Все наши слова сказаны в темноте

      Битва с Сумрачным Лесом, завершившаяся полной и безоговорочной победой объединившихся перед лицом врага племён, навсегда останется в памяти тех, кому посчастливилось выжить и их потомков. Им предстоит восстановить то, что было разрушено, и придётся научиться жить, потеряв кого-то из близких. Но они же сильные воители, они справятся и с этим тоже.       Так бесконечное количество раз говорил себе Огнезвёзд, пока был вынужден бездельничать сутками в палатке целителя. Говорил, но так до конца и не поверил.       Разве можно привыкнуть к тому, что рядом больше нет и никогда не будет того, кто был тебе очень дорог и без которого ты жизни своей не мыслишь? Огнезвёзд прекрасно понимал, что нет, но всё равно продолжал убеждать себя, что он и его соплеменники справятся с новым испытанием, выпавшем на их долю. Пусть не сейчас, но однажды, когда боль в груди если не пройдёт, то хоть немного утихнет. Рано или поздно это ведь должно случиться, да?.. «Наверно, всё же поздно,» — с грустью думал Огнезвёзд, опасаясь даже мысленно употреблять слово «никогда». Это казалось слишком жестоким по отношению к живым котам.       Всё, что он мог делать — это размышлять о Битве и её исходе и бродить по палатке, когда лапы затекали от долгого бездвижия. Воробей отказывался выпускать его, мотивируя своё решение тем, что Огнезвёзд ещё не оправился от ран и свалится после первого же патруля или охоты, а Листвичка была полностью с ним согласна. Огнезвёзд пытался спорить, ведь он предводитель и должен возглавлять своё племя в тёмные времена, как сейчас. Ну, а то, что лапы его всё ещё слабы и далеко он не уйдёт — это ерунда, можно справиться, если по-настоящему захотеть. Но ни дочь, ни внук не слушали его и уговаривали остаться у них и закончить лечение, а потом уже возвращаться на свой пост. Огнезвёзд нехотя выполнял их просьбу, по возможности стараясь не смотреть им в глаза. Он видел в них слишком много боли, которую Листвичка и Воробей безуспешно пытались скрыть. Ему, тоже пытавшемуся заглушить её, было тяжело общаться с ними, хотя, возможно, таким образом он мог бы помочь и им, и себе. Ведь когда делишь горе с кем-то, становится легче.       А горе у них было общее: потеря Песчаной Бури, которая погибла, безуспешно пытаясь спасти Пестролистую, и Остролистая, любимая, не смотря на некоторые её поступки, сестра, дочь и внучка, которую с радостью приняли обратно в племя. Огнезвёзд видел их обоих во снах такими, какими они были перед смертью, и неизменно просыпался разбитым и сожалеющим, что покинул это сновидение. Ему нравилось быть в компании кошки, которую он любил и которая всегда была рядом даже в самые тёмные времена, подталкивая его к решительным действиям. Пусть Песчаная Буря и не было его родственной душой, но это никогда не мешало их отношениям. Огнезвёзд никогда не интересовался, чьи мысли она слышала (если вообще слышала) помимо своих, опасаясь разгневать её этим вопрос. Да и интересно ему не было, хотя и удивляло то, что Песчаная Буря предпочла его своей родственной душе. Но если эта тема и поднималась в их разговорах, то только в первые луны, пока воительница не заявила, что не станет отвечать на подобные вопросы.       Иногда к Огнезвёзду, отвлекая того от мрачных мыслей, заходили некоторые соплеменники, но чаще всего это были Ежевика и Белка, оба усталые, но более счастливые, чем все остальные. Они потеряли не меньше, чем любой другой воин из Грозового племени, но заново обрели друг друга, и это, как и большое количество обязанностей, помогало им справиться с горем. Ежевика взвалил на свои плечи всю заботу о племени, а Белка изо всех сил пыталась помочь ему и, по словам, глашатая, у неё это хорошо получалось и не только благодаря связи между ними.       Выслушав их и выпроводив из палатки, Огнезвёзд свернулся на своей подстилке и, закрыв глаза, в очередной раз задумался о том, каково это — слышать в своей голове помимо своих чьи-то чужие мысли? С ним никогда такого не происходило, а это означало, что его родственная душа или мертва, или ещё не родилась.       Огнезвёзд думал, что умрёт, так и не встретив её, и потому сначала решил, что тронулся умом от горя или старости, когда через несколько дней впервые услышал в своей голове чужие мысли, наивные и отрывистые, беспорядочные и часто совершенно бестолковые. Совсем ещё детские.       И только потом, ощутив и радость, и ужас одновременно, осознал, что наконец-то обрёл свою родственную душу.

