркинсон, чуть ли не королевских кровей, распростертую на кровати и только что хорошенько оттраханную. брюнетка молчит долго, глядя на нее своими безразличными глазами, а потом тихо отвечает хриплым сорванным - после круцио ее темного лорда - голосом: - лучше уж поцелуи грязнокровки, чем дементора. гермиона думает, что пэнси должна была сказать что-то другое, что-то, что больше подходит ее роли, но пэнси - впервые за эти три месяца - говорит то, что думает, и она не знает, что на это ответить. она, если честно, слабо представляет себе, каково это - быть по ту сторону, бороться за что-то, что для тебя не имеет смысла, но бороться, потому что там твоя семья. она слабо представляет себе, как это, когда родители выдают тебя замуж за лучшего друга, потому что его семья влиятельнее, как это, когда родители умоляют того-кого-нельзя-называть поставить их дочери метку. пэнси убийца, но у нее глаза не убийцы. у нее глаза человека, смирившегося с судьбой, - разочарованные, уставшие и равнодушные ко всему. гермионе почти страшно смотреть в них, но гермиона и сама не так проста, гермиона и сама умеет убивать не хуже паркинсон - и только поэтому все еще смотрит. пэнси отдается ей каждую пятницу - приезжает в ее квартиру, стоит, нервно оглядываясь, пока грейнджер закончит работать, а потом послушно стонет ей в ладонь, выгибаясь на кровати. взамен - никаких преследований. гермиона выбивает это из шеклбота с невероятным трудом, кингсли отказывает ей раз десять, прежде чем ей наконец позволяют забрать слизеринку из азкабана. зачем она это делает? черт знает, гермиона просто подчиняется наитию: ей нравится чужая роль послушной игрушки, но нравится до тех пор, пока не начинает тошнить. у паркинсон глаза человека, которому все надоело. - а скажи, - брюнетка сидит прямо напротив нее в своей огромной майке, прикрывающей худые плечи, и смотрит куда-то в стенку позади, - зачем тебе я. - мне нравится играть с тобой, - тут же реагирует гермиона, поднимаясь тоже, но пэнси вдруг кривит губы в улыбке, такой отвратительно искренней улыбке, что все внутри грейнджер переворачивается. пэнси кривит губы так же, как когда-то в хогвартсе, пэнси начинает говорить так же, как когда-то в хогвартсе. - у меня таких, как ты, много. и это такая ложь. ей хочется сделать вид, что у нее таких пэнси паркинсон целый гарем: одна по понедельникам, другая по вторникам... целая неделя таких пэнси паркинсон, целая жизнь - что ей дело до какой-то одной, ей всего-то в благотворительность поиграть захотелось: одной освобожденной слизеринкой больше, одной меньше, делов-то. ей хочется сделать вид - но не более, это не может быть правдой, потому что гермиона - одна. нет у нее ни паркинсон-понедельник, ни паркинсон-вторник. есть только паркинсон-пятница, да и та какая-то сломанная; остальное - работа. в ней грейнджер замечательно умеет прятаться - она наваливает себе на стол целые бумажные горы, чтобы скрыться от глаз шеклбота за ними, и целыми днями решает проблемы государственной важности, изредка вылетая на вызовы. это чертовски удобно. но совсем немного одиноко. она привыкает. почти. пэнси смотрит на нее еще какое-то время, а потом скованными движениями перебирается на край кровати и надевает валяющиеся рядом трусы. она чертовски гордая и чертовски хрупкая, но гордость спрятана под смирением, а хрупкость - хрупкость прячется за шрамами. гермиона следит взглядом за тем, как паркинсон одевается - рубашка, брюки и кроссовки, так нелепо для слизеринки, а потом - за тем, как паркинсон ковыляет к выходу. на секунду - всего на одну секунду ей становится жаль брюнетку, потому что на улице - снег, мороз, а палочки у нее нет; но эта секунда разбивается об ответный взгляд и все тот же сорванный, болезненно хриплый голос: - нет у тебя никого, думаешь, я не знаю. *** днем субботы она сидит, как обычно уставившись в бумажки, исписанные каллиграфическим почерком, но на этот раз - ни черта не соображает. буквы сливаются в одну сплошную вязь, смысла которой она никак не может понять, а перед глазами у нее - ковыляющая к двери пэнси, мать ее, паркинсон. гермиона