be my agony

      Это очень странно – по-настоящему влюбиться. Влюбиться по-настоящему впервые – ещё страннее. Это не просто очередная симпатия, ведь как ни пытайся, поделать с этим невозможно совершенно ничего. Легче вырвать себе селезёнку или выйти в окно, чем заглушить болезненное нежное чувство. Оно заставляет людей летать наравне с птицами, но падать с такой высоты ужасно больно. Счастье, если первые в твоей жизни чувства к кому-то оказались взаимны. Горе тебе, если случилось иначе. Знал ли Пак Чанёль, что такое любовь? Нет. Знает ли теперь? Безусловно. Но обо всём по порядку. Чанёль вообще мало что смыслил в тонкостях жизни. Занятные перипетии, случающиеся у других, никогда не интересовали его, и он был уверен, что его то существование уж точно не будет похоже на мыльную оперу. Клишированные мелодрамы, что так часто крутятся по ТВ на выходных, постоянно вызывают желание переключить канал, только бы не видеть очередную историю про неразделённую любовь. О, в жизни такого не бывает, нет, думал он. Рыжеволосый и представить не мог, насколько ошибался. Пак поступает на факультет бизнеса и управления просто потому, что будущая работа сулит неплохие перспективы, а его отец доволен мыслью, что сын решил пойти по его стопам.Чанёль прилично учился, имел цепкий ум и, в принципе, весь набор качеств, который позволил бы ему не упасть на дно социума и достойно жить после окончания учёбы, неважно, нравилась бы ему профессия или нет. Вообще то, парень очень любил музыку, и даже собрал бойс-бенд в старшей школе, но считал это не более чем приятным хобби, и связать свою жизнь с этим так и не решился. Проблем с новыми знакомствами не возникает, а местные ребята оказываются в большинстве своём адекватными и даже милыми людьми. Есть, конечно, парочка кадров, с которыми общий язык найти – это что-то из разряда фантастики, но это скорее исключение, чем правило. Таким исключением для многих был и Бён Бэкхён – студент второго курса медицинского факультета. В тот день О Сехун, будь он не ладен, опоздал на обед, и Чанёлю пришлось делить стол с миловидным Чондэ, который трещал за едой без умолка, и молчаливым Кенсу, вечно кидающим взгляд на входную дверь. Кого именно высматривал «гроза всея прогульщиков» и несменный староста в группе Чена, не знал никто, но, когда в столовую вошёл ещё один их друг, Ким Чонин, признанный ловелас (соблазняющий, к слову, не только девушек), До моментально вперился взглядом в непривлекательное картофельное пюре, время от времени изучая глазами (естественно, невероятно интересный) узор на чашке с компотом. Кай, как называли высокого смуглого красавца в университетских кругах, улыбнулся Чанёлю, который единственный сидел к нему лицом, и весело пошёл к столику. - Всем привет, - сказал Кай, подмигивая. – Ты прожжёшь в твоей картошке дыру, Кенсу, если будешь так же пристально на неё смотреть. - Завали, Кай. И где тебя носит, вечно опаздываешь. – Недовольно проворчал в ответ брюнет. - О, это крайне занятная история, но маленьким детям вроде тебя ещё рано такое знать. – Чонин обожал шутить насчёт возраста в отношении всего двух своих друзей: Сехуна, который был младше всего на пару месяцев и просто ненавидел, когда Чонин заставлял называть себя хёном, и Кенсу, который даром, что на два года старше, всегда жутко злился (к слову, за это его и прозвали Сатансу), когда Ким делал из него ребёнка. Но упустить возможность увидеть так мило, по его мнению, злящегося До, Кай не мог. И вот сейчас Кенсу снова стянул пухлые губы в тонкую полоску и гневно смотрел прямо в насмешливые глаза напротив. Не начавшуюся тираду оскорблений в адрес местного Дон Жуана прервал Чанёль, уши которого не выдержали бы ещё одного скандала этих двоих. - Чонин, Сехуна не видел там? Тоже неизвестно, где шляется. – Недовольно буркнул рыжий. - Нет, не попадался. Чанёль-а, раз уж ты подал голос, то не выполнишь мою просьбу? – Чанёль удивлённо поднял бровь в немом вопросе и посмотрел на друга, - Принеси мне клубничный йогурт. Очень хочется, а сил стоять в очереди, не поверишь, совсем не осталось. - А не обнаглели ли вы, ваше жопастое величество? – усмехнулся Чанёль, явно не собираясь двигаться с места. - Ты проиграл мне вчера желание в карты. Так вот, это – оно, так что попрошу без колкостей и с самой свежей клубникой, пожалуйста. – Чанёль мысленно пожелал ему аллергию на клубнику и встал, чтобы сходить-таки за лакомством. Продумывая своё желание, потому что в следующий раз, он был уверен, Ким ему обязательно проиграет, Пак встал вконец очереди. Осматривать витрину буфета поверх макушек низеньких студентов было крайне удобно, и Чанёль решил прихватить себе кофе, раз уж всё равно пришёл. Его очередь подошла, и, расплатившись и взяв в одну руку йогурт, а в другую стаканчик с горячим напитком, он стал поворачиваться, дабы уйти обратно к своему столику. События, происходившие дальше, - сплошной слоумоушен: Кофе оказывается слишком горячим, а вторая рука занята. Ладонь уже просто горит, и держать стаканчик дальше не представляется возможным. Смирившись с тем, что придётся мыть полы в кафетерии, Чанёль, уже разворачиваясь на 180, отпускает злосчастный стаканчик, избавляя руку от сильной боли. Взгляд неожиданно встречается с удивлёнными светло-карими глазами, и Пак понимает весь масштаб пиздеца за долю секунды. Из замедленного действия его выводит чужой громкий вскрик: - Твою мать, ты что, идиот, совсем по сторонам не смотришь?! – парень, стоявший в очереди прямо за Чанёлем, выправил рубашку из стильных чёрных брюк и теперь держал её на весу, чуть встряхивая, чтобы уменьшить боль, которую причинила горячая жидкость. – Чёрт тебя дери, как же больно! - Прости, прости пожалуйста, я так виноват, - принимается извиняться Чанёль, но язык еле ворочается, потому что пострадавший выглядит злее, чем Кенсу в самый плохой день, а Паку тупо страшно разозлить его ещё больше. - Конечно, блять, виноват! Что мне теперь делать прикажешь? – злобно прошипел парень, указывая на уродливое жёлтое пятно на когда-то белоснежной рубашке. – Мне ещё на пары нужно было, слепошарая ты башня. Чанёль стойко пропускает оскорбления мимо ушей и пытается спокойно разрешить ситуацию: - Пойдём в медпункт, ты обжёгся. Потом я дам тебе свою толстовку, и ты сможешь дойти до места, где живёшь, и сменить одежду. Прости меня, пожалуйста, я очень виноват. – В конце своей пламенной и правильной речи Пак низко кланяется: отчасти, чтобы выразить всю степень своего стыда за содеянное, отчасти – чтобы не смотреть в злые, но ужасно красивые глаза, и самому не злиться ещё больше. Студенты столпились вокруг них и почему-то испуганно перешёптываются. Чанёль различает слова «Бэкхён» и «Ну и попал же этот громила» и искренне не понимает, что же глобально ужасного произошло. - Ладно уж, пошли. Но чистку рубашки ты мне оплатишь, если не выйдет – купишь новую. - Хорошо. Подожди минутку, я заберу сумку. – Пак пулей подлетает к столику, сгребая сумку и запуская в наглого Чонина йогуртом, который всё ещё чудом находится в его руке. Тот ловко ловит его и, видя смущённо-злое лицо друга, лишь кидает на прощание: - Ну и везунчик ты, Пак Чанёль. Друг его уже не слышит и спешно семенит за разозлённым шатеном, который ниже его на целую голову. Выглядит это крайне смешно и комично, и Кенсу усмехается: - Как думаете, наш Чанёль-а