He doesn't

Он ненавидит зеркала. Терпеть не может смотреться в них. Потому что прекрасно знает, что этот кусок поверхности отразит. Кого он увидит в этом убогом отражении. Себя. Неправильно, уродливого омегу, который только и может более-менее спокойно ходить в этот злосчастный университет во время течек. Потому что до него нет никакого дела никому, потому что на него не посмотрит даже бета. Антон старается игнорировать зеркало в ванной комнате. Старается, правда. Но у него не всегда это получается. Болезненный взгляд потухших глаз все равно цепляется за угловатую худую фигуру, за эти ужасные оттопыренные уши, куски кожи, висящие по бокам его головы. Он всегда неуклюже дергаётся, когда краем глаза замечает своё отражение. И это ещё плюс одна причина ненавидеть себя. За расторопность, за то, что он постоянно путается в длинных ногах и задевает руками все, что только можно и нельзя. Антон ненавидит себя. *** Он не может есть. Терпеть не может еду. Антон знает, что слишком худой. Его ребра так сильно выпирают, что невольно кажется, будто они сейчас проткнут тонкую бледную кожу и станут торчать окровавленными обломками. Да и не только ребра, кажется, что любая другая кость в его уродливом теле способна на это. Но он ничего не может поделать с этим. Его выворачивает от одной только мысли о еде. Антон не помнит, когда в последний раз ел нормально. Нет, он, конечно, периодически питается. Это бывает, когда Шастун понимает, что ещё чуть-чуть, и он упадёт в обморок. А Антон не хочет привлекать к себе даже и малую долю внимания. Не то, чтобы кому-то есть до него дело, но вдруг все же есть такой человек. Поэтому он периодически ест. Через силу, но вталкивает в себя еду. И не важно, что через полчаса все съеденное уже будет в канализации. Сам факт того, что еда была у него в желудке, уже важен. *** Он не помнит, когда это началось, когда он понял, что боль — это то, что ему нужно. Антону не нравится боль, нет. Просто он думает, что она является наказанием за то, что он существует. Именно так. Существует. Каждый вечер он проводит лезвием по своим костлявым бедрам, оставляя ярко-красные полосы на белесой коже. Там уже давно кончилось место, но он продолжает упрямо кромсать именно их. Антон никогда не резал руки, потому что несмотря на браслеты, всегда есть вероятность, что эти многочисленные шрамы и свежие раны увидят. А ему, как вы помните, совершенно не нужно такое внимание. Каждый раз, когда ледяное лезвие входит в его тонкую кожу, лицо Антона искажается в гримасе боли, но он всякий раз поджимает, а после закусывает до крови, неестественно искривлённые губы и продолжает. Продолжает медленно распарывать раны. Продолжает наказывать себя за то, что другим приходится смотреть на него. Он считает это правильным. *** На самом деле, Антон давно хотел умереть, но ему никогда не хватало смелости на это. В этом сером мире, несущем только боль и страдания, раня и без того потрепанную душу, держал его лишь один человек. Человек, который в какой-то момент стал для навязчивой идеей и самой неизлечимой болезнью. Арсений часто появлялся в университете, где учился Антон. Он приходил к своему другу — Сергею, который преподавал физику. Брюнет так сильно засел в голове Антона, что мысли о нем были уже привычными и даже родными. Мысли, которые кроме боли больше и не приносили ничего. Моральной боли. Которую Антон тут же превращал в физическую. Чтобы лучше прочувствовать, чтобы понять наконец, что такой, как он, не нужен никому больше. Да и никогда не был нужен. *** Он уже и не помнит, почему наконец Антон решился. Может, Арсений ответил грубо, а может до него просто окончательно дошло, что такой красивый, милый, интеллигентный, замечательный Альфа никогда (понимаешь, Антон, н и к о г д а) не заметит жалкого омежку, неправильного и некрасивого. Он просто зашел в ванную, когда понял, что глаза на мокром месте, что сердце нещадно ноет, что пора. Пора уже обезобразить свои запястья порезами. Сделать это однажды и навсегда. Сначала он царапает тонкую кожу, еле прикасаясь к ней острым лезвием. Но потом что-то словно щелкает в его голове, и кусок метала входит глубоко и резко, создавая рваную рану. А потом ещё раз. И ещё. И вот уже рука немеет, но он продолжает. Продолжает до тех пор, пока окончательно не теряет силы. До последнего. В ванной остался лишь труп на полу, да запах железа. Антон больше никогда не увидит закат или свет фонарей в темноте. Он больше не услышит голос Арсения или любимую музыку. Он боролся как мог, он пытался, честно, но не справился. Сдался.