Концерт перед Рождеством

Крис видел её. Ту самую, идеальную, прекрасную, невероятную картину. Зелёные луговые склоны, заснеженные вершины, яркое небо и маленький домик за холмом. Настолько маленький, что его сложно заметить. Или нет, наверно, он должен быть заметен. И притягивать взгляд к правому нижнему углу холста. Чтобы была красивая диагональ от пика слева к тёплому окошечку дома. Да, Крис видел это. Эта картина стояла у него перед глазами. А вот на холсте были какие-то неловкие мазки зелёного, синего, белого, где-то даже желтого цветов. Какая-то феерия оттенков, которая не укладывалась в диагональ, да даже в склоны не укладывалась. А самым ужасным, самым возмутительным, самым вызывающим было коричневое пятно в правом нижнем углу холста. Оно дразнило и смеялось. Оно будто бы говорило - посмотри на меня, посмотри и увидь весь свой “талант”, посмотри, во что превращается твоя идея, она так же уродлива, как я. Крис в отчаянии метался по комнате, садился обратно к холсту и к краскам, он не мог позволить себе бросить начатое. Эскизы! На эскизах же всё было так хорошо! Вот справа к мольберту приклеен карандашный набросок - в нём всё прекрасно. Каждая черта и каждый вздох. Диагональ, домик, даже изгиб холма! Почему в цвете всё становится таким ужасным. Где его мастерство? Где послушание кисти и краски? Крис не мог найти ответа, мысли метались в его голове, руки тряслись и он боялся сделать лишний мазок. Всё становится только хуже. Его идея, его картина, она падала, портилась, размазывалась. Крис всматривался в картину, судорожно сжав руками стул, на котором сидел, широко расставив колени. Он наклонился чуть вперёд, пытаясь увидеть каждый чёртов мазок, который портил всё на этом белом свете. Лёгкий стук в дверь не смог отвлечь его от самобичевания и ненависти к себе. Даже когда его позвали по имени, он лишь мотнул головой, показывая, что не хочет никого и ничего слышать. Мягкие светлые пряди мазнули по щекам и упали на напряжённые плечи, ещё сильнее отгораживая Криса от внешнего мира. Напряжение между картиной и художником нарастало. Казалось, что сейчас полетят искры и холст займётся пламенем. Но сильные шершавые руки вторглись в эту битву. Широкие ладони обхватили плечи юноши, спустились на грудь, обнимая, и острый подбородок уткнулся в макушку Криса. Его о чём-то спросили и случился взрыв. - Отстань от меня! Ты что, не видишь?! Я - работаю! - вскричал Крис, высвобождаясь из объятий. Он резко вскочил и развернулся в сторону раздражителя. Широким взмахом руки, в попытке отбиться, художник задел своё детище и мольберт опасно закачался. Сильные руки успели поймать конструкцию и поставить обратно, но Криса уже ничто не могло остановить. - Ты вечно всё портишь! Ты приходишь когда не надо! От тебя одни проблемы! Смотри какой ужас я написал! И всё из-за тебя! - в истерике Крис бросился на своего противника, стал колотить его кулаками по груди и плечам. Молодой человек с ярко зелёными волосами и с широкими кожаными браслетами на запястьях был вынужден чуть отклониться назад, чтобы перехватить руки взбешённого художника. Эрик был только на пол головы выше, но шире в плечах и физически сильнее, от того ему не сложно было сначала зафиксировать руки Криса, а потом и прижать к себе, обнимая и пытаясь успокоить. - Крис, тихо, спокойно, не кричи, - пытался мягким голосом вразумить любимого Эрик. Но это не помогало, юноша бился в его руках и обвинял во всех грехах. Терпение Эрика тоже было не безграничным, но, глубоко вздохнув, он решил предпринять ещё одну попытку. Молодой человек крепко взял Криса за плечи и сильно встряхнул. - Крис! Приди в себя. Ты уже сидишь в этой комнате третьи сутки, а ещё сегодня даже не ел. Ты не прикоснулся к завтраку, что я оставил у двери утром. Ты меня вообще слышишь? Тебе надо съесть хоть что-то. Крис! - для убедительности Эрик снова встряхнул своё нерадивое чудо, но чудо лишь молча мотало