***
— Это называется «крови не больше, чем обычно»? Джонатан открыл рот, когда мы уже мчались к дому Паркинсонов. Первое правило любого журналиста: успей раньше других. Не было поводов долго наблюдать, как полиция обнюхивает, измеряет и фотографирует тело несчастной Элеоноры Паркинсон. Не то чтобы она была городской знаменитостью, но репортаж со школьного праздника может дать гораздо больше информации, чем полицейская картотека. Сложно забыть телевизионную халтурку, особенно если после трех часов на сквозняке неделю провалялась с простудой. А главное… ну да, успей раньше. — Торопишься первой рассказать родителям? Джонатан выглядел так, словно сейчас хлопнется в обморок. — Слушай, если ты думаешь, что мне самой это доставляет удовольствие… — Нет, конечно же, нет. — Ей, может быть, и восемнадцати не было. Полиция провозится не меньше суток прежде, чем доберется до ее семьи. Разве ты не хочешь, чтобы ублюдок, который приковал девушку к камню за руки и ноги и вдобавок перерезал ей горло… Качественно перерезал, надо сказать. Тренировался, сукин сын, наверное. — Мэделин, умоляю… Мистер Паркинсон (Брукс-Паркинсон, как оказалось) возился в саду. За каким чертом он это делал сам, если такому дому полагался садовник, прислуга в кружевных фартучках и дворецкий? Да, непременно дворецкий. А сам Джозеф Брукс-Паркинсон скорее походил на деда несчастной Элеоноры, чем на ее отца. Чёрт меня дери, это всегда непросто. Вот так собраться с силами и выпалить: «Ваша дочь убита, мистер Паркинсон, и скоро здесь будет полиция». Может быть, со временем я привыкну к тому, что люди после такого сообщения хватаются за сердце и медленно сползают вниз прямо в кучу свежего перегноя. Элеонора Паркинсон, Эл, вовсе не была родной дочерью Джозефа. Как и ее старшая сестра. А стулья антикварного гарнитура стоили каждый моей годовой зарплаты в «Городском вестнике». — Я был вторым мужем Хелен, — с трудом ворочая языком, говорил Брукс-Паркинсон. — Как думаете, стоит прямо сейчас ехать в полицию или подождать, пока со мной свяжутся? Я удочерил девочек десять лет назад. Их отец… Хелен овдовела, когда была беременна младшей…… Господи… А вы тот самый Джонатан Крик, который помог арестовать убийцу миссис Стаббс? — Да, я. А мисс Мэделин Магеллан… — Мисс Магеллан утверждает, что равных ему нет на этом свете. Поэтому, Джозеф, прошу вас, расскажите все, что можете рассказать. Он найдет того, кто это сделал, обещаю вам. Бледный как полотно старик с трудом сдерживал рыдания. Конечно, плакать лучше в роскошной гостиной, чем под мостом, но вряд ли ему сейчас есть до этого дело. Пять лет назад он потерял жену, оставшись с двумя дочерями-погодками. Это непросто понять той, в чьем доме не приживаются даже аквариумные рыбки. Он был искренне убит горем и уже принял две горсти таблеток. Наверное, не стоило посвящать беднягу в подробности. — Эл… позавчера мы отпраздновали ее совершеннолетие, — глухим голосом сказал он. — Она… была… господи… лучшей ученицей в классе… заявка в Кембридж. Собиралась изучать японский и античную литературу. Она была тихой скромной девушкой. Немножко заучкой... но должно же быть в семье равновесие. Я слишком баловал их с тех пор, как Хелен заболела. Кому понадобилось ее убивать? Вчера она отправилась спать как обычно. Читала в беседке в саду, пожелала мне спокойной ночи и поднялась наверх. Рут, наша экономка, скажет вам, была ли разобрана постель. Но Эл никогда не выходила из дома, не предупредив меня. Простите, мистер Крик и мисс… мисс… Я должен отправиться в полицию. — Мистер Крик хотел бы побеседовать с ее сестрой. Не уверена, что Джонатан этого так уж хотел, но надо допросить всех в доме раньше, чем их спугнет официальный следователь. — Ив… она… Приходите вечером, мисс. До вечера она не сможет к вам выйти. — Полиция, мистер Паркинсон, появится здесь гораздо раньше вечера. Он махнул рукой, что по-видимому должно было означать: делайте что хотите. Постель Эл (если конечно, это была комната Эл. Но, да, это была она, если судить по завалам книг и самоучителю японского с заломаным корешком), была нетронута, монитор пялился чернотой и казался холодным на ощупь. Судя