На языке тела

      Стайлз без ума от новой квартиры: просторный лофт с высокими потолками в Кэпитол-Хилл, окна которого выходят на западную сторону, из-за чего помещение всегда заполняет великолепный естественный свет, и кирпичная кладка даже в самый серый сиэттловский день выглядит исполненной приятным теплом. Более того, он заключил договор аренды на прекрасных условиях: лофт находится в одном из тихих уголков оживленного района, совсем близко к его новому участку, а на углу располагается прекрасная частная кофейня. Неподалеку даже есть магазин комиксов – всего в нескольких кварталах, прямо через дорогу от собачьего парка, куда он ходит со своим псом, Тором, по выходным.       Все просто идеально, кроме одного – чертовски раздражающего соседа, коего, по сути, Стайлз даже никогда и не встречал. Но кто бы ни жил над ним (Д. Хейл, согласно почтовому ящику) – настоящий ночной монстр. Он не доставлял никаких проблем только первые пару недель после переезда, и то только потому, что Стайлз и Тор работали по ночам. Но теперь, когда их снова перевели на дневные смены, Стайлз просек, что его сосед сверху остается тише воды, ниже травы днем, но невыносимо громко шумит каждую ночь, и это медленно, но верно сводит Стайлза с ума.       В основном все дело в музыке: иногда классическая, временами просто отвратительный хардкор-панк, а порой дело доходит даже до R&B девяностых! Но вдобавок к этому, сосед сверху еще и постоянно стучит молотком и сверлит. Стайлз готов поклясться, что слышал даже звуки бензопилы, правда, в ту ночь он возвращался с 24-х часовой операции, которую провел с подрывниками, поэтому, возможно, все дело было в его мозге, который тогда уже отказывался работать должным образом. Обычно эта чудовищная какофония звуков продолжается до самого рассвета. И все бы ничего, но сквозь вентиляцию в лофт постоянно просачивается настолько сильный запах марихуаны, что Стайлз всерьез начинает беспокоиться за результат своего теста на наличие в организме наркотических веществ. Бывают ночи, когда Тор сидит прямо перед камином, где запах чувствуется наиболее отчетливо, и негромко лает, предупреждая Стайлза о возможном присутствии наркотиков, как его и учили. Но молодому офицеру всегда приходится давать немецкой овчарке команду «отбой», на что Тор сразу же теряется, а потом долго смотрит на Стайлза с раздражением, мол, хозяин не позволил ему выполнить положенную работу.       Недавно в штате Вашингтон приняли закон о легализации марихуаны (и хотя Стайлз всецело его поддерживает), это значит, он не может привлечь этого парня за курение травки, даже если бы хотел использовать свой статус стража порядка для того, чтобы обеспечить соблюдение элементарной соседской вежливости, которая в их случае совершенно игнорируется. Поэтому Стайлз прилагает максимум усилий, чтобы просто не обращать на все это внимания: он покупает беруши, которые, правда, постоянно выпадают из ушей, скачивает на телефон «белый шум», но это только усугубляет ситуацию, а затем оставляет вполне дружелюбную записку в почтовом ящике соседа, которая ожидаемо остается без ответа. Наконец Стайлз решает написать гневный мэйл своему арендодателю, но потом вспоминает, что лофт ему сдавала приятная девушка по имени Лора Хейл, и когда он въезжал, она упомянула о том, что ее младший брат живет в этом доме, поэтому Стайлз лишь тяжело вздыхает. Он удаляет так и не отправленное письмо, потому что не уверен, что его жалоба будет воспринята правильно.       В конце концов, после месяца изнурительной работы и почти полного отсутствия нормального сна, летней душной ночью Стайлз… Попросту теряет голову. На часах почти час ночи, и завтра его первый выходной за две недели, и все, чего он хочет, это просто уснуть, может быть, даже навсегда, а этот мудак сверху на всю катушку врубил «Mоtley Crue», и именно в этот момент Стайлз понимает, что с него достаточно.       В припадке гнева он с рычанием отшвыривает в сторону подушку и выпрыгивает из постели. Предатель Тор, растянувшись на пустой кровати, лениво приоткрывает один глаз, наблюдая за тем, как Стайлз покидает лофт только лишь в одних боксерах с Росомахой. Парня настолько сильно накрыло волной адреналина в момент, когда он наконец-таки решил противостоять своему мучителю, что он даже не удосужился надеть хотя бы футболку и уж тем более закрыть за собой входную дверь.       