Попался.

Порой Стиву хочется написать «Я скучаю». Порой Стиву хочется позвонить и услышать: «Ну, и козел же ты, звёздно-полосатый». Порой Стиву хочется наплевать на всё и дать о себе знать, чтобы через час рев вертолетов заглушил всё на свете, погнул чертовы влажные тропические деревья, увитые лианами, и эта инквизиция двадцать первого века нарушила всё природное спокойствие. Ведь теперь Барнс в безопасности и ему не надо беспокоиться, что Старк попытается его убить. Порой эти желания настолько сильны, что доводят до тихого постыдного скулежа и судорожных выдохов по ночам в измятую подушку, когда вокруг лишь чернильная темнота, звенящая тишина и слишком далекие и обжигающе холодные звезды, что скорее всего уже мертвы. Стиву в такие моменты и самому кажется, что он внутри себя тоже мертв. Но мертвые не чувствуют боль, а его она разрывает изнутри на миллионы частиц. Возможно, этому ужасному чувству давно дать имя и тихо беседовать с ним в минуты полного одиночества, даже если это будет очень странно смотреться. Хотя подобное самолечение вряд ли поможет. И как бы он не старался строить из себя лидера, все слабости всем вокруг видны. Уилл лишь сокрушенно качает головой, хлопая по плечу на его фразу: «Всё правда хорошо». Ванда лишь крепче обнимает, когда он по привычке делает себе кофе и плюс ещё одной персоне, а потом эта кружка стоит часами позабытая на столе, ведь его «+1» так и не придет. Клинт только взводит очи-горе, да ворчит, если тот оговаривается, произнося запретное имя на букву Т. Скотт ему сочувствует, видя, как тот не отходит от телефона, надеясь, что в любой момент разнесется 8-битная трель стандартной мелодии звонка. И поэтому даже не шутит на тему схожести Стива с влюбленной школьницей, ожидающей приглашение на свидание от самого популярного квотербека её школы. А это многого стоит, чтобы Скотт не шутил. И за это даже немного стыдно, но у каждого свои слабости и они не в праве осуждать друг-друга. Порой им присылает вести Наташа. Роджерс не знает, как та узнала, но скорее всего это вина Бартона, дружба этих двоих слишком сильна, что порой даже становится завидно. Иногда она им шлёт, что-то веселое: «Старк опять доводит всех до истерики настолько, что у Фьюри дергается единственный глаз». Или же радостное: « Натаниэль сказал своё первое слово, ну, ты и козлина, Клинт. Не понимаю, как жена тебя по-прежнему любит, после того, как ты их бросил ради войнушки». А так же успокаивающее, в основном для очень скучающего по дочери Лэнда: «Кэсси выиграла соревнования по гимнастике, она у тебя умница, Скотт. О её карьере в ЩИТ не задумываешься?». Конечно же, они не могут ответить на это, но от подобных новостей становится немного спокойнее. Будто они уехали в командировку, а не скрываются, как какая-то опасная группа террористов за чьи головы наверняка дадут баснословные богатства. Но их шаткий мир безопасности в один день нарушает короткое: «Он знает». Такова жизнь, всё тайное становится явным. А если это Старк, то от него не укроется ничего на свете. Клинт говорит: «надо скрыться», — носясь по комнатам и бросая в рюкзак самое необходимое. Ванда говорит: «сопротивление бесполезно и проще сдаться», — забившись в угол дивана и глотая слезы. Сокол твердит раздраженно: « надо продолжить бороться», — скрестив руки на груди. Ох, всем бы его уверенность. А Скотт лишь повторяет с истерическими нотками в голосе: «Бл#дь, ребята, нам конец, черт, о чем я только думал, когда согласился на всю эту аферу?! Можно подумать я в тюрьме не насиделся! Мы гребанные суицидники!» Но лишь Стив из всех молчит, хмуро смотря в текст сообщения. Играть в войну он точно устал, но ответственность за чужие жизни людей, что пошли за ним, не смотря ни на что, накладывают свой груз на его плечи. Бежать некуда, сдаваться нельзя, драться бессмысленно. «Будем ждать, » — наконец отвечает капитан на немой вопрос во взглядах присутствующих, — «если бы он хотел нас взять, то не позволил, чтобы мы об этом знали.» Стив достаёт телефон и наконец-то осуществляет свою главную мечту последних месяцев, нажимая кнопку вызова для единственного контакта в памяти кнопочного мобильного. Он бы набрал и по памяти номер, который врезался отчаянно в сознание, если бы вдруг кто-то решил удалить этот набор цифр, чтобы спасти его от этой одержимости. Первые два гудка сравнимы по ощущениям лишь с вращением барабана в русской рулетке и Роджерс нервно сглатывает, когда появляется посторонний шум и охрипший, до боли знакомый и при этом теперь с нотами отчуждённости, голос. И всего лишь одно слово: — Попался. И это подобно пуле в висок, нашедшей своего победителя в незамысловатой русской игре.