по всему, девушка не ночевала дома. Я начала обшаривать ящики стола под неодобрительным взглядом Джонатана. Согласна, у нас совсем не было времени. Стоило повидаться со старшей сестрой. В конце концов, отец мог и не знать о секретах дочери. Родители обычно так невнимательны к взрослеющим детям, а подростки считают, что мир зол и враждебен. Некоторые из них не вырастают никогда. Мэдди, можно без сопливых сентенций и прописных истин? В дверь последней по коридору комнаты мы стучали до тех пор, пока снизу не явилась экономка и, посмотрев на нас, как на карманных воров, не сказала: — Мисс Ив спит. И только мне позволено входить в ее комнату для уборки. Джонатан хмыкнул и посмотрел на часы. Дорого бы я дала за то, чтобы так же нежиться в своей постели в это время. Мы заколотили по деревянным створкам втроем, вскоре замок щелкнул, и дверь приоткрылась, обнаружив за собой непроницаемую портьеру из темно-синего бархата. Клянусь, из такого же было пошито вечернее платье моей подруги и стоило оно не меньше пяти сотен. — Мисс Ив, эти люди… случилось несчастье, и они хотят побеседовать с вами, — громко крикнула служанка и остановила мою руку, когда я схватилась за занавес. — Входите, — послышался издали тихий слабый голос. Господи Иисусе, я никогда не видела ничего подобного. А я, между прочим, делала репортаж о работе похоронного агентства. — Пойдем отсюда, — сдавленно выдохнул Джонатан. — Никаких тайн, пусть разбирается полиция. Ритуальное, мать его, убийство. Комната напоминала склеп и съемочную площадку дешевого фильма ужасов одновременно. Не знай я, что они родные сестры, ни за что бы не поверила. Брюнетка в широком кресле отличалась анорексичной худобой, красными воспаленными веками и глубоко впавшими глазами на землисто-сером лице. Эл Паркинсон была блондинкой, цветущей и пышущей здоровьем английской школьницей, любившей японский и поэзию. Ив словно сошла с плаката популярной комедии «Семейка Аддамс». Платье на ней было точно такое же — черное, узкое до невозможности, с нелепыми хвостами подола. Как можно передвигаться в таком и не убиться? — Что-то случилось этой ночью, да? Ее голос едва слышно шелестел, и даже пламя стоящей рядом свечи не колыхнулось от дыхания. Мне показалось, что Джонатана сейчас вновь стошнит, а поводов беречь душевное равновесие этой странной девушки у меня не было. Человек не будет жить в комнате, сплошь затянутой черным штофом, и использовать свечи вместо нормального освещения. Если он, конечно, не совсем чокнутый. А мисс Паркинсон именно такой и была. — Откуда тебе это известно, Ив? Похоже, от Джонатана помощи ждать не приходилось. Все было ясно как дважды два, и он непременно отчитает меня за то, что я оторвала его от важных дел и притащила в город. Девушка подняла помутневшие глаза с игольчатыми точками зрачков и спокойно заявила: — Моя сила вырвалась на свободу. — Мисс Паркинсон, убита ваша сестра! — Что?! О, нет! Это… это невозможно, я бы никогда не причинила вреда Эл, никогда! Руки она ломала слегка картинно, как плохая актриса, но вот слезы… слезы были вполне настоящие. И истерика тоже. — Тело обнаружено сегодня утром в замке Стоукс. Она была прикована к камню, Ив. И горло у нее было разрезано от уха до уха, почти как на картине, что висит вон там на стене. Только она была одета в кружевную сорочку. На земле был начертан знак, похожий на тот, что ты носишь на шее. И свечи. Ты же любишь свечи, Ив? Где ты была прошлой ночью? Думаю, полиция уже едет, чтобы арестовать тебя. Ив тряслась как в лихорадке, уронила протянутый бокал, и красная жидкость из него запачкала мои несчастные туфли. Ее губы шептали: «Она подходила, подходила, да. Но я бы никогда, я даже не думала о ней, никогда, я не…» Пришлось привести ее в чувство старым проверенным способом соприкосновения руки с лицом. Длинные черные волосы взметнулись волной, и я увидела ужасную мокнущую язву на скуле чуть ниже виска. — Где ты была ночью? — Здесь!!! Но я… не знаю… может быть… я никогда не сплю по ночам и часто выхожу погулять в сад или по городу. Но сегодня я вдруг впала в какую-то прострацию, словно видела все чужими глазами, и никуда не могла