Пока Стайлз, громко топая, поднимается на четвертый этаж, бормоча себе под нос что-то о соседской вежливости и нарушениях общественного порядка, он задумывается над тем, что, возможно, ему стоило как следует собраться с духом или взять полицейский значок, чтобы он хотя бы смог припугнуть этого придурка. Но уже слишком поздно для этого. Он останавливается у квартиры, что находится прямо над его лофтом, чтобы обрушить на металлическую дверь весь праведный гнев человека, который не высыпался в течение уже многих недель (и который, кстати, не трахался ни с кем несколько месяцев, услужливо подсказывает ему изнеможенный мозг). Стайлз скрещивает руки на груди, не в состоянии унять растущее любопытство, и, несмотря на то, что он донельзя раздражен, юноша ловит себя на мысли, что он даже немного взволнован перед встречей с этим загадочным чудаком.       Но никто и не думает открывать ему, поэтому Стайлз снова начинает отчаянно колотить крепкую входную дверь, прежде чем понимает, что, возможно, сосед не слышит его из-за громко играющей музыки. Он пробует постучать еще раз, а потом тянет за ручку. Дверь незаперта, и хотя Стайлз знает, что это плохая идея, он распахивает ее и входит в чужую квартиру, полный решимости положить этому беспределу конец.       Когда Стайлз наконец замечает силуэт своего соседа, он спотыкается, путаясь в ногах, его челюсть медленно падает вниз, а глаза широко распахиваются от удивления. Этот парень, Д. Хейл, стоит спиной к нему напротив огромного холста, прислоненного к кирпичной стене; под его босыми ногами растянулось брезентовое полотно, запачканное краской, и еще он совершенно полностью голый! В одной руке Хейл держит кисть, а в другой – дымящийся косяк, пар от которого окутывает его кисловато-сладкой сказочной дымкой. Стайлз замечает, что у его соседа просто восхитительно подтянутая задница, абсолютно невероятная, слегка влажная от пота, мускулистая спина, и эти очаровательные ямочки на пояснице, которые парень, словно завороженный, совершенно точно хочет поцеловать. А его широкие, сильные плечи идеально подходят для того, чтобы закидывать на них ноги во время бурного секса. От этих навязчивых мыслей парень, кажется, тихонько и жалобно стонет. Д. Хейл лишь немного выше Стайлза; его черные как смоль волосы уложены в творческом беспорядке, а левую руку от плеча до запястья обрамляют замысловатые яркие татуировки.       Роняя на пол слюну, Стайлз совершенно забывает свою запланированную тираду и, пожалуй, все остальные слова вместе с ней, чувствуя легкое головокружение от того, что кровь стремительно приливает к его члену, который невероятно быстро заметно оживляется под тканью боксеров. Стайлз закусывает губу, абсолютно бесстыдно упиваясь красотой невероятно сексуального мужчины, который все это время жил рядом с ним. Его сосед, все еще не подозревая о присутствии чужака на своей территории, продолжает рисовать, добавляя на пестрящее разными цветами полотно мерцающие золотом мазки.       Стайлз вообще ни черта не смыслит в искусстве, но он уверен, что этот парень жутко таланлив. И, кроме того, он совершенно точно выглядит как живое воплощение эротических фантазий. Юноша издает еще один болезненный стон. Влюбиться в придурка, который несколько последних недель делает его жизнь просто никчемной – только этого ему не хватало.       «Пожалуйста, боженька, пусть он будет стремным», – молча умоляет Стайлз.       Д. Хейл наконец оборачивается.       И он выглядит совсем не так, как отчаянно желал того Стилински.       Пиздец.       Если Хейл и удивлен появлением незнакомца в своей квартире среди ночи или же стеснен своей наготой, то вида он не подает. Стайлз замечает, как нежно зажат между его изящных пухлых губ джойнт, в то время как сам мужчина медленно подходит к столу, загроможденному палитрами, кисточками и тюбиками с краской, чтобы отключить айпод, соединенный с огромными пестро-разрисованными колонками, которые, судя по всему, и были проклятием, отравляющим жизнь Стайлза.       