выживет после такого? - Если хватит ума не разозлить его ещё больше – да, - мудро замечает Чондэ. - А если не хватит – в больничке навещать его будем, - смеётся Чонин, - Да, Бён Бэкхёну вредить – себе дороже. ** Ожоги Бэкхёна оказались несерьёзными: медсестра приказала впредь быть осторожным и намазала его живот успокаивающей мазью, пообещав, что до вечера всё должно пройти. Нежная кожа на подтянутых мышцах покраснела, но ни о каких волдырях, которые обычно бывают при серьёзных повреждениях, и речи не шло. Пак за время, пока Бён срывался за белой дверью, немного успокоился и даже успел сходить в раздевалку за своей красной толстовкой. Бэкхён вышел в рубашке, застёгнутой только на верхние пуговицы: центр и низ её были мокрыми и холодными, поэтому неприятно липли к коже. Его раздражение не утихло, и всё так же отражалось в шоколадных глазах: Чанёль под тяжёлым взглядом чувствовал себя неуютно, и ему хотелось поскорее закончить со всем этим и пойти по своим делам. - Вот, надень, пожалуйста, - сказал Пак, протягивая любимую вещь незнакомцу. Тот чуть помедлил, и стал стягивать с себя испорченную рубашку, не прекращая смотреть Чанёлю в глаза. Рыжий почувствовал себя ещё более странно и даже смутился, что выдали покрасневшие кончики его ушей. Шатен натянул на себя чужую вещь, которая была на пару размеров больше, и застегнул замок до середины груди. Теперь можно было рассмотреть хрупкие ключицы и небольшую, неприметную татуировку прямо над правой косточкой. Пак залип на этом зрелище, силясь прочитать мелкие буквы на чужой светлой коже. - Чего уставился, извращенец? – насмешливо, но грубовато спросил Бён. Чанёль опешил и отвёл глаза. - Ничего. Извини меня ещё раз, я не хотел. Завтра расплачусь с тобой за рубашку. - Вот досада. Я уж думал, что сегодня ты отдашь деньги и больше мы с тобой не увидимся, а ты говоришь – завтра. – Картинно вздохнул паковский незнакомец. – Скажи своё имя хотя бы, чтобы я знал в случае чего, кого мне ставить на счётчик. Чанёль не мог понять этого парня: то ли он насмехается, то ли серьёзен, то ли просто веселиться, видя его таким смущённым. - Пак Чанёль, - отвечает рыжеволосый, - а ты у нас… - Пак Чанёль? – удивлённо переспросил шатен, - ты и есть Пак Чанёль? - Что значит «ты и есть»? – теперь время удивляться Паку. Парень, который в его красной толстовке выглядел ещё меньше, чем был на самом деле, теперь искренне смеётся и даже закрывает рот ладошкой. Потом, видимо, мягкая ткань одежды задевает больное место на животе, и он ойкает, оттягивая толстовку от кожи. - Я Бён Бэкхён. И сегодня вечером мы с тобой должны были официально познакомиться. - Что всё это значит? – недоверчиво спрашивает Пак. - Я встречаюсь с Сехуном. И он хочет познакомить меня с вашей компанией, - Бэкхён успокаивает истерический смех и застёгивает толстовку до конца, звонко щёлкая собачкой. ** Их официальное знакомство всё же происходит, в тот же день, в обожаемом баре честной компании, где они любили отмечать дни рождения и чью-нибудь удачно сданную сессию. Сехун чуть выше Бэкхёна и даже выглядит старше из-за широких плеч и довольно раскачанного для первокурсника тела. На самом же деле Бён почти на два года старше своего парня, но ни того, ни другого это совсем не колышет. Бэкхён, если познакомиться с ним ближе, вовсе не смахивает на «диву» или «истеричку», как очень любят за глаза называть его студенты. Он смеётся над всеми шутками Сехуна, веселится с Чондэ и дуэтом распевает с ним популярные поп-песни, а ещё ловко отвечает Чонину на все колкости ещё более изящным сарказмом, чем заставляет улыбаться даже Кенсу. Чанёль почти молча наблюдает за шатеном и своим другом, которые время от времени, как бы незаметно для остальных, переплетают пальцы под столом или мило переругиваются, обращая всё в шутку в конце. «Весёлая» история их с Бёном знакомства уже рассказана самим шатеном, и Пак снова чувствует себя неуютно, почему-то вспоминая, как его красная толстовка замечательно контрастировала с почти прозрачной кожей Бэкхёна. Время переваливает за одиннадцать, и Кенсу собирается уходить, аргументируя тем, что до квартиры ещё далеко ехать. Чонин, подвыпивший и невероятно смешной сейчас, подрывается следом и виснет на брюнете, за что получает пару подзатыльников. Ким всё же идёт с До, ведь «я провожу тебя, любовь моя» слышит не только Кенсу. Компания привыкла и не воспринимает это всерьёз, а До превращается в Сатансу, и Чанёль уверен, где-то за углом Чонин получит что-то похлеще подзатыльника. Бён многозначительно улыбается и что-то шепчет на ухо Сехуну, на что тот тоже отвечает улыбкой и (Пак отчётливо это видит, хотя тоже выпил и в глазах немного плывёт) невесомо целует Бэкхёна в изгиб шеи, быстро отстраняясь. Чондэ кто-то звонит, и он тоже прощается, читая по губам Чанёля «предатель» и «как ты мог», удаляется, крепко обнимаясь с Бёном и напевая что-то под нос. Пак в сотый раз за вечер испытывает неловкость и тоже хочет уйти, но Сехун принимается что-то увлечённо ему рассказывать, а Бён, услышав трель телефона, выходит из-за стола. О тут же замолкает и чуть испуганно смотрит на Пака, спрашивает: - Ну, как я? Боже, я же выгляжу нормально, да? Скажи мне, что я не лажаю, - блондин выглядит несколько пугающе, и Чанёль теряется от такой смены настроений, сдавленно отвечая другу: - Да всё с тобой хорошо. Не парься, Сехун, - он накидывает свой синий пиджак и отсчитывает несколько купюр в бумажнике, кладя их на стол, - это Бэкхёну за рубашку, а я пойду. Хорошего вечера, если понимаешь, о чём я, - Чанёль хитро двигает бровями и улыбается так широко, как только может. Это работает, и Сехун быстро забывает о своей неуверенности, обзывая его дураком и легонько ударяя в плечо. Пак сталкивается с возвращающимся шатеном и сбивчиво прощается, на что тот улыбается непринуждённо и говорит, что вернёт толстовку в универе. Чанёль почти выбегает на свежий воздух, который нежным сентябрьским морозцем проникает в лёгкие: на душе что-то неприятно скребётся, а в горле сухо и больно, будто вся слизистая содрана. Он вспоминает, что в баре так ничего и не съел, кроме пары чипсин, которые запил бутылкой пива. Перед глазами шатен, который ниже его на целую голову, и Паку хочется, чтобы любимая красная толстовка никогда к нему не вернулась. **       Чанёль никогда не любил. Ни так, как часто любят подростки, каким он и сам был недавно – смело и порою отчаянно, так, чтобы бежать ото всех вместе с любимым человеком в какой-нибудь укромный уголок и прятать от других, ни так как любят взрослые (а имеет ли это чувство вообще возраст?) – до тянущего чувства внизу живота и непреодолимого желания не отпускать никогда. Он хорошо относился к сексу, даже верил в некоторую его пользу: снять стресс и немного встряхнуться – это же замечательно, верно? Пак прекрасно знал, как это – хотеть кого-то, желать на уровне инстинктов, так, что терпеть просто нет больше сил. Знал, испытывал, заставлять испытывать других – парней и девушек, потому что предпочтения в разные моменты жизни менялись, и это не особо его тяготило, но никогда, глядя на другого человека, он не чувствовал бабочек в животе или чего-то подобного. Сердце не трепетало, душа не пела – только тело чувствовало себя вольготно, согреваемое чужим теплом. Сейчас же всё было по-другому. Бён Бэкхён прочно засел в его мыслях и, кажется, никуда