головой. Это молчание заставило поверить, что Крис всё-таки немного пришёл в себя и от него можно ждать чего-то адекватного. - Иди вон. - Тихо, не поднимая лица, произнёс Крис. - Видеть тебя не хочу. Ты мне мешаешь! - Он резко вскинул голову и с ненавистью посмотри на Эрика. - Я же сказал тебе - не входить ко мне, когда я работаю! - Юноша перешёл на крик и жестом указал на дверь. - Уходи. Я ненавижу тебя! Ты всё испортил. - Он пнул стул, поправил его обратно и уселся вновь перед мольбертом, полностью игнорируя Эрика. Волны злости и ярости поднимались в душе панка. Он много уже повидал от своего сумасшедшего парня, но таких слов ещё не слышал. Эта картина - какой-то пейзажик!! - будто свела с ума юношу. Эрик сжимал и разжимал кулаки, не смея пошевелиться. Он был бессилен, он был зол. Резко развернувшись на пятках, широкими шагами покинул студию. Такое терпеть было уже невозможно. *** Редкие снежинки спускались на землю. Ночью прошёл хороший снегопад и трава в стороне от тротуара принакрылась снегом. Лёгкий минус и сырость сделали дорогу скользкой, небо серым, а настроение отвратительным. Хотя нет. Пожалуй настроение отвратительным сделала истерика Криса, а не погода. Или они просто хорошо постарались вместе. Тяжёлые ботинки Эрика топтали хрупкие белые снежинки и панк чувствовал какое-то затаённое удовлетворение от этих маленьких актов разрушения. Зелёные пряди падали на глаза, снежинки падали на зелёные пряди. Под куртку пробирался холод, но злость грела его так, что он даже не думал застёгиваться. Снег редко выпадает в этих краях. То, что он выпал под самый Новый год можно считать рождественским подарком. От какого-нибудь доброго Санты. Но лучше бы Санта подарил тому идиоту мозги. Эрик со всей силы ударил кулаком в кирпичный забор, мимо которого шёл. Один удар никак не сказался ни на заборе, ни на кулаках и Эрик стал отчаянно колотить ненавистную стенку. Точнее он колотил ненавистного Криса. А стенка просто была его удачной заменой. - Ааа! Ёбаный в рот! Крис! Какого ж хуя! - прокричал на стенку Эрик, чем напугал мимо проходящую девушку. Она сильнее вцепилась в сумку на своём плече и ускорила шаг. Парни в кожаных куртках и брюках, с яркими причёсками и символом анархии были делом достаточно привычным, но их всё равно побаивались. Эрик сделал несколько глубоких вдохов и продолжил свой путь. Надо просто выкинуть всё из головы. Через три дня концерт, сегодня вечером репетиция и всем будет только хуже, если он не сможет взять себя в руки. Всё наладится, когда он выйдет на сцену, когда он увидит огонь в глазах ребят внизу и когда он почувствует этот огонь в себе. Это будет совсем скоро. Тогда он найдёт себе какого-нибудь очумевшего от музыки и света паренька, трахнет его в одном из углов паба и пошлёт ко всем чертям эту блондинистую истеричку. Пускай сам справляется как хочет. Эрик умывает руки. Костяшки пальцев начало саднить. В конце концов эти неприятные царапины помогут во время игры отвлечься от разрывающей боли где-то в середине груди. *** Утро перед концертом было безобразно солнечным и радостным, что никак не совпадало с мироощущением Эрика. Он с трудом поднялся с кровати, голова была тяжёлая, а мотивация к действию отсутствовала почти полностью. Но он вроде как обещал быть паинькой и приползти на концерт, и даже в приличном виде. Ну как в приличном. В приличествующем. Эрик провёл рукой по лицу, пытаясь согнать остатки беспокойного сна и бросил взгляд на часы. Было почти 10, в обед они должны подтянуться в клуб для настройки аппаратуры и спевки. Значит есть только три часа на сборы - благо паб не далеко. Мысленно Эрик пытался подсчитать сколько ему надо на душ, на ирокез, на сбор гитары и на завтрак. Выходило прилично - особенно на ирокез. Сам он его умрёт ставить. Обычно это делал Крис… При мысли о возлюбленном у панка заболело в районе сердца и потянуло выпить какой-нибудь бодяги. Где-то точно было пиво. Им и