Тишина, так желанная парнем когда-то, сейчас режет слух. Хейл, вроде бы, одного возраста с ним; ему определенно где-то около тридцати. В его оливково-зеленых глазах с золотистыми искорками заметны лопнувшие сосуды, но это ни в коем разе не портит их красоту. Заостренные скулы мужчины перемазаны золотой краской. Он медленно направляется в сторону Стайлза, не выпуская кисть из рук, не спеша и со вкусом продолжая раскуривать косяк. Стайлз закусывает нижнюю губу, не в состоянии отвести взгляд от умопомрачительного тела обнаженного соседа. Волосы на груди Хейла такие темные и соблазнительные и, блять, оба соска его проколоты стальными штангами. От этого открытия у Стайлза буквально подкашиваются колени. Пресс соседа будто выточен из камня, и Стайлз уверен, что ему не стоит опускать взгляд ниже, но все сомнительные на первый взгляд решения сегодня, как оказалось, приносят свои плоды, поэтому он сдается. Его глаза скользят ещё ниже, и он может рассмотреть внушительных размеров член, окруженный густой, темной растительностью. Стайлз громко сглатывает, с большим усилием фокусируясь на ухмыляющемся выражении лица соседа, чьи невероятно густые брови приподняты в немом удивлении.       Хейл останавливается в опасной близости от парня, что Стайлз даже может видеть, как поблескивает ещё одна штанга в его языке.       – Значит, ты коп, – с иронией произносит сосед, и его губы расплываются в азартном оскале. И Стайлз точно не должен находить это настолько эротичным, но сексуально-низкий голос Хейла, сочившийся презрением и дерзостью высокомерного панка, который готов бросить вызов закону только ради прикола, просто не позволяет думать иначе.       Стайлз выходит из оцепенения, вспоминая, зачем он, собственно, стоит сейчас перед обнаженным соседом. Он же, блять, офицер полиции, и никто не сможет его провести! Даже такой великолепный, словно-статуя-полубога-из-камня, красавчик.       – Оу, так вы в курсе, что у вас есть соседи, – парирует Стайлз. – Хотя демонстрируете абсолютно обратное, судя по полному отсутствию уважения к тем, кто вас окружает в этом доме, мистер Хейл.       – Просто Дерек, – спокойно произносит сосед и делает очередную затяжку, картинно удерживая джойнт большим и указательным пальцами, которые также испачканы золотой краской.       Стайлз внимательно смотрит на Дерека, не позволяя очаровательной улыбке снова отвлечь его, и все же пускается в обвинительную тираду, которую репетировал весь месяц. Но сейчас все идет далеко не по заготовленному плану. Виной всему, конечно, волнение и нарастающее возбуждение от того, что Дерек оценивающим взглядом медленно скользит по его телу и что он может испытывать ответное влечение к парню.       Но Стайлз отчаянно старается держать себя в руках, обвиняя соседа в нарушении тишины и общественного порядка, и всего прочего, за что он мог бы арестовать Дерека, если бы хотел прибегнуть к радикальным мерам, и, конечно же, он обращается к Хейлу не иначе как «грязный, надоедливый до смерти панк». Но парень лишь молча выслушивает его, не прекращая улыбаться и курить, часто облизывая губы, словно проверяя Стилински на прочность.       Когда Стайлз, тяжело дыша, наконец-то замолкает, демонстративно скрещивая руки на груди, Дерек делает еще одну затяжку и бросает бычок в банку с розовой водой, а затем сокращает последнее расстояние между ними. Стайлз замечает на его щетине синие и желтые мазки и чувствует резкий запах краски, смешанный с запахом марихуаны и пота, блестящего на коже соседа.       – Вам нужно расслабиться, офицер Стилински, – вместе со словами Дерек выпускает облако дыма прямо Стайлзу в лицо, от чего глаза парня сразу же начинают слезиться.       Стайлз давится кашлем и неожиданно понимает, что Дерек знает не только род его деятельности, но еще и фамилию.       – Я смогу расслабиться, – отвечает он, не отводя взгляд от игриво-вызывающего выражения лица соседа, – когда ты музыку потише сделаешь.       Дерек закатывает глаза.       – И я Стайлз, – добавляет парень.       