не собирался оттуда уходить. Чанёль видит его почти каждый день, потому что О Сехун– счастливый идиот, которому Пак глубоко в душе завидует. Эта парочка мозолит ему глаза, и Чанёль сам не понимает, почему он – человек, которому всегда было абсолютно плевать на чужие отношения, теперь так не хочет иметь с этим ничего общего. Он отдаляется от Сехуна, всё реже встречаясь с ним на учёбе и за её пределами, всегда находя какие-то несуществующие дела. Потому что блондин обязательно начнёт рассказывать что-то о шатене, который ниже рыжего на целую голову, а Пак, упаси Боже, взбеситься, и они поссорятся, только вот Чанёлю нечем будет объяснить причину собственного гнева. Его друг доволен жизнью и хочет поделиться этим, так что же… что же плохого? Пак сближается с молчаливым Кенсу, и ему так проще: брюнет никогда не лезет в душу, мало что рассказывает сам, и им двоим становится удивительно комфортно вместе. Чонин разбавляет их тишину своими препираниями с До и пошлыми шуточками, и Чанёль иногда чувствует себя лишним и в этом узком кругу: между этими двумя определённо вспыхивают лишь им понятные искорки, но Пак предпочитает оставаться в неведении и дальше. Каждый день до ужаса похож на предыдущий, и дело даже не в изучении сложных предметов и не в парах, ради которых приходится вставать довольно рано: мысли крутятся вокруг одного конкретного человека, которого Чанёль всеми силами избегает, но, видимо, судьба нашла в рыжеволосом новую игрушку, и теперь издевается по-чёрному: Бэкхён сталкивается с ним в коридорах огромного здания, каждый раз тихо здороваясь с полуулыбкой на красивых губах, приходит даже к концу последней пары, потому что Сехун учится с Чанёлем, а влюблённые голубки хотят встретится как можно скорее. Пака тошнит от нежности, исходящей от них, и он, скривившись, отворачивается и идёт мимо, даже и не думая оборачиваться. Чанёлю стыдно за себя и за то, что он действительно завидует: вдруг захотелось почувствовать себя кому-то нужным. Чтобы к тебе вот так вот приходили и забирали с последней пары, переплетая пальцы с твоими и прижимаясь плечом к твоему плечу. Чтобы светло-карие глаза смотрели в твои, почти чёрные, с нежностью и заботой. Ему хотелось видеть Бён Бэкхёна рядом с собой, и он ничего не мог с этим сделать. Это очень низко, признаёт Пак, ведь Сехун – неплохой парень, а он и Бэкхён – прекрасная пара. Да, замечательная пара, которую очень хотелось к чертям разрушить, сжечь тонкие нити их влюблённости и пепел развеять над холодным зимним морем. Чанёль наивно полагает, что отвлечётся от Бёна, если заведёт, наконец, нормальные отношения с каким-нибудь хорошим человеком. Ну, знаете, с обязательствами и регулярными свиданиями, нежностями и всем таким, что положено делать паре. Лучше, думает Пак, если это будет девушка, потому что нездоровое увлечение парнем серьёзно давит на его нервы: он мало спит, почти не ест и курит больше, чем обычно, из-за чего запах дыма будто впитывается в кожу и не исчезает даже после душа. Чанёль забывает подкрасить волосы, и теперь они не выглядят настолько завораживающе, как прежде: огненно-рыжий цвет выцветает в какой-то каштановый, а корни и вовсе чёрные, отросшие. В один из дней Паку всё это надоедает, и он идёт к мастеру, чтобы «выбелить всё к чертям собачьим». Сухо, его парикмахер, не оценивает такое намерение, и красит его в пепельно-серый. Чанёлю нравится, а девушка из его группы, с которой сегодня назначено свидание, просто пищит от восторга и трогает тонкими пальчиками его волосы, нежно гладит голову, и Пак просто млеет от ласки, которой так не хватало. Он чувствует себя неприкаянным щенком, который наконец нашёл любящую хозяйку. Чанёль говорит себе, что она хорошая, что любит его и хочет быть с ним, и надо пойти ей навстречу, надо быть с ней, заботится о ней, любить её длинные волосы и большие глаза, которые она часто скрывает за голубыми линзами, а всё потому… потому что она – не он. Пак загоняется на учёбе и действительно втягивается. Всё ради того, чтобы не тревожили лишние мысли. Самовнушение– сильная штука, и спустя какое-то время Чанёль уверен в том, что любовь к милой девчушке-первокурснице – настоящая, что будущая профессия будет любимой, а то, что общение с Сехуном сведено к нулю – воля случая: всё случилось так, как должно было быть. Его хрупкое спокойствие с треском разлетается на кусочки спустя месяц после начала сублимации. В тот день Кай вылавливает его из толпы и толкует о какой-то там вечеринке. - Ну же, Чанёль, мы так давно вместе не собирались, а тут такой шанс: родители оставили мне квартиру на целую неделю, этим грех не воспользоваться! Если не придёшь, будешь Пак-мудак, пока я не разобижусь, – Чонин настолько воодушевлён и настроен уломать прийти всех и каждого, что не замечает, насколько отстранённо Пак смотрит ему за спину: низкого роста шатен стоит к ним боком и ищет что-то в своём телефоне, и у Чанёля сердце ёкает при взгляде на тонкие черты лица. Он не слышит, о чём ещё распинается его друг, и на автомате кивает на все его слова. Подходит Кенсу: искренне улыбается и бьёт Чанёля по плечу, говоря, что с его новой девушкой он совсем забросил своих друзей и они все обидятся, если он не придёт на вечеринку. Пак будто просыпается и наконец отвечает: - Ладно-ладно, я приду, - дежурная улыбка озаряет его лицо, - кто ещё там будет? - Сехун, Чондэ и Минсок, - отвечает Кенсу, - насчёт Бэка ничего неизвестно, у них с Сехуном сложности сейчас. Чанёлю неинтересно, кто этот Минсок, но он не верит своим ушам: у них сложности. Два месяца прошло, а они уже не ладят. В голове снова совсем ненужные мысли, которые наверняка будут мешать весь день. Он ужасно хочет спросить у друзей, что же у этой парочки за проблемы, но молчит, потому что знает: нельзя дразнить себя зря. - Ну, тогда до восьми, - Чанёль на прощанье машет рукой, - у меня ещё пары. Пак уходит и попутно пишет своей девушке смс о том, что сегодняшнее свидание отменяется. Она отвечает, что всё в порядке и они могут встретиться и завтра, а Чанёль сам себе противен: лгать ей совсем не хочется, потому что она – не стерва и не сука, каких среди студенток хоть отбавляй, просто так уж сложилось. Чанёль хочет верить в сублимацию и в то, что в человека нельзя влюбиться, пролив кофе ему на рубашку. Жизнь посылает его далеко и надолго, доказывая обратное, и Пака будто с силой бьют головой о бетонную стену: этот вечер придётся как-то пережить, и почему-то Чанёль уверен, что Бэкхён будет там. ** Пак сдаёт последний доклад на сегодня и стремглав несётся домой, потому что до вечеринки меньше часа, а злобный профессор, который почему-то невзлюбил его, очень долго не хотел принимать работу Чанёля. Ну, опоздал на пару дней, с кем не бывает. Заслуженная четвёрка (хотя, сдай он вовремя, мог быть и высший бал) моментально забывается: в голове только осознание того, что сегодня, буквально через сорок минут, он встретиться с Бэкхёном лицом к лицу. Пак боится своих желаний и глупых, глупых чувств, которые будоражат сознание, стоит шатену появиться рядом. Он влетает в квартиру и на ходу стягивает потную толстовку, кидая её в корзину для белья. Принимает душ и спешно заряжает телефон, ну, потому что он почти вырубился, а как-то отвлекать себя всё равно будет нужно. Чанёль ищет в шкафу чистую чёрную футболку и натягивает того же цвета