На моей луне

— Ещё один день, — мрачно выдыхает Кэри, остановившись напротив школы. Я вздыхаю, закатив глаза. Обязательно было устраивать этот спектакль? Разве она не могла бросить эту будничную фразу по пути? Она тяжёлым взглядом обводит это точно проклятое место, заглядывает в каждое окошко, провожает взглядом разных, непохожих друг на друга, учеников. Один парниша машет мне рукой в знак приветствия, и я лишь киваю в ответ, а его друг не удержался от подмигивания и поиграл бровями. Я выдыхаю, поддеваю сестру локтем и иду внутрь. Она наконец просыпается. — Иди без меня, а я подожду девчонок! — кричит она мне в след, как будто мне не плевать, чем она будет заниматься и куда направится. — Позвони, как соберёшься домой! — Ага, — отмахиваюсь от неё рукой, маневрируя среди учеников, чтобы никто не задел меня случайно. Кэролайн Форбс никогда не была примерной старшей сестрой. Она стала такой только тогда, когда превратилась в «кровожадную» кровопийцу. Раньше она была примерной только для мамы: готовила мне завтраки, провожала в школу и отчитывала изредка для вида. Но на самом деле много пила, спала с кем попало и до меня, в общем-то, ей не было никакого дела, что мне безусловно нравилось. Но все изменилось, стоило ей умереть и вновь воскреснуть в другой своей ипостаси. Кэролайн Форбс стала просто примером всех примеров. Оборвала все свои шлюшьи связи, бухает только по праздникам и следит за мной, как курица-наседка. Что меня не устраивает вообще. Раньше было здорово — мы с ней иногда болтали, крали у друг друга одежду из шкафов, и смеялись вместе над глупой шуткой, чтобы показалась маме, как у нас все прекрасно в жизни. Сейчас же она своей мертвой хваткой (и это далеко не фразеологизм) держит меня в своих наигранных сестринских объятиях. Интересуется моей личной жизнью, не даёт мне и шагу сделать без её спроса, видите ли, она волнуется. Контролирует меня, отвозит в школу, следит за тем, куда и с кем я иду, а также по прежнему готовит мне завтраки. Грешная Кэролайн Форбс встала на путь истинный и теперь пытается приобщить меня к нему. И ей не интересно, что я по этому поводу думаю. Я — Мэрилу Форбс, младшая дочь шерифа городка Мистик-Фоллс. И в этом есть свои плюсы, так как мне прощается многое, и минусы в том, что многое и запрещается. Все, что от меня требуется для того, чтобы быть хорошей дочерью это: соблюдать комендантский час, не сбегать ночью из окна, ходить в школу, хорошо учится и не заводить отношений с кем попало, пока я не умру старой девой. Ни с чем из этого я не справляюсь, и на всех этих основаниях законно считаю (или считаюсь) худшим ребёнком Лиз Форбс. А ведь до этого в плохишах была Кэролайн, и они с мамой вечно ругались. Но стоило ей преобразиться, как все её дерьмо ушло и Кэролайн Форбс стала ангелом во плоти. А я упала в глазах матери и сестры до самого последнего круга Ада. И это просто афигенно! (сарказм) Многие зовут меня просто младшей сестрой Кэролайн Форбс. Но моё имя так же имеет синонимы от простых блонди-блондинка, до: оторва, стерва, шлюха, заноза в заднице, классная задница и все в этом духе. Я же хочу, чтобы все просто звали меня по имени, несмотря на то, что считаю своё имя идеально подходящим для бабуль. Нет серьёзно, разве можно назвать своего ребёнка Мэрилу? А потом мама ещё вечно удивляется, почему это у меня характер такое дерьмо. Мне нравилась старая Кэролайн. Хотя бы потому, что не лезла ко мне и не интересовалась моей жизнью. Новая Кэролайн старается во всем и для всех быть номер один. Старается укрыть меня от бед всего мира, в надежде, что я никогда не влипну в дерьмо жизни и мне никто не причинит вред. С последним ей удаётся справиться почти на «ура». Иначе как объяснить то, что я лично не знакома ещё ни с одним Майклсоном? На летние каникулы они с маман отправили меня к отцу, который ни с того, ни сего решил обучить меня нескольким приёмчикам самообороны и отдал мне очень странный газовый баллончик. Раньше я и не задумывалась над этим, но после того, как наш охотник-отец пытал Кэролайн, на меня снизошло озарение. Видимо, баллончик он собирал сам и добавил туда вербены. Отлично. Теперь когда на меня нападет насильник-вампир или захочет украсть мою сумочку, я обязательно выжгу ему глаза. С одной стороны мне нравится, что все беды Кэролайн и лучшей девушки в мире — Елены, меня не касаются, всяком случае