Голубые орхидеи

Оставляя щит на базе Гидры, Стив не замечает, как оставляет там же образ спасителя Америки, но ему отчего-то становится чертовски легко. Это ощущение наваливается на него разом и совершенно неожиданно, и он чувствует себя нереально свободным. Так же неожиданно приходит чувство стыда, и он чувствует себя последней сволочью, потому что Баки сейчас чертовски плохо. Он висит на Стиве здоровой рукой, и тот удивляется, как он вообще до сих пор не потерял сознание. Будто прочитав мысли друга, Барнс странно хрюкает и в одно мгновение становится тяжелее на сотню килограмм. Стив едва не падает, не ожидая такой перемены. Он на ходу поднимает Баки на руки, и на этот раз он кажется поразительно легким. Корабль встречает их давящей тишиной. Баки приходит в себя, только когда они взлетают, и сообщает об этом Стиву протяжным стоном. Тот настолько измотан, что сразу переходит на автопилот. Впервые после сорок пятого он не боится летать. Проходит два дня, прежде чем Стив достаточно приходит в себя, чтобы пойти за остальными и попытаться их вызволить. План у него хороший — всё проходит как по маслу, а в это время Баки занимается тем же, чем занимался в течение предыдущих двух дней — спит. Они всей кучей вваливаются в номер мотеля и даже умудряются не разбудить Барнса. Затем сидят пару часов в абсолютной тишине, каждый думая о своем, пока он не просыпается и недовольно интересуется, почему никто не додумался прихватить еды. Выясняется, что по каким-то причинам Король Т'Чалла чувствует себя виноватым перед Баки — он говорит что-то про своего отца, жертв и несправедливость, и Стив решает воспользоваться шансом. Через три дня у Баки есть левая рука — даже лучше предыдущей. Стив спрашивает своих друзей о планах на будущее, но те старательно умалчивают и смотрят на него заговорщически, мол, куда ты, туда и мы, и вообще, Капитан, какие могут быть планы у преступников? Стив скромно улыбается и не перестает задаваться вопросом, почему эти люди безоговорочно ему доверяют. Он боится не оправдать надежд. Они разбиваются на пары и находят себе квартиры — это оказывается легче ожидаемого. На самом деле, смотря на Сэма и Скотта, он думает, что они совершенно потрясающая пара, потому что обоим по нраву звание преступников и оба говорят без умолку — о прошлом, будущем и настоящем, и почему это Клинт не возвращается к себе домой? Тот просто отмахивается, так ни разу и не ответив на вопрос, а сам Стив пытается в это не влезать. Он видит ответ в глазах Бартона и молча кивает тому в знак поддержки. Потому что Клинт единственный из них, кому действительно есть, что терять. Проснувшись однажды утром, Стив понимает, что ему больше нечего делать. Баки жив, остальные на свободе, никто ни на что не жалуется, и их, кажется, еще не нашли. Он становится перед зеркалом и не видит перед собой героя. "Это потому, что в тебе больше никто не нуждается", — думает он и смотрит на отражение обычного парня из Бруклина. Он чувствует себя смертельно уставшим и несчастным и успевает пожалеть себя прежде, чем просыпается Баки и бросает какую-то колкость насчет симпатичных супергероев, разглядывающих себя по утрам. Стив его не слушает. Он опустошен. Сэм постоянно говорит, что нужно перестать существовать как призраки и начать жить как нормальные люди. Они пытаются, но выходит только у самого Уилсона и Скотта, потому что, как однажды замечает Ванда, они и есть самые обычные люди, привыкшие к простой жизни. Стиву кажется, что такая жизнь забирает у него больше сил, чем погони за террористами и псевдодрузьями. Скотт с видом многоопытного профессора долго и нудно рассказывает им, как он сам привыкал к двойной жизни. Все задумчиво кивают, но никто не слушает. Стив понимает, что всё катится к чертям, когда четвертую ночь подряд просыпается от криков Баки за стеной. Иллюзия нормальности распадается на атомы, когда, заходя к нему в шестой раз за это время, Стив находит его сидящим на полу, опирающимся трясущейся спиной о кровать. Какой-то механизм внутри него ломается, когда он замечает слезы Барнса и понимает, что прежде ни разу не видел их. Тот шепчет что-то, едва шевеля губами, и Стив не хочет прислушиваться. Он опускается на пол рядом с Баки и продолжает молчать, когда тот кладет голову ему на плечо и засыпает, так ничего