узкие джинсы – чёрт бы побрал эту моду, но Пак не отрицает, что выглядит в этом намного лучше, нежели в привычной безразмерной толстовке и свободных штанах. Пытаться уложить волосы просто бессмысленно, и Чанёль просто выходит из дома, накидывая сверху чёрно-синий бомбер. На кухне у Кая орудует Кенсу: режет свежий салат, разбирается со снеками и охлаждает напитки. Чанёль удивляется этому и думает, что всё же пропустил тот момент, когда До Кенсу, готовящий что-то в доме Ким Чонина, стал нормальным явлением. Сехун заявляется через минуту после прихода Пака, и они неловко сталкиваются в дверях: Чанёлю как-то стыдно за пару месяцев игнора, которыми он одарил блондина, но тот, кажется, пытается сгладить ситуацию и улыбается ему, правда вымученно и немного натянуто. О, видимо, не спал предыдущую ночь, потому что под глазами отчётливо видны тёмные круги, а сам он какой-то вялый. Сехун падает на диван рядом с Чондэ, и тот вынужден подвинуться. Чанёль делает вид, что не замечает, как Кай исчезает на кухне, и садится на пол рядом с диваном, чтобы поболтать с друзьями ни о чём. Время идёт, а Сехун немного нервничает: это видно по тому, как неспокойно его пальцы перебирают край светлой рубашки. Спросить про Бэкхёна у Пака не поворачивается язык, хотя очень, очень хочется узнать, почему его всё ещё нет. Чанёль ругает себя за мысли о нём, но всё равно уверен, что шатен появится. Шестое чувство мечется в голове юноши, как раненая птичка в клетке, и не подводит: в дверь звонят, и Бён заходит к ним с пакетом в руках, немного сонный, но улыбающийся. Кенсу спешно забирает еду на кухню, а Бэк здоровается со всеми и садится рядом с Чондэ, совершенно игнорируя Сехуна. Ким сразу втягивает его в разговор о какой-то новой песне, а Сехун подрывается с места и идёт на балкон. Чанёль ни разу не видел его курящим, но отчего-то не удивлён. Бэкхён вдруг трогает его за плечо: - Чан, сел бы на диван, пол холодный, - Чанёлю это кажется немного нереальным: он впервые за два месяца видит это лицо так близко. Светло-карие глаза совсем не изменились, но сейчас они смотрят устало, без прежней хитрецы. - Мне жарко, - отвечает Пак. Парня такой ответ не устраивает: - Пересядь, говорю. Если жарко – куртку сними, а не задницей на холодный паркет садись, - усмехается Бэкхён и смотрит выжидающе, будто, если Чанёль не послушается, он затащит его на диван силой. Пак недовольно цокает, но снимает бомбер и садится рядом с шатеном. В нос бьёт несильный аромат мыла и кофе – так пахнет Бэкхён, и это немного кружит голову. Чанёлю хочется прижаться ближе, провести носом по нежной коже шеи и вдохнуть поглубже, но он лишь отсаживается дальше. Чондэ продолжает что-то говорить, а с кухни возвращается Кенсу вместе с хозяином квартиры: они расставляют на маленьком столике закуски и выпивку, а Бэк уходит к музыкальному центру, чтобы поставить какой-то диск. Сехун тушит сигарету и возвращается, закидывая в рот жвачку. Музыка немного отвлекает, а от выпитого алкоголя Чанёль расслабляется. Приходит тот самый загадочный Минсок, которого все называют Сюмином, и приводит с собой Лухана – милого мальчика, который на деле оказывается студентом четвёртого курса. Пак становится разговорчивым и легко знакомится с ними, шутит и почти забывает о Бэкхёне. Тот тоже выпивает, а Сехун пытается безуспешно поговорить с ним. Бён явно за что-то обижен на блондина и смотрит на него устало и холодно, всем видом показывая нежелание говорить. О, видимо, злит такая реакция, и он хмурится, берёт шатена за руку, но тот вырывает её и уходит на кухню. Настойчивый парень следует за ним, но из-за музыки Пак не слышит, о чём они говорят. Под рёбрами начинает болеть, а на душе становится как-то пусто: Чанёлю очень хочется быть поближе к Бэкхёну, к нему тянет, и это просто невыносимо. Вечер проходит неплохо, и парни получают долгожданный отдых: все изрядно выпили и теперь разговаривали по душам, сидя на полу в гостиной. На смену громкой музыке пришла более спокойная и ненавязчивая. Бэкхён и Сехун сидят не рядом и стараются не смотреть друг другу в глаза. Чанёля вся эта незаметная, кажется, другим ситуация сильно напрягает, а голову терзают такие мысли, которые в трезвом уме никогда бы не взбрели. Он ещё сильнее путается в собственных чувствах, когда Бэк опускает голову ему на плечо и прикрывает глаза, бормоча что-то про то, как хочет спать. Сехун смотрит на них туманным взглядом, но не говорит ничего, отворачивается и выпивает ещё. Чанёль прижимается щекой к макушке шатена и млеет: ему наплевать уже на блондина и на отношения этой парочки в общем, потому что с Бёном рядом очень хорошо. Он вечно сидел бы так и слушал чужое размеренное дыхание. Время переваливает за полночь, в комнате вырубили основное освещение, и теперь там полумрак. Горят только небольшие светильни на стенах, а по телевизору крутят американский боевик. Чондэ вдруг вспоминает очевидную вещь: завтра воскресенье, и на учёбу не нужно, а значит можно никуда не ехать и остаться у Чонина. - Ну и чудак ты, Чен, - говорит несвязно Кенсу, - мы же продумали до того, как собраться. Все поддакивают ему. Кай сонно бурчит: - На моей кровати не спать. Сехун единственный, кто уезжает, ссылаясь на «очень важные дела, которые он всю неделю планировал сделать именно в выходной». Кай и Кенсу провожают его, а Бэкхён просто смотрит, как он уходит: губы его сжимаются в тонкую полоску, и он плотнее закутывается в плед, который стянул с дивана. Чанёль не выдерживает и всё-таки тихо спрашивает: - Бэкхён, что у вас произошло? - О чём ты? – пытается отнекиваться Бён. - Ты и Сехун. Вы поругались? На тебе лица нет. Бэкхён поднимает на него взгляд: в полутьме его глаза кажутся очень тёмными, а свет, отражающийся в них, создаёт золотые вкрапления на глянцевой радужке. Парень качает головой и отвечает: - Не беспокойся. Всё в порядке. Чанёль понимает, что ни черта не в порядке, потому что шатен очень быстро отводит взгляд и низко опускает голову. На следующий день Пак поругает себя (снова) за эти слова, но сейчас всё равно произносит их: - Не думаю. Бэкхён, если у тебя вдруг что-то случилось, что-то расстроило тебя или кто-то обидел, - ты всегда можешь рассказать мне. – Пак шепчет это ему в макушку, но Бён прекрасно слышит. Он придвигается чуть-чуть ближе и так же шёпотом отвечает: - Спасибо, Чан. ** Чанёль плюёт на принцип «не приближаться к Бён Бэкхёну ближе, чем на сто метров». Он всё так же боится своей (он признал-таки) влюблённости в этого парня, но сопротивляться этому больше нет сил. Пак наблюдает за тем, как шатен мириться с Сехуном и коротко целует его после очередной ссоры, и в груди что-то с треском ломается. Чанёль улыбается им обоим и позволяет себе потрепать Бэкхёна по голове и сказать, чтобы больше не портил ему настроение кислой моськой. Бён подпускает к себе достаточно близко, и сероволосый плавно переходит из статуса «знакомый» в гордое звание «лучший друг». Каждый раз, когда шатен появляется рядом, нервы Чанёля натянуты, как новые струны на его гитаре, ему плохо и больно видеть Бэкхёна привычно счастливым не рядом с собой. Но встречаются они всё чаще, обедают в кафетерии всегда вместе, а ещё, в дни, когда Сехун сразу после учёбы бежит на работу, идут домой вдвоём. С Бёном тепло и уютно: он мало что рассказывает о себе и предпочитает слушать, хотя с первого взгляда