***
Фина, убедившись в том, что в небольшом домике с осевшей соломенной крышей все спят и скинув с себя приятную тяжесть теплого одеяла, привстала на ступни, привыкая к мерзлому полу под ногами. Девочка сделала первые шажки в полумраке комнаты, проскользнув мимо кровати ее отца и матушки, что сейчас тихо посапывали, грезя во снах. Половицы негромко поскрипывали, отчего в груди защемило. Тихо скрипнула старая дверь: пред девчушкой открылся целый мир. Она, тихо вздохнув от накатившей волны восторга, сделала несмелые шажки в сторону ручья, что тихо напевал свою мелодия, журча талой водой. На гребнях крохотных волн пенились брызги, разлетаясь мириадами прозрачных бриллиантов по всей поверхности и вновь воссоединяясь с лоном природы. Ветер, ласково окутав Фину потоком прохладного воздуха с запахами летних равнинных трав, скользнул к ее светлым, белым волосам с золотым отливом, развивая мягкие кудри. Девчушка тихо, но столь задорно засмеялась, что глас ее был пению прекрасных нимф подобен. Если взглянуть на юг, подойдя к безымянному ручью, можно было заметить костер, что освещал все вокруг себя и покрывал изумрудные травы золотистыми бликами, разнося на всю округу приятный запах сгораемой древесины. Огонь, устремивший языки алого пламени к ночному небу и ярким звездам, освещал склонившуюся над стихией фигуру старца, что был укутан в черный плащ со свисавшим на лоб капюшоном, который затемнял черты его лица и скрывал суровый взгляд бывалого воина. Девчушка, сгораемая любопытством, словно древесина в костре подле старца, устремила свой взгляд на завораживающее пламя. Осторожно, боясь потревожить покой старика, Фина подходила к огню, рассматривая легкий дымок, что серой змеей поднимался ввысь, извиваясь, а затем растворяясь в порывах северного ветра, гонимых со склонов величественных гигантов с заснеженными вершинами. Девочка подходила все ближе, и ближе, поглядывая на бурую землю под ногами, плотно усеянную зеленым ковром. Ветер все также резвился меж ее шелковистых прядей, насвистывая замысловатую трель. Все также тихо журчал ручей, гоня свои воды прочь, на юг к песчаным берегам моря Каспираль, где волны лениво облизывали горячий песок после знойного дня. Фина, подойдя достаточно близко, присела подле старца, на старую, опрокинувшуюся на бок ветвь. Та чуть-чуть качнулась, заставляя Фину перенести вес на правую ногу, чуть ли не присев на нее, создавая гамму звуков поскрипывающей древесины и шорохи подола длинной, сшитой из белого хлопка юбки. Старик с шрамом на пол щеки, что жутко оголял нижний, куда более темный оттенок кожного покрова, поднял свой взгляд, оторвавшись от созерцания разрушительного пламени, изучая девочку своими когда-то ясными, серыми глазами, кои сейчас угасли, а в мягком свечении огня приобрели медовый оттенок. —Вижу я, ты воин, — глубина его взгляда заставила Фину поежиться. Он был пронзителен, как орлиный, и глубок, как воды Барклайского океана в зимнюю стужу, покрытые десятиметровым льдом за которым бушуют свирепые волны, а где-то в непроглядной тьме океанического дна бурлит жизнь. Глас старика был низок и груб, будто песнь одинокого волка, неустанно дарящего свою печальную мелодию Царице мировых вод в каждое полнолуние. Девчушка завороженно приоткрыла свои алые губы, в изумление уставившись на старца, а глаза ее сверкнули яркой небесной лазурью, отражая в себе всю хрупкость и тонкость натуры юного создания, что только-только стало познавать этот мир. Откуда-то из стороны заледенелых верхушек гор, об которые то и дело разбиваются вихри холодного, северного ветра, до девичьего слуха донесся несколько приглушенный вороний клик, словно бы вырываю Фину из пучины собственных мыслей, возвращая в хладную реальность. Старец нахмурил густые седые брови, от чего на лбу его появилась темная полоска в виде старческой морщины. Он выжидающе вглядывался вдаль, в сторону высоченного барьера между ними и суровым Барклайским океаном с его легионами, вооруженных острым, как сталь, снегом и стремительными порывами войск—ветров, что зимой нещадно разбивались о румяные щеки, оставляя после себя красные линии на коже и заставляя кутаться в теплые тулупы по самый кончик носа, в тщетной попытке отгородиться от лютого холода. Девочка обернулась в сторону величественных гигантов, отслеживая взгляд старика до самых гор. Из-за тьмы окутавшей землю плотным покровом, Фине так