и не сказав. Стив не спит всю ночь, пытаясь зацепиться за легкое чувство нужности. Впервые за столько лет он чувствует себя дома. Спустя трое суток Баки появляется в комнате Стива. Он бесшумно подходит к кровати — то ли не хочет разбудить, то ли боится быть замеченным. Край одеяла на пару мгновений поднимается вверх, и Стив просыпается из-за холодного воздуха, неожиданно проскользнувшего внутрь. Недоумение сменяется потрясающим открытием — так и должно быть. В темноте не видно его открытых глаз и не слышно дыхания, потому что с первым же прикосновением Баки он задерживает его, будто боясь разрушить хрупкую иллюзию покоя. Ночь тянется удивительно медленно и до неприличия долго, но под утро становится ясно, что она закончилась слишком быстро, потому что Стив находит свою постель пустой и не помнит, как заснул; место рядом с ним даже не теплое. Весь день Баки упорно делает вид, что ничего не случилось. Следующую ночь Стив специально ложится с краю, оставляя место для Баки, и мысленно просит, чтобы он пришел. Он приходит. Почему-то долго стоит на пороге, вглядываясь во тьму. Когда уже кажется, что он развернется и уйдет, делает пару шагов вперед и спрашивает Стива, не спит ли он. От неожиданности тот вскакивает чуть ли не до потолка и спешит уверить друга, что не спал и его даже не разбудили. — Я хочу рассказать, — говорит Баки, и никаких вопросов не появляется. Стив приподнимается на локтях и опирается о стенку, указывая на свободное место рядом с собой. Баки медлит, будто всё еще сомневаясь, стоит ли доводить начатое дело до конца. Затем кивает — и себе, и Стиву, осторожно садится на кровать и морщится, когда старые пружины скрипят под их тяжестью. Стив не осмеливается заговорить первым. — Я помню всех, — говорит Баки, и Стив помнит, что когда-то это уже слышал. — Я помню все имена, фамилии и лица. Я помню, что говорил каждый из них, как умолял пощадить или проклинал меня. Стив не находится, что ответить. Он смотрит в спину Баки, когда тот поднимается на ноги, будто хочет увидеть сквозь нее. Баки оборачивается к нему, проводит ладонью по волосам, и длинные пряди падают ему на глаза. Стив хочет сказать хоть что-нибудь, но слова застывают в горле, а мысли спотыкаются друг о друга. — Но ведь я уже проклят, правда, Стиви? — теперь видит перед собой Зимнего Солдата, и ухмылка на его лице настолько горькая, что хочется спрятаться под одеялом и не вылезать еще семьдесят лет. — Что же ты молчишь? Ты ведь слышишь, как я ору по ночам, видишь мои красные глаза, и ни разу, мать твою, ни разу не спросил, в чем дело! Мне не нужна твоя жалость или гребаное сочувствие, я просто хочу знать, что ты рядом. Только и всего, черт бы тебя побрал! Баки дышит громко и тяжело. Стиву кажется, будто его снова хоронят подо льдом. Сердце замирает, и он на мгновение думает, что так и умрет, не посмотрев другу в глаза. Он встает и подходит к Баки, который тут же встает к нему спиной, боясь выдать еще что-либо в этом роде. Стив обнимает его за плечи и притягивает к себе, утыкаясь лицом в затылок. Тот вздрагивает, но не отстраняется. Он понимает всё правильно. Стив рядом. Баки приходит в комнату Стива каждую ночь и рассказывает ему одну из своих историй. Роджерс слушает внимательно, пытаясь запомнить каждую деталь, потому что это слишком большая и тягучая боль, чтобы Барнс смог вынести всё в одиночку. Людей много — у каждого из них свои враги, друзья и любимые, И Баки знает их лучше, чем могли бы знать они сами. И именно он объединяет их — общий убийца. Он рассказывает, не смотря на Стива, а потом резко поднимает свой пытливый взгляд и хочет увидеть реакцию на его лице, но Стив слишком долго был Капитаном Америка, чтобы показывать свои чувства. Он не хочет, чтобы Баки чувствовал себя слабым. Баки плачет, когда рассказывает про Говарда. "Он мне всегда нравился", — признается он, и образ Зимнего Солдата рушится ко всем чертям, когда всхлипывания переходят в рыдание. Он утыкается в грудь Стива, и тот чувствует влагу через майку и молится всем известным ему богам, чтобы у Баки больше не было причин даже для грусти. Он поднимает его голову за подбородок и вглядывается в бесконечные голубые глаза. Неожиданное открытие поражает молнией — они настолько идеальны, что Стив едва не задыхается от восторга. Он вытирает