кажется, что он – большой болтун. Разговоры ни о чём в общей компании – не в счёт, потому что настоящего Бэкхёна в них – жалкая крошка. Паку нравится, когда он сам, без всяких расспросов ведает о себе что-то такое, что знают отнюдь немногие. Такие разговоры «по душам» Чанёль ценит, как редкое сокровище, и запоминает каждую, даже самую маленькую особенность Бэкхёна: он точно знает, что шатен не любит спать в жаркой комнате, что кофе он просто ненавидит, хотя и пахнет им постоянно, а на зелёный чай готов молиться, что у него аллергия на шерсть, но он давно мечтает о собаке. Пак расстаётся со своей милой девушкой и искренне желает ей всего самого лучшего. Бэкхён, узнав об этом, всерьёз жалеет его и думает, что Чанёль смертельно расстроен, а тот готов смеяться над такой иронией судьбы. Он еле сдерживает смех, когда Бён, обеспокоенно глядя ему в глаза, говорит, что всё будет хорошо, и чтобы Чанёль не переживал. Чанёль знает, что хорошо не будет. Потому что к ним подходит Сехун и улыбается своему парню, а Пак вынужден тактично оставить их. Долго не видеть Бэкхёна почти физически больно: парень уезжает на неделю к родителям, и Чанёль, неожиданно для себя, мечется и не находит себе места, потому что связь в маленькой деревушке, где вырос Бэк – настоящее дерьмо. Яркие глаза-янтари больше не улыбаются ему во время обеда, и это бесит, злит, просто выводит из себя. Пак не узнаёт себя прежнего, и ему страшно, потому что он понимает – всё серьёзно. На этот раз всё действительно не так, как было раньше. Чанёль отправляет на давно заученный номер, кажется, тысячу смс в минуту, но ответа нет, ни через день, ни через три. Бэкхён приезжает и долго извиняется за то, что не мог ответить, а Чанёль улыбается ему очень глупо и вымученно, потому что эту неделю почти не спал. Он убеждает себя, что подготовка к последнему тесту занимала очень много времени, что материал попался очень трудный. Пак старается не вспоминать, что даже не притронулся к горе книг, лежащей на столе, а всю контрольную безбожно списал. Вы знали, что очень трудно запомнить принципы бизнес-планирования, когда перед глазами будто маячит каштановая макушка, а в голове крутится песня, которую маленького роста парень любит напевать себе под нос? В голове Чанёля происходит настоящая вакханалия: он спорит сам с собой, будто два разных человека соединились в одном теле и теперь не могут договориться. Пак каким-то образом собирается с мыслями и зовёт Бёна в кино, чисто по-дружески (как сам себя убеждает). И ничего, что билеты на приключенческий фильм, которые обычно Чанёль смотрит в центре зала, на этот раз куплены на последний ряд. Оттуда тоже прекрасно видно, думает Пак. Бэкхён с виноватой улыбкой отказывает ему, потому что у Сехуна – выходной, и они идут на прогулку. Чанёль мысленно бьётся головой о стену: отчего то им овладевает болезненная злость. Не то сильное чувство, приходящее в моменты открытой ненависти к чему-то. Приходит осознание собственного бессилия и странная, нарастающая грусть. Все эти чувства не особо были понятны Чанёлю, но чувствовать себя ни на что не способным он ненавидел и не привык. Идти на фильм в одиночку Пак не намерен (да и хотел ли он этого вообще?), поэтому билеты кочуют к Кенсу. Чанёль собирается провести вечер дома в компании интернета и, возможно, чего-то покрепче любимого чёрного чая. На улице темнеет, и Чанёль готовится начать смотреть какой-то новый сериал. Ему не было интересно, но отвлечь себя очень хотелось, и он, вырубив в доме каждую лампочку, уселся перед ноутбуком на своей кровати, захватив из холодильника банку пива. Первая серия закончилась, и Паку даже понравилось, вот только основную суть он так и не уловил: перед глазами почему-то два парня, которые держатся за руки и мирно прогуливаются под фонарями парка. Чанёль ловит себя на том, что смотрит сквозь монитор компьютера. Плохо – так бы он описал своё теперешнее состояние. Пиво закончилось и хочется ещё, поэтому Пак ставит видео на паузу, сползая с кровати. Тишину тёмной квартиры разрывает звук дверного звонка: противная трель пугает Чанёля, и он вздрагивает, а потом от души ругается. Он, не включая свет, идёт открывать и спотыкается о коврик для ног, чуть не врезавшись в полку для обуви. Пак машинально приглаживает серебряные непослушные пряди и застывает на пороге, глядя в тускло освещённый подъезд. На его пороге промокший Бэкхён с небольшим пакетом в руках. Он привалился плечом к холодной стене и смотрит на Пака невидящим взглядом, не спеша назвать цель своего визита. Чанёль не верит своим глазам и моргает, желая отогнать наваждение, но шатен никуда не исчезает, лишь тихонько толкает его в плечо и проходит внутрь, так ни слова и не сказав. Из пакета доносится звон стекла, и Пак даже знать не хочет, что там, а Бэк наугад проходит на кухню и включает свет, отчего Чанёль жмурится, но послушно, идёт следом. - Прости, если я помешал, Чан. Мне очень не хочется домой, - хрипло говорит Бэкхён голосом настолько бесцветным, что Пак сначала даже не узнаёт его. Куда-то пропала вся звонкость, похожая на перелив маленьких колокольчиков и заставляющая Чанёля трепетать каждый раз, когда парень произносил что-то вслух. - Всё в порядке, ты никогда не помешаешь мне, - отвечает Пак. – Что случилось? Бэкхён вскидывает на него взгляд и пытается улыбнуться, но у него не получается: на лице смесь из боли и сожаления, и Чанёль хочет хоть как-то облегчить эти страдания. - Он изменяет мне, представляешь? Сехун мне изменяет. - Говорит Бэкхён, и Пак сначала не понимает его. Через пару секунд с силой сжимает кулаки, впиваясь ногтями в кожу. - Как?.. Как это, Бэк? – неверующе спрашивает Чанёль. Ему кажется, что слух его подводит, что Бэкхён говорит что-то другое, менее глупое и вместе с тем горькое. - Сам не знаю. Случайно увидел, - он опускает голову и хватается за край собственной футболки. Она насквозь мокрая, как и лёгкая курточка, что накинута сверху. Парень еле заметно дрожит, но, наверняка, не от холода. Чанёль не сдерживает порыв и опускает руку на влажные каштановые волосы, в немой попытке утешить, забрать часть чужой боли. Бэкхён не двигается, не скидывает его руку – он вообще замирает и, кажется, не дышит. Пак чувствует, что должен сказать что-то, но слова застревают в горле. Там – противный и мерзкий комок невысказанных мыслей, который теперь душит не хуже пеньковой петли. - Ты сказал ему? Сказал, что видел его? – с трудом спрашивает Чан. - Нет. Не хочу видеть его, а тем более – говорить. – Отвечает тихо Бён. – Может, потом. Мне сейчас так мерзко, Чанёль. - Говорит, опуская голову ещё ниже. Вода с волос капает, бисеринками исчезает в одежде, и Пак невооруженным глазом видит, как руки Бэкхёна дрожат, а сам он – бледный, как покойник. - Мне очень жаль, Бэкки, - Чан чуть заметно гладит его по волосам, - ты весь промок, иди в душ, я принесу тебе одежду. Свою оставь на полу в ванной, - он уходит в комнату, попутно включая во всём доме свет. Бэкхён медленно поднимается со стула и плетётся по коридору, на ходу стягивая с себя мокрые вещи. В груди скребутся препротивные чёрные не кошки, а целые пантеры, раздирая рёбра изнутри. Они жаждут выбраться наружу, прорвать свою глупую клетку, состоящую всего лишь из хрупкого, такого разбитого сейчас человека. Бён ощущает это так остро, что дышит через раз, но в