После падения

— Баки? — зовет Стив из коридора. Баки вместе с Джеймсом синхронно поворачиваются к двери. — Мы здесь, — отвечают — оба. Стив упорно отказывается звать любого из них иначе. Путаница его не смущает. Баки предлагает называть себя Джеймсом, потому что тому, другому — с металлической рукой и запавшими глазами — очевидно важнее слышать собственное имя из уст любимого человека, напоминать себе: он Баки, не Солдат, не вещь, не оружие. Джеймс тоже предлагает: говорит, что ему все равно, говорит, так правильнее. Стив только поджимает губы — понятно, что не отступится, обоим понятно. Ну хоть что-то не меняется в новом веке. Все остальное — странно, непривычно, порой тяжело. Но все лучше, чем падать с поезда в снежную смерть. Баки помнит: падение, перед глазами не вся жизнь мелькает, а только Стив, с детства и до последнего мига, до отчаянно искаженного лица; может, это и есть вся жизнь. Баки падал; падал — и белая пропасть раскрасилась всеми цветами радуги, боль в спине — и потеря сознания. Потом Стив объяснил, когда пришел в больницу, что в новой войне удар от камней Бесконечности пришелся по другому Баки, который выжил в снегах, которого сделали Зимним Солдатом и которому помогли Стрэндж, Ванда и Вижн после разморозки в Ваканде. И после этого удара их стало двое. Стрэндж объяснял, что так необычно провзаимодействовали камни разума и времени, и обещал держать их в курсе, если выяснит что-нибудь еще. — Научился заводить классных друзей? — только и смог выдать Баки. — Давно умел, — ответил Стив. Обезоруживающе прямолинейный Стив Роджерс — Баки захотелось поцеловать его в ту же секунду, но двигаться ему пока было запрещено: поврежденный позвоночник лечили еще месяц. Хвала современным технологиям и Тони Старку. Тони напоминал бы Говарда, если б не был так сильно наполнен болезненной язвительностью. — Вот теперь я понимаю, почему ты… — сказал Тони и осекся, обращаясь к Стиву при первой встрече с Баки, когда тот пришел в сознание. За окном палаты мелькнул Джеймс, в дверь постучали — и Стив беззвучно попросил — «пожалуйста». Взгляд у него стал совсем больным, Тони закатил глаза и кивком поприветствовал вошедшего Джеймса. Эту часть истории Стив рассказал позже, уже не в больнице. — Мы здесь. Стив входит на кухню, вымотанный после задания, устало садится, съедает запеченную Джеймсом курицу, просит добавки. Баки пытается понять, как чувствует себя в новом мире, подаренным ему неизвестно за что. Спокойнее, чем на войне, и даже — какой-никакой уют, когда они сидят вот так, вместе. А порой кажется, что падение не кончилось. Жить с Джеймсом в одной, Стива, квартире поначалу странно, но постепенно Баки приспосабливается жить с самим собой: зеркалить движения друг друга, приглядываться, приглядывать, сторониться — не без этого. Джеймс ходит по квартире в водолазках с длинными рукавами, ставит кондиционер на пару градусов ниже. «Холодно», — говорит Баки и выставляет температуру обратно, Стив протягивает Джеймсу футболку. Тот хмурится и — Баки, конечно же, видит — злится: потаенно, глубоко. Стив, кажется, тоже видит, тоже хмурится, но не отступает, пока Джеймс не берет футболку из его рук. Показательно, при них, натягивает ее вместо водолазки, шелестит пластинами. Потом, вечером, громко опускает руку на стол — тот трясется, из трех чашек проливается чай. Стив промакивает салфетками лужицы и, не замолкая, продолжает рассказывать о прошедшем задании, на котором ни Баки, ни Джеймса не было. Спят они по разным комнатам. Две спальни и гостиная. Стив с боем занимает гостиную. В его спальне кровать широкая, но Джеймс туда даже не заглядывает, занимает вторую спальню. Ну, а Баки что — аккуратно закрывает за собой дверь, чтобы не хлопнуть с размаху. На большой кровати спать одиноко, хорошо хоть матрас жесткий. Баки пришел бы к Стиву на узкий диван, поместились бы, да только как обкрадешь