***

«Представляешь, меня сегодня впервые выпустили из детской!» — громко прозвучал в его голове счастливый голос родственной души. — «Наш лагерь, оказывается, такой большой! Намного больше, чем я себе представляла!»       Огнезвёзд с трудом разлепил веки, зевнул и потянулся. Она снова разбудила его до рассвета, когда всё племя, за исключением дозорных, ещё дремало в своих палатках. Его племя, во всяком случае. «Разве котят выпускают в такую рань?» — всё ещё сонно спросил Огнезвёзд, начиная приводить свою шерсть в порядок. «Вообще-то нет, но мне разрешили, ведь я очень тихо себя веду», — незамедлительно ответила она. Кот ухмыльнулся, осознав, что его родственная душа в очередной раз сбежала из-под надзора матери. Надо будет попробовать поговорить с ней на тему послушания старшим, иначе сбежит ещё из лагеря и попадётся в лапы лисы… — «Ой, я тебя, наверно, снова разбудила? Извини! Я не хотела, правда… Но мне надо было с кем-то этим поделиться, а кроме тебя у меня никого нет…» «Ничего страшного», — сразу же успокоил её Огнезвёзд. — «Теперь уже точно ничего.»       Две луны назад он всё же смог вернуться обратно в свою палатку, которая казалась болезненно пустой и холодной. Отсутствие Песчаной Бури, к которому Огнезвёзд тщетно пытался привыкнуть, ощущалось здесь слишком явно. Поэтому он проводил в ней как можно меньше времени, предпочитая ходить в почти каждый патруль или охотиться, а возвращаться только на ночь, чтобы выспаться и набраться сил перед очередным трудным днём. Пока что получалось не очень хорошо: родственная душа часто будила, сама того не желая. Огнезвёзд, прекрасно осознавая, что ни один из них не может ничего с этим поделать, стоически терпел это.       По крайней мере, никто больше не видел его внезапные пробуждения и не пытался выяснить их причину, как это делали Листвичка и Воробей. Огнезвёзд врал им, что его всё ещё преследуют кошмары, но видел, что ни один из них ни капли не поверил его словам. Целители, насторожившись, старались следить за ним, пусть и безрезультатно. Ему это не нравилось, ровно как и необходимость врать своим родственникам, которых он всегда любил больше жизни. Но и правду сказать он не мог: неизвестно, как на то, что уже не молодой предводитель после смерти своей подруги вдруг обрёл соулмейта, да ещё и в другом племени, отреагируют целители, глашатай и остальные воины. В любом случае, это едва ли пойдёт на пользу родственной душе, может быть, даже навредит ей, а этого Огнезвёзд допустить не мог. Он не любил её и не считал частью своей семьи, но считал своим долгом оберегать от подобных вещей. Иные поступки предводитель считал предательством.       Огнезвёзд пригладил последнюю шерстинку и стремительно вышел из своей палатки, остановился на каменном карнизе и оглядел лагерь. Кроме него ещё никого не было на главной поляне, ничто не нарушало хрупкого утреннего безмолвия. Даже из детской, которая казалась пустой после смерти Тростинки, не доносилось ни звука возни. Котята и королевы всё ещё спали, никому из них даже в голову не пришло обследовать лагерь, пока он пуст. Огнезвёзд с усмешкой вспомнил замолчавшую родственную душу. Неужели заснула?..       Из палатки воинов медленно и осторожно вышел Ежевика, отдохнувший куда лучше, чем Огнезвёзд. Увидев предводителя, он если и удивился, то виду не подал, кивнул в знак приветствия.  — Я возглавлю пограничный патруль, — сказал Огнезвёзд, спускаясь и подходя к нему. — Это ведь не нарушит твои планы?  — Я собирался попросить заняться этим Голубку, — подумав, ответил глашатай. — Но, думаю, она согласиться отправиться на охоту. Ей придётся заново оттачивать свои навыки после утраты дара…  — Пожалуй, ты прав, — сказал предводитель. — Это действительно не помешает. А что насчёт Львиносвета? Как с потерей дара справляется он?  — Учитывая тот факт, что в палатке целителей он ещё не оказался, то просто прекрасно, — отозвался Ежевика, махнув хвостом. — Он сам разберётся. А мне надо будить патрульных. Не возражаешь?       Огнезвёзд молча покачал головой, отошёл от глашатая и уселся в тени каменного карниза. Из палатки воителей один за другим выходили коты, случайно или специально разбуженные Ежевикой. Некоторые из них, переговариваясь, сразу же отправлялись к куче добычи, но большинство оставалось подле глашатая, слушая его указания.  — Берёзовик, Искра и Дым проверят границу с племенем Ветра. Главой патруля будет Огнезвёзд, — говорил Ежевика, оглядываясь в поисках названных котов. Одного из них он не увидел. — Где Дым?  — Здесь, — хрипло выдохнул воин, появляясь на пороге палатки. Из-за его плеча выглядывала Шиповница. — Извини, я немного задержался.       Ежевика сощурил круглые янтарные глаза, но промолчал.       После смерти Тростинки, своей подруги и родственной души, Дым заметно сдал, словно за одну ночь состарился сразу на много-много лун. Не без сочувствия глядя на его ухудшившееся состояние, Огнезвёзд ни один раз предложил ему переселиться в палатку старейшин, но воин каждый раз отказывался от этого, аргументируя свой отказ тем, что на данный момент безделье губительно для него и ему просто жизненно необходима работа, чтобы хоть немного отвлечься. А потом ему станет легче, и он вернётся в своё прежнее, нормальное состояние. Огнезвёзд с тяжёлым сердцем разрешил ему, но Ежевика был недоволен решением предводителя.  — Слабо верится, что он станет таким же, каким был ранее, — заметил он. — Некоторые раны не заживают даже спустя многие луны… Как бы Дыму не стало ещё хуже из-за твоего решения. Мне кажется, тебе следовало настоять на своём, а не позволять ему делать то, что хочется.  — Я сам разберусь, что мне с ним делать, — резковато ответил Огнезвёзд, понимавший Дыма, как никто другой. — Всё будет хорошо, вот увидишь!..       Но теперь он видел прямое опровержение своих слов. Дыму становилось всё хуже и хуже, держался кот, казалось, на одном упрямстве. Ежевика оказался прав.  — Раз уже все собрались, то, думаю, можно идти, — торопливо проговорил Огнезвёзд, подходя к патрульным. Те молча кивнули.  — Желаю удачи, — сказал им на прощание Ежевика.       Тратить время на ответные слова Огнезвёзд не стал, вместо этого он повёл свой патруль прочь из лагеря, следя за тем, чтобы никто не отстал, в том числе и Дым. Ему казалось, что сегодня за этим котом нужно приглядывать намного больше, чем обычно.       Родственная душа по-прежнему молчала, наверняка заснув после своей утренней вылазки. Огнезвёзд усмехнулся, надеясь, что она проспит до тех пор, пока он не вернётся из патруля. Отвлекаться, пусть и на неё, ему очень не хотелось.