пальцами дорожки от слез на щеках Барнса и шепчет что-то совершенно глупое и ненужное ни одному из них. О дне рождения Баки знает только Стив, поэтому никто к ним не приходит и они снова одни в своей квартире. Он хочет устроить маленький праздник, поэтому с утра бежит в магазин и покупает большой клубничный торт, рассчитанный минимум на десять человек. По дороге домой он встречает милую пожилую женщину, продающую орхидеи, и берет маленький букет голубых — под цвет глаз Баки. Когда тот просыпается, цветы стоят в вазе на тумбочке, рядом — торт и бутылка шампанского. Он улыбается так счастливо, что Стив готов засыпать его тоннами этих орхидей. Стив не может пьянеть, и он почему-то думает, что Баки — тоже. Но оказывается, что это самая большая ошибка в его жизни, когда тот откуда-то достает бутылку виски и пьет прямо из горлышка, даже не предлагая Стиву глотнуть. Когда на дне остается пара глотков, Баки начинает говорить без остановки, рассказывает что-то, путается в своих же мыслях и фыркает чересчур громко, когда Стив признается, что не может ухватиться за нить его мысли. Он разом выпивает последнее виски и жадно облизывает горлышко бутылки. Внутри Роджерса что-то поднимается вверх горячей волной, и ему кажется, будто он пьян без алкоголя. Когда Баки начинает плакать, Стив растерян. В последнее время это случается слишком часто, но Барнс обычно хотя бы трезв. Теперь же он бьет рукой об стол и то ли воет, то ли кричит. Стив опускается перед ним на колени и кладет руки ему на плечи. Он целует его в лоб и упускает тот момент, когда его губы начинают скользить по влажной щеке. Баки замолкает, но сидит в той же позе, боясь пошевелиться. Стив лихорадочно целует его глаза, нос, щеки, и в этом хаосе поцелуев и слез их губы соприкасаются. От неожиданности оба вздрагивают, но никто не отстраняется, и этот поцелуй длится чертову вечность, пока Баки не начинает задыхаться и не разрывает его. Ночь Стив проводит в полном одиночестве, потому что после случившегося никто из них не осмеливается заговорить. Наутро Баки молчит, как партизан, и он решает, что тот просто забыл всё, что делал в пьяном состоянии. Не успевает он всё обдумать, как к ним вламывается Клинт, что-то наспех объясняя, и почему-то (Стив замечает это не сразу) он полностью вооружен. Он вытаскивает откуда-то два рюкзака и запихивает туда всю одежду, которая попадается ему под руку. Стив и Баки стоят в полной растерянности, потому что Бартон теперь вообще молчит и сосредоточенно роется в их вещах. Не проходит и пяти минут, когда в квартире появляется Сэм, а вслед за ним — Скотт и Ванда. Кажется, они тоже ничего не понимают. Клинт говорит, что "они" их нашли. Объяснения на этом заканчиваются, потому что Сэм вдруг подпрыгивает на месте и начинает носиться по квартире за Бартоном, то ли помогая ему, то ли пытаясь остановить. Остальные четверо непонимающе переглядываются. Первой сдается Ванда. Она кричит так громко, что Стив удивляется, как окна и зеркала не трескаются. Бартон и Уилсон тут же останавливаются и в шоке таращатся на Ванду. Остальные трое тоже заставлены врасплох. — А теперь скажите нам, что происходит, — требует она и едва не топает ножкой. — Они нас нашли, — повторяет Клинт уже сказанную им фразу, но ситуация не становится понятней. — Я знал, что нас будут искать, но не думал, что это будет так скоро. Они никогда не оставляют дело незавершенным. — Кто "они"? — Скотт недовольно прерывает Бартона. — Гидра, — вмешивается Сэм. — И что же это за дело, которое они должны... — Стив замолкает на полуслове, потому что вдруг всё понимает. — Я, — шепчет Баки едва слышно, но этого достаточно. — Расскажи всё, Клинт, — просит Стив и забирает свой рюкзак, чтобы самому собрать вещи. — Я уже сказал, что Гидра всегда доводит начатое до конца. Поэтому я всё это время старался не упускать никаких новостей. Конечно, без помощи Сэма не обошлось, и недавно нам удалось выяснить кое-что. Есть одна организация, что-то вроде наших Мстителей. Они не пытаются уничтожить Щит, потому что это гиблое дело. Они убивают тех, кого винят в падении Гидры и кого считают предателями. Не трудно догадаться, кто стоит первым в их списке. Нат следила за ними, и теперь мы знаем, что они нашли нас так же, как и мы — их. Но нас меньше. Поэтому мы должны