самого себя. Стив по утрам обоих касается чуть ниже локтя. Баки подается навстречу и останавливается. Джеймс подается навстречу и отшатывается. — Что не так? — Иногда Стив хуже танка. Или лучше, как посмотреть. В глазах у Джеймса смятение, он открывает рот — и Баки узнает, как выглядит, когда не может выдавить из себя ни слова. Баки понимает. Вот только как достучаться до самого себя, не знает. Если б знал — Джеймс бы тоже знал. Стив не отступает: раз за разом сокращает расстояние, трогает за плечо — одобрительно, приветствуя, прощаясь, просто так, по-дружески. Джеймс опускает голову, замирает. Ну хоть отшатываться перестал. Иногда, когда Баки сидит, — снизу видно, как чуть размыкаются губы, уходит в сторону взгляд. О, Баки отлично понимает: у самого себя сложно не заметить возбуждение. И страх. Баки не спрашивает Джеймса, почему тот не целует Стива. Помнит, как после плена не хотел, чтобы Стив его трогал. Грязь, страх, боль — запереть все внутри, не показывать. Но на войне страх смерти лечит прочие страхи. В мирное время куда тяжелее. Джеймс часто разглядывает уцелевшие старые фотографии. Несколько штук Стиву возвращает Смитсоновский музей. Памятные места, памятные даты. Три солнечные — настолько, что кажутся цветными — фотографии с яркого, летнего, южного берега Италии. Вот все Воющие Коммандос вместе машут руками, колет в сердце: в живых осталось двое. Трое. А вот они со Стивом на фоне моря. Баки шутливо толкает своего капитана в воду. Форма тогда вымокла сильно. Сейчас Баки все подмывает спросить: что, с каждым разом ее Капитану Америке делают нарочно все уже и уже? А вот они сидят, привалившись к одноэтажному дому, хозяев нет, бугенвиллея оплела все стены. Джеймс особенно долго смотрит на эту фотографию. Да Баки и сам вспоминает их бурный, выматывающе долгий секс, так редко случавшийся на войне. Баки не слышит, чтобы Джеймс кричал по ночам, но однажды, выходя на кухню за водой, замечает, что постель Стива пуста, а из-под двери Джеймса льется тусклый свет. Баки приоткрывает ее и видит, что Стив сидит у изголовья кровати, дремлет, переплетя с Джеймсом пальцы. Баки легонько трогает Стива за плечо, и тот поднимает голову. Пост сдал, пост принял, — молчаливый диалог. Стив благодарно мажет губами по его губам и уходит. Баки засыпает, откинувшись на боковину кровати, не впервой — на войне и не такие условия были. Наутро Джеймс зло сверкает глазами. Баки снова — прекрасно — его понимает и молча идет готовить завтрак. Последующие ночи он просыпается и идет проверять, но Стив спит в своей постели. У самого Баки кошмаров нет, ему вообще ничего не снится, белая пелена перед провалом в темное ничто. Зато наяву он вздрагивает, как во сне — как обычно бывает, когда человек спотыкается и падает. Порой Баки замечает, как Стив смотрит на них обоих — с затаенной тревогой. Умело прячет, но иногда она прорывается. Или — еще хуже — с виной. — Хватит, — говорит Баки, старается произнести слово как можно мягче, вложить — в него — свое понимание, утешение, прощение, если Стиву оно нужно, самому-то Баки прощать его не за что. — Хватит, — эхом откликается Джеймс, и в его голосе — чувств не меньше, чем у Баки. Стив переводит взгляд с одного на другого и хмыкает. Приглашает вечером Сэма. Все вместе пьют пиво и разговаривают. Баки немного смешно оттого, как, пусть и тактично, пусть почти незаметно, но Сэм тщательно отмеряет равные порции внимания ему и Джеймсу. Ну, а Стив, конечно, одаривает Сэма за это признательными взглядами. Как-то вечером их навещает Стрэндж, он говорит, что пока не нашел способа вернуть Баки в прошлое. Камни Бесконечности сработали таким образом, что ход времени не нарушился, и если Баки отправить обратно, то он встретится с самим собой. В глубине души Баки рад. Он ищет, чем заняться в новом веке, и Сэм неожиданно подсказывает: в его бывшем военном училище нужен