***

      Зов родственной души настиг его ближе к полудню, когда он, вернувшись из патруля и толком не передохнув, отправился на прогулку, надеясь заодно и поохотиться. «Они все играют без меня,» — пожаловалась она Огнезвёзду. — «Сказали, что им и так весело.»       Он почти незаметно улыбнулся. «Ничем не могу помочь тебе, извини». — без особого раскаяния в голосе ответил Огнезвёзд. «Мне нужна не помощь, а слушатель», — последовал категоричный ответ. — «Если бы я и в самом деле нуждалась в помощи, то обратилась бы к маме.» «Мудрое решение», — фыркнул Огнезвёзд, делая несколько шагов вперёд.       Тонкий слой подтаявшего снега тихо хрустнул под его лапами. Всё-таки Сезон Юных Листьев не самое удачное время для охоты, хотя и намного лучше, чем всё тот же Сезон Голых Деревьев… Огнезвёзд покачал головой. Нет, нельзя винить погодные условия, если это ты сам рассеянный и неспособный действовать аккуратно после мысленных разговоров с родственной душой. Только ты виновен в том, что до сих пор не научился справляться с последствиями. «Возможно», — подумал Огнезвёзд, огромным усилием воли скрывая свои мысли от родственной души. — «Если бы она не появилась, то и приспосабливаться ко всему этому и не пришлось бы. Ходил бы в патрули и на охоту без риска упустить нарушителя границы или дичь, как это было до Битвы… Когда Песчаная Буря была жива…»       Глухое отчаяние и гнетущая тоска едва не одолели его снова. Огнезвёзд выпустил когти, впился ими в мёрзлую землю, тщетно пытаясь справиться с нахлынувшими на него эмоциями, от которых он так долго пытался избавиться. Он надеялся, что родственная душа ничего не почувствует и останется в неведении относительно его переживаний.       Но она всё равно почувствовала. «С тобой всё хорошо?» — обеспокоенно спросила она. — «Что происходит? Если тебе так плохо, как мне кажется, то, может, расскажешь? Обычно это помогает…» «Не в моём случае», -через силу ответил Огнезвёзд. «Тогда хоть имя своё назови», — робко и устало попросила родственная душа в очередной раз. — «Кто знает, вдруг это поможет мне догадаться о причине твоей печали? Но если ты не хочешь, то я не буду этого делать. Но имя твоё всё равно хочу узнать. Это немного страшно и странно — разговаривать с тем, о ком ничего не знаешь… Все слова как будто в темноте сказаны. „Я не могу“, — мягко отказал Огнезвёзд. — „Мы из разных племён, если кто-нибудь из нас проговориться о нашей связи, может разразиться скандал… Разве я не говорил тебе об этом“? „Говорил“, — уныло подтвердила она.- „Но ведь это так неудобно…“ „Мне тоже жаль,“ — ответил Огнезвёзд, чувствуя отвратительный привкус лжи на языке. — „Давай поговорим об этом позже? Я немного занят.“       Родственная душа вздохнула и замолчала.       Огнезвёзд прислушался и принюхался, ища хоть какую-нибудь дичь. Возвращаться в лагерь с пустыми лапами он не собирался.       Однако, когда он уже почти поймал полёвку, её вспугнула выпрыгнувшая из-за его спины Шиповница, взъерошенная и тяжело дышащая. Огнезвёзд нахмурился и повернулся к ней, собираясь отчитать за подобное поведение, но был остановлен страхом в её зелёных глазах.  — Что случилось? — сразу спросил он.  — Дым… Его убили… — выдохнула Шиповница. — Ежевика зовёт всех обратно в лагерь.