видела это столько раз, что ничего нового в этом нет, но отчего-то именно сегодня ей не выбросить из головы ни гребанную слизеринку, ни ее боль. хуевое начало. кингсли старательно игнорирует ее присутствие, роясь у себя на столе в огромной кипе точно таких же бумаг, но гермиона потчи ясно ощущает его растущее недовольство. одно дело - трахать слизеринку, совсем другое - о ней думать. гермиона, кажется, заигралась по полной, решив, что может управлять кем-то, гермиона... - эй, герм, - бумаги перед ней с шелестом раздвигаются, пропуская лицо народного героя с придурковатой улыбкой на губах. - время обедать. она хочет отказаться, сославшись на огромный объем работы, но есть действительно хочется, а на рабочем месте - премного уважаемый кингсли, прожигающий ее недобрым взглядом. с гарри они общаются редко - почти никогда, да и то чаще всего на официальных приемах, где поттер со скучающим видом слушает новые сплетни от своей надоедливой жены. - только если быстро, - соглашается она, вставая и поправляя мантию. мания порядка - есть такая? потому что если есть, то гермиона отчаянно в ней нуждается: пэнси паркинсон - гребанный беспорядок, пэнси паркинсон неплохо бы отправить в ту дыру, из которой она вылезла, пока не стало совсем хреново. - быстро-быстро, - кивает патлатой головой ее бывший лучший друг, вновь скрываясь за бумагами, и гермиона устало выдыхает: вернуть бы сейчас хогвартс, курс эдак пятый. вернуть бы их золотое трио, верную дружбу и преданность, потому что сейчас у остальных есть все - а у нее? у нее есть только работа, редкие вызовы и измученная пэнси паркинсон по пятницам. у гарри есть джинни, сохранившая всю эту ебучую наивность, хотя война прошлась и по ней тоже, есть вся семья уизли - от билла до рона, есть джонсон и джордан, есть томас и финниган. но никто из них с гермионой знаться не хочет, для них в расставании грейнджер с роном виновато не количество огневиски, которое он выпивал за день, а ее работа. гермионе, в общем-то, все равно. ее устраивает и это глухое одиночество, разбавляемое редкими визитами гарри и пятницами. серебристой вспышкой ей на плечо приземляется орел, и гермиона тормозит, выхватывая палочку: - прости, гарри, вызов, не в этот раз, - говорит она ему безо всякого сожаления в голосе, и поттер понимающе кивает в ответ: - если хочешь, могу пока разгрести твои бумаги здесь. ей даже не хочется соглашаться. она и не соглашается. *** вторники проходят точно так же как и понедельники - ничего нового. как и среды, как и четверги, как и субботы, как и воскресенья с понедельниками. они просто проходят, без смысла и нагрузки, как та затейливая вязь, в которую собираются буквы в зашифрованных документах. если ей везет - на неделе случается вызов. если не везет - на неделе случается только пятница. *** впрочем, сочетание вызов в пятницу оказывается самым хреновым из вариантов, потому что когда она возвращается домой в час ночи, доброжелательный сосед, ходивший выбрасывать мусор в огроменных черных мешках, останавливает ее. ему лет сорок пять, он высокий и довольно опрятный, но мешки у него в руках больше похожи на те, в которых гангстеры выбрасывают в реку трупы. она думает об этом и только об этом, но сосед машет рукой в сторону ее дома и с любопытством в глазах рассказывает, что некая черноволосая девица торчала у нее под дверью в одной только рубашке около трех-четырех часов, прежде чем уйти. гермионе должно быть все равно, но это как-то слабо соответствует действительности, в которой у грейнджер все внутри сворачивается в тугой узел - и развернуться никак не может. - спасибо, - благодарит она соседа, продолжившего выбрасывать то ли трупы, то ли мусор в бак, и бежит в дом, чтобы аппарировать, спрятавшись от маггловских глаз. но, когда гермиона забегает внутрь, тяжело дыша и хватаясь ладонью за гладкую стенку, до нее вдруг доходит: адреса паркинсон она не знает. это почему-то ее успокаивает. почти как отпущение грехов - она не знает, куда идти, а значит - и идти не надо. *** в следующую пятницу она не закрывает дверь дома, когда уходит, а на работе