Дует...

В маленькой, до жути неудобной гримерке, было очень душно. Не хватало воздуха, создавалось полное впечатление, что ты медленно начинаешь терять сознание, голова начинала кружиться, после чего это неприятное состояние сменялось головной болью; в горле все пересохло, и уже казалось, что наступил твой личный конец света. Стены начинали давить на сознание, и складывалось такое чувство, что прямо в эту минуту ты находился в каком-то фантастическом фильме, где в одну секунду все менялось с калейдоскопической скоростью: предметы приобретали другие формы, что-то появлялось и исчезало, один временной промежуток сменялся другим, и такой пустяк, как изменение планировки комнаты, казался глупой ерундой, вполне нормальным явлением в кажущейся окружающей действительности. Вот только Ньют сейчас находился не в этом самом сюрреалистичном мире, а во вполне реальном и эта галлюцинация от нехватки кислорода его уже начинала, мягко говоря, бесить. В этой чертовой комнатушке метр на метр абсолютно не было вентиляции, окно крепко закрыто и с первого раза, из-за нехватки сил, его никак не удавалось открыть; очевидно, что нет ни малейшей возможности приоткрыть хотя бы одну его створку, чтобы пропустить в комнату живительный поток свежего воздуха. А из-за грима, который ему нанесли перед выступлением, Ньют совершенно не чувствовал своего лица, как будто маска, не более, да еще и кожу неимоверно стянуло из-за большого обилия всевозможных кремов. Еще одна ступень, чтобы он прямо здесь задохнулся и сдох, все равно это помещение похоже на гроб — идеальная картина, плюс один к настроению, обитателя этой комнаты. Но все эти временные тяготы меркли по сравнению с тем, что его группа одержала победу в третьем отборочном туре в самом престижном музыкальном конкурсе, который ежегодно проводился в соседнем штате. Вместе с его командой отбор прошли еще две группы. Уже через два месяца их ждала одна восьмая полуфинала, потом одна четвертая, одна вторая, полуфинал и лишь только потом этот вымученный, во всех смыслах, финал музыкального конкурса. Приз в таком престижном конкурсе, куда съезжались команды со всех близлежащих штатов, давал возможность получить большой гранд и возможность обучения в музыкальном вузе на бюджетной основе. Странно, как порой устроена наша жизнь. Парень, который всю жизнь увлекался химией и биологией, которому пророчили большой успех в науке, и у которого уже было «пригрето» местечко в лаборатории отца — в одно утро вдруг проснулся и понял, что хочет стать музыкантом. Петь, играть на музыкальных инструментах, ходить на концерты, слушать и пропускать сквозь себя слова авторов. Направлять свою фантазию не на лабораторных крыс, которые либо дохли, либо мутировали во что-то непонятное, а потом все равно отдавали Богу душу, а в творчество. Сочинять песни и вкладывать в них свой сакральный смысл, который был понятен лишь ему одному, ведь на Земле так мало людей, которые действительно задумывались над истинным смыслом стихов, произведений и строчек, положенных в основу песен. Главное, чтобы звучало, подходило под их образ, совершенно не вникая в суть слов, очевидно, что на этой земле каждый творческий человек с полной безысходностью вынужден становиться заложником своего возраста. Но так ли это на самом деле? Способен ли хоть один человек во всем мире «услышать» твой внутренний голос души и сердца? Или ты так и будешь блуждать в темноте в поисках лучшей доли для своего воображения? Наши новые музыкальные герои подчас попадали в совершенно неловкое положение, когда их просили рассказать, в чем смысл того или иного произведения. Это так странно, правда? Ньют часто над этим задумывался. И это терзало