инструктор по стрельбе. Баки соглашается. Работа занимает немного времени — по четыре часа через день. Баки думает, что потом можно и увеличить, но пока наслаждается тем, что может долго спать по утрам. Стив и Джеймс встают раньше, и, когда Баки приходит на кухню, завтрак уже обычно готов. Блинчики, тосты, сэндвичи, яичница — когда что, но обязательно с горкой. Каждый из них ест очень, очень много. Как-то раз, когда Джеймс протягивает ему чашку кофе с молоком и у обоих испачканы в соусе руки, приходится очень медленно вдвоем ставить скользкую горячую чашку на стол. Стив смотрит на их переплетенные пальцы с нечитаемым выражением. Джеймс работу не ищет, он иногда уезжает вместе со Стивом в башню Мстителей. Баки знает: он консультирует по поводу новых операций и тренируется. После тренировок у Джеймса часто болят плечевые суставы, мышцы с левого бока, он привычными круговыми движениями разминает плечо. Однажды в гостиной, когда он стоит у окна и горбится, Баки не выдерживает — подходит, трогает тут же выпрямившуюся спину. Спокойно, спокойно, бормочет под нос и начинает поглаживать кожу через трикотаж. Мышцы твердые, но под сильными движениями слегка размягчаются. Джеймс утыкается лбом в стекло, расслабляется. Его бы на диван, но Баки решает повременить. Краем глаза замечает, как в комнату бесшумно заходит Стив и останавливается, едва перешагнув порог. Смотрит на них, не моргая. Баки прячет улыбку и ведет пальцами вдоль позвоночника, Джеймс едва слышно стонет. Стив часто-часто сглатывает, но не уходит, молчит. Это Баки тоже помнит: как дергался у Стива кадык, как краснела закушенная губа — когда они в первый раз разделись друг перед другом, чтобы вместе отдрочить. — Ну вот, — говорит Баки, и его рука скользит по талии Джеймса, когда тот оборачивается. У Стива еще не сошел румянец — еле заметный, но все же. Джеймс смотрит, и Баки до чертиков интересно, заметил ли он. Джеймс прикрывает глаза, опускает взгляд, выдыхает чуть сильнее. Стив отмирает, кашляет, зовет к обеду, уходит. Баки улыбается ему вслед. Рука Джеймса едва слышно шуршит механизмами. Баки смотрит, как медленно перемещаются пластины, одна за другой. Завораживающе. — Ну давай, — говорит Джеймс, и Баки трогает металлическую поверхность на сгибе локтя. Рука чуть теплая, гладкая, приятная на ощупь. Смертельная в бою. Никто ему не рассказывает подробности того, что произошло на хелликариерах, но додумать несложно. И все же, и все же — даже отголоска страха нет. В Джеймсе он видит, чует по отношению к Стиву все то же самое, что и в себе самом. Да и как иначе. Дома у Стива, конечно, есть оружие. Щит прежде всего, но больший арсенал — несомненно, у Джеймса. Баки с восхищением осматривает набор современных пистолетов. Джеймс быстро вертит в руках один из ножей — сложно уследить. Баки улыбается, и Джеймс останавливается. — Да ладно, здорово получается, — говорит Баки и лезет смотреть, что еще найдется в запасах Джеймса. И, разумеется, достает винтовку. Пусть она и в разобранном виде — все равно тянет потрогать, примериться. Джеймс ухмыляется и очень быстро собирает ее. Не заряжает, и Баки устраивается возле окна, смотрит в прицел, гладит курок. Джеймс тихо объясняет, какие у нее особенности. Баки весело, и он немного в замешательстве, когда со стороны видит, как выглядит его неприкрытое любование оружием. Заходит Стив, возмущенно говорит про квартиру и оружейный склад. Баки отвечает: «Прости», Баки отвечает: «Пять минут», — и просит Джеймса показать, как удобнее держать эту модель. Джеймс серьезно кивает и показывает: короткими касаниями направляет Баки, как лучше встать, обхватывает его пальцы, лежащие на курке, и давит. Щелк — и тут же скрип, позади. Баки оборачивается: Стив трясет рукой, которую прищемил дверью. В комнате становится жарко. Хочется прогуляться. На улицу все вместе они выбираются редко. Иногда ходят