сдвинуться с кресла. Но я… я не убивала Эл. Мне виделось, что я летала на большом белом драконе и он приземлился на остров… я была так счастлива… Девушка вновь разрыдалась, а Джонатан — я знаю, он не терпит женских слёз и вечно чувствует себя не в своей тарелке, если рядом с ним плачут даже от счастья — опустился рядом с ней на колени и взял ее руки в свои. Ничего более смешного я не видела со времен, когда он пытался пригласить ассистентку босса на свидание: Джонатан в дурацкой клетчатой рубашке и живые мощи в прабабкином платье. И тем не менее, он ухитрился задать вопрос, до которого я, конечно, додумалась бы, но не сразу. — Почему вы не выходите днем? Девушка судорожно выдохнула и едва слышно ответила: — Потому что я — вампир. Не говорите отцу, пожалуйста. От смеха я чуть не заработала приступ икоты, но Джонатан почему-то отнесся к ее словам очень серьезно. — У вас редкая кожная болезнь или проблемы с кровью? Ив криво усмехнулась и покачала головой: — Нет, я действительно вампир. И я солгу, если скажу, что сама этого не хотела. Я хотела… — И ты не отражаешься в зеркалах? — не удержалась я. — Не знаю, с некоторых пор я их боюсь. Но даже если и отражаюсь, я причесываюсь, глядя в дверцу шкафа. Все приходит постепенно… Вы видели у меня на лице… Это от солнца. Есть еще на плече. Серебро горит у меня в руках настоящим огнем — вот, посмотрите, ожог от кольца не заживает почти месяц. Не могу есть. Только пить красное вино и… и кровь. Сейчас должно было стошнить и меня. — С тех пор, как умерла мама… я очень тяжело перенесла... Эл тоже страдала, но она сильная, умная, целеустремленная. А я… просто хотела разговаривать с мамой. Но за пять лет она так и не отозвалась. И еще я… очень боюсь смерти. Поэтому никогда бы не убила никого. Это нужно для того, чтобы обрести бессмертие, а я… подписала контракт. И моя сила вырвалась на свободу. — Что за чушь ты несешь? Вампиры — это для плохого кино или для того, чтобы собрать побольше денег с таких чокнутых дур, как ты. Но пока еще никто из них не перерезал горло собственной сестре! А вот Джонатан, кажется, верил ей: — Контракт? Он у вас сохранился? — Да, сэр. Но вы все равно ничего не поймете. Он на древнем языке. Я подписала огненным пером. Коснулась пергамента, буквы сложились в мое имя, вспыхнули и пропали. Там сказано, что для того, чтобы стать избранной и обрести вечную жизнь, необходимо своей рукой принести жертву в полнолуние. Совершеннолетнюю девственницу. Эл подходила. Девушка вновь зашлась в истерических всхлипах. — Но я… я сказала, что пока не готова. Он не злился, утешал меня. — Он? — Он?! Узкие зрачки Ив, казалось, расширились от ужаса, и она тут же прикрыла рот ладонью. Ну точно, у спятившей готки, некромантки, одержимой вампирши должен был быть личный демон, нашептывающий ей на ухо гнусные идеи. Интересно, какой наркотик вызывает подобные галлюцинации? И тут очень некстати зазвонил телефон. Пора брать дело в свои руки, иначе Джонатан провозится с этой ненормальной до приезда полиции. Кайл, еще раз напоминаю про посвящение Салли Энн. — Детка, через десять минут здесь будет толпа народу. Тебя арестуют по подозрению в убийстве, и ни один адвокат не поможет тебе оправдаться, даже за очень большие деньги. Если ты общалась с кем-нибудь, если знаешь, с кем встречалась твоя сестра, что происходило прошлой ночью — немедленно скажи нам. — Я ничего не помню о вчерашней ночи. Но мне все равно. На солнце моя кожа покрывается волдырями и язвами, я сгорю раньше, чем меня доведут до машины. Они же не позволят мне одеться, как нужно, сэр? А если и позволят, то через неделю я все равно умру без свежей крови. Так что… Никто никогда так часто не называл Джонатана «сэр», но меня волновало вовсе не это. — Черт тебя возьми, Ив, ты можешь толком сказать, кто этот «он»?! Девушка встала, как в замедленной съемке прошлась по комнате, расчесала волосы, достала из ящика перчатки, шарф и темные очки, надела их, плотно обмотала лицо, а Джонатан все время ходил за ней, как щенок на привязи. Затем, будто решившись на что-то, она резко сдернула с себя шарф, отхлебнула из бутылки и приблизилась к Джонатану. — Приятно