его каждый раз. Зачем автор так исхитрялся, ведь все равно не понимали и не стремились к этому. Ньюту было все равно, понимали ли его строчки из песен или нет, любили или ненавидели — все неважно, это его работа, это его фантазия — он всего лишь подросток, ему есть к чему и куда расти. Поэтому, когда грим с лица был убран, а створка на окне, хоть с большим трудом, но всё же поддалась, Ньют сел на диван, доставая из сумки бутылку воды, чтобы наконец утолить жажду. Комнатка действительно была очень мала: на входе небольшой гардероб — обыкновенные крючки, куда вешались сценические костюмы. Далее по правой стороне располагался стол гримера, если его так можно было назвать (эта конструкция больше походила на свалку мелких предметов, чем на привычное рабочее место кудесника красоты), а напротив него удобно разместился складной диван для отдыха, следом за ним удачно разместился небольшой проем между окном и мебелью, куда скидывались, как правило, дорожные сумки. Ньюту досталась отдельная гримерка, поэтому можно было хоть немного отдохнуть, пока все остальные члены группы ушли наслаждаться красотами штата, в котором никогда не были, чтобы ожидание самолета не казалось таким мучительно-долгим. Ньют задержал свой взгляд на вешалке: «Стоит переодеться, наконец», — промелькнула мысль в голове, как вдруг в дверь кто-то постучался. — Открыто, — с долей раздраженности ответил парень, после чего допил остатки воды в бутылке. — Можно? — Ньют с силой сжал пустую бутылку, так что она согнулась пополам. — Что ты здесь забыл? — злобно поинтересовался блондин у гостя, не глядя на него, он и так прекрасно понял, кто стоял возле двери, хватило и одного слова, чтобы узнать человека, которого сейчас, ну вот совсем не хотелось видеть. — Пришел скоротать твое одиночество, — с нескрываемой улыбкой ответил Томас и прошел вглубь комнаты, присаживаясь на край стола, тем самым оказываясь напротив Ньюта. — Я тебя не звал и помощь мне твоя в этом вопросе абсолютно не нужна, — парень выбросил бутылку в урну, которая стояла рядом со столом. — Вау, десять из десяти, — засмеялся Эдисон. — Так что тебе надо? — наконец посмотрел он в глаза своему гостю. — Я слышал, твои друзья ушли вместе с моими на экскурсию по городу, а ты остался здесь, почему? — поинтересовался Томас, все так же, стоя напротив Ньюта, и не сводя с него пронзительный взгляд. — Лень, — вздернув плечом, ответил первое, что пришло на ум, блондин. — Серьезно? — хмыкнул Томас и заискивающе посмотрел в глаза Ньюта. — Слушай, тебе не все равно? Выкладывай, чего приперся и проваливай отсюда, — блондин вскочил на ноги, становясь напротив Томаса, и рукой указывая на выход. Злость комом застряла в горле, не давая вырваться на свободу фонтану мыслей, эмоций, чувств, в конце концов. — Не говори так, сам потом пожалеешь, — Эдисон отошел от Ньюта к окну и с силой дернул одну створку так, что комната наполнилась запахом весны, свежим воздухом, а ветер вольно разгуливал по гримерке, изучая каждый миллиметр. — Мне переодеться надо, — наконец заговорил Ньют, сам не понимая, что это за всплеск эмоций только что был. — Переодевайся, я тебе не мешаю, — спокойно ответил Томас, садясь на диван.  — Я серьезно говорю, — вновь это черное чувство буквально закипело внутри, разогревая каждую клеточку. — Да брось, Ньют! — улыбнулся Эдисон. — Чего я там не видел? — брюнет встал и подошел к парню. — Я видел тебя голым, — он еще больше сократил расстояние между ними, так, что его дыхание ощущалось на коже блондина. — Я сотни раз слышал, как ты умолял меня вставить тебе глубже, — Томас берет тремя пальцами подбородок парня, заставляя того посмотреть ему в глаза. — Я видел тебя голым в душе и как ты сосал мой член, — говорил он уже медленно на ухо юноше. — И ты стесняешься при мне переодеться? — засмеялся он и отошел к окну. — Ненавижу, — сквозь зубы говорит Ньют, — слышишь, ненавижу! — повторяет он уже громче. — Каждую минуту, каждую секунду я жалею, что с тобой познакомился тогда, два года назад. Это был ничем не примечательный школьный конкурс на звание лучшего хора штата. В этом соревновании собрались лучшие представители от десяти школ разных городов. Этот конкурс проходил в школе, в которой учился Ньют. В те годы он еще совсем не был знаком с этим музыкальным делом. Ходил на факультативы по химии, где один раз провел совершенно неудачный опыт так, что весь кабинет покрылся черной дымкой, а учитель начал говорить нечеловеческим голосом. Тогда Ньюту показалось, что он совершенно случайно вызвал дьявола, который и явился за ним, хотя дела обстояли намного проще: он перепутал реактивы, а у педагога была простая аллергия на получившуюся смесь химикатов. Итогом всего этого было месячное наказание, то есть уборка зала, где ставили всевозможные спектакли и пьесы, где проходили конкурсы и занимались музыканты. Так вышло, что это наказание совпало по времени с проведением межшкольного музыкального конкурса. В один из таких дней, когда он по делам задержался в школе, а уборка перенеслась на поздний час, он пришел, как он тогда думал, в пустующий зал, чтобы быстрее расправиться со своими делами, и наконец, со свободной душой пойти домой и поспать хотя бы несколько часов, но, как оказалось, там уже находился какой-то молодой человек. Как позже выяснилось, его звали Томас, он приехал из соседней школы, которая находилась в нескольких часах езды от места учебы Ньюта, а сейчас он просто репетировал, ведь на следующий день был назначен финал, а он являлся негласным солистом своего хора, поэтому Ньют застал его в столь поздний час в зале. Банальное знакомство, которое переросло в дружбу. Томас учил Ньюта основам музыки, именно он привил начинающему музыканту любовь к этому делу. Именно его песня стояла на будильнике Ньюта, когда тот проснулся и понял, что хочет кардинально поменять свою жизнь. Кто же знал, что некогда взаимная любовь перерастет в вечное соревнование. Отборочные туры, полуфиналы и финалы. От всего кругом шла голова. Еще больше драматизма ситуации придавало и то, что группа Томаса всегда выигрывала все конкурсы. Они давно забросили хор и собрали свои команды, так же представляя школы, где учились. Все среднее звено группа Ньюта плелась позади элиты, как они себя сами любили называть. До жути устал. Бесит. Надоело. Особенно сейчас, когда решалось их будущее. Опять две группы, два солиста, одно место в музыкальном вузе. Конечно, парень понимал, что больше всего его раздражала вся эта сложившаяся ситуация, а не человек. Как можно не любить человека, ненавидеть, проклинать, который открыл глаза на весь мир, до этого момента, который был закрытый для него, спрятан под занавесом?.. Любили и от того все больше ненавидели, что встречи их проходили не в уютном гостиничном номере или в парке, да где угодно, но только не на сцене. Ни тогда, когда они должны соревноваться друг с другом, ни тогда, когда на кону была их путевка в лучшую жизнь, о которой они мечтали… Ньют готов был отдать призовое место Томасу. Да, он лишь хотел доказать тому, что он тоже чего-то значит в этом мире. Они никогда не могли сказать друг другу «нет». У Ньюта проблемы? Он напивается и тащится в другой город к Томасу. Эдисона вновь вызвали к директору, и пугают отчислением, потому что тот не успевает по учебе? Он плюет на все и неделями не появляется в школе, проводя эти дни у Ньюта на квартире. Им всегда было