Как царевич жар-птицу добыл

Как царевич жар-птицу добыл Жил-был царь Берендей. Было у царя три сына: старший - умный был детина, средний сын - и так и сяк, младший вовсе был дурак, и при этом не просто дурак, а дурак злобный - если заденешь, может и в драку полезть, а кто же захочет драться с царевичем? Вот и носило младшего сына от дворца подальше, где про него не было известно, среди тёмного люда. Чему он там набрался - неизвестно, а известно то, что жаловались люди на царевича, жаловались, но царь сам был невеликим умником и на жалобы внимания не обращал, а братьям, быть может, было даже легче, что младший брат подальше от трона оттирается, рейтинг царской семье не портит. А ещё у царя росла облепиха, громадная облепиха, ягоды - как яблоки. Очень царь этой облепихой гордился (помните, он и сам ведь не был великим разумником?), и вдруг - такой афронт: откуда невозмись вор появился, и стал ягоды этой облепихи гигантской воровать. Расстроился царь, вызвал всех трёх сыновей, и поручил им стоять по ночам на карауле, облепиху поберечь, злого вора подстеречь. Вот как стало лишь смеркаться, старший пошёл собираться. Ночь ненастная настала, на него боязнь напала, и со страху старший сын закопался под овин. Ночь проходит, день приходит, в себя царский сын приходит, и облив себя водой, возвращается домой. Братья в зал его впустили, и немедленно спросили: - Ночь прошла как, ничего? Не видал ли он чего? Возвёл очи старший сын кверху: - На моё, увы, несчастье, было жуткое ненастье: дождь, вишь, ливнем так и лил, рубашонку всю смочил. Уж куда там было скучно... впрочем всё благополучно? - спрашивает он у отца, а тот лишь головой кивает, как болванчик на троне: - Точно так, точно так, сынок - осень ведь на дворе, непогодушка, что не день - то ненастье, что не ночь - так туча тёмная, гроза страшная. Может, она мои ягоды и побила. Что ж, средний мой сын, твоя ночь сегодня ягоды сторожить! Вот как стало лишь смеркаться, средний пошёл собираться. Ночь ненастная настала, на него боязнь напала; зубы начали плясать, он ударился бежать - и всю ночь бродил дозором вместе с стражей, за забором (садовой оградой, т.е.). Скучно было молодцу! Но вот утро. Он- к дворцу. - Эй, вы сони! Что вы спите? Вы царевича впустите? Братья в зал его впустили, и немедленно спросили: - Ночь прошла как, ничего? Не видал ли он чего? Возвёл очи средний сын книзу: - Ночь прошла так, ничего - и не видел я чего. Холод лишь меня пробрал - всю я ночку проскакал! Уж куда мне было скучно - впрочем, всё ж благополучно? - спрашивает он у отца, а тот лишь поддакивает, как болванчик на троне: - Истину ты речёшь, мой средний сын! Осень-непогодушка ведь на дворе, что не день - то слякоть и дождь, что не ночь - то снег и мороз. Что ж, младший мой сын, твоя ночь сегодня ягоды сторожить. А младший дурак и рад! Только солнце зашло, он - в сад. Уселся под куст, вытащил краюшку хлеба да бутылку водки, с ними ему и море по колено, что тут какая-то туча! А она уже тут как тут. Нависла над садом, вот-вот разразится дождём или снегом. Младший царевич и в ус не дует, только водочку пьёт, хлебушком закусывает. И тут из тучи... вылетает жар-птица. Уселась на облепиху и давай эти ягоды клевать, а ещё - хвостом сбивать. Разозлился тут младший сын за батюшку: - Эге-ге, да вот какой наш воришка - но постой! Я шутить ведь не умею - как вскочу тебе на шею! - И минуту улуча, он к жар-птице подбегает и за хвост её хватает. А жар-птица