напоследок поделиться с кем-то тайной. Я так долго хранила ее, целых два месяца. Он — Арман. Мой принц. Тот, кто обратил меня. Ив завернула узкий рукав и показала свежие раны на запястье. — Он сам меня нашел. Однажды ночью мы встретились в саду. Я ему приснилась двадцать лет назад, и он искал меня с тех пор. Я отдаю ему свою кровь, а он сам приносит мне чужую. Я не спрашивала откуда, ведь он делает это для меня. Мне пока не много надо, раз в два дня. Он удивительный. Огонь не причиняет ему вреда, и он может держать пламя на раскрытой ладони. Однажды, чтобы доказать свою любовь, он изрезал свои руки и грудь ножом, истекал кровью прямо у меня на глазах, а потом раны затянулись. Это потому, что он бессмертен и любит меня. Мы навечно были бы вместе после жертвоприношения. Я, наверное, убила Эл… я не хотела, поверьте мне, сэр. Но если так, то сама заслуживаю смерти, а не бессмертия. Мне почти до слез было жаль бедную романтичную дурочку, совсем поехавшую крышей. Но две дырочки на ее запястье — красные, припухшие — яркими пятнами выделялись на землистой коже и отчетливо напоминали мне о том неприятном инциденте с собакой моих соседей. Шавка тяпнула за лодыжку, оставив точно такие вздутые, покрасневшие отметины. Полиция не церемонилась, одним рывком сорвав портьеру и впустив в комнату солнечный свет. Рослый сержант защелкнул наручники на хрупких запястьях Ив Паркинсон. Шесть с половиной футов — не ниже. Каких красавцев нынче набирает местное отделение! Грех было не воспользоваться моментом. — И что же такого ужасного вы обнаружили на месте преступления, сержант? Может, расскажете за чашечкой кофе? Я — Мэделин Магеллан, вы точно должны знать меня по разделу журналистских расследований в «Городском вестнике». Его напарник хрюкнул в кулак, а красавчик смерил меня взглядом и процедил: — Орудие убийства с отпечатками пальцев, мисс Магеллан. Можете так и написать. Нож. Большой красивый нож с костяной ручкой. А я предпочитаю чай в компании невесты. Подумаешь, цаца какая! Не нравятся ему женщины в теле. И без тебя любители найдутся! Вычеркнуть. Мэдди, твоя личная жизнь никого не интересует. Увы, даже тебя, Кайл. — Идем скорей! Мне не верится, что она сгорит, но если так, то хотелось бы быть свидетелем. — С ней все будет в порядке, — тихо сказал Джонатан. — Отвези меня домой. — Бедный сумасшедший ребенок! Как думаешь — убийство в состоянии аффекта или все-таки наркота? Джонатан молча пожал плечами и быстро сбежал вниз. Мы успели застать момент, когда полицейский вталкивал на заднее сиденье несчастную Ив. Целую и живую. Паленой плотью в воздухе тоже не пахло.***
Рут — экономка, горничная, повариха и секретарша — едина во всех лицах, оказалась на редкость разговорчивой. Была ли виновна в этом почти пустая бутылка хереса, или она действительно хорошо относилась к своему хозяину? Позже Джонатан настаивал на втором, а я — на первом. Будь она трезва, мы бы никогда не узнали, каким прекрасным и бескорыстным человеком был Джозеф Брукс-Паркинсон, как искренне любил свою покойную жену, баловал девочек и как рачительно распоряжался их наследством. А еще он был благороден, щедр, удачлив в игре на бирже и за последние пятнадцать лет не замечен в романах. Ни пенни не взял из причитавшихся ему денег покойной жены, отказавшись от наследства в пользу сестер, и с гордостью носил двойную фамилию после женитьбы. Впору причислять к лику святых! Нетрезвая Рут тяжело вздохнула. Очевидно, она сама была не против стать тайной пассией своего хозяина. Кстати о романах — прекрасный принц Ив вовсе не был плодом галлюцинаций. По крайней мере дважды за последние восемь недель Рут видела ночью в саду высокого, черноволосого и очень странного парня. — Ив встречалась с ним в беседке. И он такой… говорят, бог парует. Одет, как… ну, знаете, как на старинных портретах, совсем как наша дурочка Ив. Рубашка с широкими рукавами, жилет и черный плащ за спиной. На коленях перед ней стоял… Нет-нет, конечно Рут вовсе не осуждала дочь хозяина. Бедняжка всегда была странной, а после смерти матери окончательно рехнулась, перекрасила волосы и начала носить эти ужасные платья. Последний месяц совсем не выходила из комнаты днем. То ли дело Эл… Вся в учебе, всегда занята. У нее и парня-то никогда не было. — Мисс Магеллан, я не верю, что Ив могла… не верю.***