и не удалось разглядеть таинственного пришельца, что с каждой секундой молниеносно приближался к мерно потрескивающему костру, служившего неким маяком в ночи для стремительного существа. Глаза девчушки распахнулись от накатившего напряжения, сделав резкий взмах черными ресницами, что откидывали тень на левую сторону лица и словно дремучий лес выстроились в пышный и частый ряд из тонких, осиновых «стеблей». Большая, иссиня-черная птица с невероятно большим размахом махровых перьев вертикально выставила свои крылья, как бы воссоздав барьер для воздушных потоков, преграждая им путь. Величественно взмахнув в последний раз своим достоянием, ворон уселся на плечо старца, отчего тот, одобрительно кивнув, тепло улыбнулся своему старому другу. Только сейчас, в слабом освещении рыжих бликов непокорной стихии, которую удалось приручить всего на несколько коротких часов, можно было отчетливо разглядеть прекрасное существо, что устроилось на плече бравого вояки. На черных, как смоль, перьях птицы после долгого и сложного перелета виднелись заснеженные корки, которые сейчас, в рыжих бликах ярого огня казались янтарными. Взгляд ворона был холоден и беспристрастен, словно бы внутри его сознания выстроилась целая когорта бравых воинов, вооруженная до зубов и готовая сделать решающий бросок, дабы уничтожить всякое, посягнувшее на его покой создание. То ли прохлада наступивших сумерек сказывалась на девочке, то ли проницательный взгляд черного, словно Сын Тьмы, ворона беспокоил юное существо, заставляя ее ежиться от накатившей волны холода. — Вести принес? Добрые иль злые… Рассказывай, — неспешно произнес старый воин несколько осипшим голосом, тяжело выдыхая на последнем слове. Много ль вестей он выслушал до этого, сколько еще предстоит? А ветер между тем, понижая завывающий гул, навевал тревогу на всякое существо. Фина перевела беспокойный взгляд на старца, отчего-то задерживая дыхание. Ворон прикрыл глаза, подсвеченные серебром, и нахохлился, отчего пушистое оперение на его голове походило на шелковистую шерсть ласкового зверя. Он проводил астральную связь с языками алого пламени, даруя всему миру новоприбывшее пророчество. Пророчество, способное поменять уже устоявшиеся принципы и законы этого молодого мира. Грядет новая эра.Глава 1
8 июня 2017 г. в 10:13
Где-то далеко за заснеженными горами, окутанными пеленой из непроглядного тумана, протекал звонкий, горный ручей. Он задорно обтекал гладкие, отполированные до идеального блеска речные камни. То тут, то там виднелись пурпурные, янтарные и аквамариновые цвета, смешиваясь с обилием серых пятен, коими являлись громостские камни. Полотно природы играло красками, завораживая обилием ярких оттенков и сказочных узоров. Впереди лишь тихий шелест трав равнины, которая раскинулась от края до края, впечатляя своими невероятными просторами и непоколебимой величавостью. Белые, как звезды, ромашки рассыпались по покрову травяного ковра, благоухая на всю округу и даря ощущение самозабвенного спокойствия.
Травы, где-то там, на границе горизонта, соприкасались с ярко-голубым небом, доставая до него лишь кончиками зеленых стеблей, игриво щекоча его поверхность. Именно там, прячась от посторонних глаз, нашло прибежище небесное светило, каждый раз растворяясь в объятиях яркой синевы.
Небесная голубизна наливалась красками заката, становясь то ярко-апельсинового цвета, то нежно-розового, зачаровывала всякого взглянувшего на сие чудо человека.
По ковру из трав, где обустроили свои жилища маленькие животные и птицы, прячась от чуждого им взгляда, пронесся озорной ветер, коснувшись как бы невзначай самой кромки зеленого моря, лаская нежные лепестки полевых цветов и хрупкие стебельки изумрудной травы.
Казалось, все будет течь своим чередом, даже если пройдут века, проскользнут эпохи и сменятся тысячелетия. И не имеет значение то, что все мы однажды обернемся в небытие.
Начинает смеркаться. Над покровом из летних трав лениво пролетают облака, заслоняя собой все краски великолепного зрелища.
Порой создается впечатление, что по весне подстригли множество белых овец, а их пушистые шубки, легко поднимаясь ввысь, воссоединялись в целые легионы величавых небесных китов, что на человеческом диалекте имеет незамысловатое значение — «облака». Иногда, хочется вытянуть руку к небосводу, ощутить легкость и прохладу облаков, прикрывая глаза отяжелевшими веками.