Скамейка (The Bench)

Скамья у озера всегда была местом утешения для Джека. Местом, где он мог скрыться от мира в моменты, когда разум его не хотел ничего, кроме как утянуть в темную бездну безумия. Здесь было безопасно. Здесь прекращался смех в голове, здесь он мог сбежать от него. Наверное, он сумасшедший. Джокер сказал ему, что так и есть. Когда он работал мясником, кромсая тела на куски, и вся эта кровь, тогда он действительно видел его. Джокер всегда витал над его плечом с жуткой ухмылкой на лице. Вспышки воспоминаний, которые (он надеялся) принадлежат не ему. Обеденный стол для особенного Бэт-короля. Битва в пещере, где Бэт просил у него прощение. Все, что хотелось ему тогда, — просто уйти. Он был сломлен и не сомневался, что умрет рядом с ним. Он тогда сказал: «Рядом с другом». Все эти воспоминания не были похожи на воспоминания Джека, но в глубине души он знал, что они принадлежат ему. Когда он был здесь, он мог избежать всего этого. Он не слышал крики людей, когда-то умерших в прошлом. В его прошлом? Джокер будет утверждать, что именно в его. И снова, когда клоун был никем, кроме Джека, он мог видеть. Вот что его беспокоило — чувство, что жизнь вернется к чему-то, чего он не хотел. Неужели он исчезнет, если это произойдет? Наверное, так и будет — и это пугало его. Он был счастлив. По крайней мере, ощущал себя таким. Джокер не согласился бы и с этим утверждением, но Джек не мог позволить себе зацикливаться, опровергать существование Джокера в своей жизни. Во всяком случае, не здесь. Он первым пришел на эту скамейку, чтобы умереть. Чтобы покончить со смехом и кошмарами, преследующими его во снах. Он понял, что здесь нельзя стрелять из пушки. Единственное место в Готэме, где это запрещено. Это приносило надежду. Надежду, что он сумеет справиться с внутренними демонами и сможет побороть безумие, накрывающее его целиком. А потом, когда он увидел Брюса Уэйна, подошедшего к этой же скамейке, он не смог приблизиться. Его сердце сжалось по какой-то причине, и он не мог понять, почему захотел обнять его. Почему захотел предупредить его, не возвращаться к прошлому. Только что это было? Он не знал — и не хотел знать. Это было желание, мучившее его каждый раз, когда он оставлял этого человека в покое, и смех в голове походил по звукам на сломленные всхлипы. Через некоторое время он все-таки подошел и поговорил с ним. Сказал ему все, что думал об их жизни, и говорил он, глубоко заглядывая в суть вещей. Все, что он сказал, имело большой смысл. Все, что он знал, находилось в безопасности единственного мирного места в Готэме. И если понадобится, он умрет, чтобы воспрепятствовать возвращению страшных событий. Однако взрыв отвлек их, и в тот момент, когда Брюс побежал в сторону взрыва, Джокер впервые заговорил в его голове, и произнесенные слова заставили содрогнуться, будто от холода. Скоро снова все будет правильно. Это был последний раз, когда он видел Брюса на скамейке. А когда возвращался туда снова, ждал его возвращения и опять разочаровался. Готэм взывал к нему, и он это чувствовал. Он бросил роль, которую не желал больше играть. Это место, дарившее ему такое спокойствие, ускользало от него, и вскоре он обнаружил, что уже не один сидит на скамейке. Это случилось, когда появились новости о возвращении Бэтмена. Герое Готэма. А вместе с ним вернулся Джокер, опять усевшийся рядом. «Ты задумался, как и он». Джокер обнял его за плечо, и что-то в желудке Джека скрутилось от боли. «Разве это неправильно: просто желать, чтобы все оставалось так, как есть?» Его голос — всего лишь шепот отчаяния, но даже если бы кто-нибудь сидел рядом, то он все равно не смог бы его услышать, хоть Джокер всегда мог это исправить. Клоун издал печальный смешок, когда притянул Джека ближе к себе. Такие же зеленые глаза смотрели на него, и Джек мог поклясться, что видел в них жалость. «Это так угнетает, что просто смешно». Он рассмеялся, и даже Джек слегка рассмеялся. Это было больше похоже на рыдание. «Может быть, и так, но я не могу позволить вернуться этому снова». Он умолял больше самого себя, но это было бесполезно, и они оба знали об этом. Оглянувшись на