If you must mourn

If you must mourn, my love Mourn with the moon and the stars up above If you must mourn Don’t do it alone

Тони любит наблюдать. За кронами деревьев, что каждый день борются со скрипучим ветром на окраинах города. За плавным движением машин по ровной дороге. За людьми. В открытую, когда они недоуменно и с вызовом глядят в ответ, конечно же ожидая чего-то дурного. Или скрытно — боясь пошевелиться и спугнуть эмоции, что так заметно и в то же время эфемерно проступают на лицах. Он считывает их. Впитывает их. Видя радость, Тони отворачивается. Но заметив чью-то досаду, тягучую печаль, скручивающуюся глубоко внутри и проступающую в нахмуренных бровях, опущенных уголках губ, ему нестерпимо, до боли в груди хочется подбежать к этому человеку и сжать его руку в ободряющем жесте. И каждый раз он одергивает себя, усмехаясь — пошлет. Тони любит наблюдать за Клэем. Его угловатую фигуру всегда сложно было различить в толпе — он был невидимкой для Тони. Вечно один, вечно хмур, вечно напряжен. Вечно уязвим. Тони было интересно цепким взглядом выискивать его среди других людей, которые почти всегда передвигались по коридорам в группах или по двое и переговаривались. Сначала интересно. Очень скоро этот контраст стал пугать. Пугать до странно болезненного ощущения в солнечном сплетении. Момент, когда Тони впервые увидел Клэя в наушниках, яркой слепящей вспышкой отпечатался в его сознании, вырвав отрывистый выдох из груди. А затем горькую усмешку. Он конечно же понимал, что тот слушает. Понимал по частым мелким вздрагиваниям кадыка. По приоткрытому рту, по дрожанию закрытых в муке век. По чертовым глазам, которые стали отражать только липкий страх и боль. И неверие, и участие. В этих глазах участия больше, чем у всех тех, кто слушал эти кассеты ранее. Тони наблюдал за каждым. Клэй отчаянно пытается выведать что-то, поскорее добраться до правды, и Тони до саднящего ощущения в горле хочет рассказать ему все. Все без остатка. Лишь бы он не слушал кассеты, лишь бы не тонул в ошибках других людей. Хочет разбить эти кассеты, разорвать руками эту темную пленку вместе с ее темным содержанием. Ханна была права — Клэй не должен быть в этом списке. Однако же он здесь, и его сердце разрывается в двенадцать раз сильнее, чем у остальных. Дженсен приходит со своим старым великом в его мастерскую и срывается. Срывается до крика, который мешается в голове Тони с гулким сердцебиением и врезается в память. До красного гнева, что плещется в его глазах через мутную пелену слез. В этот момент Тони как никогда ясно осознает, что Клэй никогда не должен знать, что он тоже сломлен, что его растоптали вступительные слова Ханны на первой кассете, после которых он бежал к ней домой, неверяще качая головой и сглатывая подступающие к горлу слезы. Клэй не должен знать, иначе Тони не сможет ему помочь. Клэй со злостью пинает велосипед, отталкивая его. Бросая его на пол, чтобы хоть как-то утихомирить эмоции, рвущиеся наружу короткими вскриками. Видя это, Тони хочется закрыть глаза, как можно скорее. Чтобы не быть свидетелем, как тот беззаботный, хоть и застенчивый парень, чья скованность как магнитом притягивает взгляд Тони, превращается в опустошенный сосуд, наполненный лишь костями и органами. И кровью. Чтобы не чувствовать себя так, будто он только что побывал на месте этого велосипеда. Он по инерции берет инструменты и подкручивает несколько винтов в конструкции обиженного велика. Достает из мини-холодильника лед и протягивает разбитому вдребезги Клэю, который сидит на полу и пытается отдышаться. Тони садится рядом. И смотрит. И видит человека, который слишком устал, чтобы бороться. Чтобы сделать вдох. Рассеянного, вообще не предполагающего, что делать дальше. — Ты мне поможешь? — спрашивает Клэй с такой надеждой, что у Тони сжимается сердце от желания запереть его в своей машине и увезти на другой конец света, обнимая за плечи. Подальше от этих кассет. От этого города. От Ханны Бейкер. — Ну конечно, — у Тони не хватает сил, чтобы улыбнуться. Он чувствует немного соленые от слез губы на своих. Чувствует чужую руку на шее. Чужую ли? Чувствует, что Клэю нужно отвлечение, нужна помощь. И если Тони может это дать — он даст. Задавит горькую усмешку, за которой прячется разгорающееся с каждым мгновением сильнее отчаяние. И позволит. Клэй не справится один, поэтому Тони ответит на поцелуй, что значит так много для одного и лишь служит облегчением для другого. Он ощущает все еще влажные дорожки слез на щеках Клэя и его прерывистое дыхание, и чувствует, как светлый трепет обращается прахом и порождает багряные всполохи огня в его груди. Рука на шее Тони чуть дрожит, и он обнимает Клэя, твердо решая, что если уж этому угловатому недоразумению и приходится страдать, приходится разрывать свою душу на части, то он не будет один. Клэй обнимает в ответ, пряча лицо на плече человека, чьи взгляды он стал замечать еще очень давно.