Синяя роза

      Синий всегда был твоим самым любимым цветом.       Синие занавески в нашей гостиной смотрелись так нелепо, но в ответ на все замечания ты лишь хмурилась и забавно оттопыривала нижнюю губу с висящим на ней мальким колечком, словно маленький ребенок. Синий диван, синие шелковые простыни в нашей спальне, повсюду раскиданные синие подушки — это было похоже на юношеский максимализм, который все никак не хотел уступать место взрослой рассудительности.       В один ледяной, январский вечер я, не чувствуя пальцев ног и рук, вошла в казавшуюся такой теплой, квартиру, и вложила в твою маленькую, горячую ладошку всего один цветок. — Мила, смотри… — прошептала тогда ты, и потянула меня, еще не успевшую снять куртку, на кухню. — Смотри — повторила ты, аккуратно перебирая лепестки. — Она идеальна. Синяя роза, и ни единого изъяна, все лепестки, как на подбор, идеальная гармония. Так выглядит совершество. — Рада, что тебе понравилось. Прости, что всего один, у них… — но ты перебила, не дав мне договорить. — Совершества не бывает много. Если было бы несколько, то она не была бы уникальной. — подняв глаза на меня, ты немного смутилась, но закончила: — Как ты.       Если бы у нити жизни был цвет, то период твоего пребывания в ней был бы, без сомнения, синий. Цвета лазури, королевский синий. Цвет моей королевы, столь же благородный, с легким оттенком грусти. Будто намекающий, что это не навсегда.       Ты часто будила меня по ночам лишь потому, что проснулась из-за непонятного сна, а стоять одной на балконе — слишком скучно. И слишком холодно. Затем брала две кружки, наполненные ароматным черным чаем с лаймом и имбирем, и выходила, бросая вслед фразу вроде: «Только не забудь плед».       Мне нравилось в тебе абсолютно все — клубничный шампунь, которым пахли твои волосы, смешные дреды, разноцветные кружки, которых тебе всегда не хватало и, едва мы заходили в супермаркет, ты бежала к полке с домашней утварью, огромные линзы, которые ты тихонько надевала в ванной и бежала пугать меня, заливисто хохоча.       Ты любила сидеть на крыше своего дома во время дождя, мечтательно смотря на простирающуюся вдаль необъятную Москву, а я — тебя. До боли где-то под ребрами, что больно вздохнуть, до слез облегчения, хоть и ненавидела плакать. Ты словно расставила все по местам, заявившись в пять утра ко мне на порог с просьбой обнять. И задержалась больше, чем на пару часов.       В то хмурое, весеннее утро, мы долго пили кофе и разговаривали о случайностях. Ты забавно дергала носом, морщась от горького, ввиду отсутствия сливок в моем холодильнике, кофе, загадочно улыбалась, водя тыльной стороной ладони по моей линии жизни.       Мы расстались как-то странно — я ушла на работу, а ты — навсегда, прихватив с собой чемодан моей любви, не знающей границ. Синяя нить, которую усердно пряли Мойры, оборвалась в один момент, уступив место цвету, который я так ненавидела — черному. Что я чувствовала, снова и снова набирая твой номер и натыкаясь на автоответчик? О чем я думала, когда ты не вернулась вечером?       Внутри не было ничего, кроме пустоты и фраз, крутившихся в голове и отзывающихся болью в висках: Но даже вечность только миг живёт. Миг вечности не может длиться вечно. И новый миг рождает новый космос, И этот космос тоже будет жить Один лишь миг космического танца.       Ты любила пропускать завтрак и валяться в постели как можно больше, а я — тебя. И люблю до сих пор, спустя два с половиной года.       Ты любила уникальность во всем, будь то человек, абсолютно не похожий на остальных, или синяя роза, красующаяся в тонкой вазе, идеальная, изящная, будто балерина. Ты не терпела повторений.       Прости, милая, что постоянно нарушаю надуманный тобой перфекционизм. Но на кладбище принято приносить четное число цветов.