Герой ночной кухни и властелин керамической сковороды

В кухонных шкафах творилось что-то страшное, Отабек закончил уборку только к глубокой ночи. Юра то уходил в комнату, то возвращался опять, вертелся у холодильника и периодически вставлял: че полез, ну че ты туда полез, вот тебе делать нечего! Отабек сопел и выгребал кучи пластиковых ложек, салфеток без пачек, гнутую салфетницу, одиночные саше из чайных наборов. Отабек прочитал парочку названий: «луговые травы», «ромашка», «чабрец», Юра не фанат травяных чаев. Он достал с верхней полки ворох палочек для суши, с шорохом сгрудил их на подоконник, потому что на столе уже не было места, всё соскальзывало с нагроможденной кучи. — Это надо! — сказал Юра. — Вдруг я сам суши делать начну, пригодятся. Отабек кивнул. — Обязательно пригодятся. Я их не выброшу. Юр, есть резинка? Юра потрогал хвост, переспросил: — Резинка? Для волос? — Нет. Простая, которыми перевязывают. Чтобы они не рассыпались. Юра опять вышел, из прихожей заскрипело и зашуршало. Судя по всему, тумбочка со всякими мелочами тоже требовала вмешательства безжалостной педантичной руки. Чем-то грохнуло. Юра выдохнул матом, грохнул опять, со стуком закрыл дверку и вернулся. Вручил Отабеку пять разноцветных резинок, Отабек сразу извлек зеленую, собрал палочки в пучок, стянул плотно, как сноп сена, можно даже не класть, а поставить, места меньше займет. — Ты поломал моё царство, — заявил Юра, сунув руки в карманы. — Я царствовал над хаосом, а ты пришел и всё. Казахское иго. Ему неловко, подумал Отабек. И некогда заниматься всем этим, а всякая всячина, вроде сахарков и затупленных открывалок копится сама по себе, а неумный гость потом лезет за сахаром, потому что в сахарнице закончился, и видит то, что видит: мешанину из пластика, бумаги, целлофана и пакетов со специями и крупами. На открытых полках чистота и порядок, он убирал, готовился встречать гостя, просто всё не успел. Не надо было при Юре. Надо было отправить его завтра на каток, а самому не идти, остаться и всё разобрать, но раз уже начал… — Давай я хоть помогу, — сказал Юра. — Да я уже почти. Ты потом только скомандуй, что куда положить, чтобы тебе было удобно. Это нужно? Красивое, — Отабек показал, придержав двумя пальцами, какую-то пленку в узорах и цветах. — Выкидывай на хрен, — ответил Юра, приглядевшись. — Это наклейки на яйца. Откуда они вообще тут взялись? — Остались с прошлой Пасхи? — Без понятия вообще, никогда не украшал и не красил. Мне подкинули! Это всё провокация РПЦ! Отабек с улыбкой помял пленку между пальцев и быстро выбросил. Это ловушка — начинаешь жалеть бесполезное, но красивое, откладываешь, вдруг пригодится, а потом среди этого нельзя найти не такое красивое, но зато очень нужное. Вот мерный стакан, например. Зачем, интересно, Юре мерный стакан? Для круп? Отабек извлек из дальнего угла на треть полную пачку овсянки, посмотрел срок годности, выбросил. — Э, — возмутился Юра, — здоровый завтрак! Был. Полгода назад. Блин. Обе полки опустели, и шкаф стал выглядеть одновременно освобожденным и сиротливым. Отабек намочил кухонную тряпку, тщательно их протер. Потом ещё дважды и вытер салфетками насухо. — Юр, что тебе нужно чаще, что реже? — А? — Что ставить к стенке, что ближе к дверце? Чтобы тебе было удобнее. — Сахар, — сказал Юра, — ближе. И соль. Давай я сам. — Лучше сделай, пожалуйста, чаю. Они