убраться отсюда, — Клинт кидает второй рюкзак Барнсу и направляется к двери. — И куда мы пойдем? — Ванда догоняет его и перегораживает ему путь. — Не имею понятия, — тот лишь пожимает плечами и обходит ее. — Подальше отсюда. Вместо того, чтобы думать об их паршивом положении, с той самой минуты, как они вшестером влезают в старенький джип, который, как замечает Клинт, он "одолжил" у соседа, Стив думает о вчерашнем поцелуе. Он не знает — правда, не знает, что это было и как оно объясняется. Потому что всю свою жизнь он только и делал, что страдал из-за невнимания со стороны противоположного пола, и теперь, когда у него могло выйти что-то путное, он вдруг понимает, что вовсе не хочет никаких женщин. Он морщится от этой мысли и пытается не думать. Не думать вообще, потому что с первой же мыслью в его голову врывается Баки с его невероятно мягкими губами, и это ему совершенно не нужно. Получается не особо хорошо. Стив не знает, что это за квартира, в которую их запихивает Сэм, но он не хочет спрашивать. Он думает, что пришла пора просто доверять людям, которые бросили всё ради него, а еще он думает, что все они и так слишком устали от всех этих побегушек. Ванда говорит, что можно попытаться устроить что-то наподобие уютной маленькой квартирки из этого захолустного домишки, но Клинт против, потому что нет смысла что-либо тут менять, если через неделю-две им снова надо будет переезжать. Неделю ждать не приходится. Стив чувствует себя полным идиотом, потому что через четыре дня Сэм выясняет, что за ними снова слежка. Стив не понимает, откуда он это узнал, но не хочет спрашивать, потому что знает, что, будь он достаточно внимателен, быть может, тоже заметил бы, что что-то не так. Но правда в том, что он слишком долго думает о каждом взгляде Баки и пытается растолковать их, хоть и подозревает, что ничего такого за ними, на самом деле, нет. Он стоит под душем битый час, глотая струи воды и почему-то желая захлебнуться ими, пока Сэм не интересуется, не откладывает ли он там яйца. Шутка кажется всем смешной до слез, а Стиву тоже хочется плакать. На общем собрании они решают поехать в Лас-Вегас, потому что этого от них уж точно не ожидают. Знакомых здесь ни у кого нет, поэтому они останавливаются в дешевом отеле, и эта идея кажется намного более удачной того дома, в котором они провели четыре дня. Им снова приходится разделиться на пары, потому что денег на шесть отдельных комнат у них нет, а все свободные предназначены на двоих. Баки сразу же хватает Клинта под руку и тащит того в один из номеров. Стив чувствует себя преданным и всю ночь размышляет над тем, что сделал не так, пока Ванда во сне лезет к нему под бок и совершенно бессовестно кладет на него свою ногу. Стиву отчего-то жутко стыдно. Баки его избегает. Стив удостоверяется в этом, когда на завтраке в маленьком ресторане на первом этаже отеля их оказывается пятеро. Клинт говорит, мол, они же знают, какой Барнс соня, но Стив знает, что еду он любит больше сна. Он больше десяти минут наматывает спагетти на вилку и неохотно втягивает одну нить под недовольные взгляды Сэма. Кажется, будто всё снова начинает с того момента, когда Баки его не помнил или делал вид, что не хотел вспомнить. Стив извиняется и покидает стол, когда понимает, что переглядывания за столом поведут к неминуемым расспросам. Стив вспоминает старую пословицу про гору и какого-то Магомета и решает, что это то, что ему сейчас нужно. Он знает, что Клинт в ближайшее время не появится, потому что собирается полазить по окрестностям на предмет подозрительных личностей. Перед тем, как постучаться, он делает слишком глубокий вдох и едва не прожигает себе легкие. Тишина за дверью и в коридоре давит на уши, и Стив сам открывает дверь, осторожно заходя внутрь. Он чувствует себя ничтожно маленьким, когда видит Баки, стоящего прямо перед ним, и ловит его удивленно-раздраженный взгляд. — Тебя не было на завтраке, — произносит он таким тоном, будто пришел сюда именно по этой причине. — Да, — Баки кивает, затем пожимает плечами, — я спал. — Сейчас ты не спишь, — замечает Стив, хотя прекрасно знает, что и во время завтрака он не спал. — Сейчас я не голоден, — той же интонацией отвечает Баки, и Стиву кажется, что разговор себя исчерпал. Теперь он похож на неуклюжую младшеклассницу