Если уж говорить о том, как устроены мозги Джонатана, то надо признаться, что я этого совсем не понимаю. Только он может молчать всю дорогу до своей дурацкой мельницы, а потом зацепиться ногой за порожек машины и чуть не разбить себе лоб. Его мысли вечно где-то витают, иногда он не может выдавить из себя лишнего слова и, кстати, сегодня косо застегнул рубашку, пропустив одну петлю. Поэтому я до сих пор не могу свести его ни с одной из своих знакомых. Хотя, по моему мнению, отношения подействуют на него благоприятно. — Мэделин — сказал он. Всегда называет меня Мэделин. Никаких Мэдди и Джонни, никаких фамильярностей. — Мэделин, передай Сантосу, что сегодня вечером меня не будет на шоу. В программе «Бразильский карнавал». Боюсь, моя голова не выдержит концентрации жизнерадостности. Еще бы. Мне и самой понадобится не меньше пинты чего-нибудь крепкого, чтобы не приснился труп с перерезанным горлом и обезображенное солнцем лицо Ив. И кто-нибудь с терпким мужским запахом, чтобы перебить вонь пяти дюжин свечей. Желательно похожий на того красавца сержанта с наручниками. Мэдди! Всё-всё, Кайл, больше никаких фантазий. — Тебе лучше еще раз поговорить с Брукс-Паркинсоном, — сказал Джонатан, открывая дверь. — Я свяжусь с тобой. Конечно, сама я ни за что бы не догадалась. Так это обычно и происходит: Мэделин носится, как кошка с подожженным хвостом, стирая шины и подошвы, а Джонатан закрывается на мельнице или отправляется контролировать выступления своего босса, иначе непременно что-нибудь пойдет не так. Не исключено, что сегодня без него у зрителей будет чем поразвлечься, кроме иллюзий. В прошлый раз одну из ассистенток чуть не разрезало пополам бензопилой из-за того, что Сантос забыл проверить оборудование. Джонатан прекрасен во всем, что касается фокусов и технических расчетов, но порой забывает, как живут обычные люди. Например, о том, что у каждой нормальной восемнадцатилетней девушки есть как минимум одна подружка.***
Ее звали Анджелина, и больше всего она походила на простуженную мышь. Девушка попеременно вытирала то нос, то стекла очков бумажным платком и изо всех сил старалась помочь. — Эл и Ив очень любили друг друга. Несмотря на то, что Ив… ну вы понимаете… слегка того… Позавчера она явилась на день рождения Эл только с наступлением темноты и в таком ужасном… нет, прекрасном… Я не знаю, как сказать, но кто в наше время носит жесткий корсет, веер и столько кружев, что в них можно утонуть? И не ела ничего, только пила красное вино. Но Эл, кажется, ничего не замечала. Она была расстроена, а это с ней случалось редко. Хотела познакомить нас со своим парнем, но он не смог вырваться с работы и обещал приехать на следующий день. Мистер Брукс-Паркинсон провел с нами несколько часов. Официальную часть, так сказать, а потом уехал домой. Но, знаете, Эл была такая… правильная… с ней никогда толком не удавалось повеселиться. А теперь… — А как давно у Эл появился парень? — Не знаю, — всхлипнула та. — Кажется, в конце семестра у нее еще никого не было. И вообще никогда не было. Может, она его придумала, чтобы не быть такой одинокой в день рождения. Поток соплей и слёз возобновился, и я посчитала нужным оставить Анджелину в покое.***
Джозеф Брукс-Паркинсон лежал в лучшей палате местной больницы. Не удивительно, что у тебя случается сердечный приступ в тот день, когда твою младшую дочь зверски убивает старшая. Не знаю, зачем Джонатану понадобилось, чтобы я еще раз поговорила с ним. Он не сообщил мне ровным счетом ничего нового. Ах, нет, кое-что я все же узнала. Это не тот вопрос, который задают приличные люди в приличном обществе. Но журналисты, по общему мнению, к таковым не относятся. Обе девчонки были адски богаты. Совместный капитал их настоящего отца и покойной матери исчислялся красивым семизначным числом. И сам мистер Брукс-Паркинсон к моменту своей женитьбы на Хелен не считал последние фунты до еженедельной зарплаты. Он с трудом перевел дух, и монитор у постели мерзко