считает секунды до окончания дня. кингсли смотрит на это со своим невозмутимым выражением лица, но вместо привычного уже неодобрения - отпускает домой пораньше. ей, на самом деле, некуда спешить, да? паркинсон приходит в семь - ни минутой позже. вот только если раньше ей для этого приходилось просто щелкнуть пальцами и взмахнуть палочкой, то сейчас - ехать через весь город. гермиона снова вспоминает, что не знает, где та живет. на прямой вопрос паркинсон только ведет плечами - в ней что-то изменилось, но грейнджер не может понять, что именно. - я задала вопрос, - повторяет она с непонятным нетерпением, и пэнси, кажется, удивляется тоже: - тебе-то что? - ты можешь ответить или нет? паркинсон не отвечает, вместо этого - снимает свою теплую клетчатую рубашку, стягивает майку, обнажая небольшую грудь с темными сосками, и наклоняется, чтобы снять джинсы, но гермиона - не железная, гермионе - на одну пятницу меньше, чем нужно, и на все пятницы больше, чем стоило бы. она толкает пэнси на кровать, снова чувствуя под собой податливое послушное тело, но стоит ей коснуться губами чужой шеи, как осознание приходит к ней: паркинсон чертовски горячая. во всех смыслах. - ты, блять, болеешь! - ругается грейнджер, спрыгивая с кровати и пытаясь найти в своей аптечке перцовое зелье, пока пэнси за ее спиной хрипло смеется: - ты материшься? о да, гермиона грейнджер матерится, спорит с министром и трахает по пятницам слизеринку, которую ненавидела в школе. жизнь удалась, разве нет? перцового зелья она так и не находит, поэтому быстро одевается, чтобы аппарировать в аптеку, но паркинсон цепляется за нее своей сухой и горячей ладонью, чуть выше которой - уже серая от времени черная метка: - грейнджер, не сходи с ума, зачем ты это делаешь? гермиона и правда хочет ответить, но ответа не знает; вместо этого она бездумно смотрит на череп со змеей, изуродовавший на пару с покрасневшими рубцами бледную кожу. она думает, что попади паркинсон не на слизерин, родись паркинсон не паркинсон, то все было бы иначе. она думает: откажись паркинсон от метки, не было бы сейчас никакой паркинсон. не было бы никаких малфоя, нотта, забини. на утро в газетах бы написали: "загадочная смерть половины факультета слизерин". загадочная и очень предсказуемая, потому что у них там, кажется, не убьешь ты - убьют тебя. - хэй, заучка, и чего ты застыла? - интересуется у нее пэнси прежним тоном, и это почему-то позволяет гермионе вздохнуть глубже. она давно уже не заучка, она давно уже научилась отвечать на оскорбления, да только пэнси произносит это впервые без своего ледяного равнодушия. гребанная пэнси паркинсон. лучше бы тебя не было. *** - мы называли тебя мопсом, - говорит гермиона в следующую пятницу, пока пэнси - оттаивающая ото льда азкабана пэнси - лежит поверх одеяла рядом. - потому что ты была на него похожа. - я знаю, - вместо спора пожимает плечами паркинсон. - не лучший разговор после секса, грейнджер, но лучше такой разговор, чем никакого. *** - я не хочу думать о ней как о шлюхе, - зачем-то признается она ковыряющемуся в тарелке с макаронами гарри, и тот приподнимает одну бровь: - а что изменилось? - она изменилась. они молчат какое-то время: гермиона дожевывает запеченый тост, поттер бездумно скребет по тарелке вилкой, размазывая безвкусный соус. сегодня среда, а до пятницы еще целых два дня - это немного выводит из себя. - ты в дерьме, герм, - подводит итог ее снова-лучший-друг и выбрасывает остатки макарон в мусорку. - и я в дерьме. лучше бы мы сдохли в той битве за хогвартс. быть гарри тяжело - его фотографируют и достают с интервью, его останавливают малолетние фанаты с просьбами расписаться на мантиях/чемоданах/учебниках, его жена беременна и выносит ему мозг своим ужасным характером. быть гарри тяжело, да, но и быть гермионой грейнджер - тоже непросто. *** - из грязи в князи, - замечает паркинсон, сидя на кухне, подогнув под себя тонкие длинные ноги. гермиона делает кофе, стоя у раковины, и думает, что пэнси паркинсон на ее кухне выглядит довольно органично. - вот как мы вас называем. гермионе нравится старая