голове – пустота, голая серая равнина. В висках глухо пульсирует, и этот странный ток разлетается по венам. Горячая вода согревает онемевшее тело, но парню всё равно: он не замечает, как Ёль оставляет стопку вещей на стиральной машинке и снова выходит за дверь. Бэк натягивает чёрную футболку, которая ему велика, серые спортивные штаны, на удивление, почти его размера, и вновь возвращается на кухню. Там Чанёль заваривает кипяточный чай. - Думаешь, я зря пришёл с тем пакетом? – спрашивает Бэк. Чанёль вздрагивает от неожиданности: он выглядит потерянным, смотрит как-то загнанно, будто это ему изменяет любимый парень, а не шатену. - А ты уверен, что тебе обязательно напиваться? – отвечает вопросом на вопрос, и Бэкхён другого от него и не ждал. Ноги принесли его в этот трудный момент именно сюда, к этому лопоухому созданию. Почему? Хотел бы он и сам знать. Просто внезапно показалось, что Бэк остался совсем один. Чанёль лучше всех смог бы уверить его в обратном. - Не знаю. – Честно говорит Бён. – Ты бы стал? - Без понятия. Ни разу не переживал такое. – Чанёль ставит перед ним горячий зелёный чай без сахара и садится рядом, подминая под себя ноги. Бэкхён делает глоток и обжигает язык, но даже не морщится. Под взглядом тёмных карих глаз немного неуютно, но привычно и спокойно. - Не желаю этого никому. Я, всё же, выпью. Чанёль вздыхает бесшумно и разливает по стаканам красное вино, принесённое другом. - Рассказывай давай. Тебе это нужно больше, чем вино. - Говорит Пак, а у Бэкхёна впервые нет саркастичного комментария для ответа. Они беседуют очень долго: на улице уже гасят все фонари, а парни в ответ на это гасят в квартире свет. В темноте, при свете только маленького торшера, что стоит неподалёку от стола, разговор становится ещё интимнее. Бэкхён чувствует, что не зря пришёл: боль и разочарование немного отступают, пока он наблюдает, как сильные узловатые пальцы сидящего напротив сжимают бокал, как чужие волосы переливаются серебром в тусклом свете; бархатный низкий голос, такой тихий сейчас, успокаивает нервы и заставляет забыться не хуже алкоголя. Бён рассказывает Паку всё, как есть: и как долго собирался на эту встречу с Сехуном, и как увидел его, целующимся с какой-то девушкой на том месте, где они должны были встретиться. Не утаивает даже, насколько ему хотелось исчезнуть в тот момент. Он редко говорит людям правду о себе и личной жизни, но от Чанёля не хочется ничего скрывать. С ним хочется разговаривать долго, пусть и бесцельно, пусть зная, что Чанёль, по сути, ничем не поможет. Всё равно хочется. Пак не скрывает от него ничего тоже, и это подкупает. Наверное, это называется доверием, но Бэк настолько редко чувствовал такое раньше, что не хочет верить самому себе. Пак кажется простым человеком без секретов, но блеск, иной раз проскальзывающий в чуть захмелевших глазах, намекает Бэкхёну, что всё намного сложнее. Бутылка на двоих распита ещё до часу ночи, Пак открывает вторую. Бэк разваливается на стуле и окончательно согревается, хотя в квартире довольно холодно. Он задирает штанины до колен и пинает тапочки под стол, босыми ногами перебирая по ледяному полу. Ему жарко и тошно, хочется раздеться до гола, и от таких мыслей его пробирает лёгкий стыд. На скулах играет румянец, взгляд плохо фокусируется на объектах, а Чанёль дрожит, как осиновый лист, притащил себе тонкий плед и закутался в него, нахохлился, как воробей. - Тебе холодно? Здесь же адская жарень! – восклицает Бэк. Слова даются немного труднее, ведь вторая бутылка красного сухого почти закончилась. - Нет, ты врёшь! Здесь же грёбанная Арктика, не понимаю, как ты ещё терпишь! – возмущается Чанёль в ответ. Он хватает шатена за руку и прижимает ладонь к своей щеке. - Да ты же ледышка, Бэкхён! Давай, пошли в комнату, ты простудишься, - и тащит, тащит его, не обращая внимание на сопротивление. Запястье Бэка горит от крепкой хватки, ноги не слушаются – затекли. Пантеры заснули в своей костяной темнице и больше не хотят свободы, усыплённые низким голосом и вином. Они забираются на кровать Чанёля: тот накидывает на Бэка одеяло и велит сидеть смирно и греться, а сам садится на против с тем же пледом на плечах. Бён любит возмущаться по поводу и без, любит доводить людей до белого каления и смотреть, как чужое самообладание рушиться, рассыпается мелкой крошкой прямо на глазах. Он проделывает это часто и со многими, но есть категория людей, которых эта участь никогда не постигнет: родители и самые близкие друзья. Чанёль, к удивлению Бэкхёна, очень быстро стал в этой элитной категории не последним человеком, и чувствовать его заботу невероятно приятно. Бён не знает, делает он это из принципа «не оставь друга в беде» или по каким-то другим причинам. Эти «другие причины» назойливо выедают ему мозги прямо сейчас, когда Пак грозно смотрит на то, как Бэк выпутывается из тёплого одеяла и скидывает на пол, как он накрывает его им снова и, кажется, готов это делать вечно. Бэкхёну даже интересно немного, как долго это может продлиться, но проверять не хочется, ровно, как и сопротивляться серовласому эльфу. Чанёль замечает, что Бэк клюёт носом и заставляет его улечься на кровать. Сам забирает одну подушку и говорит, что поспит на диване, и Бэкхён не хочется прекращать задушевную болтовню из-за банального сна. Он хватает Пака за плечо и просит остаться, обещает не спать. Чанёль рвано выдыхает и не оборачивается к нему, отвечает, что Бэку нужно отдохнуть. Бён пьяный, жутко горячий и пахнущий его, Чанёля, гелем для душа – это выше каких бы то ни было сил. - Ну Чан~, не уходи, поговори со мной, - канючит шатен, - не оставляй меня одного. Пака прошибает холодным потом. Услышать это настолько же страшно, насколько желанно, и он не может отказать.Себе или Бэку – он ещё не решил. Чанёль бурчит что-то себе под нос и кидает обратно подушку, заваливаясь рядом с другом и натягивая плед почти до шеи. Это неуклюже и смешно выглядит, и Бэкхён тихо смеётся над ним. - Спасибо, - говорит, - не хочу спать. - Врёшь же, - отвечает Чанёль, - ты засыпаешь, Бэк. Шатен по-кошачьи потягивается и двигается поближе, прислоняясь лбом к чужому плечу. В теле блаженная усталость, а в голове отголоски боли, он не ищет оправдания своим действиям и не настроен на это совсем. Слишком устал и слишком большую подлость пережил. - Нет, не вру. Говори со мной, я не буду спать. И Чанёль говорит: бормочет что-то, рассказывает очередную историю или спрашивает о чём-то Бэкхёна. Тот с удовольствием отвечает на все вопросы: рядом с Паком тепло и уютно, всё ещё жарко, но охладиться Бэк не спешит. В этом жаре хочется тонуть, исчезать, растворяться без возможности выбраться. Через пару минут рядом с сероволосым лишь тихое сопение и тишина, в ответ на очередной вопрос. Он хмыкает и замолкает тоже, переворачиваясь на бок и оказываясь к шатену спиной. Тот недовольно выдыхает и придвигается снова, упираясь своим лбом в чужую лопатку. Всё тщетно, думает Чанёль. Вот же блять. ** Чанёль просыпается посреди ночи от жуткой жажды: он с трудом поднимается с постели и идёт на кухню, по пути собрав все углы своими многострадальными боками. Матерясь про себя, он выпивает стакан холодной приятной воды и присаживается на подоконник. За окном ещё темно, а посмотреть время негде. Он решает про себя, что пропустит учёбу сегодня и отоспится дома. Отоспишься