город, Джек проследил за взглядом Джокера и в этот момент, словно маяк в небе, пронесся символ «Летучей мыши». Обещая то, чего Джек так боялся, и чего так жаждал Джокер. Он мог услышать, как Готэм снова обращается к нему. Обращается к символу — человеку, которого город обрек нежеланной ему судьбой. Смерть и боль. Голова снова заболела. Бэтс воздействовал, будто длинный и острый нож, воткнутый прямо в сердце. Боль Джокера — а, следовательно, и его собственная. Вновь и вновь. «Он вернулся». С любовью произнес Джокер. «Он не должен. Он ведь мог быть счастлив. Мы оба могли». С этим Джокер оставил его, и Джек оставил единственную безопасность, создаваемой этой скамейкой, потому что не был уверен, что ему позволено вернуться. Сейчас, когда он все же вернулся в белом костюме, запятнано малиновой краской, и сел на старую знакомую скамью, почувствовал себя изгнанным, отверженным в спокойной тишине вокруг. Джек чувствовал, что предал это место, но он был слишком взволнован. Это было нереально, но тем не менее в его руке был пистолет. Оружие никогда не должно использоваться в этом месте. Часть Джека безумно хотела этого, хотела, чтобы мир вокруг — сама вселенная — имел силы сделать это. Он чувствовал влажное вещество на своих руках еще до того, как оно попало туда. Он работал мясником и привык к крови животных. Однако думал, что эта кровь слишком похожа на человеческую. Хотя и не слишком сильно. То, что он делал — не его выбор. Джек вздрогнул. Его босс просто слишком сильно давил на него тогда, а когда небольшое радио начало обсуждать Бэтмена, он просто сломался. Знакомый смех заполнил маленькую комнату, только позже он понял, что это был его собственный смех. Поэтому он вернулся на скамейку. Не желая делать ничего больше, кроме как прислушиваться к спокойствию перед бурей. Вытирая каштановые волосы, он и на них почувствовал липкую кровь, и это вызывало у него тошноту, но его желудок был пуст. Я не хочу идти. Пробормотал он про себя. Я не хочу снова быть с ним. Он чувствовал, как слезы стекают по щекам, смешиваясь с кровью на лице, и капают на землю красными каплями. Пожалуйста, не прогоняй меня. Позвольте мне остаться здесь. Навсегда. Вес пистолета в его дрожащей руке вызвал чувство замкнутости, которого он жаждал. Это было не сложно. Просто приложи его к моему виску и нажми на курок. Это легко. Он медленно поднял пистолет к голове и закрыл глаза. Вспышки воспоминаний вернулись к нему. Здравствуй, дорогой. Я сделал это с большой любовью. Видишь? Теперь мы можем поболтать. Мой король и я. Твой верный придворный шут. Ты просто влюбился в него. Конечно, разве это не очевидно? Потому что страшная правда в том, что ты, Бэтс, ты любишь меня больше, чем их. Подумай о великих временах, которые у нас были, и улыбнись! Джек открыл глаза, бросил оружие на землю и выругался. Он просто не мог этого сделать. Не здесь. Не сейчас. Никогда. Даже когда безумие тянуло его на дно, он просто не мог. Но дело не в нем. Готэм не позволял этого сделать, и именно поэтому создал для него это место. Зная, что он всегда может это сделать, город был уверен, что Джокер не допустит этого. Может быть, поэтому он и не смог сейчас… Неважно, он так сильно хотел, чтобы все это кончилось. Но пока Бэтмен здесь, нет никакой возможности избежать темноты, подкрадывающейся сзади. Единственный спасительный выход, представший перед ним, говорил, что совсем неплохо войти в эту дверь. Спрятаться за ней от всех этих ужасных вещей. Это искушало его, и все, что он мог сделать, — поддаться. И тогда ему не было бы так больно, как сейчас. Все могло закончиться. Но этого не произойдет. Если он снова войдет в эту дверь, доступную только его разуму, — все, от чего он так жаждет скрыться, будет происходить снова и снова. И сердечная боль вернется. Бэтмен снова причинит ему боль. Плечи его упали в отчаянии, и он почувствовал, как кто-то похлопал его по спине. Ему не нужно было смотреть, чтобы знать, кто это был. «Давай, малыш, смотри на забавную сторону жизни». Промурлыкал Джокер ему в ухо. «Я не вижу ничего смешного в том, что я только что сделал». «Ты говоришь, как Бэт, конечно, это смешно: жизнь — шутка, а смерть — кульминация». Джокер тряхнул головой, словно это могло заставить улыбнуться. Джек посмотрел на него. «Я не хочу этого делать. Это не шутка, она снова ломает меня. Почему ты не можешь просто оставить меня?» Умолял он часть своего разума. «Я был счастлив, я хочу быть счастливым, не заставляй меня возвращаться к той жизни; не делай из меня монстра, каким я тогда был. Это убьет меня. Просто уходи. Пожалуйста». Джокер откинулся назад и посмотрел на землю, как будто рассчитывал, что Джек снова попросит его. На этой скамейке у Джека всегда была возможность надеяться, и он просил дать ему свободу и больше не возвращаться. Чтобы снова не исчезать на грязных улицах Готэма. Потерянным и одиноким. Туда, где жизнь не имела смысла, где все было одной больной игрой. Одной ужасной шуткой за другой. Ареной битвы, построенной только ради одного человека, дарующий смысл существования в бессмысленном мире. К человеку, который мог нанести ему эмоциональный вред такой же сильный, как и физический. Назад к Бэтмену, которого он любил и ради которого умрет. К Бэтмену, для которого он сделает абсолютно все. С кем больше всего желал завершить свою шутку. К его единственному другу в этом мире и единственному, кто был психом — таким же как Джокер. От этого Джек ушел так глубоко в волнение, что независимо от боли, которую приходилось испытать, делал все это только для него одного. Просто для того, чтобы однажды увидеть его улыбку. Просто для того, чтобы он увидел мир вокруг себя таким, какой он есть. Когда осознание этого накрыло Джека, Джокер наконец посмотрел на него и улыбнулся. «Ты знаешь, я не смогу этого сделать». Он вздохнул, качая головой, и сердце Джека упало, но, даже желая отвести взгляд от этой части самого себя, он все равно не мог. «До тех пор, пока Бэтси нуждается во мне. Царю нужен его Шут, и я единственный, кто его понимает. Единственный, кто может видеть в нем то, что он пытается скрыть за всем этим мраком и обреченностью. Он был бы одинок в этом мире — и проглотил бы его целиком, если бы не я — тот, кто скрасит его день. Именно это ему нужно от меня. Бэтмен — ничто без Джокера. И пока это так, ты снова пройдешь сквозь эту дверь. Закроешь ее ради него. Сделай это для Бэтса, ты же знаешь, что должен». Джек тряхнул головой, отчаянно желая не слышать эти слова. Желая загнать их подальше вглубь сознания и больше никогда не возвращаться к ним. Так же как стрельба из пистолета в этом месте была невозможна, он хотел, чтобы и слова Джокера были еще более запрещенными. Правда — в них была правда. Пятна крови на одежде могут быть смыты, но он все равно постоянно видел их на своих руках. Слышал смех в своей голове, который никогда бы не повторил. Видел шутку в мире, которую все так упорно отрицали. Особенно Бэтмен. Все в его жизни всегда возвращалось к Бэтмену. Это было неизбежно. Джек мог бороться с ним столько, сколько хотел, но в итоге — Джокер всегда побеждал. Не существовало никакого выбора — и это все его существо расщепляло на волокна. Даже Джокер вздрогнул от потрясения. «Это не трудно, просто открой дверь, а дальше я сам обо всем позабочусь». Поощрял Джокер. «Я позабочусь о твоем покое; а ты не думай об этом, просто отпусти себя и шагни внутрь». Джокер мягко потер спину самым добрым жестом, на который был способен смертельно опасный клоун. Это можно было принять за насмешку, поскольку он просто хотел развратить Джека, но даже он знал, что это не так. Карты в руках Джека, и все, что ему нужно сделать, — перевернуть карту Джокера. Жизнь вернется к тому, чем она была раньше. Джокер вернется — а он уйдет. Он почти чувствовал дверную ручку в своей руке. Тишина, как скамья, ждала его. Он задался вопросом: а что если та сторона двери могла бы быть здесь? Что если он в своих мечтах, скрытых от остального мира, просто сидел бы на этой скамье в ожидании, пока Брюс сядет рядом с ним, как раньше. Это было бы не так ужасно. Он бы тогда мог просто остаться здесь. Джокер сказал, что позаботится о нем, и ему не придется видеть то, что станется с его жизнью, если он уйдет. Его рука сжалась на ручке, и он почувствовал легкий ветерок на лице. Там