Дерек снова широко улыбается, и, до сих пор не выпуская кисть из рук, окидывает Стайлза голодным взглядом.       – Я согласен приглушить музыку, если взамен ты разрешишь мне расписать тебя.       – Что, прости?       Сначала Стайлз подумал, что Дерек хочет нарисовать его портрет, что, по сути своей, было бы чертовски странным, но потом он замечает, как коварно искрятся глаза Хейла, и понимает, что тот имеет в виду что-то совсем иное. Дерек горяч, талантлив, груб и, должно быть, слегка безумен. Стайлз жалеет, что перед переездом не проверил всех жильцов, ведь Лора Хейл предложила ему слишком выгодную сделку, и стоило бы сразу заподозрить неладное.       Например, то, что ему придется жить прямо под ее неприлично горячим братом, который рисует ночами напролет, громко слушает музыку и курит травку. Тем самым братом, что сейчас глумится над полуобнаженным полицейским, который без предупреждения ворвался к нему в квартиру среди ночи.       – Разрисовать тебя, – глухо мурлычет Дерек, поднимая кисть с золотистой краской. Он медленно проводит ей от яремной ямки Стайлза вниз по грудной клетке, заставляя парня мелко дрожать то ли от прохладной краски, соприкасающейся с кожей, то ли от поражения смелостью Дерека, который движется возле него с волчьей улыбкой. Возбужденный член художника упирается в ягодницы Стайлза, когда его хозяин останавливается позади незваного гостя. Дерек с нажимом пробегает пальцами вдоль позвоночника Стилински, останавливая руку лишь над резинкой боксеров.       – Твоя кожа – прекрасный холст, Стайлз, – шепчет он, обдавая шею парня горячим дыханием, от которого волосы на загривке становятся дыбом. – Я хочу расписать тебя.       – Эм, к-хм, окей, – кивает в ответ Стайлз, в то время как его сердце начинает бешено колотиться, а член буквально пульсирует от возбуждения.       Дерек издает тихий победный возглас и за руку тянет Стайлза, направляя его к массивному столу из дерева; брезент под их босыми ногами собирается неаккуратной гармошкой. Художник все еще выглядит абсолютно расслабленным, несмотря на то, что он совершенно очевидно возбужден. Эрекция Стайлза становится так же все более явной: головка члена уже начинает выглядывать из-под резинки боксеров. Но юноша не собирается приводить себя в порядок, ведь он как никогда уверен, что ему недолго осталось терпеть мучительное стеснение остатков одежды.       Будто читая его мысли, Дерек неожиданно разворачивается к нему лицом, но теперь в его руках уже ничего нет. Он игриво проводит шершавыми пальцами по бокам парня, смыкая их на пояснице.       – Хоть я и люблю Росомаху, – сладко воркует Дерек, опуская ладони под тонкий хлопок и сжимая ягодицы Стайлза, – но, думаю, мне больше понравится то, что он сейчас скрывает.       Хриплый стон срывается с губ Стилински, и он уже ни капли не смущается от того, как невероятно сильно он хочет художника.       Отточенным движением Дерек отправляет боксеры Стайлза прямиком к лодыжкам. Увиденное приводит его в восторг, и он жадно задерживает взгляд на достоинстве Стайлза, щелкая штангой по зубам. Художник снова берет кисть, обмакивает ее в ярко-синюю краску и подносит к груди Стайлза, чтобы провести новый штрих прямо над золотистой полосой.       – Ну что, вы готовы, офицер Стилински?              ~*~       Тридцать сладострастных, невозможных минут спустя, Стайлз опирается рукой на стол, чтобы не потерять равновесие окончательно, и начинает громко и отчаянно хныкать, когда Дерек в очередной раз опускается перед ним на колени. Прикосновение кисточки, на этот раз с зеленой краской, посылает очередную сладкую и тянущую волну удовольствия прямиком к его налитому кровью члену.       – Блять, Дерек, – нетерпеливо и требовательно выдыхает Стайлз.       – Искусство требует времени, офицер, – невинно парирует ему в ответ Дерек, наблюдая за парнем из-под длинных, густых ресниц глазами, цвет которых, кажется, зеленее краски, покрывающей сейчас бедра Стилински.       Который, к слову, уже бросил любые отчаянные попытки унять еще более нарастающее возбуждение от того, как сосед-художник называет его офицером своим хриплым и ехидным, но таким искренним голосом. Стайлз громко стонет и откидывает голову назад, теряясь в самых эротичных и мучительных пытках в своей жизни.       