пэнси, сдирающая с себя остатки той, новой, послушной и покорной, сдавшейся на милость победителя. старая пэнси точно знает: азкабан ей больше не светит, - старая пэнси подает запрос о возврате палочки и ищет себе новую работу, чтобы не жить хрен знает где. гермионе нравится пэнси, которая язвит и жалит, потому что пэнси - змея, смертельно опасная и ядовитая. иногда грейнджер интересно, какой у паркинсон патронус, но та не отвечает, а увидеть гермиона не может - у слизеринки нет ни палочки, ни, кажется, счастливых моментов. азкабан забирает все. - мы? кто это твои "мы"? те, кто предпочел раздвигать ноги перед грязнокровками, лишь бы не оказаться снова в тюрьме? - она ставит ей перед носом чашку с горячим кофе, и пэнси недоверчиво косится на нее из-под отросшей вихрастой челки. - или вы - это... паркинсон вдруг хищно улыбается: - но ведь я добилась, чего хотела. я не в тюрьме, а ты делаешь мне кофе. у пэнси красивая улыбка, думается гермионе, пока она выхватывает у нее из рук чашку: - никакого кофе, значит. ей кажется, что паркинсон должна обидеться. паркинсон же возвращает на место свою ледяную маску. *** - мы называли тебя бобром, - бросает ей с порога непривычно довольная брюнетка. - десять галлеонов на то, что твой патронус - выдра или бобр. грейнджер, решившая не идти на работу и взявшая свой законный отгул, смотрит на девушку с недоумением: - у тебя денег нет таких, идиотка. паркинсон вскидывает брови и руки синхронно - это выглядит так забавно, что гермиона не сдерживает смешка, но тут же вскрикивает - ей в лицо прилетает полированный кусок деревяшки. - тебе вернули палочку? - да, но активируют только на работе, - снова улыбается своей змеиной улыбкой паркинсон, начиная расстегивать рубашку. - мы ебаться будем или я зря тащилась? *** с роном было не так. с роном вообще никак не было. у рона был большой член и маленький мозг, у пэнси не было члена вообще, но у нее были длинные пальцы и невероятный для мерзкой слизеринки ум. в дополнение к рону шли дурацкие веснушки и родинки, в дополнение к паркинсон - черная метка и шрамы. променяла рона на слизеринскую шалаву, говорили ей бывшие друзья. газеты во главе с ритой скитер были готовы мусолить эту тему вечность:"вместо героя войны выбрать пожирательницу!" гарри просто качал головой и улыбался, видя, как расцветает от одной лишь пятницы ее неделя. она думает только о себе и о паркинсон, когда спасает людей на работе, ей искренне плевать на жертв войны, которые пытаются отказаться от ее помощи, потому что она спит со слизеринкой. ей очень и очень интересно, сколько людей задумывается о том, какой у шестнадцатилетних подростков был выбор. *** однажды она видит малфоя - он немного осунулся и еще сильнее побледнел, но в целом - все тот же драко малфой, что и раньше. он высокий и статный, с серьезным, спокойным лицом, рядом с ним - астория гринграсс, худая и стройная. хорек и хорьчиха, подумала бы прежняя гермиона, отмазались от азкабана деньгами. но прежняя гермиона не спала каждую пятницу с паркинсон, а гермионе сейчас малфоя даже немного жаль. он, вроде бы, лучший друг пэнси. - герм! - налетает на нее что-то рыжее и лохматое, заставляя ее отвернуться от малфоя в другую сторону. рональд уизли все такой же нелепый, неуклюжий и веснушчатый как и раньше - и, похоже, мозгов у него ровно столько же, если не меньше, потому что он хватает ее за плечи и трясет так, что все перед глазами темнеет: - поигрались и хватит, герм! я же так не могу без тебя, а ты без меня - тоже. я брошу пить, а ты свою эту подстилку бросишь. ну вернись, а? последнее он произносит с такой надеждой, что грейнджер почти проникается. да только пэнси паркинсон - не огневиски, от пэнси паркинсон, конечно, бывает и похмелье, и отравление, но бросить паркинсон-пятницу - невозможно. она вспоминает ее змеиную улыбку и рассчетливые действия, то, как ловко пэнси избежала азкабана, запутав ее в свои, блять, сети, то, как пэнси почему-то не ушла сразу после достигнутого, а осталась. то, как пэнси ждала ее несколько часов на морозе, и то, как паркинсон смотрится на ее кухне. рон