обедать в ближайшее кафе. Там подают очень вкусный суп из томатов и белой фасоли, они заказывают двойную порцию каждый. А еще там деликатные официанты, не разберешь: то ли не узнают Капитана Америку, то ли вышколенно профессиональны. Посетители отличаются меньшим тактом, но обычно они втроем садятся за самый дальний столик, Стив — спиной к двери. Так они могут поесть спокойно. Баки пристрастился к шоколадным коктейлям, один он выпивает в кафе, а второй заказывает с собой. Хорошее место. Только однажды к ним подходит молодая пара, и девушка застенчиво говорит, что у братьев поразительное сходство. Баки заправляет Джеймсу волосы за уши, приглаживает свои — вот, теперь сходство должно быть вопиющим. Стив сжимает чашку с чаем так, что чуть не проливает его. Баки пробует снова. Они часто проводят вечера вместе, в гостиной. Стив начал рисовать, Джеймс читает с планшета научную фантастику, Баки тоже читает — новости, про открытия в медицине, новые технологии — и все это ему кажется не меньшей фантастикой, чем книги Джеймса. Когда тот хмыкает на каком-то предложении, Баки пересаживается ближе, почти невесомо закидывает руку ему на плечи, смотрит в планшет. У снайперов отлично развито зрение, в том числе и периферическое: он видит, как Стив отрывается от рисунка, оглядывается, да так и застывает. А Джеймс уткнулся в планшет, а Джеймс тоже снайпер. Баки ужасно хочется засмеяться ему в шею. «…И пусть никто не уйдет обиженным», — дочитывает он вслух. Устраивает подбородок на плече Джеймса и смотрит на Стива. Вот так загоняют в ловушку самих себя: Стив смотрит в ответ, Баки никогда не мог устоять перед таким его взглядом. Джеймс выскальзывает из объятия и выходит из комнаты. Слышно, как на кухне гремит посудой, закипает чайник. И сам Баки очень похож на этот чайник, да он уверен — все трое похожи. На следующий день Баки видит Джеймса в форме Зимнего Солдата. Ну, ему идет, очень. Стив никак не показывает, но Баки думает, что она его заводит. Помнит, как Стиву нравилось стаскивать с него форму обычного сержанта. Приспускать штаны и ласкать — пальцами, взглядом, пока у обоих не срывало тормоза. Когда Стив говорит о задании, на которое его с Джеймсом отправляет Фьюри, Баки интересуется, а когда понадобится он сам. По глазам обоих понимает, сначала с недоверием, потом с все возрастающей обидой — никогда. Стив даже не задумывался о такой возможности. А Джеймс говорит: — У меня бы могла быть нормальная жизнь. Что он этим хочет сказать? Как они вообще относятся друг к другу? Как человек относится сам к себе? Быть может, Баки обращается с Джеймсом чуть бережнее — из-за всего того, что с ним случилось, и, быть может, Джеймс тоже обращается с Баки чуть бережнее — словно защищая от того, что как раз с ним и случилось. От понимания становится теплее, но злость не уходит, только вот что он может сделать? Переубедить Стива и самого себя — где-то за гранью его возможностей. Он уходит в спальню и пережидает приступ бессильной ярости там. А когда выходит — в квартире никого нет, на столе лежит простенький на вид телефон и записка с номером: можешь писать в любое время, как появится свободная минута — сразу ответим. Их нет ровно два дня — столько, сколько они и планировали. Баки пишет дважды в день, ему отвечают почти мгновенно. Сложно сидеть в тылу, что и говорить. Особенно когда ждешь своих людей. По возвращении Стив целует его в висок, а Джеймс на следующее утро предлагает спарринг. Может быть, они понимают, что Баки не отступится. Тони любезно разрешает воспользоваться тренировочными залами в его башне. Сначала они идут в тир, Баки с удовольствием выясняет, что стреляет не хуже Джеймса. Но не сомневается, что в контактном бою проиграет по всем фронтам. У него левая рука обычная, кости не укреплены металлом, а сыворотка, полученная в первом плену, действует слабее той, что вводили Джеймсу. Сам