Sacrifice

В непроглядной темноте набатом раздавались тяжёлые шаги Харкина, возвращавшегося обратно в разграбленный и почти сожжённый монастырь Замкового камня к владыке Антаносу. И дело было совсем не в доспехах, что так приятно давили своим немалым весом на плечи и гарантировали надёжную защиту в бою. Совсем нет, их тяжесть мужчина абсолютно не чувствовал. Неясная тревога засела в душе сурового воина, чьё обветренное лицо, покрытое синими татуировками, почти не скрывал капюшон алого плаща. Нелегко было идти обратно в монастырь, так не гостеприимно встретившего его в первый раз. Крепкие, могучие руки вцепились мёртвой хваткой в прохладную рукоять клинка, а между насупленными бровями пролегла глубокая складка. Харкин хмурился, прикусывая потрескавшиеся губы, ибо его душа находилась сейчас в смятении. Он не знал, что ему сейчас делать, какой выбор сделать и на чью сторону встать. Всё пошло не так, как планировал воин, ведь он собирался после расправы над последним Владыкой рарогов, сцепиться в смертельной схватке с самим падшим богом Адыром. Харкин не задумывался над такой проблемой, как ему простому смертному одолеть Бога. Он просто шёл напролом вперёд, ведомый первобытной яростью, неумолимо сметая все преграды, что стояли на его пути, и яростно истребляя всё живое, враждебно настроенное ему. Люди боялись Харкина, они шептались за его спиной за глаза называя ублюдком и преступником, но воину было глубоко наплевать. Кто, если не он — заклеймённый преступник — без чести и совести, как все говорят, сможет совладать с целой ордой чудовищ, так похожих на него самого? А Харкин взвалил на свои плечи эту непосильную ношу и нёс, никому не жалуясь или скуля побитой собакой. Ведь эти трусливые псы не смогут никогда справиться с рарогами. Всё, на что они способны — это стать сытным обедом очередному монстру. Поэтому воин не обращал на оскорбления внимание, они отскакивали от него подобно дождевым каплям, что барабанили по каменной кладке монастыря. Но всё пошло не по плану, как всегда в принципе. Адыр не стал ввязываться в бой, трусливо прячась за завесой таинственности, он пытался убедить Харкина помочь ему. Однако воин на провокации не поддавался, лишь яростно кричал, вызывая трусливого божка на честный бой. Хотя зёрна сомнения Адыру удалось посеять в мятежной душе бывшего заключённого. Харкин, мягко говоря, не переваривал Антаноса, который прикрывался за самохвальными речами, утверждая, что он сможет навести порядок и заставить врагов заплатить. Харкин тогда только презрительно усмехнулся в бороду и не стал упоминать гордому владыке, что тот не смог совладать с вражинами в собственном планетарии. Бывшего заключённого отправляли на очень тяжёлый бой, если на убой. И то, зная, что всё человечество, включая этих слишком светлых шавок, зависят от него — Харкина, всё равно продолжали хамить ему. Поэтому обида сперва взыграла в душе и сердце воина, призывая ответить на зов Адыра, однако холодный рассудок шептал, что Адыр и Антанос — одной поля ягода и они друг друга стоят. Именно поэтому Харкин с хладнокровным спокойствием принял руну и отправился обратно в монастырь, чтобы посоветоваться. Однако, чем ближе был Замковый камень, тем неспокойней становилось на душе у бывалого воина. И его чутьё не подвело его в этот раз. Стоило мужчине показаться в каменных залах, как на него тут же налетел с мечом на перевес рыцарь, хотя Харкин всего некоторое время назад мирно разговаривал. Вояка попытался разрубить пополам врага, при этом голося: — Предатель! Смерть тебе! Я сам убью тебя! — это были его последние слова, прежде чем клинок Харкина одним выверенным выпадом не снёс её с плеч. Обезглавленное тело камнем рухнуло на каменный пол, разом лишившись опоры, словно какой-то невидимый кукловод в один миг обрезал все нити. Харкин брезгливо вытер клинок об плащ убитого и переступил через него. Наконец-то тревога начала отпускать душу, сменяясь на ярость и гнев. За него уже все всё решили и кажется уже давно. Интересно, когда Антанос отдал приказ своим воякам разорвать Харкина на части при первой же возможности? Подождал ли он ради приличия несколько часов, метаясь раненным зверем по своим покоям в сомнениях, или же цинично и хладнокровно — сразу же, как не успел Харкин закрыть за собой ворота? Ответы на эти вопросы никто мужчине не собирался давать, да и воину не особо они и нужны были. Харкин лишь посильнее натянул на глаза капюшон и удобнее перехватил клинок, а потом с мрачной решительностью начал прорубать себе путь вперёд, но убивая лишь тех, кто сам на него нападал. Встретившись со странствующим Мастером, Харкин не стал тратить время на долгие раздумья, что делать, а сразу же попросил того вставить руну в доспехи. Кто знал, чем аукнется после решение Харкина? Никто не знал, как и сам воин. Его назвали предателем, хотя преданным оказался он. Он понадеялся, что его подвиги смогут смыть тот позор, что преследует его по пятам уже столько лет. Но это предательство открыло глаза Харкину и помогло ему принять верное решение. Воин понял, что Адыр и Антанос — это одни и те же монстры, тираны, деспоты, которые не имели права судить людей. Особенно король людей… И пламя мести загорелось в сердце Харкина с новой силой. Он не помнил толком своего боя с мутировавшим Антаносом, только лишь дикую, необузданную ярость и жажду крови вперемешку с местью. Харкин как в забытьи уворачивался, кувыркался и отбивал все атаки, чтобы потом с новыми силами кинуться в контратаку. Только тогда, когда поверженный Судья рухнул бездыханным у его ног, к Харкину вернулся ясный разум и самообладание. Видя, как разрушаются легендарные горы — окаменевшие останки павшего Бога — воин чувствовал небывалое облегчение. Он ощущал, как тяготившее его прошлое, растворяется вместе с каменными грядами, чтобы остаться в небытии навечно. Чтобы не случилось в дальнейшем, Харкин точно знал, что всё не будет, как раньше. Никто после из переживших сначала резню рогаров, а после месть Харкина, не мог сказать, куда исчез этот суровый воин. Куда повела его дорога или судьба, но все точно знали, что, где бы он ни появился снова — это будет знаком сильных перемен…