перед большим и пугающим десятиклассником, который, думает Стив, в придачу дьявольски красив. Он прикусывает язык, потому что не должен так думать о своем лучшем друге, но это невозможно трудно, и почему тогда ты пришел сюда, Роджерс? Он разглядывает лицо Баки и вдруг осознает, что знает каждую морщинку на нем. Это так потрясающе и так неправильно одновременно, что его голова вот-вот лопнет, или, как минимум, разорвется сердце. — Ты меня избегаешь, — Стив констатирует факт, потому что нет больше смысла играть в гляделки. — Вовсе нет, — Баки слишком сильно трясет головой и делает шаг назад. — Я просто спал. — Хорошо, ладно, — Стив не знает, что нужно делать в таких ситуациях и, тем более, что говорить. — Может, нам просто нужно поговорить? — Тебе или мне? — Баки хмыкает, но не говорит "нет", и Стив считает это знаком. — То, что случилось... — он сглатывает, пытаясь подобрать подходящие слова. — Это неправильно, Бак. То, что произошло, не должно было произойти, и мы оба знаем это. Мы совершили ошибку, — и он говорит совершенно не то, что собирался сказать, потому что Баки смотрит на него слишком нечитаемым взглядом, и Стив не знает, чего ожидать. — Да, — Барнс кивает и поднимает руку, будто намереваясь положить ее на плечо Стива, но та лишь повисает в воздухе, а затем вновь опускается. — Конечно, ошибка, Стиви. Мы же не полные тупицы. Он ободряюще улыбается и кивает Стиву на диван, предлагая присесть. По телевизору идет какой-то сериал, и они оба смотрят его с чрезмерной заинтересованностью, хотя оба и не понимают, кто чья мать и кто чей любовник. Стив искоса поглядывает на Баки, переваривая всё, что только что произошло. Конечно, он знает, что произошедшее — ошибка. Само собой. Они же лучшие друзья! "Ну же, герой, называй вещи своими именами, — говорит он сам себе и на мгновение прикрывает глаза, будто набираясь смелости. — Это был поцелуй, кретин. Вы поцеловались. Ты. И. Баки. Целовались". Ему хочется выкрутить собственную голову или натянуть на шею удавку, да потуже, лишь бы не думать об этом проклятом дне, об этом проклятом поцелуе и о проклятом Баки. "Всего лишь мой лучший друг, — внушает он себе. — Мой Баки". Плохие новости приходят через полторы недели: их снова выследили, и Клинт никак не может понять, в чем их прокол. Стив не привык убегать, поэтому он полностью доверяет своим друзьям, и в этом деле он последний, кто бы стал их лидером. Сэм говорит, что они переколесят весь мир, пока этим придурковатым недомстителям не надоест ходить за ними хвостом. Баки подозрительно тих, но к нему никто и не пристает. Скотт предлагает ко всем чертям свалить из Штатов, но они не могут, потому что как только хоть кто-то из них пересечет границу, об этом сразу же узнают и в Щите, и в Гидре. Ванда не вмешивается, потому что она согласна на всё, что предлагают, лишь бы скрыться от врагов. Стив тоже молчит. Но причины у них разные. Когда они меняют седьмой город, Стив замечает, что Баки перестает избегать его. Всё возвращается на свои места, думает он, и вспоминает губы Барнса. Это кажется наваждением, потому что теперь, спустя почти месяц, никто из них не говорит об этом, и Стиву чудится, будто тот поцелуй — всего лишь его воображение, и он упорно пытается понять, почему же оно раз за разом подкидывает ему эту невероятно правдивую картину-воспоминание и почему он хочет еще раз ощутить губы своего лучшего друга на своих. "Это неправильно", — думает он и старается в это поверить. Иногда Баки долго смотрит на него, когда думает, что это незаметно. Стив всегда замечает, но делает вид, будто задумался или занят чем-то другим. Он ловит на себе хитрые взгляды Сэма и отчего-то чувствует себя неловко, опуская голову и, наверное, краснея. Впервые в жизни он мечтает уметь читать мысли, чтобы понять, о чем думает Баки, когда так бессовестно разглядывает его, и безуспешно пытается догадаться. Это приводит к тому, что он окончательно убеждается в правоте своих мыслей, — скорее всего, Баки его проклинает, или, что лучше, хочет свернуть ему шею, чтобы он больше не смел лезть к нему со своими поцелуями. А Стиву и так не хватит на такое смелости. Стив никогда не был в Окленде, и, когда они оказываются там, он не особо об этом жалеет. Людей здесь мало, поэтому на них смотрят как на причудливых туристов, и