запищал. — Если я умру, мисс Магеллан… Когда я умру, бедняжка Ив станет самой завидной невестой не только города, но и графства. Этих денег хватит, чтобы обеспечить ей идеальное содержание в дорогой клинике. Она призналась в убийстве сестры, и адвокаты сделают все возможное, чтобы доказать психическую болезнь. В ее крови обнаружили остатки галлюциногена и еще бог знает что. Она странный ребенок, мисс Магеллан, но не наркоманка и убийца. — Выходит, Джозеф, что сейчас вы стали на десять с лишним миллионов богаче? Ведь деньги Эл не сможет наследовать убийца, а вы — единственный родственник. — Выходит так. — Поздравляю! Монитор перешел на ультразвук. — А кто будет наследовать вам? Я спросила очень тихо, но он услышал. — Ив, конечно. И мой сын Роберт. Он живет с матерью в Манчестере. Я исправно посылаю чеки на протяжении последних двадцати лет. Мы с Амандой слишком плохо расстались для того, чтобы я искал встреч. Я, наверное, плохой отец, мисс. Много лет не видел сына, избаловал дочерей, закрывал глаза на все проблемы Ив. Надеялся, что она повзрослеет и… перерастет это свое увлечение мистикой. И вот что… Монитор завыл на высокой ноте, а мистер Брукс-Паркинсон откинулся на подушки и, кажется, потерял сознание. В палату влетела взбешенная медсестра и крайне бесцеремонно вытолкала меня в коридор.***
Майкл не заслужил хорошего ужина, но за все сегодняшние мучения его заслужила я. А если тебе необходима информация о состоянии чьих-либо счетов — о, никаких подробностей, разумеется! — то нет лучшего способа, чем пригласить ведущего аналитика «Финансового обозрения» в ресторан. Подобные сведения он получает в два телефонных звонка между аперитивом и салатом. Но новости были скучные, поэтому я зря разорилась на карпаччо и бутылку французского вина. Брукс-Паркинсон действительно был богат, удачлив и безупречно честен. За последние пять лет он увеличил свой капитал и трастовый фонд дочерей в несколько раз. От того, чтобы мой бюджет пострадал еще и на двойной десерт, меня спас телефон. Чудесный, чудесный Джонатан впервые в жизни ухитрился позвонить вовремя. Голос звучал так, словно вокруг старой мельницы собрались все болотные черти: — Мэделин, срочно приезжай. Даже если ты в душе, на луне или на приеме у королевы. Ив Паркинсон не вино… Звонок прервался, и сколько я ни набирала, телефон Джонатана не отвечал. Девять миль вылетели из-под колес единым махом, а я жалела только о том, что за два года нашего с ним знакомства так и не удосужилась разжиться каким-нибудь оружием. Дверь дома была приоткрыта, окно рабочей комнаты наверху светилось, и ровно секунду я надеялась, что у него просто сломался телефон. Надежда улетучилась, когда сверху послышался глухой стук. Сколько раз я говорила ему держать у двери биту?! Возле кухонного стола валялась хлипкая табуретка с едва державшейся ножкой. Не лучший вариант, но сойдет. Тело Джонатана… о боже!.. тело Джонатана лежало посреди чердачной комнаты и выглядело так, что мои колени подогнулись и я, словно в дурном сне, сползла на пол. Самая трезвая, самая рассудительная часть мозга мигом подсказала, что ни одна бригада врачей не домчится сюда раньше, чем он истечет кровью. Его руки до самых плеч были изрезаны параллельными полосами, на бледной коже груди красовалась кровавая пентаграмма, а глубокий надрез на шее… господи! Прямо у порога валялся листок с «договором», который Джонатан незаметно позаимствовал у Ив. Сейчас поперек знаков и странных букв на нем красовалась огненная подпись «Джонатан Крик». Я всхлипнула и, кажется, отключилась. Кто-то услужливо подсунул мне под нос нашатырь, и сквозь туман обморока я услышала, как голос Джонатана извиняется и зовет меня по имени. Этот придурок, живой и невредимый, склонился надо мной и, открыв глаза, я уперлась взглядом в кровоточащую пентаграмму у него на груди. — Не очень удобно на самом себе, — сказал он, — верхний луч кривоват. Не понимаю, как я не убила его именно в этот момент. Сил у меня хватило лишь на то, чтобы врезать ножкой табуретки ему по колену. — Откуда я знал, что ты так бурно отреагируешь? — буркнул он. — Тебя же никогда не тошнит от вида настоящих