весело друг с другом, беззаботно, интересно — они играли, сочиняли песни, много курили и пили. Они хотели взрослой жизни, а что в итоге?.. — Знаешь, порой любовь и ненависть путают, — Томас затянулся сигаретой, выпуская серый дым в окно. — Разве не об этом ты поешь в своих песнях? — он стянул бабочку, болтавшуюся все это время на шее, и присел на подоконник. До жути верные слова, которые как тысяча мелких иголок впились в сознание парня. Он облокотился на стену, откинув голову назад, всматриваясь в одну точку на пожелтевшем потолке. Из-за чего родилась у него эта ненависть? Быть может, они стали уделять друг другу меньше времени, заботясь теперь только о своем будущем? Но разве там не найдется места друг для друга? Ответы на эти вопросы его пугали больше всего. Неизвестность… Что будет через год, два, три. Он на своей шкуре прочувствовал, что все может измениться буквально за секунду, так и не поняв, а когда это мысль засела у тебя в голове? — Разве ты не об этом поешь все свои песни? — Томас выдохнул сигаретный дым в лицо Ньюта, прерывая его размышления. — Ты думаешь, я не понимаю, кому они все адресованы? — блондин вдохнул полной грудью, ему всегда нравился запах сигарет Эдисона. — Я понимаю смысл каждого куплета, припева, каждой строчки, что ты поешь. Я сотворил тебя, — Томас подходит еще ближе, смотря тому в глаза. — Это было так давно, — Ньют выдает вымученную улыбку и в ответ смотрит на Томаса. — Это было, есть и будет, детка, — шепотом сказал брюнет, касаясь своими губами губ парня. Он прикусил нижнюю губу Ньюта, оттягивая ее на себя, наблюдая за тем, как сексуально приоткрылся рот парня от его действий, после чего языком прошелся по верхней губе. Томас сильнее прикусил губу, тут же зализав место укуса влажным языком. Он сильнее прижался к телу Ньюта, так чтобы его короткое дыхание чувствовалось на его коже. Эдисон положил голову на плечо парня, а руками обнял за талию, крепче сжимая замок за спиной. — Я скучал, — выдохнул он вновь еле слышным голосом. По шее Ньюта тут же «разбежались» мурашки, от чего Томас лишь улыбнулся и провел по ним языком, заставляя тело парня содрогнуться. — Я тоже, Томас, прости, что вспылил, сам знаешь из-за чего, — Ньюту тяжело дались эти слова. Но ничего он с собой поделать не может. Их красные нити души соединены навеки, как пелось в одной из его песен. Эдисон освобождает одну руку и упирается ей в стену около головы Ньюта, рука напрягается, и на ней тут же начинают выступать мелкие венки, больше похожие на маленьких змеек. Он носом ведет по шее, едва касаясь сухими губами белоснежной кожи, ощущая весь трепет и волнение стоящего перед ним парня. Дарит легкий поцелуй Ньюту за ухо, после чего нежно прикусывает его мочку уха, и наконец встает так, чтобы их взгляды встретились. Они несколько минут смотрят друг на друга, не сводя взгляд с родных и любимых черт лица, запоминают каждое изменение, чтобы минуты разлуки не казались такими пустынными и изнуряющими, чтобы в памяти, как снимок, надолго отпечаталось лицо любовника. Наконец, не выдержав, Ньют нежно улыбается, прогоняя всю желчь, которой брызгал несколько минут назад, оставляя неприятный момент на совести вездесущей памяти, и ближе притягивает голову Эдисона для поцелуя, обвивая шею любимого человека руками. Ньют языком проходится по кромке зубов Томаса, облизывая его губы, через несколько секунд углубляя поцелуй. Этот поцелуй, в котором смешались все чувства, которые копились все эти дни, пока они не виделись: злость, обида, ярость, любовь и неимоверная тяга. Поцелуй, который пропитан, как им всегда казалось, странной любовью, которая вспыхивает как факел, стоит им только увидеть друг друга — неконтролируемая страсть, желание и привязанность — лучшая смесь для здравых отношений. Необузданные эмоции, порождающие невероятный финал. Томас кладет свою руку на шею Ньюта, поднимаясь все выше и выше, ведя ладонью вверх по выпирающим косточкам, надавливая на них пока, наконец, его ладонь не утопает в длинных прядях вьющихся волос юноши. Он цепляется за одну из них, сжимая ее в кулак, так, что волоски проходят сквозь длинные пальцы, и оттягивает голову Ньюта назад. Открывшийся простор для действий дает возможность парню оставить хаотичные поцелуи по всей оголенной коже, не спрятанной под одежной: нос, губы и щеки, все до чего в порыве приятного беспамятства можно дотянуться, теряя самообладание в безудержном жа́ре упоения телом любимого человека. Ведя языком, сначала по острым скулам и по выпирающему кадыку, а затем спускаясь ниже по коже, на шею. Он одной рукой стремительно освобождает тело Ньюта от уже так надоевшей рубашки, просто-напросто, в порыве ярости, срывая пуговицы, которые в ту же секунду рассыпаются по полу, следом за ними на полу оказывается и ненужный элемент гардероба. Ладонями проходится по худощавому телу юноши: медленно ведя ими от области ниже живота, надавливая пальцами, впиваясь ими в кожу, задерживаясь у груди и лаская пальцами набухшие соски, заставляя тело блондина прогнуться, а ладоням Томаса переместиться за спину парня. Впиваясь короткими ноготкам, Эдисон спускается ниже, оставляя на коже ярко-алые следы царапин. — Нравится? — улыбается Томас, видя, как Ньют прикрыл глаза и расслабился.— Всегда нравилось, — он сильнее впивается, заставляя блондина издать первый стон блаженства. Он вновь целует его, нажимая пальцами на подбородок, заставляя парня открыть рот шире для более глубокого поцелуя, который заставляет их утонуть друг в друге, забыться и наслаждаться только телом любимого человека. Во время томительно-нежного поцелуя Ньют избавляет тело Томаса от жилетки и рубашки, которая уже прилипла к потному телу. Проходится ладонями по бокам Эдисона, сжимая их на тазобедренной кости, оставляя отпечатки своих ладоней. Не разрывая поцелуй, он избавляет парня от остальной одежды и с его помощью поступает также. Для нежных прикосновений стена казалась неприятной, шершавая поверхность которой оставляла небольшие царапины на телах любовников. — Прошу, давай перейдем на диван, — молит Ньют сквозь поцелуй, когда Томас опирается на него всем телом и начинает тереться своим возбужденным членом об его плоть. Эдисон обнимает юношу за талию, приподнимая его выше, цепляясь пальцами под ягодицы. Ноги блондина переплетаются за его спиной, а руки удобно располагаются на широких плечах. Томас пару раз имитирует толчки при сексе, заставляя Ньюта вновь издать более громкий стон. От возбуждения волна удовольствия раскатывается по всему телу парней, у обоих уже крепко стоит и уже невозможно как хочется избавиться от этого сдерживающего чувства. — Я хочу видеть тебя в зеркале. Хочу видеть тебя, когда буду тебя трахать, — спонтанно выдает Эдисон, заставляя Ньюта вынырнуть на долю секунд из состояния эйфории. — Прости, что ты сказал? — не поверив своим ушам, спросил парень. — Хочу в зеркале видеть, как буду входить в тебя, — повторяет Томас. — Извращенец? — вполне серьезно спрашивает блондин, после того как Эдисон усаживается на край дивана вместе с ним. — Не, точно не от мира сего, — уже отвечает сам себе Ньют. Он сидит на коленях брюнета, обвивая ногами его талию, а руками перебирает его смольные пряди волос на голове, пропуская сквозь пальцы волосы, словно получив долгожданный подарок судьбы, который, казалось, уже был безвозвратно потерян. — Поэтому и встречаюсь с тобой, — язвит