пришли домой под вечер, легли и неожиданно уснули, проснулись уже в темноте. Хотели вот как раз чая, а потом что-нибудь приготовить, а Отабек полез за сахаром и всё, и увлекся, надо уже довести до конца, а чая так и не выпили, и сахар теперь где-то под грудой прочего на столе. — Ты это, — Юра показал на одинокие чайные пакетики, — давай сюда. Вере Петровне отдам, сам всё равно пить не буду. Отабек отдал, Юра пошел и сразу положил на тумбочку в прихожей, чтобы завтра не забыть. Отабек постоял, поглаживая подбородок в раздумьях. — Юр, а если так: крупы и специи на нижнюю, а остальное — на верхнюю: стаканы, ложки, палочки? — Да, — сказал Юра, — так удобно. И Отабек начал составлять, как город проектировал, чтобы всё удобно, не нагромождено. Ради этого в мусор полетело ещё всякое по мелочи. Туда же чуть не отправился пакет с пшеном, пакет был большой, а пшена ложки две столовых, не хватит даже на одного. Но всё-таки еда, нехорошо выбрасывать. Он постоял, задумавшись. — Это можно птицам, — сказал Юра. — Тоже Вере Петровне? — Ага. И Юра прибавил пакет к чаю в прихожей. Может, подумал Отабек, и наклейки не надо было выбрасывать, красивые же, вдруг пригодились бы женщине. Тем более женщина хорошая, уже узнает Отабека в лицо и даже следит за его спортивными успехами. Не так, как за Юриными, но если вдруг показывают по телевизору, то смотрит. И приглядывает за Юриной кошкой, когда он уезжает на соревнования или к дедушке на выходные, или к Отабеку на пару недель, но это нечасто. Он взвесил на ладонях пакет гречки и пакет риса. Рис был даже в двух пакетах, потому что основной порвался и, наверное, Юра его тогда просыпал. Неудобно же. Нужно купить банки. Не красные в белый горох, конечно, а приличные, стеклянные, с откидными крышками. Или пусть металлические, такие не разобьются, но интересной расцветки, вдруг можно найти тигровые или леопардовые, Юра будет рад. Юра скажет: «Ты охуел дарить мне посуду, я те домохозяйка, штоле?!», но всё равно пересыплет всё в них — или даже Отабек сам, ему не трудно, — и они будут стоять в его кухонном шкафу, и он будет брать их в руки, чтобы приготовить завтрак или ужин. — Уже очень голодный? — спросил Отабек, когда Юра опять вернулся. — Потерпи, уже почти всё, и что-нибудь сделаем. Что ты хочешь? Засвистел чайник, Юра залил пакетики кипятком. Пакетики были без ниток, из большой пачки, просто бумажные саше, так что Юра придавил каждый ложкой, чтоб не всплывали. — Да пельменей сварим, щас воду поставлю. — Пельмени доели вчера, — сказал Отабек. — А, ну да, — Юра поболтал ложкой в чае, опять прижал пакетик, чай чуть не выплеснулся, Юра наклонился и отпил через край. Из другой кружки тоже. — А кашу не хочу. — Макароны? И мясное что-то, но мы ничего не разморозили заранее. Можно в микроволновке? Юра поморщился. — Она стремная, варит, а не размораживает, я не знаю как так. Ну а что тогда, подумал Отабек. Хороший круглосуточный магазин не то чтобы за углом, но и не далеко. И там, наверное, есть пельмени. Или вареники с капустой, как альтернатива капустным пирожкам. — Сейчас, — сказал он, — закончу и сбегаю. Ставь воду. — Куда? — вскинулся Юра. — Сам. Ага, щас. Чтоб у тебя закурить попросили, а ты не куришь? — он решительно махнул рукой, как отрезал эту идею к чертовой бабушке. — Картоху ешь? — Вареную? — Жареную. Жарить быстрее. — Ем, — сказал Отабек. Он уже