удалая, очью бешено сверкая, прокричала, что смогла, и помчалась как стрела. Пролетает над морями, пролетает и над рвами. Мчится вихрем по горам, мчится бурей по лесам. Как картиной от Малевича "разукрасило" от этого царевича. Вдруг видит он: летят они прямо обратно в царский сад, прямо в эту злосчастную-гигантскую облепиху. Изменила выдержка у царевича, он рванул птицу вдоль, та рванулась поперёк - и вырвалась из его хватки, и улетела, осталось в руках у царевича только перья из её хвоста. С ними он утром к отцу и пошёл. Увидал перья старый царь - обрадовался, и заявил на весь дворец: - Кто принесёт мне саму птицу - тому полцарства отдам при жизни - и всё остальное по смерти! Ну, народ и ломанулся на поиски, и царевичи с ними - а что делать? Царь-батюшка это на весь дворец за раз выкрикнул, даром что был уже староват и слаб телесно, а там и за пределы дворца, по всему городу люди добрые весть царскую разнесли. Вот сыновья и поехали - старший и средний братья вперёд, а младший отстал, разморило его на лошади, задремал. Внезапно - будто кто его под бок толкнул - он проснулся. Проснулся, и видит: путь конный аж на три стороны расходятся, места вокруг вообще неизвестные, а перед ним камень стоит: на самом камне что-то написано, а на верхушке птиц сидит: видом - как ворон, размером - с орла. Почесал в затылке младший брат, у ворона спрашивает: - А братья мои куда поехали? Он-то спросил, потому что дурак, а ворон ответил всерьёз: - Кар! Кар! Назад! Ворон кричит - "Назад", а дураку слышится - "на зад". Он туда и посмотрел, сперва на свой, потом на конский. - Не, - говорит - мне туда ехать как-то не к лицу, ты мне лучше скажи, добрый ворон, куда мне поехать, чтобы жар-птицу поймать? - Кар! Кар! - ответил ворон, слетел с камня и полетел прочь. Пролетел мимо одинокой сосны, спугнул оттуда кукушку (тоже не маленькую) - та в другую сторону полетела. - Не, - говорит тут дурак, - один в одну сторону летит, другая - в другую. Как тут разобраться? А вдруг это шутки? Поехали-ка, Савраска, в третью Ну, поехали. Ехали они, ехали, и наконец заехали в густой лес. Тут конь и встал, как вкопанный. Рассердился дурак: - Ты чего, травяной мешок, издеваешься? Н-но, залётный, поехали! - и как даст коню каблуками под рёбра. Тут конь как взвился, как прыгнул - сбросил всадника с себя, в лес поскакал. Ну, конный след в лесу проследить не трудно, царевич по нему и пошёл. И дошёл... до речки лесной, а конь его в ней тонет, только голова с уздечкой над водой и виднеется. - Ах ты дурак, - сказал коню царевич, ухватил его за узду, дёрнул... узда и сорвалась, конь под воду ушёл... а из воды вылезает водница: обликом как дева, волосы зелёные как трава подводная, глаза - тоже, а плечи - широкие; не такие, как у мужчины, но всё равно - широкие. - Ах ты дурак! - говорит водница. - По что коня погубил? А ещё царевич! - и как даст ему пощёчину. Это она ошибку сделала. Когда младшего сына били по голове, он впадал в буйство. Рука у водницы была, видно, тяжёлой - сгодилась и пощёчина. - То, что я коня сгубил - моя ошибка, мне ответ и держать, - отвечает. - А вот ты с какого бока тут что забыла? Проваливай на своё дно, и благодари судьбу, что не мужик, а не то бы я тебе задал! - Да ты со мной и так не сумеешь! - водница в ответ. - Попробуй победить меня и так! - А коль одолею - приведёшь меня до царства, где жар-птица обретается? - Это там, где царство Афрона? Приведу! Подошёл тут царевич к воде, зашел