трупов. А это всего лишь… Он вынул платок и поочередно провел по рукам, груди и горлу: — М-да, нужно будет доработать, все равно остаются следы. Его кожа блестела влагой, но была совершенно невредима. — Черт тебя подери, Джонатан!!! — Эффектно, да? Ты точно знаешь, что истории о вампирах приносят хороший доход? Сантосу должно понравиться, и он будет хорошо смотреться в черном плаще. — Джонатан, твою мать! Я потратила два галлона бензина и почти девяносто фунтов на ужин, а ты печешься о новом шоу и пугаешь меня идиотскими шутками! Вместо того чтобы подумать, где найти этого прекрасного принца Армана. — Нет, — ответил он. — Нет, Мэделин. Мы ищем не принца. Мы ищем химика. Возможно, фармацевта, студента-медика или главу любительского кружка. Достаточно умного для того, чтобы придумать такой план, и достаточно смелого, чтобы его воплотить. Это простые трюки, но все вместе они производят впечатление, особенно если аудитория должным образом подготовлена. Ведь ты-то уж точно не истеричка, а рухнула в обморок. Смотри! Джонатан взял со стола кусок ваты, смочил его жидкостью из бутылки и провел по моей руке. Я и глазом не успела моргнуть, как он, схватив нож, полоснул меня по запястью. На коже выступила кровь, но боли я не чувствовала. Должно быть, нож был тупой игрушкой из реквизита. Пятно расплывалось и точь-в-точь походило на рану. Джонатан потянулся за платком и вытер мою руку. От крови не осталось и следа. — Реакция хлорида железа на лезвии ножа и роданида аммония на коже дают эффект, похожий на кровь. Платок смочен раствором фторида натрия. Если бы Ив была внимательна на уроках химии, она бы вспомнила этот простой опыт. Огненные буквы на документе — кстати, написана там тарабарщина, хоть и красиво, — нанесены раствором селитры. После высыхания она почти невидима на пожелтевшей бумаге. Стоит только коснуться в определенных местах… например, тлеющей лучиной или кончиком горящего пера, и побегут огненные буквы. Ожоги от серебра можно имитировать, добавив к серебряному изделию металлический натрий. Даже спустя две-три недели он сможет прореагировать с влагой. Если я удачно поцелую тебе пальцы, а затем попрошу надеть такое кольцо… Держать огонь в руках вообще проще простого, этим баловались еще двести лет назад, и состав описан в любой популярной книжке. Все это несложные и давно известные приемы. Но поданные в правильном антураже для единственного очень впечатлительного зрителя… Признаться, даже я сначала немного сомневался. Неплохое выйдет шоу, да? — Но как же? Самое страшное… она же плавилась на солнце, эта ужасная язва… И укусы были настоящие. — Кстати, не прикасайся к той баночке с кремом, как бы ни хотелось тебе попробовать. Не было времени на анализ того, что я успел взять, но стоит намекнуть полиции, чтобы они проверили все косметические средства Ив. Крем, особенно для тела… девушки любят всякое такое… перед свиданиями. — Откуда ты знаешь? — Иногда я встречаюсь с девушками. Думаю, в них много третиноина. Не в девушках, в кремах. Если так, то место Ив не в тюрьме, а в больнице. Она пользовалась этим средством как минимум несколько недель, прежде чем «принц» объявил ей, что она не сможет больше выходить на солнце. По-видимому, она решила проверить и… надеюсь, процесс еще обратим. И, черт возьми, я хотел бы видеть этого ублюдка, потому что кусал он ее по-настоящему. Должно быть, хитрый механизм в накладных клыках — резервуар с клапаном или что-то такое, чтобы она чувствовала, что из нее пьют кровь. Я сразу был уверен, что это не она. Она и бокал-то с трудом в руках держала, как у нее хватило бы сил втащить на камень и приковать сестру? А уж тем более перерезать ей горло. Ну, Мэделин?! — Что «ну»? — Я сказал как. Твоя очередь сказать, кому выгодно. Вот так мы и раскрываем преступления, леди и джентльмены. — Джонатан, а что бы ты сделал, если бы у тебя было двадцать-тридцать миллионов фунтов?***