Томас, занося руку за спину любовника, оглаживая прохладные ягодицы. — Ты замерз? — интересуется он. — Как бы я без порток, да и окно открыто, дует. Но, если ты перестанешь болтать и перейдешь к делу, то … — не успевает договорить юноша, как тут же, Томас огладил тугое кольцо из мышц между ягодиц и запустил два пальца, разводя их в стороны в форме ножниц. Тело блондина тут же прошибает электрический удар, словно горячая вспышка на Солнце. Он локтями упирается в плечи Эдисона, поднимаясь всем телом, давая более широкий спектр возможностей своему любовнику. Пальцы парня работают умело, с каждой секундой утопая все глубже. За столько лет он уже успел досконально изучить все прихоти и эрогенные зоны своего парня. Он знает, когда Ньют стонет тихо, вот сейчас — когда пальцы входят на всю длину, а после надавливает на стенки ануса, при этом целуя сосок, обводя его контур влажным кончика языка. Томас знает, когда тот стонет громче — когда добавляешь третий палец, а нежные поцелуи сменяются укусами. Эдисон знает, когда тот теряет полностью контроль, отдаваясь во власть только своим чувствам, овладевающими им с первых секунд их любовной страсти — стоит лишь заменить уже мокрые пальцы крепко стоящим членом и войти до самого основания, до шлепка кожи об кожу. Сразу не выходить и не давая Ньюту возможность делать что-нибудь самому. Просидеть так несколько секунд, пока тело любовника не начинает потряхивать от накатившей волны еще большего возбуждения и лишь только потом начать трахать это невероятно-блаженное тело быстрыми толчками, сменяющиеся мучительно-долгими перерывами, когда головка члена проходится по расселине ягодиц и вновь входить до основания. В такие минуты они оба сводят друг друга с ума. Два извращенца, которые любят трахать не только мозг, но и друг друга. Изредка Томас посматривает через плечо Ньюта в зеркало, чтобы полюбоваться видом своего мальчика сзади: хрупкое тело с белоснежной кожей, на которой рассыпались родинки; длинные ноги, обвивающие его талию; руки, расположившиеся уже на талии и спине, а ноготки оставляют ощутимые царапины; спина, которая прогибается в лопатках каждый раз, когда Эдисон входит глубже; ягодицы, которые сжимаются на его члене, когда Ньют поднимается выше. Эдисон не выдерживает и стонет, звук от этого выходит больше похожим на приятное поскуливание. Ньют улыбается и проделывает тоже самое, когда опускается на крепко стоящий влажный член, поджимая под себя ноги и ускоряя темп, так что звук от шлепков кожи становится громче. Он попутно целует Ньюта, но при таком быстром ритме не попадает в губы и спускается ниже на выпирающие ключицы, проходясь по ним языком, оставляя ярко-красные засосы. Блондин от боли сильнее впивается в кожу любовника, при этом издавая ответный стон Томасу. — Я сейчас кончу, — говорит Томас, проходясь ладонью по налитому кровью члену Ньюта, подстраиваясь под темп любовника, начиная дрочить его сильнее. — Давай только в этот раз не в меня, — еле слышно выдавливает из себя блондин, не прерывая свое занятие. — Я, кстати, тоже на подходе. — Я чувствую, — сказал Эдисон, растирая по основанию члена густую смазку. — Тогда ты должен догадаться, какая идея мне только что пришла в голову, — немного риторически спросил брюнет, но увидев недоумевающий взгляд любовника, кивнул на окно. — Больной? — на долю секунды замирает Ньют. — Да, — в глазах Томаса дьявольски загорелся огонь. — Да брось, все равно это окно выходит на непонятный двор, где никого никогда нет, — Эдисон встает, придерживая Ньюта за талию, подходя к окну, — ну давай же, повернись ко мне спиной, — шепчет он парню на ухо и ставит того на пол. Юноша повинуется Томасу и поворачивается к нему