Баки легче: маневрировать, уклоняться проще, быстрее, но на одной защите бой не выиграешь. Баки рискует открыться, уходит обманно влево, правой рукой целит Джеймсу под дых — и понимает, что летит на маты, перед глазами сначала потолок, а потом и собственное лицо. Давай еще раз, говорит Баки, и они продолжают. Джеймс двигается мощно, продуманно, идеально себя контролирует — останавливает удар, чтобы не навредить. Баки думает, что когда-нибудь сможет так же, ну, почти так же. Еще раз, еще. — Да не конец света, — отвечает ему Джеймс. У него лишь слегка сбито дыхание, когда сам Баки запыхался до вымокшей насквозь футболки. — Хочешь, хоть каждый день будем сюда ходить. — Еще, — повторяет Баки. Тело ноет, наверняка подводит зрение, потому что он замечает, что левый бок Джеймса не защищен, совсем по-глупому, игра в поддавки ему не нужна, и он бьет в открытое место, уверенный, что от удара уйдут, но понимает, что попал, когда Джеймса откидывает назад. Баки вовсе не соизмеряет свои силы, он мог сделать больно, он шагает вперед, чувствует нежданную подножку, падает поверх Джеймса, хватается за его руки, прижимает их к полу, ошарашенно смотрит вниз. Джеймс поворачивает голову ко входу в зал, Баки повторяет движение и видит Стива. Тот выглядит так, будто сам только что с кем-то дрался. Ну да, наверное, со стороны они то еще зрелище. Джеймс ерзает под ним, но не вырывается. Они встречаются взглядами, и Баки с удивлением видит: в глазах Джеймса больше нет ни капли смущения. Спарринг закончен, Баки смывает с себя пот, теплые струи воды расслабляют отвыкшее от перенапряжения тело. Член стоит, и Баки вспоминает, как Стив дрочил ему под водой, когда выдалась передышка на войне, а их отряд удачно оказался на берегу реки. Баки кончает на стену — быстро и много. Боже, как не хватает, как не хватает. Они обедают в своем любимом кафе, а после заходят домой, Стив чем-то набивает рюкзак, и они едут в Центральный парк. Тот, конечно, изменился с тех пор, как Баки последний раз его видел. Да весь Нью-Йорк изменился. Стал ярче, но ненамного шумнее. Сам парк, за который хорошенько принялись, когда Баки было лет восемнадцать, по-прежнему красив и ухожен. Баки помнит: первый их со Стивом поцелуй случился где-то здесь, в еще не облагороженных зарослях. Господи боже, тощий, нескладный Стив — сколько же времени прошло. Баки только сейчас в полной мере осознает — да до хрена. А сколько времени прошло для Джеймса — страшно подумать. Но тот, кажется, ни о чем таком не думает, идет по пешеходной тропинке, оглядывается по сторонам, морщинка между бровей почти незаметна. У Стива она отчетливей — даже когда он солнечно улыбается им обоим. Да, вот где-то с этого края они и поцеловались. Шли с двойного свидания, впервые — для Стива — непровального. Девушка, Баки потом старательно забывал ее имя, согласилась встретиться второй раз. — Может, ты и нашел ее, ту самую, — подначивал Баки. — Может, — соглашался Стив. — Ты всегда хотел семью… — Баки оборвал себя. После смерти Сары Стив притих, дома у него стало неуютно, и Баки из кожи вон лез, чтобы вернуть, возместить, помочь. — Хотел, — снова соглашался Стив. И Баки расписывал, как будет: тихое счастье, обоим — у разных очагов. Расписывал и неотвратимо сокрушительно понимал: нет. Ему — не будет, не так, не с кем-то другим. И нет — не было горестных дней, да даже часов мучительных не было, чудеса уже тогда случались с будущим Капитаном Америкой и тем, кого он полюбил, и, может быть, дальнейшая судьба стала расплатой за них. Стив прервал невнятную, расползшуюся потерянными словами речь, дотронулся до щеки Баки — и тот не понял, куда делись следующие мгновения, потому что очнулся он, прижимая Стива к себе, целуя — ласково и крепко. Понимая, что ничего у Стива раньше не было, да и у него самого что было — не сравнить, понимая, что все их прошлое вело сюда, и путь