в постели с Бэкхёном, да, Пак? Чанёль вспоминает о том, что в его кровати сейчас Бён Бэкхён, тот самый Бён Бэкхён, к которому так хочется прикоснуться, присвоить его себе, оставить на тонкой алебастровой коже свои метки и сделать ещё много-много того, о чём неприлично говорить вслух. Плохие, плохие мысли, Чанёль. Он всё ещё сонный, поэтому возвращается в постель, захватив стакан холодной воды для своего гостя. Чанёль оставляет его на тумбочке со стороны Бэка, который завернулся в одеяло почти с головой и всё ещё спит. Чан накрывается своим тонким пледиком, но в комнате прохладно, и парню не становится теплее. Он ни за что не станет будить Бэкхёна, потому что не уверен, что просто попросит поделиться одеялом. Пак теперь вообще не уверен в отношении Бэкхёна, он только точно знает, что О Сехун – мудак, и Бён больше с ним не сойдётся. Даже если захочет, потому что Пак сделает всё, что угодно, чтобы этого не случилось. Чанёль проваливается в холодное и вязкое марево сна, тонет в пучине мглы, прямо там, в собственной голове, но не сопротивляется, потому что на дне пучины – Бэкхён, который его, а не чей-то ещё. Сон какой-то быстрый, но по ощущениям приятный, поэтому Чанёль не сразу проводит грань между ним и реальностью. Ему становится трудно дышать, и он просыпается, но не может двинуться с места: Бэкхён лежит на нём и сминает губы своими, тонкими и безумно мягкими. От неожиданности Пак не может ответить, и распахивает в удивлении глаза, встречаясь взглядом с Бэком: медовый оттенок его радужки виден даже в полумраке. Он смотрит немного пьяно, с поволокой, но не останавливается: Чанёль прерывает его сам и тяжело дышит, пытаясь найти в чужих глазах ответ на свой немой вопрос. Ответа нет, и приходится спросить. - Бэк, ты что делаешь? - слова даются с трудом, и ответа на них не следует. Бэкхён крепко держит его за плечи и смотрит сквозь. – Бэкхён? Но Бён, кажется, не слышит, только приближается вновь и целует опять, проникая языком в приоткрытый рот. Чанёль давится воздухом, а в его лёгких одновременно взрываются тысячи фейерверков. Бэкхён напирает, и он сдаётся, мягко прикусывает чужую губу и закрывает глаза. Вот она, последняя капля в чаше его терпения. Теперь сопротивляться бессмысленно. Шатен откидывает плед на пол и цепляется за чужую футболку, гладит ладонями поджарый живот Чанёля и тихонько стонет, когда тот выдыхает ему в губы. Пак царапает его бока через одежду, цепляет резинку домашних штанов и, в общем-то, не знает, куда ему деть руки. Всё происходит на грани реальности: Бэкхён податливый, но не даёт нормально вздохнуть, он нежно вылизывает чужой рот и зарывается пальцами в серебристые пряди, мягко массируя голову Чанёля. Воздух совсем заканчивается, и парни разрывают поцелуй. Бён пробирается пальчиками под чужую футболку, задирает её до груди и проводит по прессу, очерчивая кубики. Он опускает туманные глаза и принимается целовать торс Пака, опускаясь ниже, к полоске нижнего белья. Чанёль несдержанно и слишком громко стонет, выгибается навстречу приятным прикосновениям и буквально видит, как упускает последний шанс остановится: слишком хорошо, слишком желанно, слишком долго он этого хотел. Шатен прикусывает нежную кожу у пупка, и у Чанёля сносит крышу окончательно, он резко поднимает Бэкхён и целует его снова, проводит языком по ряду жемчужных зубов, упивается чужими стонами. Бэкхён оказывается снизу и разводит ноги, обхватывая ими чужую талию. Чанёль спускается на чужую шею укусами, оттягивает белоснежную кожу, причиняет боль, а у Бёна голос уже хрипит, потому что стонать столько времени непрерывно очень тяжело для связок. Он прижимает его голову к себе, впивается ногтями в загривок и выгибается, выгибается навстречу под немыслимым углом. Постельное бельё сминается, простынь улетает куда-то в сторону пока футболки отправляются на пол: тело у Бэкхёна на вид хрупкое, но невероятно красивое – сахарная кожа, на которой проступают синеватые линии венок, плоский животик, тонкие линии ключиц. Над правой – надпись мелкими буквами: be my agony. Чанёль мысленно чертыхается, соглашаясь. Еле находит в себе силы приостановиться: он не простит себе, если Бэкхён пожалеет о том, что сделает. - Бэк, уверен? – сжимает белоснежные бока. Бён выглядит разморённым, а Чанёлю приятно видеть его таким своим. - Не был бы уверен – не полез, - чуть слышно отвечает шатен, - Ты против? Чанёль думает, что да, он против, что всё должно было быть совсем не так. Он собирает всю волю в кулак, потому что отчётливо чувствует чужое возбуждение сквозь тонкую ткань штанов. - Я не замена ему, - твёрдо говорит Чанёль и отводит глаза, смотрит на свои руки и на то, как прекрасно они смотрятся на теле Бэкхёна. Тот распахивает глаза и приподнимается, кладёт ладонь ему на шею и восстанавливает контакт. - Не замена. Ты не можешь быть заменой, - ведёт по шее вниз, гладит солёную кожу, обводя большим пальцем ключицу. - Тогда кто же я? – в голосе Пака горечь, а в сердце противно ноет. - Не знаю. Ты – это ты, Чанёль. И ты хочешь меня, - Бэк откидывается на подушки и тянет его за собой, - так бери. И Пак почти сдаётся, целует его снова, чувствует бешеное сердцебиение. В голове взрывается множество атомных реакторов: он не понимает точно, чем это всё кончится. Чанёлю странно бороться с собой: ему приказали брать, почти подали себя блюде, но он впервые в жизни пытается противиться этому. Хочется не так, хочется своевременно и по обоюдному. Он сильно сомневается, что Бэкхён после не уйдёт, оставив после себя серый пепел из паковских чувств, и ему совсем не хочется проверять. Бён льнёт к нему теснее, прижимается отчаянно, будто нуждаясь в защите, утешении. В прикосновениях. В мозгу Пака бьётся птичкой неприятная, горькая мысль: всё так и есть, Бэкхёну нужна чья-то ласка, чтобы залечить душевную рану, чтобы отвлечься и забыться. Чанёль не хочет стать утешительным перепихом, потому что после таких обычно больше не встречаются. Не гуляют вместе, не разговаривают. Не дружат. Бэкхён отрывается от губ и начинает покусывать шею Чанёля, спускаясь на ключицы. Тот стонет над ним, делится сжигающим всё вокруг них теплом и кусается в ответ, ставит метки на тонкой коже, получая немного садистское наслаждение. Бён терпит, лишь ругается сквозь зубы, когда чужие клыки всё же пускают кровь, но боль моментально забывается, потому что Пак – огромный кот, оказывается, и зализывать ранки для него обычное дело. Бэк растворяется в чужих руках и ему чертовски похуй, ведь он теперь определённо свободен, хотя мысли о казавшемся родным мудаке сейчас настолько же далеко, насколько «лучший друг» - близко. У Чанёля немного шершавые кончики пальцев и ладони, которые давят настойчиво, но нежно: он гладит его руки, шею, шарит руками везде, где может, и это немного сводит с ума. Серые волосы щекочут чувствительный живот, когда их обладатель поцелуями спускается ниже. Обводит языком рёбра, впадинку пупка и тазовые косточки: шатен пахнет невероятно, его аромат – в лёгких, словно яд, но Пак лучше погибнет, чем перестанет его вдыхать. Пальцы пробираются под резинку бэкхёновых штанов и замирают: Чанёль поднимает на него глаза, будто прося разрешения. В ответ – ни слова, только рваное дыхание. Парень гладит скулу Пака пальцами, еле касаясь, а потом приподнимается, позволяя стянуть с себя ненужную тряпку. Бэкхён