позавтракаем. С тяжёлым вздохом и придерживаясь за стены, парень проследовал на кухню. После душа, во время сушки хаера, Эрик вяло размышлял о необходимости брить голову. По бокам от ирокеза уже отрастает его родной русый цвет и ему это не нравилось. Да и сам ирокез пора бы подкрасить. Хотя как-то пофиг, если он его сегодня поставит - это уже будет подвиг и ребята обязаны будут проставиться. Хотя бы пинтой того пойла, что наливают в пабе. Апатичные мысли прервал звонок в дверь. Всё страдания мира отразилось в глазах отражения Эрика, но надо было идти смотреть, кого там нелёгкая принесла. Может соседка опять кота потеряла или матушка в очередной раз решила проведать нерадивого безработного и безответственного сыночка. Её только не хватало… Надо хоть брюки натянуть. Звонок в дверь повторялся из раза в раз, демонстрируя, что гость уходить не собирается. Эрик уже застёгивал ремень на своих единственных и заношенных до невменяемости штанах, когда навязчивая трель заиграла в десятый раз. Эрику не очень было интересно, кто там стоит, ему просто хотелось, чтобы этот кто-то ушёл. Поэтому он резко распахнул дверь и из-под чёлки взглянул на звонившего. Крис… Эрик не мог произнести ни слова, но мысль захлопнуть дверь обратно он быстро отмёл - это не он тут истеричка и королева драмы. Панк прислонился спиной к косяку, повернувшись боком к непрошеному гостю и скрестив руки на груди, одной ногой он перегородил проход, уперев босую ступню в противоположенный косяк. Говорить он ничего не хотел, но вот послушать извинения этого блондинистого придурка был готов. Однако Крис не торопился с извинениями. Он просто стоял и очень грустно смотрел на Эрика. И улыбался. Крайне виновато и настолько трогательно, что панк не выдержал. Смотреть на эту виновато-умилительную щенячью морду было выше его сил. Эрик лишь зло цокнул языком и молча вернулся в квартиру, оставляя дверь открытой. Он вновь в ванной уставился в зеркало, пытаясь рассмотреть обросшую голову и судорожно перетягивая свои мысли с Криса на решение задачи брить или не брить. - Может тебе уже пора побрить голову? - послышался тихий голос. Крис стоял в дверях ванной и всё так же виновато улыбался. - Давай ты где-нибудь сядешь, а я всё сделаю. И ирокез поставлю тоже. У тебя же сегодня концерт, так? - он улыбнулся чуть шире и попытался заглянуть в глаза родного панка. Эрик лишь буркнул что-то невнятное, отодвинул Криса с дороги и вышел из ванной. Предполагалось, что он согласился. Эрик в душе бурчал и хохлился. Внешне он просто скрестил руки на груди, положил ногу на ногу и уселся на кровати, смотря в окно. Приходят тут всякие, ни слова извинения, будто ничего и не было, будто всё как раньше. Вот пускай теперь по кровати прыгают, если так хотят помочь с хаером. Крис притащил в комнату парикмахерские принадлежности, которые всегда хранились у панка, отрыл в шкафу единственную белую простую, которую сам когда-то сюда принёс специально для таких случаев. Закутав закрывшегося Эрика в белую ткань, Крис зачесал длинный хаер на левую сторону и нанёс гель для бритья на правую часть головы. Ему всегда нравилось брить своего панка. И ирокез ему ставить. Скольжение бритвы, вылавливание последних непробритых участков, протирание оголившегося черепа, а затем и колдование над оставшимися длинными и яркими прядями приносили море чистого восторга и вдохновения. Ну и конечно гордость за лучший ирокез в районе, а то и во всём городе. В этот раз он тоже очень старался, ведь именно сегодня такой важный вечер для группы Эрика - они намерены представить публике свои новые песни. Быть может именно после сегодняшнего концерта ребята наконец смогут пробиться в центральные панк-пабы, а там их заметит кто-нибудь важный. С улыбкой Крис протёр тёплым полотенцем правую половину головы и зачесал волосы направо. Крис чувствовал себя ужасно виноватым за ту истерику. Но он не мог найти слов, чтобы как-то оправдаться. Он