Совпало

      Небо сегодня ясное, и лучи солнца мягко освящают кроны высоких деревьев векового леса, расстилающегося на десятки, а то и сотни километров от побережья глубоководной реки Аира с юга-запада и полей славного графства Мору с востока до гранитных заснеженных гор с севера. Шапка этого самого леса, именуемого Тихий, плотно скрывает и надежно защищает своих обитателей от мира за пределами зеленых угодий. И речь не только о белочках да зайчиках.       Если бы Вы прошли в самую глубь, мимо Черного озера, Вечного холма и хрустальной пещеры, среди осин, кедров и дубов Вы бы наверняка заметили три странноватые фигуры, склонившиеся над будто бы грудой сухих листьев.

***

      Вначале было слово, и слово это было…       — Флэш-рояль!       Очарователен блеск золота, идущего прямо в руки.       — Что ж, господа, похоже, тучи сегодня сгустились над вашими головами, но не горюйте, боги крайне переменчивы и всех вас обязательно постигнет их милость… В один замечательный день.       Одна монетка, две, три… О, великий Морфей! Да тут же, верно, дюжины две, да все мои.       — Постой-ка, милая, не спеши!       На собранный мною с таким трепетом постамент из наскоро собранных веток опустилась тяжелая, смуглая ручища получеловека-полуконя, что я удивленно замерла, поспешив уточнить:       — Вы кажетесь мне недовольным, любезнейший мистер Гамил?       — Откуда это у тебя такие карты, а? Все тузы давно вышли из игры! А ну-ка…       Кентавр принялся пылко перебирать колоду и, разумеется, не нашел никаких следов обмана. Ах, как потешно вздымаются его усы от злости! Он, яростно оплевав не только мое дражайшее богатство, но и бедолагу мистера Титира, даже закричал:       — Я знаю, ты мухлюешь! Отдавай деньги назад!       Он, откинув назад длинные темные волосы, неаккуратно собранные в косы, со всей своей лошадиной силы ударил о землю, что деревья вокруг даже пошатнулись. Ох уж этот мистер Гамил, ну вот откуда в Вас такая страсть к спорам и громогласности, разве кентавры не должны быть оплотом мудрости и ледяного спокойствия?       — Скажи ей, Титир! Ты же тоже ей не веришь?       Когда грозный кентавр вопросительно обернулся к упомянутому хрупкому сатиру, тот, бедный, аж подпрыгнул и издал до того полный отчаянного недоумения потешный звук, что мне с трудом удалось сохранить праведно-обиженное выражение лица.       — Леди Талула действительно хитра, словно лисица… Но мы не можем обвинять, вез веских на то причин. Полагаю, все честно. — еле слышно отозвался он. И, очевидно, геройский сей поступок дался ему не без дюжинного труда: бывший и без того до седин напуганным, сатир совсем вжался и, казалось, сросся с подпирающим его тонким кленом, в то время как его маленькие глазки быстро-быстро бегали из стороны в сторону, что не было ни малейшего шанса их перехватить.       Но и несмотря на это, не могла я не испытать к нему нежнейшее уважение в эту минуту. Да неужто не перевелись благородные джентльмены на унылом этом клочке земли? Мои аплодисменты, мистер Титир.       А вот мистер Гамил подвиг не оценил:       — Мелкий трусливый прохвост! Да что б тебя…       Видимо, осознав, что он в численном меньшинстве, кентавр решил ретироваться с поля брани. Разъяренный, он понял свое могучее наполовину лошадиное тело, и, коли бы ветки близ растущей к нему осины не начинали лишь у его макушки, хрупкие, они явно разломились бы от резкого его порыва. Сощурив единственный целый глаз, мистер Гамил невнятно прорычал сквозь зубы что-то подобное: «ну погодите-ка у меня» и, замахнувшись огромным кулаком сразу на нас обоих, наконец развернулся и направился прочь по направлению к гнездилищу своего стада, у скалы к северу от нашего импровизированного казино.       И хотя мне следовало бы радоваться, ведь на сокровища мои никто все-таки так и не посягнул, любопытно было досклонить на свою сторону неожиданного единомышленника. Да и понять его странный мотив было интересно, если учесть, что я знала, что сатир заметил, как я под конец тихонько поменяла свои карты на те, что уже были скинуты.       — Как возмутительно смешны подобные вспышки гнева, не находите ли, мистер Титир? — я лукаво на него взглянула, перебирая выигрыш пальцами.       — В-вероятно, вы правы… — мне показалось, он бросил быстрый взгляд на блестящую кучу монет, но почти сразу его снова отвел. — Но я… но мне…пора мне, госпожа… пойду я, с вашего позволения, разумеется.       — Конечно, изволь.       Но тут он, вместо того, чтобы скорее встать, замялся и весь, казалось, являл собой сплошное смирение и смущение.       — Передавайте мой глубокий поклон вашей матушке.       Так вот оно что. Благоговейный трепет пред высоким чином заставил Вас вступиться, а не долг пред справедливостью. Что ж, Вы сразу стали в половину менее интересны. Впрочем, это был весьма забавный моральный реверанс.       — Разумеется, мистер Титир, разумеется.       Неловко переступая копытами по шелковистой траве, сатир поспешил удалиться в противоположную строну от того, куда ушел до этого мистер Гамил. Верно, мистер Титир торопился к юным нимфам на послеобеденные посиделки, там он бывает чаще, чем в родном доме… кхм… родной хибаре.       Да и мне не повредила бы неспешная прогулка. И вот, сложив старые игральные карты в дупло близ стоящего дуба, я отправляюсь на поиски увеселений. Увеселениями, в моем случае, назван поход в русалочий грот у Черного озера.       Вот же зараза этот мистер Титир, умеет же испортить праздник. Вот зачем было припоминать мою маменьку? А ведь другая на моем месте сейчас бы испытала необузданный прилив гордости и высокомерия. Хотя, пожалуй, если бы у меня спросили, кем является моя мать, и мне не без излишнего восхищения и доли пафоса пришлось бы ответить, что Мать моя почтеннейшая из почтеннейших дриад всех лесных угодий нашего континента — «верховная». Она, несомненно, оказывает мне огромную услугу только одним своим известным в узких волшебных кругах именем. И глупо было бы отрицать неоспоримые плюсы моего положения. Тут и титул наследницы, и сопутствующий ему полный карт-бланш в любых моих минимальных велениях, и повсеместные приступы фанатичного уважения от представителей братства лесных существ, и значительные и не очень подношения (от них же). Жаловаться глупо.       Было бы, будь я способна в дальнейшем занять место дражайшей матушки, стать хранительницей устоев и оберегать хрупкий мир между разношерстной волшебной братией, милейшими представителями фауны и человечеством (держа последних в полном неведении о первых). А я не просто «не способна», но и не горю никаким маломальским желанием. Пришлось бы напрочь забыть и о картишках, и о золотишке, и о выходе за пределы леса во веки вечные, в целом — о жизни вообще. Заместо этого — плетение венков и тысячелетний дуб в качестве пристанища. Так что да, я жалуюсь, долго и упорно.       Меня бы могли назвать неблагодарной, избалованной и эгоистичной, да я бы и спорить не стала. Пусть так, только вот от скучнейшего своего будущего мне все равно не скрыться, не убежать. Так что, покуда мир стоит на прежних сваях, я являюсь несчастной наследницей, разговаривающей с самой собой, перебирая монетки, которые никогда не смогу ни на что потратить.