вперед — единственный и ясный. Баки смотрит на Джеймса и видит: тот тоже вспоминает. Незримо, натянуто, прочно — связь между — теперь — тремя. — Баки? — окликает обоих Стив и достает из рюкзака — боже — фрисби. Одна из любимых игр в детстве — в летающую тарелку. — А чего сразу не щит? — спрашивает Джеймс, и Стив с силой бросает фрисби в него. Траектория полета низкая, диск летит очень быстро, но Джеймс умудряется поймать над самой землей. Под конец игры у каждого — ни одной пропущенной подачи. Но Баки не уверен, что смог бы продолжить с тем же успехом, если бы они не закончили. Он откровенно любуется тем, как двигается Стив: мгновенная реакция, анализ, расчет, без излишеств, но, черт возьми, красиво. После игры Стив стелет на траву небольшое покрывало, достает из рюкзака сэндвичи и три бутылки с водой. Тихое счастье, снова вспоминает Баки, в груди щемит. А Стив садится, смотрит на обоих — открыто, улыбается, для него — по-другому и быть не может. Упрямый, господи, любимый, желанный, словами описывать — сложно, задохнешься под их наплывом, и все — недостаточно точны, сильны. Баки съедает сэндвич, запивает водой, ложится на край покрывала и смотрит в синее небо, пока оно не начинает темнеть. Джеймс лежит рядом, а Стив рисует, кидает на них быстрые взгляды — может быть, рисует их обоих. Домой едут уже в сумерках. Ужин обычно готовят Джеймс или Стив. Баки нравится наблюдать: за большими, сильными руками Стива, вымешивающими тесто, за точными, выверенными движениями Джеймса, когда тот ловко управляется с ножом, как заправский повар. «Как убийца», — поправляет он, когда Баки говорит вслух. В голосе нет сожаления, и Баки не знает, легче от этого или нет. Наверное, легче, наверное, принятие самого себя невозможно без жестких, иногда жестоких шуток. В этот раз готовит Джеймс. Он шинкует салат, овощи, жарит картошку и мясо. Баки лезет под руку — и его не отталкивают. Стив подходит с другой стороны, бестолково пытается помочь, и Джеймс вручает ему деревянную лопатку и просит помешать картошку. Баки нестерпимо хочется толкнуть его к Стиву, а следом и самому прижаться. Желание так остро и внезапно, что приходится вцепиться в столешницу, чтобы не пошатнуться. — Эй? — окликает его Джеймс, и Стив тут же оборачивается и смотрит с беспокойством. — Есть хочу, — объясняет Баки. — Уже скоро, — обещает Джеймс. И, кажется, понимает, в чем дело. После ужина они устраиваются перед телевизором, экран во всю стену. Баки все никак не может нарадоваться их домашнему кинотеатру. Стив включает «Отчаянного» Родригеса, и под бодрую музыку Джеймс ложится ему на колени, а ноги устраивает на Баки. Стив смотрит сначала неверяще, а потом улыбается так, что ноет сердце, и осторожно кладет ладонь Джеймсу на плечо. Фильм интересный, гитарные напевы сменяют пальбу, Баки пытается следить за сюжетом, но не отвлекаться не получается. Он скользит взглядом по Джеймсу, пока не напарывается на ответный. Джеймс прикрывает глаза, еле заметно шевелит ступней. Баки дотрагивается до нее пальцами, ведет выше самыми кончиками по мягким штанам, до колена, останавливается, снова смотрит на Джеймса. Тот — снова еле заметно — раздвигает колени. И Баки продолжает движение — до самого паха. Трогает слегка потвердевший член. Что-то в комнате меняется, Баки нужно несколько секунд, чтобы понять, что именно: не слышно больше дыхания Стива. Джеймс дергает уголком губ. Баки гладит член и переводит взгляд на Стива: тот смотрит на экран, но щеки у него красные, ладонь на плече Джеймса напряжена. Странно возбуждаться, лаская самого себя, ну, другого себя. Или не странно — если слышать, как у Стива сбивается дыхание. — Стив, — зовет Баки. Тот выдыхает и поворачивается. Смотрит Баки в глаза — не ниже. Старательно. — Ты не против? — спрашивает у него Баки. — Вроде нет, — тянет Джеймс, елозя затылком по бедрам Стива. Тот вздрагивает, пытается