поливает пэнси грязью. он делает это громко и гнусно, он кричит это в центре министерства, а вокруг них щелкают колдокамеры - и грейнджер сдерживается от того, чтобы не врезать ему, из последних сил. спасает малфой. он кладет свою холеную ладонь рону на плечо и невероятно вежливо просит отойти. невозмутимое лицо его не выдает никаких эмоций - и рон вдруг остывает, отходя в сторону и растерянно оглдываясь на заинтересованную толпу. - передавай пэнс привет, - шепчет ей одними губами драко, а потом помогает своей жене аппарировать. *** - ты называешь меня паркинсон-пятница? - фыркает слизеринка, сидя в теплой воде в только что набранной ванной. у паркинсон острые коленки и локти, она вся состоит из углов и противоречий, но, господи, как же это нравится грейнджер. по мнению газет пэнси паркинсон - не просто отброс общества, а отброс общества, разбивающий счастливые семьи. сама она сидит на узком бортике, прямо перед ней, темноволосая макушка паркинсон, чуть ниже - грудь с остро торчащими сосками, еще ниже - ребра, плоский живот, ярко выделенные тазовые кости и черные волосы, выбритые в виде стрелки. гермионе сдерживаться не за чем - она опускает руку вниз, накрывая лобок девушки, и касается средним пальцем клитора, тут же чувствуя, как вздрагивает брюнетка. паркинсон подо всем своим льдом - чувствительная. и стерва. замечательное сочетание. - имеешь что-то против? - спрашивает гермиона прямо в приоткрытые в отчаянной попытке вздохнуть губы, и пэнси сдавленно шепчет в ответ: - как тебе вариант добавить в расписание паркинсон-среду? *** паркинсон-пятница превращается в паркинсон-возможность. гермиона не спрашивает ее, где она работает, но работает пэнси достаточно много и каждый день, но стоит появиться возможности - как паркинсон приезжает к ней. из-за невозможности пэнси пользоваться палочкой вне работы, гермиона покупает ей дешевый маггловский телефон. слизеринка забирает его с нескрываемым отвращением, но не спорит, просто бросает в сумку и счастливо про него забывает. они вообще стараются не трогать друг друга вне постели, потому что так - проще и легче, а им слишком трудно справляться с другими путями. *** когда у нее звонит мобильник, гермиона порядком охреневает, а потом бросается рыться в сумке, ища уменьшенный "редуцио" телефон. воспользоваться палочкой она почему-то не догадывается и тратит на поиски почти две минуты, но телефон все еще звонит. имя на экране выглядит так нелепо в связи с маггловской вещью, но это лишь заставляет гермиону занервничать. пэнси паркинсон не станет звонить по телефону, потому что соскучилась. пэнси паркинсон не может соскучиться. - привет, - моментально отвечает она в трубку, слыша тяжелое, сбитое дыхание. это больше похоже на секс по телефону, да только грейнджер уже умеет отличать стоны желания от стонов боли. - что за дерьмо происходит? - ты можешь... - паркинсон, тупая идиотка, дура, неумеха, слизеринский мопс, псина паршивая, паркинсон, без пятниц с которой уже и не жить, задыхается от боли, и гермиона готова взвыть от бессилия. - можешь обойтись без меня пару недель, а? гермионе хочется рвать и метать, потому что пэнси там как бы больно, а она как бы в министерстве и не знает, где пэнси находится. на вопросы, что произошло, паркинсон - гордая сука - не реагирует. - да переживу я несколько недель без тебя, тоже мне, незаменимая нашлась, - сдается грейнджер, опускаясь на стул под взволнованным взглядом зашедшего в кабинет гарри. - спасибо, грязнокровка, - насмешливо хрипит в трубку несочетаемые вещи пэнси, прежде чем отключиться. *** - э-э-э-э, гермиона, - останавливает ее в атриуме рон, и она моментально останавливается, потому что у ее бывшего парня невероятно виноватый вид. он мнется на месте, рассматривая свои руки - большие и мозолистые, как побитый пес, и взгляд у него такой же - виноватый и собачий. - там, э-э-э... твоя... ну, это... паркинсонвпорядкеда? - на одном дыхание выдает он, не поднимая глаз, и гермиона даже не сразу понимает о чем речь. - причем здесь паркинсон, рон? - она смотрит на его виноватое лицо и пунцовые уши, на его