Дерек начал эту инквизицию с шеи своего пленника, прошелся синей краской по его горлу прямиком к ключицам, плавно переходя в фиолетовый цвет в районе груди. Стайлз с благоговением все это время наблюдает за тем, как разноцветные пигменты сплетаются в причудливую абстракцию; парень очарован тем, как Дерек работает над его телом, будто это творение – труд всей его жизни. Он закусывает губы, сосредоточенно хмурясь, и немного неловко улыбается, когда Стайлз вздрагивает и громко прерывисто выдыхает.       Еще через полчаса Стайлз чувствует себя не просто живым холстом, а невероятно, блять, возбужденным холстом. Он так чертовски сильно заведен и практически буквально сходит с ума, дрейфуя где-то на грани сознания. Ему кажется, что он больше не принадлежит своему телу, и сейчас всего лишь со стороны наблюдает за этим невозможно провокационным соблазнением.       Дерек даже не думал прикасаться к нему руками с тех самых пор, как освободил его от смешных боксеров с Росомахой.       Стайлз ногтями впивается в гладкую поверхность крепкого деревянного стола, когда на него неожиданно снисходит осознание того, что Хейлу удалось довести его до подобного трепетного, едва контролируемого безумия с помощью одних лишь кистей и красок.       Он снова отчаянно стонет, когда Дерек скользит кончиком кисти вдоль дорожки его темных жестких волосков, останавливаясь прямо у основания члена.       – Дерек, пожалуйста, – бесстыдно умоляет Стайлз.       И он сдается. Художник выпускает инструмент из рук, и кисть с глухим звуком ударяется об пол. Дерек наконец-таки прикасается к Стайлзу, одна рука с силой сжимает бедро полицейского, а другая удерживает основание его члена. Дерек снова смотрит Стайлзу прямо в глаза, а затем склоняется ещё ближе к нему и начинает подразнивать головку члена штангой в языке. Хейл слизывает липкую каплю смазки и, теряя стальное самообладание, резко дергает Стайлза за бедра на себя.       С голодным рычанием Дерек слишком умело заглатывает член, что заставляет Стайлза почувствовать глупый укол необъяснимой ревности, из-за чего он вплетает пальцы в ворох мягких волос художника, сжимая их у основания сильнее, чем он сам бы того хотел, отчаянным рывком притягивая мужчину ближе. Дерек удивленно пытается побороть внезапный приступ кашля, но затем быстро приходит в норму, помогая себе руками задавать подходящий темп, практически требуя сам, чтобы Стайлз жестко выебал его в рот. Офицер охотно принимает предложение и начинает толкаться в соблазнительный рот короткими и быстрыми рывками. И Дерек так сладко постанывает в процессе, будто это ему сейчас делают такой крышесносный минет.       Волна тягучего удовольствия накрывает Стайлза с ног до головы, вырывая из груди громкий сладострастный стон, вместе с приближающимся оргазмом, который Дерек так старательно высасывал из него все это время. Юноша пытается отстранить художника от себя, но тот не собирается выпускать Стайлза из плена своего чудного рта. Дерек еще крепче сжимает его бедра, сильнее размазывая по телу до сих пор не высохшую краску, и заглатывает его член в последний раз, прежде чем Стайлз обильно кончает глубоко в горло своего грязного панка.       Его колени подкашиваются, и юноша точно сразу бы рухнул на холодный пол, если бы вовремя не схватился за край стола, хрипя и сотрясаясь в конвульсиях. Стайлз обмякает в пост-оргазменной неге, но Дерек быстро поднимается, его крепкие руки уверенно удерживают парня, и он втягивает Стилински в поцелуй: их первый, до неприличия сладкий поцелуй. Хейл развратно вылизывает рот своего соседа, пробуя его на вкус, в то время как его щетина беспощадно царапает губы и подбородок Стайлза, посылая дрожь по всему его телу. Полицейский понимает, что как никогда хочет ощутить эти поцелуи на каждом сантиметре своего тела, а еще ему интересно, какую же гамму чувств он сможет испытать, когда проколотый язык будет исследовать его задницу.       