***
Вокруг был один темный песок, обветренные, острые, как зубы чудовищ скалы и пронзительно завывающий холодный ветер. Они страдали от жажды и голода, холод лишал последних сил. Некоторые, слабые духом, не выдерживая невзгод, начинали роптать что «лучше мгновенная смерть от Хора, чем затяжные страдания и гибель в этом измерении». И тогда божество, все время сопровождавшее их, видя страдания своего народа, взяв пару верховных жрецов, ушло с закатом. Повергнув этим в страх свой народ. Но, вернувшись на рассвете, божество явило выжившим наполненные фляги и бурдюки. Груженые ими жрецы были каменно спокойны и молчаливы. В бурдюках была не вода. А странный напиток, невесомый как туман. Даже от маленького глотка напиток живительной волной возвращал измученным телам силу, а разуму — ясность. Надежда вернулась к страждущим. Но человеческое тело божества все больше замедляло шаг, слепо всматриваясь в однообразную даль, все меньше беглецы проходили день за днем, уже не спасаясь от Хора, а ища пристанище. В один из бесчисленных дней молодой жрец заметил раны на человекоподобном теле божества. Он пытался разбудить «уснувшее» божество, и когда не вышло — рискнул прикоснуться к нему. И тогда увидел старые белесые следы шрамов и свежие порезы на руках божества. Один из старших жрецов сразу же прогнал юношу с приказом больше никогда не подходить к божеству. Эти раны не выходили из головы молодого служителя. Под действием принесенного божеством напитка, многие выжившие больше не нуждались в воде и еде, но для них самым желанным в жизни стал лишь новый глоток «тумана». Народ разделился на тех, кто жаждал божественного напитка и тех, кто отчаянно цеплялся за более привычные блага. Само же человеческое тело божества все реже было в сознании и как будто таяло, старшие жрецы больше никого не подпускали к нему. Резко иссяк и доступ к «туману», вызвав распри между зависимыми от него. Но божество не покинуло свой народ; почти ослепшее от слез вымирания, оно величественно возвышалось над смертными в своем истинном обличии. Медленно брело вперед, тяжело ступая по песку. Мрачная тень самого себя, окутанная темным, туманным шлейфом теряемых энергий. Порывы ветра развевали этот шлейф над бредущей толпой... Эта разлитая в воздухе энергия будоражила кровь и туманила разум. На губах постоянно ощущался ставший вязким привкус «тумана». У многих идущих рядом с божеством кружилась голова. Бывший жрец с холодеющим сердцем провожал взглядом каждую флягу «тумана», еще до конца не понимая, но испытывая ужас и отвращение к спасшему целый народ напитку. В конце концов, даже само божество, обессилев, рухнуло на темные барханы. То был день больших волнений, потерь и страха. Движимые тревогой, выжившие толпились у тела своего божества, жрецы пытались навести порядок, но вместе со слабостью божества часть пришедших впала в буйное безумие. Началась резня. Паника. Те, что связали себя с «туманом», разделили весь шквал боли и эмоций, что испытывало их божество. И сходили с ума, не имея сил вынести этот ужас. Пытаясь заглушить голоса в голове, они убивали все живое, что попадалось на их пути. Будь то собственный ребенок или друг. Рядом в песке корчился истекающий темным шлейфом энергий исполин. Они разделили с ним его кровь, и теперь делили с божеством его смерть.***
Немногим удалось бежать в тот день от впавших в кровавое безумие собратьев, немногие смогли сбежав выжить и приспособиться к этому измерению... А что же касается «кровников»...Со смертью большинства, страдания безумцев стали лишь острее, слепыми глазами божества множеством отражений они видели, как убивали своих близких. Видели и страдали от этого, они пытались умереть, но туманная кровь божества кипела в их жилах, и залечивала тела от ран, изменяя их навсегда. Тогда ведомые безумием ли, виной ли, или волей самого божества, они набросились на его исполинское тело. Хрупкое и ломкое, как песок, рассыпающееся под скрюченными пальцами. Истекая слезами, они уничтожили тело своего божества, вдыхали последние «живые» крупицы его сил, глотали его легкую, как эфир кровь, а разодрав тело, в исступлении еще долго царапали песок, где некогда лежало божество. До сих пор они тенями бродят по смежному измерению, не боясь ни зверей, ни низаши, и ищут свое божество. Измененные магией и измерением, они верят, что их божество возродилось среди их народа, беспамятной тенью себя. Они ищут, чтобы служить ему. Бессмертные тени кочевников. Потерянный народ потерянного божества.