его кожа чешется под любопытными взглядами оклендцев. Они останавливаются в старенькой квартире, но она достаточно большая, чтобы у каждого из них было личное пространство. Теперь они идут на разведку по двое, и, к ужасу Стива, в один момент он оказывается один в квартире вместе с Баки. Он не знает, как себя вести, хоть и половину своей жизни проспал с ним в одной комнате. Он приходит к выводу, что разговор — лучший способ скоротать время. — Как ты? — абсолютно спонтанно спрашивает он, и, дерьмо, этот вопрос попадает прямо в цель, потому что Баки вздрагивает и ухмыляется, кивая на место рядом с собой на диване. — Бывало и лучше, — он не думает отодвинуться, когда тот садится рядом, и теперь их бедра прижаты так тесно, что у Стива перехватывает дыхание. — Эти постоянные переезды выматывают, да? — Стив пытается вести себя, как обычно, но профиль Баки слишком прекрасен, и он тяжело сглатывает, чтобы не сказать это вслух. — Да уж, — Баки кивает, выдавая что-то вроде нервной улыбочки. — Особенно, учитывая, что вся эта херня происходит из-за меня, и вам всем было бы намного лучше, если бы вы не влезли в эту заварушку. — Неправда, — Стив знает, что Баки неправ, но какая-то сволочь внутри шепчет, что всё так и есть, как он говорит. — Мы делаем это добровольно, и ты тут не причем. — Тогда кто причем, Стив? — Баки резко поворачивает голову в его сторону. — Они идут за мной, а не за вами, и это похоже на гребаное болото, которое тянет меня все глубже и глубже, а вы тонете следом вместо того, чтобы убежать. — Мы сделали свой выбор, Бак, — Стиву действительно кажется, что он тонет в этом болоте, потому что он не может потерять ни Баки, ни кого-либо другого, и это чертово распутье. — Ты сделал, — Барнс смотрит прямо ему в глаза, и Стив чувствует, как тяжесть его векового возраста вдруг разом сдавливает ему плечи, и воздуха становится критически недостаточно. — Мы оба знаем, что они идут за тобой, а не за мной. Уйди ты — уйдут и они. — Но я не уйду, — Стив кивает, будто отвечая на какой-то вопрос, и, несмотря ни на что, видит благодарность в бездонных глазах Баки. — Я знаю, тупица, — лицо Баки почему-то оказывается слишком близко, и Стив чувствует его дыхание. И он делает это снова. Губы Баки на этот раз сухие — совсем не так, как тогда. На вкус они похожи на спелую клубнику, потому что, скорее всего, он недавно ее ел, и Стив думает, что это лучший вкус в его жизни. Он целует Баки мягко, боясь сделать лишнее движение, и Баки не против. В одно мгновение его язык начинает исследовать рот Стива, и это настолько потрясающе, что Стив не находит в себе сил сдержать стон. Это переворачивает его мир с ног на голову, и он утопает в этом водовороте чувств и мыслей, и едва ухватывается за край одной из них. Это неправильно. — Баки... — Стив разрывает поцелуй и слегка уклоняется назад, — это... — Нет, Стив, — Баки прикрывает глаза, делает глубокий вдох и приближает голову Стива к себе, придерживая за затылок. — Это оно. Стив не успевает спросить, о чем говорит Баки, потому что второй поцелуй — полная противоположность первого. Баки целует жадно и грубо, кусает его губы и тут же вылизывает их, и Стив чувствует себя неопытным сосунком, потому что до этого момента он не мог представить, что поцелуй может сотворить с ним такое. И ему сносит крышу. Он зарывается в волосы Баки и тает от удовольствия, настолько они мягкие на ощупь, прикусывает его нижнюю губу и проводит мокрую дорожку от губ до шеи, одновременно расстегивая его сорочку запутывающимися пальцами. Баки резко втягивает воздух и, кажется, окончательно теряет голову. Стив шепчет что-то непонятное и абсолютно не нужное ни одному из них, целует его шею, опускается к ключицам и впервые понимает, насколько они потрясающие. Он целует каждый миллиметр, попутно снимает с него рубашку и до боли в груди хочет снова его поцеловать. Баки дрожит всем телом, когда их губы снова соприкасаются недолгими и резкими поцелуями. Он одним движением снимает со Стива футболку и толкает его на спинку дивана, опираясь на нее руками. Он опускается чуть ниже, выкладывая себе путь из поцелуев, прихватывает зубами сосок и втягивает его, отчего Стив стонет еще громче и протяжнее и молится неизвестно кому, чтобы это никогда не прекращалось. Баки опускается ниже, целует