руки и торчащую из кармана рубашки волшебную палочку, а в голове ее - срывающийся от боли голос слизеринки. грейнджер выдыхает, чувствуя, как ненависть к этому милому с виду парню встает внутри ее сердца: - что ты с ней сделал? он пятится назад, едва не спотыкаясь о собственные ноги, такой высокий и такой знакомый, но все, что гермиона сейчас хочет - чтобы он ответил. никто - никто и никогда - не тронет то, что принадлежит ей. пэнси паркинсон - ее хочет она того или нет, потому что пэнси паркинсон из бесполезной подстилки превратилась в очень важного для нее человека. - что ты с ней сделал, ублюдок? - давящим шепотом повторяет она ему в лицо, и рон нервно сглатывает: - я был пьян, герм, честно, я не хотел, чтобы так вышло... я... она заставляет его замолчать, наставив на него палочку, но бить не бьет - презрение в совокупности с ненавистью, оказывается, дает отвращение. ей брезгливо даже смотреть на него: - если ты подойдешь ко мне или к ней еще хоть раз, я тебя уничтожу. он верит. *** - ты могла не выебываться и сказать мне, - раздраженно говорит гермиона, помогая пэнси снять новую куртку из кожи дракона, но паркинсон лишь тянет свои красные полные губы в усмешке: - вышло зато забавно в итоге. грейнджер заставляет ее чуть наклонить голову и проводит пальцами по желто-фиолетовым синякам на шее, пэнси даже не дергается, лишь стоит, извернувшись так, чтобы видеть лицо шатенки, да губы облизывает. если честно, гермиона зла - не на нее и даже не на рона, просто зла, потому что этих синяков - не должно быть. ни-ког-да. - тебе больно, это не забавно, - она качает головой, не выдерживая и притягивая паркинсон к себе. пэнси ниже ее на пол головы, но стройнее и костлявее, от пэнси пахнет дорогими духами и ветром, рядом с пэнси - хорошо. она слышит, как ровно бьется ее сердце. - мне не бывает не больно, грейнджер, - неожиданно просто отвечает брюнетка, не пытаясь спрятаться за колкость или равнодушие. - раньше тебе было все равно. *** однажды они напиваются в хлам - гермиона забегает в маггловский магазин за водкой и бренди, пэнси хлещет алкоголь из чашки, потому что бокалов у них на кухне нет. грейнджер отстраненно думает, что уже считает кухню общей, но долго на этом не зацикливается: плевать. пьяная паркинсон целует ее так сильно, что прокусывает губу до крови, и гермиона никак не может привыкнуть к этой пульсирующей боли, опрокидывая темноглазую брюнетку на спину. пэнси, особенно на пьяную голову, нереально красивая - со своей белой кожей, широкими скулами, невероятными холодными глазами и шрамами от пыток. гермиона касается их без осторожности или нежности - паркинсон ненавидит жалость и сочувствие, паркинсон - чертов лед и огонь в одном лице, ей подавай грубость и чувственность вместе. это, блять, немного сложновато, и пьяный язык грейнджер порет какую-то чушь весь вечер, начиная от "слизеринской змеюки" и заканчивая "любимой убийцей". она надеется, что пэнси на утро ничего не вспомнит. *** пэнси, конечно же, вспоминает. она с невозмутимым лицом переминается с ноги на ногу, роясь в ее холодильнике и ежась от прохладного воздуха с приоткрытой форточки. гермиона тянется за обезболивающим, и паркинсон бросает ей мимоходом: - ну и затрахала же ты меня вчера, грязнокровка. - меня не заводит это слово, - огрызается она, надеясь избавиться от головной боли как можно быстрее, но слизеринка смеется, взмахивая рукой с зажатым в ней молоком: - вчера ты была другого мнения. прошлая гермиона сто процентов бы покраснела, гермиона сейчас же только ухмыляется и отвешивает шлепок по белой заднице, заставляя паркинсон чуть пошатнуться: - ты ебанулась, а, грейнджер? - ты меня вынуждаешь. *** гермионе нравятся такие перебранки. *** - тебя пытали за то, что ты не хотела принимать черную метку? - задает пробный вопрос она, когда они встречаются во вторник. они обе - до чертиков уставшие, у них даже на секс сил нет, поэтому грейнджер просто утягивает свою гордую идиотку на пол рядом с батареей и позволяет опереться о себя. паркинсон не смотрит на нее, роясь в карманах в поисках зажигалки, и гермиона просто