***

      Когда Огнезвёзд вбежал в лагерь, он думал, что его лапы вот-вот отвалятся от усталости. Было невозможно вспомнить, приходилось ли ему когда-нибудь бежать так же быстро, как сейчас. Следом за ним зашла запыхавшаяся Шиповница, которую он умудрился обогнать. В иной момент это порадовало бы его, но сейчас все его мысли занимало только то, что Дыма больше нет. Кто посмел сделать это? И зачем? Огнезвёзд оглянулся по сторонам, ища взглядом Ежевику, но в толпе тревожно переговаривающихся воителей и путающихся у них под лапами оруженосцев его не было видно.       Но глашатай нашёл его сам.  — Огнезвёзд! — крикнул он, выбегая из палатки целителей. Вслед на за ним вышел, но остановился на пороге Воробей. — У меня тревожные новости.  — Я уже понял, — кивнул предводитель. — Кто убил Дыма?  — Барсук, — ответил Ежевика, сверкнув глазами. — Он сопровождал Ледосветик и Белку на охоте, когда они наткнулись на него около границы с племенем Теней. Им удалось прогнать его, но Дым погиб. Барсук сломал ему шею. Ледосветик ранена.  — Час от часу не легче, — тихо пробормотал Огнезвёзд. — Жизнь Ледосветик вне опасности? Барсук ушёл на территорию племени Теней?  — С Ледосветик всё в в порядке, Листвичка и Воробей позаботились о ней, — успокоил его Ежевика. — Ты не против, если я возглавлю один из патрулей, чтобы убедиться, что этот барсук не вернулся?  — Делай, что должен, — сказал Огнезвёзд. — Я пойду с вами.  — Не стоит, — возразил глашатай. — Ты устал и тебе стоит отдохнуть. Я справлюсь. И даже не пытайся мне возражать, мы оба знаем, что я прав.       Огнезвёзд собрался было возразить, что он ещё не устал и ещё один патруль вполне выдержит, но вовремя вспомнил о своих уставших лапах. Ежевика снова оказался прав. Ему действительно стоит передохнуть.  — Только не забудь предупредить племя Теней о барсуке, — сказал он и медленно пошёл по направлению к палатке целителей.       Воины и оруженосцы расступались перед ним, почти не обращая внимания. Называвший имена новых патрульных Ежевика в данный момент был куда важнее.       По пути в палатку целителей Огнезвёзд прошёл мимо тела Дыма, лежащего посреди лагеря. Рядом с ним, не дожидаясь ночи прощания, уже сидели Берёзовик и Искра, не обращавшие внимания на то, что творится вокруг. Огнезвёзд хотел присоединиться к ним немного позже, сначала надо проведать раненую и дождаться возвращения патрульных. А потом уже можно дать волю эмоциям и как полагается оплакать старого друга.       Воробей, всё ещё сидящий на пороге, кивнул ему в знак приветствия и ничего не сказал. Внутри палатке Листвичка суетилась вокруг впавшей в ступор Ледосветик, одновременно пытаясь её утешить. Огнезвёзд уселся в стороне, решив не отвлекать дочь от дела и поговорить с пострадавшей позже.       Родственная душа, которая раньше тревожилась, едва почувствовав его волнение или негативные эмоции, на этот раз молчала. И Огнезвёзд решительно не понимал, нравится ему это или нет.

***

      Тёмно-бурая шерсть Дыма была холодной и от неё отвратительно пахло смертью. Огнезвёзд сидел, уткнувшись в неё носом и вспоминал всё хорошее, связанное с умершим, но мысли часто путались. Предводитель сбивался и начинал всё сначала. Рядом с ним, прижавшись к нему боком, прощалась с отцом Ледосветик, уговорившая Воробья выпустить её. „Что происходит?“ — спросила родственная душа. — „Я ничего не понимаю! Твои мысли такие спутанные… Это неудобно“. „Не лезь, пожалуйста“, — устало попросил Огнезвёзд. — „Это не для твоих ушей“. „Ну и ладно“, — сказала она, ничуть не обидевшись. — „Я просто хотела помочь тебе. У тебя горе?“ „Какая наблюдательность“, — устало ответил Огнезвёзд. „Если тебе понадобится поддержка, то можешь смело обращаться ко мне“, — продолжала родственная душа, не обращая внимания на его слова. — „Я всегда пойму тебя или хотя бы постараюсь. Ведь мы связаны.“       Она замолчала и не сказала больше ни слова за всю ночь. Мысли Огнезвёзда снова вернулись к Дыму, который, наконец-то сможет снова увидеть Тростинку и их погибших котят. Предводитель поймал себя на том, что завидует им. Ведь они всегда шли бок о бок, не боясь заявить о своей связи, и их слова не были сказаны в темноте.