в неё не глубоко, пальцем водницу манит: ну, давай! Подошла водница к нему на мелководье, схватила за руки, стала под воду тянуть - а царевич её на сушу. Боролись час, другой - друг друга одолеть не могут... вдруг слышит царевич: слева ворон каркает: - Кар! Кар! Цар-рский сын, а дур-рак! Справа кукушка кукует: - Ку-ку, ку-ку, - и тоже обидно! И от этой обиды будто-бы удвоились силы у царевича - вытянул он водницу из воды на берег, говорит: - Ну, а теперь что? - Ку-ку, ку-ку, уз-ду, уз-ду! - кукушка справа кукует, вроде бы. Ну, царевич и накинул на водницу узду, а та... в лошадь-кобылицу обернулась, садись мол! Царевич и сел, а водница-кобылица как поскачет! Как побежит! Только деревья по бокам замелькали, а там и они сгинули. * * * Ехали день, ехали другой, к утру дня третьего привела водница-кобылица царевича к царству Афронову. Тут он спешился, привязал её за узду от воды подальше, во дворец царский пошёл. Встречают его Афроновы слуги царские: - Ты зачем сюда пришёл? Дело пытаешь или от дела бегаешь? - Я, - отвечает царевич, - от царя Берендея за жар-птицей вашей пришёл. Услыхали слуги Афроновы про царя Берендея - их перекосило. Ненадолго, но перекосило. - Ах, - говорят, ты из Берендеева царства? Есть у соседа нашего, царя Долмата, конь златогривый - если ты его для царя Афрона добудешь, отдаст он тебе свою жар-птицу насовсем! Справа от царевича кукушка кукует, слева - ворон каркает: - Кар! Кар! Вр-рут! Царевич направо головой кивает, налево - говорит: - Вестимо врут, да что тут поделаешь? - и пошёл обратно, к кобылице-воднице привязанной. Та на старом месте стоит, тяжело дышит, да глазом зелёным на реку косит. Ну, царевич ей и говорит: - Если дам напиться вволю, довезёшь меня до Долматого царства? Та головой кивает - согласна, мол. Отвязал её царевич, привёл к реке. Выпила кобылица-водница воды не мало - с пол-реки. Сел тогда на неё царевич, на левое плечо ему ворон сел, на правое - кукушка. Тут водница-кобылица как поскачет, как побежит - раза два быстрее прошлого, лишь деревни-города мимо замелькали, а потом и они пропали. * * * Ехали день, ехали другой, на утро третьего привела водница-кобылица царевича к царству Долматову. Тут он спешился, привязал её за узду от воды подальше, во дворец царский пошёл. Встречают его Долматовы слуги царские: - Ты зачем сюда пришёл? Дело пытаешь или от дела бегаешь? - Я, - отвечает царевич, - от царя Афнона за конём златогривым вашем пришёл. Услыхали его ответ Долматовы слуги царские - рассмеялись. - Ах, - говорят, - ты от царя Долмата? Что ж, коль привезёшь ты ему его невесту, царевну амазонок Елену Прекрасную - отдаст тебе наш царь коня златогривого! Справа от царевича кукушка кукует, слева - ворон каркает: - Кар! Кар! Вр-рут! Царевич направо головой кивает, налево - говорит: - Вестимо врут, да что тут поделаешь? - и пошёл обратно, к кобылице-воднице привязанной. Та на старом месте стоит, тяжело дышит, да глазом зелёным на реку косит. Ну, царевич ей и говорит: - Если довезёшь меня до царства амазонок - отпущу тебя на волю. Договорились? Справа от царевича кукушка кукует, слева - ворон каркает: - Кар! Кар! Дур-рак! Царевич направо головой кивает, налево - говорит: - Может и дурак, а сколько можно над ней издеваться? Совесть тоже иметь надобно, дуракам тоже. Ну что, договорились? Та головой кивает - согласна, мол. Отвязал её царевич, привёл к реке. Выпила кобылица-водница воды не мало - с пол-реки, да ещё половину. Сел