протягивает ей свою, глядя на подрагивающую в зубах девушки крепкую сигарету. черноволосая прикуривает, не отрывая взгляда от огонька на конце сигареты, и этот огонек причудливо отражается в ее зрачках. они молчат еще немного, а потом пэнси выдыхает дым и качает головой: - нет. я хотела метку. - что? - тупо переспрашивает гермиона, и паркинсон горько усмехается: - я хотела метку, грейнджер. я хотела, чтобы лорд был мной доволен. мои родители говорили, что когда я получу метку, то темный лорд вознесет меня, что я смогу сама выбирать свою судьбу. но, знаешь, - она стряхивает пепел мимо пепельницы, - они не говорили, как метку получают. у меня метка появилась раньше, чем у драко, потому что на меня внимания обращали куда меньше, я могла быть достаточно незаметной для того, чтобы шпионить за поттером. - и ...как получают метку? - гермиона думает, что стоило бы ужаснуться и почувствать отвращение, но вместо этого - чувствует ненависть к родителям пэнси и к волан-де-морту. к самой пэнси - никогда и ни за что. паркинсон вдруг смотрит ей прямо в глаза - и взгляд у нее сумасшедший, шалый, такой, что становится жутко, потому что в следующий момент пэнси разлепляет непослушные губы и говорит неискренним равнодушным тоном: - мне нужно было убить семью магглов недалеко от нашего поместья. сначала я даже думала, что это будет легко - я же ненавижу магглов, но их сын... - она сглатывает слюны и вытирает сухие глаза ладонью. - их сын так плакал. ему было лет пять, он даже не понимал, что за дерьмо пришло в его жизнь и что он сделал плохого. - и ты?.. - гермиона притягивает ее к себе, прерывая ее сопротивление, потому что пэнси не должна быть одна сейчас. гермионе грейнджер, в школе готовой порвать любого за справедливость, сейчас абсолютно все равно на то, кого паркинсон убила. ей не все равно только на тех, кто заставил ее это сделать. - да, - чужим голосом шепчет ей в ямочку между ключиц пэнси. - ну да, я сделала это. а потом блевала три дня подряд и валялась дома с температурой и черной меткой на руке. да я спать до сих пор не могу нормально, мне снится этот пацан малолетний. они сидят так около получаса, а потом пэнси всхлипывает и подрывается, выбегая в коридор. гермиона слышит, как ее рвет, и поднимается с пола, подходя ближе: паркинсон стоит в туалете, упираясь ладонями в сливной бачок, и совсем не по-аристократичному блюет. спина у нее оказывается влажной от пота и горячей, и гермиона гладит успокаивающе ее вздрагивающие лопатки и впадинку позвоночника, пока пэнси наконец не выдыхает и не нажимает на слив. *** про шрамы грейнджер больше не спрашивает - пэнси рассказывает сама, устроившись рядом с ней на кровати, но не прижимаясь ближе. паркинсон нравится чувствовать себя самодостаточной и независимой, и поэтому гермиона касается ее только ладонью - но этого вполне хватает обеим. - а шрамы с пятого курса. мы не смогли с инспекционной дружиной, - пэнси морщится, произнося это, - удержать вас. вы сбежали и помешали люциусу, а в итоге люциус проговорился, что по идее мы должны были остановить всех остальных, кроме поттера. лорд... - она кашляет, но снова продолжает: - лорд был... очень недоволен мной. пэнси снова молчит, и гермиона осторожно накрывает ладонью ее израненные ребра, чувствуя незаживающие рубцы. - они никогда не заживут и не перестанут болеть, - тихо говорит слизеринка. - и так была не очень, а сейчас еще и в этой херне вся. она привстает на локтях, нависая над настороженной паркинсон, а потом просто целует ее в губы, заставляя забыть обо всем дерьме, случившимся с ними обеими: - ты красивая, хоть и сволочь. - идиотка. - мопс. - бобр. - сука!.. - грязнокровка! грейнджер действительно обожает это. *** - ну ты и стерва, - жалуется она пэнси, когда пытается собраться утром на работу, а слизеринка не дает ей даже рубашку одеть, прижимаясь голым телом к спине и целуя в шею. они все еще не говорят друг с другом о работе и доме, но грейнджер думает, что и без того знает о пэнси больше, чем о ком-либо. - пэнс, блять! - боже, мне кажется, у меня фетиш на ругающихся матом бывших