***

      Луны текли мимо, словно быстрая река. Огнезвёзд почти перестал испытывать боль при воспоминаниях о Песчаной Бури, во многом благодаря родственной душе, к которой успел очень сильно привязаться за всё это время. Он научился не выдавать себя при разговорах с ней, но всё равно старался не заводить с ней разговор во время очередного патруля или Совета, боясь пропустить нарушителя или важную информацию. А родственная душа, взрослея, старалась не беспокоить его понапрасну. „Я всё ещё никак не привыкну к тому, что не знаю о тебе ничего, кроме того, что ты из другого племени“, — как-то призналась она. — „И ещё все оруженосцы всё хвастаются своими родственными душами…“ „А ты что?“ — спросил Огнезвёзд. „А я говорю, что у меня никого нет. Ты только не обижайся, ладно?“ „Было бы на что“, — фыркнул он.       Некоторое время родственная душа молчала, а потом вдруг заговорила тихо, но твёрдо: „Знаешь, я ведь давно хотела тебе сказать… Я ведь люблю тебя. Очень давно, хотя и не говорила об этом… Меня завтра посвящают в оруженосцы и берут на этот Совет. Ты придёшь? Я хочу взглянуть на тебя хоть один раз…“       Огнезвёзд поперхнулся воздухом от неожиданности. Хорошо ещё, что он был совсем один в своей палатке, а то ещё объясняй племени, что с тобой. „Прости, я понимаю, что слишком внезапно“, — с горькой усмешкой сказала она. — „Но сил молчать уже никаких нет… Ты не думай, я не жду от тебя никаких ответных признаний. Всё, о чём я прошу тебя — приди на Совет и дай мне знак, что это ты. Пожалуйста. Я больше не буду тебя тревожить.       Родственная душа замолчала, оставив Огнезвёзда в одиночестве думать над её словами. Он чувствовал себя отвратительно, понимая, что, вероятно, разбил ей сердце. Ему бы хотелось сделать родственной душе ответное признание, но предводитель понимал, что его сердце навеки отдано Песчаной Буре, с которой он скоро встретится. Родственная душа была для него кем-то вроде друга и не более того.       До Совета оставалось три дня. Огнезвёзд надеялся, что сможет прийти в себя за это время.       Все эти три дня он ни слова не сказал родственной душе, а она — ему.

***

      На Совет Огнезвёзд шёл неохотно и предпочёл бы остаться в лагере, но должность предводителя обязывала его представлять своё племя.       Он кратко рассказал о новостях в Грозовом племени и пропустил мимо ушей слова Однозвёзда и Невидимой Звезды. В их племенах не было ни одного нового оруженосца, оставалось только…  — Племя Теней процветает, -провозгласил Чернозвёзд, выпрямившись. — У нас два новых воина: Кремнезубка и Мрачноглаз. Кроме того, в нашем племени появился новый оруженосец — Нежнолапка! ‚Странное имя для ученицы племени Теней‘, — рассеянно подумал Огнезвёзд, выискивая её взглядом.       Она была ещё совсем маленькой, но уже изящной кошечкой с длинной бежевой шерстью и пушистым коричневым хвостом. Нежнолапка, его родственная душа из племени Теней, гордо оглядывала воителей и оруженосцев всех племён, выкрикивавших её имя. А потом подняла глаза на предводителя и усмехнулась, глядя на Огнезвёзда. ‚Так значит, моей родственной душой оказался сам Огнезвёзд, самый великий кот из всех племён?‘ — насмешливо спросила она. — ‚Мне стоило бы догадаться.‘ ‚Я тоже рад встречи, Нежнолапка‘, — сдержанно сказал Огнезвёзд, словно пробуя её имя на вкус. — ‚Поздравляю. Ты непременно станешь отличной воительницей‘. ‚Я знаю‘, — снова усмехнулась Нежнолапка. — ‚А я рада, что все наши слова больше не будут сказаны в темноте‘.       Огнезвёзд ничего не ответил. С трудом он дождался окончания Совета и, попрощавшись с остальными предводителями, повёл своё племя обратно в лагерь, навсегда оставляя за своей спиной Нежнолапку.