тогда на неё царевич, на левое плечо ему ворон сел, на правое - кукушка. Тут водница-кобылица как поскачет, как побежит - раза два быстрее прошлого, лишь деревни-города мимо замелькали, а потом и они пропали. * * * Ехали день, ехали другой, на третий прибыли они в царство амазонок. Тут царевич с кобылицы-водницы узду снял, обернулась та девицей, говорит ему: - Что ж, царевич бравый, отпустил ты меня на волю, да я пока здесь посижу, от реки недалече, посмотрю, как ты Елену-царевну от нянек да мамок её отбивать будешь. - Твоё дело, я тебя не неволю, - отвечает ей царевич, а сам к Елене-царевне пошёл. Стережёт её не много не мало - войско целое, только маленькое. Увидали царевича, удивились: - Ты кто такой будешь, добр молодец? Что зашёл ты в наше царство-государство? Аль не знаешь, что к нам сюда никому из мужчин ходу нет - не прохожему, не проезжему, не пролётному? Забегал к нам сюда горностайка - так и тот шубу свою оставил, залетал сюда сокол - перо выронил! - Звать меня - Антей, - отвечает царевич. - В шубе горностаевой не ходил, в перьях соколиных не летал. А прислал меня сюда царь Далмат за невестой своей, Еленой-царевной. Услыхала про царя Далмата Елена-царевна - рассмеялась: как лошадь заржала, как лисица залаяла. - Ах, тебя царь Далмат послал? Коль одолеешь ты моих мамушек да нянюшек - поеду я с тобой в его царство. - Да куда ты денешься? - спрашивает царевич, а против него первая нянюшка выходит, бьёт его своею тяжёлой палицей, вбила его по груди в землю. Засмеялись амазонки, а царевич поднатужился, поднапружился, вылез из земли, ударил амазонку кулаком своим - вбил её в землю по шею. Подскочила тут нянюшка вторая, ударила его палицей в грудь - опрокинула царевича навзничь. Засмеялись амазонки, а царевич на ноги вскочил, ударил амазонку: видели её товарки откуда полетела, не видели - куда улетела. Подскочила тут третья нянюшка - бьёт царевича по голове саблей вострой. Увернулся царевич - ударила его сабля по голове плашмя - он и рассвирепел: - Ну всё - теперь я буду зверствовать! Выхватил он у первой нянюшки (та всё из земли выбраться не могла) её палицу, да как пошёл на амазонок! Взмахнёт правою рукой - вышла улица, взмахнёт левую рукой - переулочек. Кого за руку схватит - рука вон, кого за ногу схватит - нога вон. Всех победил, одна Елена-царевна осталась. Увидала она это, разозлилась, зарычала по звериному, зашипела по змеиному: - Ну погоди окаянный - сейчас маменькино войско появится, тебе покажет! Тут откуда не возьмись появляется девица-водница, и сразу к царевне Елене скок! - Э-э, нет, царевна: первое слово, если волей дадено, не украдено, второго дороже! - Да как стукнет царевну по макушке! Обернулась тут Елена полканихой: от пояса девой, до пояса лошадью. Водница на неё прыг! - и узду накинула. Говорит царевичу: - А ты чего ждёшь? Садись сюда же да птиц своих зови - поскакали в Далматово царство! Сел тогда на неё царевич, на левое плечо ему ворон сел, на правое - кукушка. Тут полканиха как поскачет, как побежит - раза два быстрее прошлого, лишь деревни-города мимо замелькали, а потом и они пропали. * * * Ехали день, ехали другой, к утру третьего приезжают в Далматово царство; вот уж и царский замок вблизи показался. Обернула тут водница полканиху вновь девицей, царевной Еленой, говорит: - Ну, Антеюшка, веди царевну к Далмату, проси за неё коня златогривого. Справа от них кукушка кукует - Ку-ку, ку-ку! - громко так, обидно, слева ворон каркает: - Кар! Кар! Дур-ра! Дур-ры! - а в середине Елена-царевна шипит по змеиному, рычит по змеиному: - Всё, всё, всем расскажу! Сами вы кони колдовские, златогривые! Нахмурилась тут водница: - Вот, значит, как? Ну, тогда, царевич, веди меня ко царю Далмату! Извернулась, перекувырнулась, и Еленою-царевной обернулась, краше первой. Тут царевич Елену-царевну связал, водницу-царевну к Далмату повёл. * * * Вот заходят они к Далмату, увидали их слуги Далматовы: - Что? Опять ты! - и царевну-водницу увидали, встали как вкопанные, пропустили их к царю Далмату. Увидал царевну-водницу и сам Далмат, посмотрел на неё, встал как вкопанный, за сердце схватился. Говорит ему царевич: - Царь Далмат, привёз я тебе Елену-царевну, отдавай мне твоего коня златогривого! - Бери, что хочешь, - отвечает ему Далмат, обманную царевну за руку хватая, - хоть моего коня златогривого! - и повёл обманную царевну к себе - свадебку играть. Привели слуги Далматовы царевича в конюшню, показали на коня златогривого. - Ну, если сможешь усидеть, сможешь и уехать! Сел царевич на коня златогривого, взвился тот выше леса стоячего, ниже облака ходячего. Дернул царевич узду вдоль - конь поперёк, дёрнул царевич узду поперёк, да плёткой коня вдоль хребтины! Взвился конь от этого выше прежнего, а царевич его каблуками по крутым бокам! Рванулся вперёд тут конь, через дворцовую ограду перепрыгнул-перелетел, прочь поскакал. Да остановил его скоро царевич, с коня слез, в поводу его повёл, где его Елена-царевна дожидалась, да птицы. Привёл, посмотрел на них. - То ли ехать, - говорит, - то ли водницы дожидаться? Слева от царевича ворон каркает, справа - кукушка кукует. - Ку-ку! Ку-ку! Жду-жду! Жду-жду! Тут птицы с веток слетели, у царевича над головами закружились - иди, мол, за нами! Царевич Елену на коня златогривого, повёл их вслед за птицами. Вывели птицы их в глубь рощи, к родничку небольшому, вновь на ветви уселись. Уселся и царевич, коня стреножил, царевну Елену тоже связал, стали ждать. А во дворце царь Далмат царевну обманную к себе привёл, распевает: - Тары-бары-растабары, чем ты не товар, чем я не купец? Я ж охотник большой для девичьих сердец! Как немного приберуся, так любому покажуся разудалым молодцом! - и целоваться к ней лезет. Ухмыльнулась обманная царевна, изогнулась, кувырнулась, чудом-юдом обернулась - не то рыбой, не то змеёй, не то собакой, не то лошадью. Закричала она по птичьи, зажужжала по пчелиному, зарычала по звериному. Царь Далмат за сердце - и с ног долой. А обманная царевна обернулась не то смерчем водным, не то птицей невиданной - и сквозь окно открытое, долой! * * * Долго сидел царевич, долго ждал. Уж день за полдень перевалил, сила у солнышка уже не та, говорит царевич ни к кому конкретно: - Ну, что делать-то будем? Справа от царевича кукушка кукует, слева - ворон каркает: - Кар! Кар! Обер-рнись! Обер-рнись! Пр-риклонись! Пр-риклонись! Царевич обернулся, к земле приклонился, прислушался. - Это, - говорит тут ему водница, из родника за спиной у него выныривая, - войско царя Далмата войной на царя Афрона идёт. Встретило бы тебя - беда бы была, а так я тебя от их глаз сокрыла! Поклонился воднице царевич, говорит: - За это - спасибо, а с жар-птицей как быть? Как мне её при войне тут добыть? Отвечает ему водница: - Приведу я тебя в царство Афрона тайными тропами, с войском Далматовым ты не встретишься. Но жар-птицу укрощать ты сам будешь! - Укрощу, - согласился царевич. - По рукам? - По