теряется в ощущениях, когда чувствует горячую влажность чужого рта. Он неразборчиво стонет и зарывается пальцами в жидкое серебро, до боли сжимая и несдержанно притягивая ближе. Из лёгких выбивает весь воздух подчистую: Пак выпускает изо рта орган и поднимает узкие бёдра Бёна, вылизывая ложбинку между ягодиц. Это – пошло, мокро, с хлюпающими звуками, но Бэкхёну не стыдно: хорошо до звёзд под закрытыми веками, великолепно до искусанной в кровь губы. - Ах… Чанёль… - на грани полушёпота, но у Пака тяжелеет в паху ещё больше. Собственное имя, слетевшее с любимых губ – высшая награда для него. Он широко лижет колечко мышц, кончиком языка чуть проникая внутрь. Бэкхён пытается отстранить его, потому что это – уже слишком, потому что уже кричит в голос и не контролирует себя. Пак отрывается от нежного местечка, возвращаясь к тонкой шее. Терпения нет совершенно, два пальца входят немного туго, и Бэк морщится от боли и терзает услужливо подставленное плечо. Чанёля ведёт от чужой узости, его пальцы исчезают в Бэкхёне, нащупывая ту самую точку и растягивая. Шатен мечется под Паком и откидывает голову назад, подставляясь под успокаивающие поцелуи. Он сам находит губы Чанёля и втягивает во что-то крышесносное, вылизывает чужой подбородок, кусает под челюстью, заставляя партнёра дрожать, а после выгибается и вскрикивает. Пак проводит ладонью по его члену, собирая смазку, и вводит внутрь третий палец. Бэкхён трепетно всхлипывает и насаживается на них сам, а у Чанёля скоро будет инфаркт, потому что как мать твою это вообще может происходить? Бэкхён, с недавнего времени лучший друг и объект всех сексуальных фантазий, - вот он, извивается под ним и стонет так сладко и открыто. Пак удобнее устраивается между его ног, чувствуя чужие острые колени на талии, и опускается к уху: - Бэк, потерпи, пожалуйста, - целует нежное местечко за ушком и чуть прикусывает. Бён царапает его затылок, чертит короткими ноготками алые полосы на широкой спине. - Давай уже, быстрее, - выдыхает в чужие губы и сам толкается навстречу. Пак входит одним плавным движением и стонет с шатеном в унисон, потому что невозможно и горячо, слишком узко и просто охуенно. Он замирает, даёт привыкнуть и себе, и ему. Бён тяжело дышит и целует его адамово яблоко, призывая к действиям. Под кожей разливается горячая кислота, а чувства обостряются до предела, будто живущие внутри дикие кошки совсем взбесились, и сейчас разрывают огромными клыками нежную плоть. Шатен обнимает его крепко и снова отчаянно, и, наверное, не осознаёт, что сам берёт сейчас не меньше, чем отдаёт: согласившись на всё, Пак буквально вырвал из груди сердце и отдал ему в руки. Бэкхён не знает, но Чанёль чувствует это физически, а на левой стороне его грудной клетки – кровавое месиво и чёрная дыра. Укус на шее у Бёна болит, а кровь маленькими капельками стекает на постельное бельё. Чанёль двигается в нём рвано, собирает ртом алые капли и дуреет от чужого вкуса на языке. Это солено и остро, терпко и волнующе, это заставляет оставлять на мягкой коже ещё больше собственных меток. Бэкхён стискивает коленями его рёбра, и боль смешивается с удовольствием: Пак в своей личной нирване, и утягивает туда шатена, проводя руками по его телу. Никто из них толком не отслеживает, когда всё заканчивается: яркие вспышки в голове, горячее дыхание и собственные стоны – всё мешается в единую какофонию ощущений. Пак валится рядом и не знает теперь, что ему делать: пути назад отрезаны, закрыты, оправданий больше нет. Бэкхён размазывает липкую жидкость по животу небрежным движением и прячет лицо в сгибе локтя, потому что сердце давно ускакало галопом куда-то в закат, а рядом – разморённый Чанёль, который смотрит из-под чёлки прямо на него, и сейчас действительно стыдно. Между бёдер неприятно и мокро, хочется в душ, но двинуться с места нет никаких сил. Он поворачивается к «другу» и просто смотрит в ответ, чуть прикрывая глаза. Ужасно. Он ничем не лучше Сехуна: переспать с первым попавшимся мужчиной – худшее, что могло прийти в его пьяную голову. Только вот «первый попавшийся» точно не про Чанёля, потому что он сам придвигается ближе и накидывает на Бэкхёна одеяло, прикрывая. В груди в этот момент разливается что-то тёплое и очень приятное, но Бён никак не разберёт, что это. Пак накрывается тоже и снова смотрит в глаза. Тягуче и нежно, словно то, что случилось сейчас между ними, - самое большое его желание. Шатену странно видеть друга таким, молчаливым, тяжело дышащим, с отвратительно счастливыми глазами. Лицо остаётся усталым, но глаза – радуга из света самого разного оттенка, от прежнего тёмного шоколада будто не остаётся и следа. Бэкхён чувствует, что нужно что-то сказать, ведь он первый полез к парню, да и вообще… но на ум не идёт ничего, потому что оправдываться-то и нечем. Забавно, но факт – Чанёль думает ровно о том же, только вот неловкость так и норовит исчезнуть под чужим стыдливым и немного напуганным взглядом. - Долго будем в гляделки играть? – наконец тихо спрашивает Бэкхён. - Сколько хочешь, - отвечает Пак и не спешит отводить глаза. Стыд помахал ему ручкой и вместе со здравым смыслом смылся в недра океана на неопределённый срок. Отпустить Бёна равносильно изощрённому суициду, ведь когда самое желанное пришло к тебе в руки, отпустишь ли ты это так просто? - Нисколько не хочу. Прекрати же, смущаешь… - выдыхает Бэк и отворачивается, продолжая говорить, глядя на стену паковской спальни. – Ты извини, что всё так вышло. Не знаю, что на меня нашло. Чанёль касается кончиками пальцев острой линии челюсти и проводит большим пальцем по щеке. Разворачивает к себе чужое лицо и делит с его обладателем болезненную горечь. Он приближается к любимым губам в надежде, что его не оттолкнут. Бэкхён не понимает и не успевает: поцелуй выбивает и так не твёрдую почву из-под ног, потому что слишком сладко и странно. В этот раз Чанёль целует аккуратно и бережно. Так не было, кажется, ещё ни с кем, и Бён пугается собственных эмоций. Это так неправильно. Тогда почему сейчас настолько плевать?.. Пак отрывается первым и шепчет в припухшие губы: - Не хочу прекращать. Не пойми превратно, но я теперь не отпущу тебя, - он говорит это Бэкхёну, но прежде всего признаётся самому себе. Он не сможет отпустить. Удивление Бёна горит румянцем на его скулах. - Почему? Чанёль приподнимает уголки губ и берёт чужую ладонь в свою. Прикладывает к собственной груди в области сердца и не отрывает взгляд от глаз напротив. - Там пусто, не чувствуешь? Ты всё забрал, и я намерен вернуть. – Ладонь Бэкхёна подрагивает, но он не отстраняет её. Пак прижимает её своей теплой и большой, его сердцебиение отдаётся у Бёна в ушах громким гулом. Он опускает глаза. - Что за глупость, Пак? Неужели мелодрам пересмотрел? - голос предательски дрожит, а глаза застилает солью. Бён списывает всё на усталость и капающий со лба пот, но поспешно прячет их за чёлкой. Он почти физически чувствует, как Чанёль улыбается шире и ярче. - Терпеть их не могу, - тихо смеётся он и рывком валит парня на себя, прижимаясь ближе и накрывая их одеялом. Тот не сопротивляется, неловко обнимает за плечи и прячет лицо на них. Пак проводит носом по чужим волосам: теперь всё правильно. Теперь у них всё верно. За окнами уже давно занимается рассвет. Знал ли Пак Чанёль, что такое любовь? Нет. Знает ли теперь? Безусловно.