Анамнез

У Юри в анамнезе: зрение минус пять, хроническая ангина, тревожное расстройство личности, а ещё одержимость — одна штука. Этот бред, эта белая горячка возвращается, когда меньше всего ждёшь. Вроде отступает, отпускает, ослабляет хватку, из которой уже почти можно выскользнуть сквозь раскрытые пальцы, но потом внезапно бьёт раскрытой ладонью по щеке. Больно так, с оттяжечкой. Так бывает в школе, когда во время самых ответственных тестов накатывает волна жара, стуча в голове, тяжёлыми волнами отбивая ритм в ушах, и не получается думать ни о чём другом. В мыслях только платиновый шёлк волос, ледяная лазурь глаз, манящий изгиб спины, тонко-звонкая улыбка. Переезд за океан лечит. На первый взгляд всё куда лучше, чем было прежде. Так оно и есть, пожалуй, если исключить причину — причина-то переезда в этой самой одержимости быть ближе, быть равным. В его комнате в Детройте ни одного плаката — хороший симптом. Болезнь теперь в состоянии ремиссии — можно закрывать карту. В телефоне и ноуте регулярно удаляются залётные фотографии, которые появляются там вроде бы сами собой, как после приступа амнезии. Лёд не напоминает о том, о чём напоминал раньше, только о работе. Но как только кажется, что он в порядке, Виктор вдруг глядит на него с экрана плазмы, висящей в приёмной окулиста. Говорит что-то (звук выключен), демонстрирует идеальный четверной сальхов (Юри так и не научился его приземлять), улыбается каждому, кто смотрит. Юри смотрит — всегда смотрит. И слепнет ещё сильнее, скоро, наверное, потеряет зрение совсем. На льду, впервые на одном с Виктором, Юри не просто плохо, его разбивает паралич — можно уносить. А в родительском доме плакаты на месте. Юри четырежды пытается снять их, но рука не поднимается. Спится под взглядами бумажного бога хорошо, крепко, как давно не спалось. У приехавшего в Хасецу Виктора до боли знакомые симптомы: взгляд затуманен, скулы горят чахоточным румянцем, в голосе полынно-горькая сладость. Юри видит всё своими глазами, но боится поверить, даже думать об этом не может, поэтому вытаскивает на свет свою застарелую тревожность и подскакивает от каждого взгляда-прикосновения-слова. Виктор светит своей болезнью, гордится ею, выставляет на самое видное место, как рентгеновский снимок — в красный угол, рассказывает всем, кто готов слушать. Юри от этого смущается ещё сильнее. Виктор великолепен в своей одержимости, даже в ней он полон достоинства, даже на коленях не теряет короны с головы. Он раскрывает руки, предлагая болеть вместе. Ну как, скажите, ему такому отказать? У Юри в анамнезе: зрение минус пять, хроническая ангина, тревожное расстройство личности, а ещё взаимная любовь — одна штука.