рукам! * * * И провела водница царевича в замок Афронов тайными подземными-подводными тропами. И вышел-вылез царевич со товарищи от замка Афронова совсем недалеко. - Вот, - говорит ему водница, - видишь окно на башне светится. Там ты жар-птицу и найдёшь! Но да помни - укротить-то её не легко! - А мы попробуем, - ответил царевич и полез на башню. Кругом его крики, шум и суета: войско Далматово с войском Афроновым воюет будь здоров, а царевич наш, незрим, незамечен по стене башенной полез. Лез час, лез другой, а на третий в окно и залез. Видит - птица там сидит, ростом - больше орла, ликом-обликом - как павлин и индюк, облепихи, видать переела. Подошёл к ней царевич, дверь у клетки распахнул. - Ну, что? - спрашивает. - Будешь теперь знать как нашу облепиху объедать? Увидала жар-птица царевича, закудахтала, закукарекала, шпоры навострила, крылья раскрыла - и на царевича. А тот увернулся, и на неё саму вскочил - теперь уже всё правильно. Вылетела жар-птица из башни (разнесла весь оконный проем на кирпичики) понесла перед народом, через леса, через моря - хотела сбросить царевича. Да не тут-то было - тот держал её за шею. Уж несла она его, несла - чуть головы ему, вишь, не снесла. Ну да он и сам не промах - он держал её как в жомах! Билась, билася жар-птица, и решила приземлиться. Как приземлилась - её и пронесло после облепихи, и она несколько сдулась в размерах. - Ну, то-то, - сказал царевич, посадил её на руку, и понёс в рощу, где его его товарищи дожидались. А они уж тут как тут - слева ворон летит, справа кукушка. Слева - Елена-царевна на коне златогривом скачет, справа - водница в облике кобылицы глазом зелёным подмигивает: мол, прокачу по старой памяти. Сел на неё царевич, и они поскакали. * * * Едут день, едут другой, к вечеру третьего дня приезжают в царство Берендеево, уже и дворец царский близко... но Елену-царевну совсем уж сморило, да и другим спать хочется, Нашли себе лужок поприличнее, привязали коня златогривого, водница в родник нырнуло - как будто б её и не было - и спать легли. Спали час, потом другой - на третий как будто бы сороки в поле застрекотали: едут старшие царевичи. Увидали удачу младшего брата, разозлились: - Вот уж верно речь ведётся, что лишь дурням клад даётся - ты ж хоть лоб себе разбей, а не выбьешь двух рублей, - сказал старший брат среднему, и решили они сделать нехорошее дело - зарезать младшего брата пока тот спит. Вынули кинжалы, подошли к нему поближе... и тут налетели на них птицы со всего света, да пчёл числом не меньше. Зажалили пчёлы братьев старших до смерти, растащили птицы их кожу да кости по всему свету - будто бы братьев и не было. А тут и младший (а теперь и единственный) царевич проснулся, обернулся - а Елена-царевна уже не спит, рычит на него по звериному, шипит по змеиному: - Всё, всё, всем расскажу! А водница уж тут как тут - как к царевне скок! - Врёшь, шельма! - да как царевну лбом о сыру землю ударит! Была царевна Елена девицей, стала кобылицей, а водница наоборот - сделалась девицей краше прежнего. - Ну, что - поехали к твоему батюшке? - глазом зелёным подмигивает. - Поехали, - подмигнул ей в ответ царевич. Сел он на коня златогривого, водница - на Елену-кобылицу, и поехали они в Берендеево царство, отдавать царю-батюшке жар-птицу. Дали они её ему, обрадовался царь Берендей и отдал сыну с невесткою обещаные полцарства. Стали они жить, да поживать, да добра наживать, про братьев пропавших не вспоминать. Конец