зубрил, - вскидывает брови в притворном удивлении паркинсон, толкая ее изо всех сил на кровать, и грейнджер успевает попрощаться с сегодняшней работой, прежде чем губы брюнетки касаются ее груди. *** - эй, грязнокровка, - больно бьет ее кулаком в плечо пэнси, тут же отскакивая на безопасное расстояние, - так какой твой патронус, а? гермиона хмыкает, доставая палочку из кармана, и в глазах у паркинсон зажигается сдерживаемый интерес: - экспекто патронум! она думает о хорошем. хорошее в ее жизни почему-то больше не означает семью уизли и гриффиндор, нет, хорошее в ее жизни означает возможность пообедать с гарри, пока они оба свободны, и возможность видеть идиотскую слизеринку рядом с собой так часто, как только можно. она думает о том, что они все здесь - как фениксы, они умирают, чтобы возродиться. она думает о том, что, наверное, в тот день, когда паркинсон выпустили из азкабана под ее ответственность, все и изменилось. - где мои десять галлеонов? гермиона щурится в ответ, глядя на то, как вокруг нахальной брюнетки стелется серебристая яркая выдра: - а твой? пэнси неопределенно качает головой: - ничего не получится после азкабана. - у сириуса получилось, - не соглашается гермиона, подходя ближе и аккуратно касаясь черных блестящих волос девушки. - у тебя тоже получится. - ваш блэк был анимагом, может, поэтому и получилось, - паркинсон сейчас больше похожа на безумно испуганного ребенка, которого заставляют сделать что-то страшное, и гермиона не выдерживает, наклоняясь ближе и целуя ее податливые теплые губы: - слизерин боится? пэнси выглядит так, будто вот-вот сбежит: такая сильная, но испуганная, - и гермиона на всякий случай придерживает ее локоть. - слизерин ничего не боится, в отличие от гриффов, - выдыхает обреченно паркинсон, перехватывая палочку поудобнее - ей только позавчера вернули право на беспрепятственное использование: - экспекто патронум! ничего не происходит. пэнси приоткрывает сначала один глаз, потом второй, тут же наталкиваясь на внимательный взгляд гермионы, и с каким-то непередаваемым облегчением сообщает: - не получилось. наверное, ей стоит отстать от пэнси, но ей и правда очень интересно, поэтому грейнджер целует свою - ну, похоже, что уже свою - девушку за ухом и просто очень спокойно просит: - подумай о хорошем. - да о чем хорошем? умная нашлась тут, я... - не язви, ладно? - она кладет ладонь на такую беззащитную шею пэнси и осторожно поглаживает, глядя ей прямо в глаза. гермиона кажется себе невозможно сильной, гермиона кажется себе готовой защитить эту идиотку от всего дерьма, что она на себя навлечет. чертов змеиный факультет, выпускающий таких вот паркинсонов, малфоев и ноттов - детей, узнавших, что обществу они даром не сдались. - просто... ну обо мне хотя бы подумай. - блять, докатились, - паркинсон показательно закатывает глаза. - женатая парочка сопливых лесбиянок, будем теперь вязать друг другу варежки и рожать детей от таких же сопливых пидоров. - пэнс, закройся и подумай обо мне, а не разводи тут ерунду, - наверное, грейнджер нравится успокаивать ее. не наверное, точно. паркинсон почему-то не спорит, а закрывает глаза, дышит полной грудью, выставляет подрагивающую руку в шрамах и с черной меткой вперед: - экспекто патронум. что-то должно было случиться. не случилось. *** гермиона не умеет плакать от счастья, но, кажется, плачет прямо у покрасневшего гарри на плече, когда огроменная кобра - как банально-то, а - голосом паркинсон вежливо сообщает, что "грязнокровка, если тебя через полчаса не будет дома, я кончу тут одна - и тебе все обломится". - какой стоящий повод вызвать патронуса, однако, - прокашливается поттер, под громкий басистый хохот кингсли откуда-то из-за стопок бумаги. гермионе все равно, гермионе хочется плакать от счастья и домой, потому что гермиона в кои-то веки абсолютно счастлива. она целует поттера в щеку от преизбытка чувств и даже просит передать привет уизли - всем, кроме рона, разумеется, - и думает, что счастья заслуживает каждый. пусть и кривого счастья, пусть и счастья в виде слизеринского гадюшника в холодном сердце. плевать.