не должно быть темноты, как в прошлый раз. Просто скамейка. Этого может быть достаточно, ведь правда? И больше не нужно будет боятся, что он потеряет себя, потому что, пока он просто сидит здесь, все будет в порядке. Ручка медленно повернулась, и по лицу скользнула паника, сообщающая ему, что он действительно сейчас позволит Джокеру вернуться. Нет, мне не нужно об этом думать. Но в конце концов он действительно должен был. Когда он войдет внутрь, уже не вернется. Дверь навеки захлопнется за ним и запрет его внутри. Никаких шансов на спасение. Не будет второго шанса, и не будет пути назад. Поэтому он колебался. Сердце с силой забилось в груди, он почувствовал себя неуверенно. Это не могло быть чем-то сложным. А что вообще было? Боль была, да. Так много боли. Его кожа сгнивала от едких химикатов, в которые он упал. Безумие, охватившее его, дернуло его с такой силой, что он даже не мог войти в дверь. Прежде чем она захлопнулась за ним навсегда, все, что он мог видеть перед собой, — глубокие синие глаза Бэтса. Рождение Джокера произошло из-за Бэтмена. Если его перерождение случится по решению Джека, то все это приведет к тому, что нужно Бэтмену. А он отдал все, чтобы это остановить. Откровенность, с которой они последний раз разговаривали с Брюсом, теперь имела больше значения для него, чем раньше. Это имело значение — и теперь это стало ясно, как день. Он пытался остановить танец Бэтмена и Джокера. Но потерпел неудачу. С этими мыслями появилось больше слез. Джек проиграл Бэтмену. Проиграл человеку, которого знал столько лет и которого до сих пор не понимал до конца. Прости. Прошептал он, утирая слезы. Джек изо всех сил распахнул дверь — и теперь оставалось только войти. В темноту. В состояние, в котором он всегда будет сидеть на этой скамейке Надежды. Всего пара шагов — все, что нужно сделать. Когда он попытался сделать первый шаг, почувствовал, как на плечо легла рука. Крепко, но в то же время мягко, обхватившую его. Он вздохнул. Джокер получал то, что хотел, поэтому постоянно прикасался к нему. Это забавно. Во всех самых худших смыслах. Самая жуткая шутка из всех. Неужели Джокер ненавидит его до такой степени, что не упустит возможности помучить еще немного? Да, это звучало именно так, как он поступил бы. Вопреки самому себе, Джек рассмеялся сломленным смехом, заключающем в себе всю боль прожитых лет. «С тобой все в порядке?» Голос оттолкнул его от двери и вернул к реальности. Его голова взметнулась вверх. Этот голос. Этот слишком знакомый голос. Он прожил всю жизнь, желая услышать его. Долгие ночи интриг прожиты только для того, чтобы вновь оказаться рядом с ним. Дорога из убитых им тел, которая могла заполнить все улицы Готэма, была выложена только для того, чтобы увидеть эти голубые глаза, смотрящие в его собственные. Те же самые глаза, которые сейчас смотрели на него. Синего цвета — столь же глубокого и заманчивого, как океан. Он чувствовал, что если бы однажды всматривался в них еще немного дольше, то утонул бы в этой синеве — и только поприветствовал бы такую прекрасную смерть. Пока он смотрел на него. Пока он был рядом. Он никогда не оставил бы его одного в этом мире, как обещал самому себе. Сейчас эти глаза смотрели на кровь, испачкавшую его. Проверяли его и осматривали, словно лабораторный образец. Когда их взгляды встретились, он посмотрел на Брюса Уэйна и почувствовал, как мозг раскололся надвое. Джокер все еще сидел рядом с ним, и Джек мог видеть его, но это уже не имело значения, пока этот человек рядом с ним. Он открыл было рот, но не смог ничего произнести. Гнетущее душераздирающее понимание. «Это моя вина, да?» Спросил Брюс. Он мог слышать вину в его голосе. «Он всегда обвиняет себя в том, в чем невиноват». Прокомментировал Джокер, сидя рядом с ним. «Именно поэтому я нужен ему, ты же знаешь». Джек не мог не согласиться. Неважно, что он собирался сделать, в любом случае он причинил бы боль и ему, и Джокеру. Все, что он испытывал, — чувство вины за то, что оставил человека, о котором заботился, больше, чем о ком-либо еще. «Если я никогда…» Брюс сделал паузу, как будто не мог заставить себя произнести эти слова. Никогда