приподнять Джеймса. Ну уж нет. Баки снова зовет Стива, добивается, чтобы тот посмотрел ему в глаза, говорит: — Если мы тебя возбуждаем — вдвоем, вот так, неужели это плохо настолько, что ты готов сбежать? Стив вскидывает голову; с тех пор, как он вырос, мало кто может взять его на слабо, но Баки — о, у того получалось всегда. Баки беззастенчиво пользуется своей способностью. Стив приглушает звук в телевизоре, в фильме крутят любовную сцену, в другой раз она бы показалась горячей, но не сейчас. Баки одной рукой расстегивает рубашку, второй — штаны Джеймса, тот привстает, помогает стянуть их до конца, сам снимает футболку, носки, Баки вылезает из рубашки. Стив дергает ворот своей футболки, будто душащий галстук. Баки тянет Джеймса на себя, разворачивает его лицом к Стиву, целует в шею, гладит неспешно живот, по самой кромке трусов. И смотрит, смотрит на Стива, боже, как давно он не видел такого его лица, таких припухших закушенных губ, такого ненасытного взгляда. Баки прижимается членом к спине Джеймса, вдавливается, отстраняется, перехватывает у основания — долго не продержится, но хоть сколько-нибудь. Стив двигается ближе к ним, и они в четыре руки его раздевают. Баки снова садится, снова прижимается грудью к спине Джеймса, спускает с него трусы, трогает за член, понимает — долго не продержатся оба. Стив кладет руку поверх его, Баки качает головой: — Тебе же нравится смотреть, ну так смотри. Стив стонет, сжимает себя между ног — стоит у него будь здоров — и смотрит, смотрит. Так не смотрят, думает Баки, так трахают. Джеймс убирает его руку с члена и тянет к губам Стива. Тот открывает рот — и пальцам становится жарко, мокро, Баки кажется, что Стив сосет ему вовсе не их. Джеймс тянет руку назад, и вообще назад, и вниз, и наверное, страннее не бывает, трогать себя другого — там. Баки согласен на все, что угодно, лишь бы Стив продолжал так смотреть. Баки знает, что Джеймс не против, он знает, чего он — они оба — хотят. И читает в глазах Стива, чего хочет тот. Знает, что когда Джеймс застонет, он не выдержит. И, конечно, не ошибается. Стива ведет к ним — сильно, не остановить, да и не нужно. Баки растягивает Джеймса, свободной рукой обхватывает Стива за шею. Целует — до нехватки воздуха, как подростками целовались — задыхаясь, сталкиваясь зубами, носами. Кажется, у Джеймса выходит не лучше. Может, и стоит замедлиться, да только уже не получится, никак. Джеймс соскальзывает с пальцев, крутится, пока не оказывается лицом к Баки, опирается о его плечи, прогибает спину, вскрикивает, прикусывает кожу, когда Стив плавно толкается внутрь. — Баки, — выдыхает несколько раз Стив. Ему отвечают — на два голоса. Пожалуйста, просит Баки, пожалуйста, пусть теперь так и будет. Стив обхватывает его член — знакомые, уверенные движения, и сам Баки тянется вперед и немного в сторону, трогает еще мокрыми пальцами Стива между ягодиц, толкает внутрь и слушает его стоны. Их хриплое дыхание как муаровый узор трех наложенных друг на друга тел — со своим, новым ритмом. Узор рвется, и Баки кончает в нежно сжимающую его ладонь и чувствует ответную — совместную — дрожь. Тело размягчено, удовлетворено, рождено заново. Ныне, присно и во веки веков, думает Баки, флер кощунства, но — аминь. Улечься на диване всем троим не получается, они толкаются в ванной, вытираются, идут в спальню Стива — в их спальню, поправляется Баки, и сонно бормочет: — Не уверен насчет спарринга завтра. — А утреннего? — спрашивает Джеймс. Ну да, он тот еще пошляк. Стив целует — обоих, крепко, и устраивается посередине, поднимает бровь на их удивленные взгляды — мол, возражения? Удивление радостно: Баки до безумия счастлив, что Стив позволяет себе в полной мере насладиться положением. Они засыпают, и последняя связная мысль разливается теплым пониманием: падение наконец кончилось, Баки там — они все там — где должны быть.