Душевная недостаточность

Иногда я действительно думаю, что неплохо бы тебя запретить. Чтобы официально, под штампом и с приставлением охраны, чтобы уж наверняка. Потому что каждый раз при виде тебя я немного умираю. Нет, скажите мне, это нормально, разве это можно оставить просто так? Жить вместе уже не кажется мне такой хорошей идеей, нелюбовь к спиртному — тоже. Но ты напиваешься за нас двоих, отбирая мою небольшую долю, поэтому я старательно пытаюсь тебя от этого отучить. А ещё потому что когда ты бухая, я умираю ещё больше. У меня острая душевная недостаточность из-за тебя. Знаешь, что удивительно? Единственное лекарство от этого — ты. Ты любишь обниматься. Об этом странно думать, но да, это так. Ты лезешь обниматься постоянно, ложишься на колени, если рядом лежит чья-то рука, обязательно начнешь её массировать, даже не замечая своих действий. Всё, конечно, по-дружески, как же иначе. А меня каждый раз передергивает, когда рядом оказывается не моя рука, на твоих коленях не моя голова, а твоя голова не на моём плече. В такие моменты душевная недостаточность прогрессирует ещё сильнее, заставляя меня делать странные вещи: уходить на кухню в поисках алкоголя, зная, что всё равно его не выпью, кидать злые взгляды на ни в чём не повинных Даню и Мишу, стараться занять место как можно ближе к тебе. Соседи уже давно не сидят рядом с тобой, уступая мне. Я им, возможно, даже благодарен. Однако проблема: рядом с тобой я умираю быстрей. Во время дождей ты веселеешь, в то время как я становлюсь более грустным. Ты вытаскиваешь меня под ливень, несмотря на то, что заболеваешь со скоростью Флэша, и бегаешь по пустой улице, ощущая на себе странные взгляды случайно заглянувших в окно соседей и, конечно же, мой. Я без особого энтузиазма двигаю ногами, подчиняясь твоей руке, и иногда строю кислую улыбку. После твоего первого чиха я настойчиво увожу тебя домой и отправляю в душ. Твоя растянутая футболка прилипает к телу, волосы — к шее, а улыбка — к моей душе, разъедая её словно кислотой. Или исцеляя, мне довольно сложно понять эти процессы, но в любом случае больно. Я улыбаюсь в ответ и кидаю тебе полотенце. Я переодеваюсь, решив не идти в душ — слишком лень, всё равно не заболею, а волосы высохнут сами. Осматриваю квартиру: Миша с Даней успели куда-то смыться за то короткое время, что нас не было. Решаю позвонить им позже, ложусь на диван и включаю телевизор… засыпаю. Просыпаюсь потому что кто-то выключает телевизор. По окну всё ещё барабанит, а этим кто-то оказываешься ты. Притворяюсь спящим — по-детски, конечно, но узнать хочется, что будет дальше. А ты смотришь на меня, я чувствую этот взгляд кожей, и я тоже хочу на тебя посмотреть, но это сразу же выдаст меня. Ощущаю прохладное прикосновение к щеке, поворачиваюсь, ловя твою отдернувшуюся руку… И, в общем, в этот вечер мы впервые целуемся. И это не значит ровным счётом ничего. Всё идёт так же, как было до этого, разве что взгляды с обоих сторон более долгие и краска на твоих щеках появляется чаще. А в остальном ничего не меняется. Я всё ещё умираю, потому что появилась надежда, и схожу с ума от неопределенности. — У меня дыра в груди гниет из-за тебя. Я чуть не выплевываю воду, что набрал в рот за мгновение до этих слов, но от кашля удержаться не могу. Ты стоишь в проходе, оперевшись плечом о косяк, и спокойно смотришь. Ну и как я должен на это реагировать? Подойти и обнять? Рассказать про душевную недостаточность? Что вообще? Ты медленно отрываешься от косяка и делаешь пару шагов к выходу, так и не дождавшись ответа. Я не успеваю даже обдумать свои действия, когда хватаю тебя за руку, разворачивая к себе. — Я умираю каждый раз при взгляде на тебя. Ты берёшь мою руку и кладёшь её себе на грудь, туда, где бьётся сердце, и я, кажется, действительно чувствую, как зашивается твоя рана. Я целую тебя, и ты, возможно, даже можешь почувствовать, как с этим поцелуем вливается в меня жизнь. Теперь мы обречены сдохнуть вместе — в тот день, когда не сможем увидеть друг друга.