кубики пресса и проводит языком вокруг пупка. Он опускается на колени, не переставая целовать торс Стива. — Бак, нет, — Стив понимает, к чему это ведет и не то чтобы он против, но опять это чертово благородство. — Ты не должен, это совсем необязательно... — Тс-с, тупица, — голос Баки хриплый и низкий, и Стив едва не теряет сознание от него. — Я хочу этого. Стив замолкает и прикрывает глаза, потому что знает, что будет следом, но никогда прежде такого не испытывал. Баки опускает молнию его брюк, затем и сами брюки вместе с бельем, и ухмыляется, когда Стив не соображает привстать, чтобы помочь ему с этим делом. Баки снова целует его напряженный живот и невесомо прикасается губами к головке. Он проводит языком до основания и облизывает яички, и у Стива темнеет в глазах, когда его член почти полностью оказывается во рту Барнса. Он хватает его за волосы и не может не думать ни о чем, кроме того, насколько охрененны губы Баки, и снова молится, и ловит себя на мысли, что молится не каким-то там богам, а Баки. Его рот невероятно теплый и влажный, он водит головой вверх и вниз, и единственное, чего хочет Стив — быстрее. Баки слегка царапает его зубами, но это ещё более потрясающе, потому что Стив уже на пике. Он мычит что-то невнятное, пытаясь отодвинуть голову Баки, но тот лишь отрицательно качает головой, и Стив кончает, едва не падая назад вместе с диваном. Баки не отстраняется ни на секунду, глотая всё до последней капли, а затем поднимает глаза на Стива, желая увидеть его реакцию. Он вытирает рот правой рукой, и Стив едва не сходит с ума, потому что губы Баки неприлично красные и он неприлично сильно хочет его. Стив тянет его вверх за подбородок и смотрит прямо в глаза. — И что же это было? — конечно, он всё понимает, но, может быть, Баки думает об этом совсем иначе. — Минет, идиот, — Баки совершенно непристойно облизывает губы и довольно улыбается. — Это я понял, тупица, — шепчет Стив и тянет Баки на себя, — ты объясняешь чертовски доступно. Баки целует жёстко, до боли в губах, и Стив чувствует вкус собственной спермы. Это потрясающе, думает он, когда Баки оставляет цепочку засосов на его шее, будто заявляя свои права на него. Ему кажется, будто это желание никогда не покинет его, потому что Баки красивый, черт бы его побрал, красивый, изящный и слишком любимый. "Любимый", — думает Стив, пробуя это слово на вкус. Теперь это так? — Давай уберемся с этого дивана, — хрипит Баки, и они поднимаются почти одновременно, не прекращая целоваться, и направляются к их комнате, разбрасывая всё, что попадается по пути. Оказывается, что оторваться друг от друга невозможно, поэтому они влетают в комнату единым целым, и Стив едва успевает захлопнуть дверь, когда Баки толкает его на кровать и сам падает сверху. Стив успевает подумать, что кровать, должно быть, достаточно хорошая, раз просто скрипнула под их весом. Он задыхается, когда Баки прикасается языком к мочке его уха и облизывает ее, затем снова возвращается к губам. "Слишком мокро, — думает Стив,— слишком хорошо". Он вылезает из-под Баки и опирается руками о кровать. Тот смотрит на него помутневшими глазами и, очевидно, ждет продолжения. Стив опускается к его груди, обводит языком вокруг торчащего соска и освобождает Барнса от брюк. Следом на пол летят хипсы, и теперь Стив чуть приподнимается, чтобы вдоволь налюбоваться Баки. — Ты когда-нибудь?.. — спрашивает он, всё еще смущаясь. Баки кивает, и Стиву кажется, что появившееся чувство ревности сильнее удивления. Он делает в уме заметку узнать об этом позже и вновь припадает к губам Барнса, потому что, черт возьми, они так притягательны! На этот раз Баки целует легко и мягко — на грани головокружительной нежности. Он вызывающе раздвигает бедра, и Стив оказывается между ними. Он смачивает пальцы собственной слюной и медленно толкается внутрь, останавливается, когда Баки вздрагивает от непривычки, и нежно целует того в живот, успокаивая. Баки пропускает тот момент, когда пальцы Стива становятся для него чем-то необходимым, будто так оно всегда и должно было быть, и ему кажется, что они оба уже готовы кончить, когда ощущение наполненности вдруг сменяется пустотой. Он хочет взвыть о несправедливости и какой-то совсем детской обиды, когда Стив кладет одну руку ему на грудь, а второй помогает