Не разрывая поцелуй, Дерек легко, словно пушинку, подхватывает Стайлза и, слегка разворачивая их, опускается на пол, аккуратно укладывая офицера на спину, а затем накрывает его своим разгоряченным телом. Возбужденный член упирается в бедро Стайлза, который, выгибаясь, ладонями сжимает шершавую ткань, покрывающую пол.       Дерек отстраняется, перехватывая Стилински за запястья, сводя его руки над головой и крепко прижимая их к полу.       – Не двигайся, – приказывает Хейл, обездвиживая Стайлза почерневшим от возбуждения взглядом.       Дереку удается ловко оседлать его бедра, прежде чем он развратно облизывает свою ладонь и обхватывает ею свое внушительное достоинство. Художник дразняще медленно проводит рукой по своему члену, увитому крупными венами, размазывая большим пальцем выступающую из багровой головки прозрачную капельку смазки. Стайлз завороженно наблюдает за этим шоу и тихо постанывает, ослепленный тем, как же красиво его сосед доставляет себе удовольствие. Стилински ещё раз с нежностью окидывает взглядом тело неземной красоты в тот момент, когда Дерек закатывает от удовольствия глаза, его рот приоткрывается в немом стоне, и белесые вязкие струи выплескиваются на грудь Стайлза – последний штрих, венчающий прекрасное творение художника.              ~*~       Одурманенный, Стайлз окончательно приходит в себя только тогда, когда Дерек аккуратно поднимает его с пола и относит в ванную комнату.       – Боже, Дерек, я мог бы дойти и сам. В конце концов, я взрослый человек с достаточно развитой мускулатурой и в относительно хорошей физической форме, – без капли раздражения сетует он, уютно устраивая голову на плече соседа и обвивая его шею руками. Если честно, то Дерек вообще может отнести Стайзла, куда ему только будет угодно. Теперь его тело всецело принадлежит этому невыносимо горячему, волшебному и абсолютно безумному мужчине, и художник может распоряжаться им, как только пожелает.       – Ага, а еще ты представитель закона, – добавляет Дерек, бесцеремонно сбрасывая Стайлза на закрытую крышку унитаза, чтобы включить душ. Горячий пар заполняет небольшую комнату, и в это время Хейл якобы разочарованно цокает языком, продолжая начатую им мысль, – позволивший грязному, надоедливому до смерти панку, вроде меня, применить физическую силу по отношению к себе, – ухмыляясь, наконец, заканчивает он.       И тут же в подтверждение своих слов, демонстрируя собственную власть и полное подчинение Стайлза, Дерек переносит его прямо в узкую кабинку душа под дымящиеся струи горячей воды, останавливаясь позади парня. Его губы прижимаются к безумно манящей шее раньше, чем он успевает закрыть за ними стеклянную дверь. Стайлз задыхается от жара воды и тепла губ, ласкающих нежную, чувствительную кожу и заставляющих разгоряченное тело трепетать вновь, и упирается лбом в спасительно прохладную стенку душевой кабины.       Крепкие руки притягивают его еще ближе к скульптурному телу соседа, чей полувозбужденный член устраивается между аппетитных ягодиц Стайлза. Нежные руки Дерека обвивают парня, и художник бережными движениями помогает ему смыть краску, иногда просто лаская мягкую кожу кончиками пальцев, подобно невесомым касаниям кисти.       – Прекрасно, – заплетающимся языком произносит Дерек, в то время как его волшебные прикосновения медленно разжигают огонь в рвано вздымающейся груди Стайлза. – Просто, блять, идеально.       Вода смывает с кожи засохшую краску, и разноцветные ручейки стремительно стекают по телу Стилински, причудливо сплетаясь между собой, прежде чем навсегда исчезнуть в сливном отверстии.       – Твое произведение, – бормочет Стайлз, и ему немного грустно, что вся эта красота, над которой так кропотливо трудился Дерек, покидает его тело так быстро и легко.       Он не просто слышит, а кожей чувствует смех Дерека; нежно-сладкие вибрации его голоса отдают прямо в чувствительное место за левым ухом, когда кончик языка мужчины медленно касается ушной раковины.       – Тебе придется позволить мне снова расписать тебя, – шепчет Дерек, и Стайлз дает ему молчаливое обещание, втягивая в мокрый и страстный поцелуй. Тело и рассудок парня плавятся под обжигающими прикосновениями, но он как никогда уверен, что готов быть холстом для Дерека снова и снова.