спиной и нагибается, опираясь локтями на шероховатый подоконник, прогибаясь во всем теле. Эдисон кладет ему руку на спину, заставляя тело любовника еще сильнее прогнуться, подстраивая его под себя, и резко входит, с каждой секундой увеличивая ритм. — Сука, пока ты там в меня долбишься, я кожу в кровь сотру, — говорит Ньют, как через несколько минут чувствует руку Томаса на своем члене. Брюнет ладонью проводит по влажной от естественной смазки плоти и сжимает кулак на головке. — Блять, — еле слышно шипит блондин. Обессилив, он роняет голову на согнутые руки и начинает громко стонать, от подходящей волны оргазма и, не имея возможность кончить прямо в эту минуту. Томас с бешеным ритмом несколько раз входит до основания, так что тело Ньюта наполовину уже находится на улице, и возможно, его единственное спасение в том, что Эдисон одной рукой крепко держит его за волосы, заставляя тело еще сильнее прогибаться под его умелыми действиями. Чувствуя скорую разрядку, он резко выходит и несколько раз скользит головкой по влажной расселине ягодиц, кончая через несколько секунд Ньюту на поясницу. Обессилив, он падает на тело любовника, тело которого вздымается от тяжелых вздохов. — Я хочу кончить, очень сильно, Томми, хватит издеваться, — молит блондин. Томас разворачивает его к себе лицом, коротко целует в сырые губы и толкает на диван, садясь перед парнем на колени. Он шире раздвигает ему ноги, удобнее усаживаясь перед ним. Для удобства он забрасывает одну ногу Ньюта себе на плечо, после чего берет его член в ладонь, проходясь ей по основанию вверх-вниз, растирая естественную сочившуюся белесую смазку — повторяя это несколько раз, после чего вбирает член в рот до основания. Он языком проходится по всей длине, задерживаясь у головки, обводя ее губами и языком, «пробегается» пальцами по вздувшимся венкам на члене и вновь вбирает на всю длину. Эдисон берет до основания, втягивая щеки, так что внутри становится жарко и тесно. Руки Ньюта лежат на голове Томаса, задавая ему нужный ритм. От такой ласки он не выдерживает и забрасывает любовнику на плечо вторую ногу, приподнимается и обильно кончает в рот партнера. Томас не выпускает член, пока тот не начинает обмякать у него во рту. — Как в него, так не кончайте, а сам? — с долей издевки, спрашивает Томас, вытирая уголки губ от влаги. Он сел рядом с Ньютом, после чего лег ему на ноги. — Прости, — лишь смущенно улыбается блондин, перебирая сырые пряди на голове у Томаса. — Но знаешь, моя задница в сперме и я боюсь, что прилипну к этому чертову кожаному дивану, — Томас лишь рассмеялся на такое умозаключение своего парня. — У тебя есть душ в гримерке? — Томас нежно проходится по икрам блондина, массажируя их. — А ты его здесь видишь где-нибудь? — иронически ответил тот. — У меня есть, пойдем, — Томас встал и начал собирать их одежду. — Эй, ты мне предлагаешь голым к тебе идти? — поинтересовался Ньют, когда увидел, что скомканный сценический наряд Томас засунул в сумку, а с вешалки взял повседневную одежду. — У меня соседняя дверь, кто нас увидит? Мы одни в этом помещении, — Томас лукаво улыбнулся и открыл дверь. — Ты чертов псих, — прикрикнул Ньют. — Я это уже слышал. Бегом? На счет раз, два, три. Раз. Порой в жизни каждого человека должен появится свой псих, свой извращенец, который покажет иные пути направления дороги твоей жизни. И пусть они пройдут через тернии, и пусть это будут извилистые лесные тропинки, зато рядом будет надежная опора. Два. Не стоит бояться хоть раз в жизни принять единственно верное решение. Свое решение. Не слушать никого, разве что — свое сердце? Кто как не оно подскажет, что ты на самом деле хочешь. Три. Не путать любовь и ненависть.