вообще не был уверен, что сможет оправдаться. Что ему есть оправдание. Колени уже безумно устали от неудобной позы - приходилось балансировать на мягкой кровати, а опереться было не на что. Эрик точно специально сюда сел. Тяжело вздохнув Крис начал протирать вторую половину головы. Лысые бока красиво блестели, но было бы не плохо промыть корни будущего ирокеза от геля. Правда времени на повторную сушку уже просто не оставалось. Крис размотал Эрика и сполз с кровати, встряхивая ноги. Колени знатно затекли. Юноша поймал ехидный взгляд искоса от своего панка и лишь виновато улыбнулся. Да, так ему и надо. Что удивительно, пока Крис бегал туда-сюда, крутился вокруг панка, убирал бритвенные принадлежности прошло не менее 30-40 минут, а Эрик как сидел неподвижно глядя в окно, так и сидел. Упрямое существо. Крис вновь встал на колени за спиной любимого и начал мелким гребешком начёсывать ирокез и фиксировать его лаком. Спустя 20 минут интенсивной работы и один баллончик лака ирокез гордо зеленел на молчащем панке. У Криса отваливались руки, тянуло спину, а колени вообще уже не чувствовались. Тяжело дыша, юноша уткнулся лбом в плечо Эрика и обнял его, опустившись на пятки за его спиной. - Прости меня, а. Я ужасный идиот, который не заслуживает твоей заботы. Я выкину к чертям ту картину, только прости меня. - глухо проговорил он. Сил уже не было, а надо было ещё отутюжить этого зелёного монстра. - Ты её хоть дописал? - тихо и как-то надтреснуто произнёс Эрик, неотрывная взгляда от удивительного дерева за окном. Оно такое… чёрное… и голое… у него такие ветки… ветвистые… - Нет, ещё нет.. Я не могу писать без тебя. С тех пор как ты ушёл, я не смог сделать ни единого мазка, - тонкие пальцы Криса вцепились в плечи и грудь Эрика. Он прижался к нему со всей силы, пытаясь слиться с ним, срастись, исчезнуть. - Надо отутюжить ирокез, а то он не переживёт концерт, - сухо отметил Эрик. Его спина была каменной и прямой, он не хотел никак реагировать на Криса. Но в груди зарождалась какая-то маленькая радость, тихое тепло, от этих слов. Он нужен Крису. Все слова, произнесённые в истерике не стоят и ломаного гроша. Эрик почувствовал улыбку у себя на губах, но тут же её пресёк. Крису пока рано об этом знать. - Знаю.. - грустно вздохнул Крис. - Надо к розетке переместиться. Пересядешь? Эрик молча кивнул и, легко освободившись от рук художника, ушёл к рабочему столу, где был доступ к розетке, оставляя Крису обязанности найти утюжок для волос и продолжить работать над концертным образом панка. *** Ребята как всегда задерживали начало концерта. Конечно, Дин, барабанщик, во всём ехидно винил Эрика, ведь это именно он опоздал на спевку. Но все и так знали, что концерты никогда вовремя не начинаются, а умиротворённое состояние Эрика стоило незначительной задержки. Рик, главный в их команде и, по совместительству, электро-гитарист, после последних репетиций вообще боялся, что на концерт они останутся без басиста - слишком Эрик был подавлен и несосредоточен. И постоянно пил. Ох, не зря он всё-таки сделал внушение всем местным барыгам-наркошам, а то была велика вероятность вообще потерять Эрика на несколько дней. Если бы у них с Крисом не наладилось, конечно. А то, что у них всё наладилось говорили не только качественные ирокез и засос на шее, но и блаженная улыбка на губах басиста. Таким довольным он бывает только после примирения с тем сумасшедшим художником. Сам же Эрик мечтательно настраивал свой бас, то и дело отвлекаясь на какие-то мысли. Ну как, “на какие-то”, на вполне определённые воспоминания о том, почему они опоздали, на мысли о ждущем в зале Крисе, на фантазии о предстоящем концерте. Эрик был уверен, что всё сегодня пройдёт просто замечательно, что толпа будет реветь у их ног, что громкий крик “Хой!” заполнит тишину между песнями, и что из темноты на него будут смотреть очумевшие от музыки и света глаза его любимого мальчика.