напрямую. Но меня не устраивает тот факт, что меня неуклюже пытаются отгородить от этого. Было бы куда лучше, если бы они просто не говорили мне ничего, а не отталкивали от себя и делали вид, что это мне надо, что это я хочу влезть в их жизнь. Например, когда я рядом и они начинают разговор о своих проблемах, мне приходится из вежливости или чаще сарказмируя интересоваться, что у них опять не так. А они из этого устраивают какой-то цирк и переворачивают все так, будто я хочу выпытать из них всю информацию и в одиночку избавить их от проблем. «Лучше не впутывайся в это», — говорила Елена. Уж не знаю, что в моем каменном лице и пофигистичной интонации, их навело на то, что мне и вправду интересны их проблемы. «Это для твоего блага», — обычно оправдывается Кэролайн. И она не права — только я сама знаю, что лучше для меня, а что нет. И эти частые приливы нежности и материнская опека просто вымораживают меня. «Кэролайн убьёт меня», — любимая причина Бонни отвязаться от меня. А также Стефана, Мэтта и кто там ещё в их шайке-лейке? И одному Деймону просто по боку. На меня. Я вот уверена, что он даже не знает, как меня зовут. Кэролайн и Елена просто никак не могут понять, что мне все равно. На их жизнь, что у них происходит. Даже на мертвую Дженну. А помимо неё ещё на Бонни, Тайлера, Джереми и кто там ещё есть? Насрать сто куч как на учебу, так и на вампиров, ведьм, двойников, оборотней. И прочих сверхъестественных тварей. Мне плевать на все. Потому что мне — это не интересно. И меня это никак не волнует. А что более затрагивающее меня — это то, что мне становится плевать саму на себя… — Здесь не занято? — я резко дёрнулась, вырываясь из собственных мыслей, и услышала чей-то смешок над собой. Поднимаю голову на потревожившего меня человека… Ну или не человека. Светловолосая знойная красавица, выдавливала из себя вежливую улыбку, зависнув около моей парты. Оглядываю кабинет химии — ученики только собирались в классе, и в кабинете было полно пустых мест. И меня нисколечко не удивляет, что она решила подсесть ко мне. И более того — меня это даже не пугает. — Нет, — отвечаю я, коротко пожав плечами. Она очаровательно улыбается, я просто не могу не улыбнуться в ответ — люди с красивой и привлекательной внешностью всегда были моей слабостью. — Меня зовут Ребекка Майклсон, — представляется, словно сама Королева Англии, и я усмехаюсь на это. — Я здесь недавно, и хочу завести как можно больше новых друзей, — садится на место рядом со мной, и вальяжно откидывается на спинку стула. Она вся такая отзывчивая, дружелюбная, улыбается уголками губ, кажется, даже очень приветливо, а глаза — холодные и пустые. Я знаю, зачем ты подсела ко мне. Как жаль, что твоим планам суждено провалиться. — Мэрилу Форбс, — вот я и познакомилась сама лично с первородной. — Надеюсь, мы подружимся, — не могу сдержать улыбку, и закусываю губу, отвернувшись к доске. Она разворачивается и начинает выкладывать учебник и тетрадь с ручками на парту. Я все ещё продолжаю улыбаться, и пальцы сами собой отбивают ритм по столу. Внутри меня слабенько начинала разгораться спичка, которая в дальнейшем может развести целый пожар эмоций в моей медленно умирающей душе. Кэролайн меня убьёт. Но это первый раз за очень долгое время, когда я именно в предвкушении чего-то захватывающего, а не всего лишь затрагивающего. Урок проходит крайне медленно и скучно. В последнее время все движется размеренно, словно на моих часах жизни вместо стрелок поставили улиток и они ползут по кругу, еле-еле настигая каждое деление. И когда прозвенел звонок, я только и смогла облегченно выдохнуть, а потом впала в очередное отчаяние: это был только первый урок. Все ученики тут же принялись подрываться со своих мест и бежать на выход из этого Ада, а я только закидывала вещи в портфель. Ребекка собиралась из-за меня так же неторопливо, а когда я закончила, то резво поднялась с места. — Я думала, этот урок никогда не закончится, — закатывает глаза, прыская, и в этот момент я с ней полностью солидарна. — Покажешь мне школу? — Было бы что показывать здесь, — как и во всем этом гребанном городе. — Может, тогда расскажешь, что здесь интересного происходит? — перевожу: поведай мне все о планах своей сестры и Елены. Я качаю головой, шествуя на выход. — Извини, — несмотря на мое частое грубое отношение ко всем живым (или похожих на живых) существам, маме