Мистера Брукс-Паркинсона и его дочь Элеонору Паркинсон хоронили два дня спустя. Удивительно, сколько добрых знакомых и скорбящих друзей находится у людей после смерти — в часовне было не протолкнуться. Прямая как палка Рут отдала последний долг любимому хозяину, организовав церемонию безупречно. Мы с Джонатаном сидели в предпоследнем ряду, и я то и дело косилась на красавца-сержанта. В черном костюме он выглядел фантастически. Мэдди, опять ты за свое!!! Это важно для сюжета, Кайл. Я произнесла очень прочувствованную речь. Правда, она немного походила на некролог бывшего мэра. Но только слегка. К тому же это было восемь лет назад — кто вспомнит? До нашего с Джонатаном места оставалось примерно четыре шага по каменной дорожке. Три, два… Вы никогда не видели, как преисполненная достоинства известная журналистка в траурном платье и черной шляпке летит между рядами носом прямо в деревянную скамью? Черта с два я смогла бы проделать это сама! Начищенный носок ботинка сержанта ударил по моему каблуку ровно в том месте и с той силой, как указал Джонатан. Я задержала дыхание и лбом придавила капсулу с искусственной кровью под шляпкой. Кажется, в толпе послышались щелчки фотокамер. С «Вечерним экспрессом» будет тяжело договориться — придется позориться на страницах конкурентов. Зато из последнего ряда ко мне кинулся худой черноволосый молодой человек. — Не беспокойтесь, мэм, я врач, — почти прокричал он. Сержант молниеносным движением заломил ему руку за спину. — Роберт Брукс, вы имеете право…***
Явись такой однажды ночью мне в саду, я бы тоже потеряла голову. Должно быть, первая жена Брукс-Паркинсона была красавицей с необузданной фантазией. Но вот от отца он не унаследовал ни внешности, ни порядочности, ни удачи в делах. Полиция клятвенно пообещала после суда отдать Джонатану хитрую конструкцию с клыками-емкостями, выдвигающимися полыми иглами и миниатюрной помпой, с помощью которой можно было взять немного крови или, наоборот, впрыснуть жидкость внутрь раны. Роберт Брукс смотрел на инспектора с улыбкой, и нет бы ему молчать, но перспектива обладания серьезной суммой, видимо, лишила парня рассудка. — Даже если, — нахально сказал он, — вы сможете доказать мою вину в убийстве… а вы не сможете…. Я в любом случае останусь наследником своего отца — он умер естественной смертью. Меньше, чем хотелось бы, но больше, чем может заработать врач в любой больнице за всю жизнь. Джозефу не следовало скупиться, а матери — копить его чеки ради того, чтобы оплатить мое образование. Пожалуй, мне больше не хочется учиться еще несколько лет, чтобы получить лицензию. И теперь у меня есть деньги на хорошего адвоката. — Тогда зачем вы бросились помогать мисс Магеллан? — А как еще влиться в местное общество достойным образом? Благородный поступок наследника на похоронах отца… Если прислуга Паркинсонов меня опознала — что такого? Мы просто встречались. Это была игра: я очаровывал ее, потакал, носил ей «кровь» — смесь вина, густого желе и питательных веществ. Не хотел, чтобы она загнулась раньше времени. И, знаете что — я бы женился на этой чокнутой после того, как ее закрыли бы в психушке. Лишних пятнадцать миллионов — сносная прибавка к капиталу за опеку над сумасшедшей. А ее сестра была скучна до зевоты и такая недотрога, что я месяц потратил на то, чтобы уговорить ее на встречу поздним вечером наедине. Лучший защитник в городе мистер Доусон, если не ошибаюсь?***
— Я не дам этому ублюдку вывернуться! Не вылезу из зала суда! Буду освещать каждый день процесса над ним. Найду свидетелей их встреч с Эл. Возможно, кто-то видел его той ночью. Джонатан саркастически хмыкнул, но кивнул и пробормотал: — Мне кажется, это дело полиции. Не забудь предупредить, когда мне нужно будет давать показания. А то получится, как в прошлый раз. — Нет уж, вытаскивать тебя с сеанса тайского массажа я больше не буду. — Вот и прекрасно. Как думаешь, боссу понравится трюк с колом в сердце или лучше обойтись обычной гильотиной? У меня на лбу давно налилась гигантская шишка, голова раскалывалась, ноги гудели от неудобных туфель, а шляпку за сорок пять фунтов пришлось выбросить в ближайшую урну. И если вы спросите меня, была ли я в тот момент счастлива, то — да. Неплохо, неплохо, моя дорогая. Немного доработать и можно пускать в печать. И, Мэдди, смени название, иначе агенты Стефани Майер действительно выпьют из нас всю кровь.