не вернусь. Джек знал, что он хотел сказать, и бесконечные слезы снова набрали силу. Джек похлопал рукой рядом с собой, Джокер подскочил, уступая свое место, и подошел с другой стороны скамьи; Брюс сел, оперевшись плечом о край подголовника. Сделав глубокий вдох, Джек сжал руку Брюса и положил голову ему на плечо. Брюс не оттолкнул его — и это был самый счастливый и последний момент, который когда-либо происходил в его жизни. «Не вини себя, мы оба знали, чем это кончится». Джек прилагал все усилия, чтобы утешить своего лучшего и единственного друга, который больше ему не предназначался. Брюс носил свою маску днем, но он был настоящим Бэтменом, так же, как Джек всегда был настоящим Джокером. «Я не хочу, чтобы все возвращалось к прошлому». У Брюса были проблемы с разговором — и это было очевидно. Оно тоже не хочет. Подумали про себя Джокер и Джек. Потому что именно это решил Бэт, потому что именно этого требовал от них обоих Готэм. «Я тоже». Вздохнул он и крепче прижался к своему Бэтсу. «Но может… просто может быть, в этот раз все будет не так ужасно, как раньше. Мы могли бы учится на собственных ошибках и попытаться больше не причинять столько боли друг другу. Кто знает, может это возможно?» Это прозвучало глупо даже для его собственных ушей. Но в этом месте, Джек не желал позволять обычному нигилизму Джокера влиять на себя. «Ты искренне в это веришь? Ты же помнишь, как это было, не так ли?» Поинтересовался Брюс с полным скептицизмом в голосе. Но, может, он тоже надеялся, как и Джек. «Возможно, но только мы можем это выяснить. Только мы можем повлиять на результат, если не хотим такой же душевной боли, как раньше. Возможно, есть шанс — и неважно насколько он мал». Сказал он честно, и услышал шепот Джокера. Мы оба знаем, как это произойдет: однажды он убьет меня. В него я верю сильнее. Подумал Джек, зная, что Джокер может его слышать. Смех был единственным ответом. «Должно…?» Брюс замолчал и сжал кулаки, борясь со словами. Джек положил свою ладонь поверх Брюсовой и слегка сжал ее, позволяя ему не спешить с вопросом. «Должно ли все вернуться?» Наконец выдавил он. Его голос был сломлен. Они оба были сломлены. Две поврежденные души, принадлежащие друг другу. «Не тогда, пока мы здесь, в этом прекрасном месте». Дверь ждала его открытой. Но он не стал бы вмешиваться, пока рядом Брюс. Брюс в унынии посмеялся над их жалкими жизнями. Печально посмеялся над будущем, которое представляло собой лишь бесконечные бои. До того дня, пока один из них не убьет другого. И если Джокер будет продолжать в том же духе, Бэтмен — единственный, кто помешает ему. Это произойдет лишь в том случае, если Брюсу больше не будет нужен он, именно в этот момент Джокер уйдет со сцены. Однако все, о чем мог подумать Джек, — смертная агония в своем смехе. Он мог слышать ее раньше — перед тем, как хотел уйти навсегда. «Может, мы никогда не покинем эту скамейку». Брюс пошутил, но в его голосе было такое же отчаяние, с каким часто Джек думал о себе. «Я бы хотел, чтобы ты знал больше, Брюс». Это было бы не так, и они оба знали об этом. Но пока — прямо сейчас — они могут надеяться. И пусть весь мир исчезнет, и пусть они останутся здесь вдвоем навсегда. В месте, где нельзя стрелять из оружия. В месте, где не существует Бэтмена и Джокера, а есть только Брюс и Джек. Ибо Бэтмен и Джокер никогда не смогли бы обрести спокойствие, которое создавало это место для двух потерянных душ, склонившиеся под весом собственных ролей, возложенных им на плечи Готэмом. Здесь было тихо. Глядя на воду, было спокойно. Никакой хаос и никакой порядок не играли роли на их скамейке, рассчитанной на них двоих. Идеальное место в этом сумасшедшем и несправедливом мире. Никто из них не понимал, что это место значило для их истинного «я». Брюс обнял Джека за плечо, и Джек наклонился к нему. Не имеет значения, какое будущее их ждет, по крайней мере, у них был этот момент. Скамья, которая могла стать для них местом отдыха в последний раз. Ибо они знали, что никогда не вернутся в это священное место. Еще одна ночь, проведенная здесь вместе. На этой скамейке даже Джокер и Бэтмен позволили им остаться одним.