все-таки удалось вырастить меня вежливой и уважительной по отношению к другим. — Я, наверное, должна предупредить сразу, чтобы ты не тратила на меня своё время. Дело в том, что я никаким боком не отношусь к прекрасной Елене и её «двойниковым» делам, и меня в них не просвещают. — Я просто хотела подружиться с тобой, — уж слишком наигранное возмущение, и качает головой, будто я только что оскорбила её. — Не ври, — хмурю брови на секунду. Мы останавливаемся напротив моего школьного шкафчика, где я достаю оттуда нужные учебники и скидываю в сумку. — Я же знаю, кто ты. Она прищуриваются, и неопределённо взмахивает рукой. — Может, ты мне ещё пригодишься, — ухмыляется, и в это верится куда больше. Вот она первородная вампирша во всей своей красе: ставит свои желания выше других, плевать хотела на посредственных примитивных и даже не скрывает, что откровенно собралась пользоваться мной. А я что? Ну пусть. Раз уж она хочет поиграть в дружбу, почему бы мне ей не подсобить в этом? Я никогда ни с кем тесно и хорошо не общалась. Большую часть своей жизни я провела сама по себе. У меня были друзья — давно в прошлом, в самом детстве. И с того времени у меня осталась одна «подруга», с которой мы живём по соседству. Её дом в трёх от моего, и в детстве я часто заходила к ней в гости, и мы играли в куклы и разные девчачьи штуки. Но с возрастом друзей у меня все убавлялось и убавлялось, а с ней мы остались просто хорошими знакомыми. — И чем планируешь заниматься здесь? — спрашиваю я, приподняв бровь. Не знаю, увидела ли она в моем вопросе скрытый смысл, ведь я могла её использовать, точно так же. Но я, наверное, этого делать не буду. Я сама по себе. И ничью сторону принимать я не хочу. — Думаю, стать черлидершей, — она улыбается как-то странно, а в глазах пылает огонь, и сразу становится ясно, что намерения у неё явно не чистые. Она быстро одернулась, заметив мой подозрительный взгляд и переводит тему, продолжая играть роль наивной дурочки: — я удивлена, что с твоей фигурой, тебя туда ещё не завербовали. Многие девчонки завистливо спрашивают: как мне удаётся оставаться в форме? Что за диета, на которой я сижу? Ответ прост: я ничего не ем. Хотя моё худощавое телосложение сложно назвать полноценной хорошей фигурой, когда моя грудь еле до двойки дотягивает. Но задницей я своей чуть ли не горжусь, пусть она и в растяжках. — Это не для меня, — прыскаю, захлопнув свой шкафчик. — У тебя какой следующий урок? — интересуюсь я, а она берет меня за руку и ведёт прямо по коридору, беззаботно бросив: «такой же, как у тебя». — Ну так, что ты мне расскажешь? — спрашивает совсем мило, будто она и вправду обычная девочка-подросток, которая перешла в новую школу. Хотя за всю её жизнь, сколько школ у неё уже было? — Где можно зависнуть? Кто самый горячий в этой школе? Кому объяснить, что пост «Королевы школы» теперь мой? И что лучше не иметь со мной дело, потому что быть моим врагом, буквально равно смерти. — О боги, — отрешенно выпаливаю я. Мозг готов был взорваться от изобилия вопросов, а Ребекка все продолжала их задавать. — Ты уверена, что правильно расставила свои приоритеты и выбрала того, кто тебе нужен? Знаешь ли, ты все ещё можешь выбрать, кого-нибудь ещё. — Ох, милая, я смогу поменять тебя, когда захочу, а пока мне это удобно, советую наслаждаться жизнью, она, знаешь ли, очень коротка, — снисходительно улыбается, холодно взглянув на меня, и по спине бегут мурашки, но на лице возникает неожиданная улыбка. — Вау, — только и могу выдохнуть я, а её моя реакция сбивает с толку. Она теряется на секунду, но быстро берет себя в руки. В голове все мысли перемешались, я даже прошла наш кабинет, в следствие чего нам пришлось возвращаться назад. Я остановилась напротив двери, и она вместе со мной. Прикладываю руку к груди, где билось сердце чуть быстрее обычного, и растеряно улыбаюсь, заглядывая ей прямо в глаза. — А ты хороша, — спустя недолгое молчание, заканчиваю я за своим восхищенным вздохом. Она на мгновение удивляется, а затем горделиво прыскает и самодовольно усмехается, говоря всем своим видом, что и без меня это прекрасно знала. Ребекка разворачивается, ударив меня кончиками своих пшеничных волос, и заходит в кабинет, оставив меня одну с бурей неизвестных и давно забытых эмоций. Если она позволит мне испытывать это постоянно, то пусть использует меня до самой моей смерти.