расставил крупы и всё, что определили на низ, и взялся за прочее, подо что отвели верхнюю полку. — Любую ем. Сейчас почищу. — Не-не-не, — сказал Юра строго. — Я сам. Это, — он ткнул пальцем в шкафчик, — твоё, ужин, значит, за мной будет. Юра достал из поддона холодильника пакет с картошкой, вынул из стойки маленький нож и сел, поставив ведро между ног, а рядом миску с водой, и картофелины так и булькали по одной. — Ловко ты, — похвалил Отабек. Юра расплылся в улыбке. — На даче всегда картошку жарили. Потому что быстро и сытно. Дедушка в огороде весь день или в саду, или на рыбалку. Ты не был же до сих пор, надо тебя свозить, когда потеплеет, там речка рядом. — И хороший улов? Юра хмыкнул. — Не знаю, деда говорит, что это для интереса, а не ради еды. Чтоб он рыбу принес — не помню такого. Так вот, я когда мелкий был, картошку к вечеру чистил, а дедушка жарил на печке во дворе. — Во дворе печка? — удивился Отабек. Покрутил в руках надорванную упаковку с пластиковыми вилками. Хорошие, такие и не раз использовать можно. Положил их поближе, у стенки. — Ну электрическая. Под навесом. А навес с виноградом. Блин, ну как ты не был-то до сих пор! Там и крыжовник, и малина. Так вот, сначала дедушка, а я потом, когда подрос, годам к десяти уже сам жарил. — Ты большой молодец, Юра. — Не, — признался Юра, — не то чтобы сразу вышло, то сырая в середине, то половина сгорит, но деда не ругался, съедали всё. — Ещё бы! На воздухе всё вкуснее. — Во-во! Блин, прям на дачу захотелось. Только не въебывать с лопатой. Хотя деда не заставляет, я ж типа фигурист, руки-ноги ценные и всё такое. А меня, подумал Отабек, наверное, привлекут, как привлекли к покраске балкона. Вернее, Юрин дедушка не заставлял, Отабек сам вызвался, но и не стал отказываться от помощи. И на даче выйдет то же, Отабек предложит, а он не откажется. И ничего страшного, ради малины, речки и Юриной радости можно не только лопатой помахать. Или что там ещё делают на дачах? Юра вымыл картошку, быстро нарезал. Уже другим ножом, побольше. Отабек, сметая мусор со стола, смотрел заинтересованно. Не соломкой и не дольками, а кружками. Тоненькими такими. — Так вкусней, — заявил Юра. — И поджаривается лучше. Любишь с корочкой? Отабек сказал: — Очень люблю. Отряхнул руки над ведром, протер стол и выбросил тряпку, достал новую из упаковки. Хорошие, прорезиненные. Отабек купил ещё в прошлый приезд, вместе с губками для посуды. Он затянул мусорный пакет, завязал и вынес в прихожую, к двери. Тут же, как по волшебству, у ног появилась кошка, потерлась у пакета, понюхала. Отабек постоял, раздумывая, не раздерет ли она его за ночь и не лучше ли от греха подальше вынести на балкон, но что-то ей там не понравилось, возможно, запах православия от наклеек, и она ушла назад в комнату. В кухне зашумела вытяжка, звякнула о решетку плиты сковорода. Отабек присел, осторожно, чтобы не стукнуло, открыл дверцу тумбочки возле обувной стойки, заглянул, задрал брови: м-да, всё-таки на каток завтра Юра сходит один. Работы непочатый край. Это что, крем для обуви? Шнурки? Причем все без пары. Тяжело с цветными шнурками, куда проще с черными, черному всегда подберется пара. Как и носкам. Отабек так же бесшумно прикрыл тумбочку и вернулся к Юре. Юра, уже в фартуке с котом на огромном кармане, сгружал картошку в раскаленное масло. Масло зашлось возмущенным шипением, Юра с довольным лицом вытряс из миски последние кружки, сковырнул парочку особо упрямых пальцем и увеличил газ. Под слоем сырой картошки всё заворчало и задрожало ещё сильней. — С луком? — спросил Юра. — Если ты хочешь. — Да блин! А ты? — Я хочу, — сказал Отабек. — Хочу попробовать всё, что ты можешь. Юра сказал: дурак! и отвернулся к мойке. Даже уши покраснели, улыбнулся Отабек, и кивнул, когда Юра заявил, что жарко, и стал махать мокрыми руками на свекольные щеки. Это как лотерея, никогда не знаешь, чем его можно смутить. Иногда кажется, что ничем, и тогда Отабек сам смущается, как подросток. А иногда одним словом или даже взглядом, и это приятно потом вспоминать наедине с собой. — Юр, давай я порежу лук, — опомнился Отабек. Но Юра уже смочил и луковицу, и нож, и натянул, на всякий случай, на нос футболку. Но лук оказался не злой. Зато аромат от него пошел просто изумительный, когда Юра ссыпал его поверх уже румянящейся картошки и перемешал. — Сковородки теперь классные, — сказал Юра, — не пристает ничего. На даче чугунная, старая. Исцарапанная вся, в нагаре. Чтоб помыть, замачивать надо. Но с неё вкусней. Не знаю, в чем фишка. — И я не знаю. Но у бабушки есть большой казан, и из него всё невозможно вкусное. Я отвезу тебя к бабушке как-нибудь, да, Юр? Юра потер шею под фартучной лямкой и что-то буркнул. Постоял к Отабеку спиной, потом дернулся, как очнулся. — Яйца же есть! Хочешь? С яйцами. — И сам же оборвал, пока Отабек не успел повторить своё: всё хочу. — Хочешь! Блин, а где крышка? Картошка была готова через десять минут после того, как вбили яйца прямо поверх и накрыли крышкой, Отабек даже заметить не успел. В губах уже щипало и пульсировало, когда Юра собрался назад к плите, но сразу Отабек его не пустил, ещё подержал за пояс у завязки фартука и ниже, сжал и разжал пальцы. Стиснул ладонями, и тогда Юра уже затопал и замычал в рот: сгорит. Это я уже сгорел, подумал Отабек, что там какая-то картошка. А картошка была румяная, с ровной корочкой, хрустящей даже на вид. Отабек встал за тарелками, но Юра сказал: не надо. Поставил круглую доску для пиццы в центр стола, а сверху водрузил сковороду. — На хрен тарелки! Со сковородки вкусней. Мы с дедой со сковородки ели, меньше посуды мыть. Отабек неуверенно вставил: — Юр, керамика же. Жалко. Царапины будут, потом уже всё, ей конец. Юра поник. — Это да. Она классная. Ну бля, ну давай тарелки. Отабек потянулся к сушилке и почти даже взял, как опомнился, распахнул дверцу шкафа, правую, сюда же сложил, и извлек с шорохом упаковку хороших пластиковых вилок. — А? Юра просиял. — Ты герой! — Казахстана, — добавил с улыбкой Отабек. — Кухни! — воскликнул Юра. — Спаситель правильного ночного зажора! Давай сюда. Он хлопнулся на табурет, задрал одну ногу, уперся ступней в край, колено было выше стола. Отабек сел напротив, вручил Юре вилку. А картошка была божественная, почти как поцелуи на кухне ночью. — Палочки далеко убрал? — спросил Юра. — Хочешь сделать суши? Это весело будет. Погуглим как правильно, завтра купим ингредиенты. Или что? Юра прожевал, запил холодным уже чаем. — Вообще-то хотел Милке отдать, у неё вечно компании и не хватает, но теперь хрен ей. Пригодятся самим. Реально теперь пригодятся. Юрий Плисецкий, подумал Отабек, русский тигр, властелин хаоса, король картошки и домашних суши. Он сказал это Юре, Юра улыбнулся с набитым ртом.