себе. Он входит без предупреждения, потому что готов взорваться от нетерпения. Баки вскрикивает и сжимает пальцы металлической руки на плече Стива, и тот рычит: то ли от боли, то ли — удовольствия. Он держит Барнса за бедра, и там точно останутся синяки, но им обоим плевать, потому что Стив наращивает темп и едва не орет во все горло от кайфа, когда Баки начинает громко стонать и звать его. — Блядь, Стиви, — Барнс шепчет что-то еще, но Стив его не слышит, потому что в его ушах стоит какой-то звон, и потому что Баки чертовски, мать его, тесный и горячий. Баки дергает бедрами и кончает, и Стив подхватывает его под задницу и входит настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Мир вокруг взрывается миллиардами звезд, когда он кончает прямо в Барнса и обессиленно падает на него. Баки дышит так тяжело, будто без остановки пробежал километров сто, и Стив лениво целует его в губы и перекатывается набок, позволяя ему выбраться из-под него. Баки молчит, и, провожая его, уходящего в душ, взглядом, Стив не знает, стоит ли что-либо говорить. Он чувствует себя абсолютно счастливым и не помнит, когда прежде был так окрылен каким-то чувством. Баки возвращается через двадцать минут, и, все так же ничего не говоря, ложится рядом, обнимает Стива правой рукой и целует куда-то в плечо. Утром выясняется, что все, конечно же, в курсе их "нового вида отношений". Стив и Баки решают никому ничего не говорить, но эта затея оказывается провальной, потому что остальным и без них всё известно. Стив думает, что им стоило быть тише, а Баки нагло ухмыляется и показывает язык Сэму, который не перестает бросать пошлые и совершенно неуместные (по мнению Стива) шуточки по поводу "голубков". — Так вы теперь парочка? — спрашивает он и переглядывается со Скоттом. — Я даже не знаю, кто из вас бойфренд, — подхватывает он, и все четверо начинают смеяться, будто в этом действительно есть что-то смешное. Стив сбегает в кухню с первой же возможностью, и Баки идет за ним. Он обнимает его со спины и утыкается лицом в его шею. От поцелуя Стиву становится так тепло и уютно, что он хочет стать бабочкой и запорхать от восторга. — Так что? Я теперь твой бойфренд? — спрашивает он и жмурится в ожидании ответа. — Нет, — мурлычет Баки ему в затылок, — ты мое всё. Стив никогда прежде не был в Окленде, но теперь это не кажется важным, потому что это его самый любимый город и он тайно мечтает поселиться здесь вместе с Баки. Но их, разумеется, находят снова. Города меняются, будто калейдоскоп, и Стив запоминает их поцелуями и ночами, проведенными с Баки, и жалеет лишь, что не может выжечь на своем теле каждое его прикосновение. Это кажется сумасшествием, потому что Баки целует его бесконечно часто, теперь даже при людях, будто боится не успеть нацеловаться за всю оставшуюся жизнь. Стив закрывает глаза на редкие вспышки отчаяния, потому что он знает, что Зимний Солдат всё еще жив, и он не хочет его тревожить. Баки говорит, что спешить им некуда, но сам торопится так, будто осведомлен о каком-то обратном отсчете. Стив не понимает, в чем дело, пока однажды утром не просыпается в пустой постели. Баки исчезает в Теллерайде. За пять дней они объезжают весь Колорадо, пытаясь найти его, но знают, что Солдат всё еще где-то там и его невозможно найти, если он пожелает. Стив понимает, что задумал Баки, и не понимает одновременно. Потому что он любит его, черт побери, любит, любит, любит и теперь готов повторять это безустанно, но знает, что вряд ли его слова что-то изменят, потому что он молчал тогда, когда нужно было говорить. Конечно, Сэм говорит, что они его обязательно найдут, и Стив тоже в этом уверен, но боится, что тогда уже будет поздно. Стив не понимает, почему они находят Баки в Окленде, но знает, что тот сам этого захотел. Они идут по его следам два дня и находят на заброшенной стройке в окружении дюжины раненых наемников и стольких же трупов. Барнс стоит перед незнакомым им человеком, но совершенно очевидно, что он его знает. Незнакомец вооружен до зубов — кажется, будто он собрался идти на целую армию, но соперник у него один, и он, как замечает Стив, безоружен. Автомат в руке человека кажется самым страшным оружием, которое только видел Роджерс, и это оружие смотрит прямо в грудь Баки. Стив знает, что сейчас их больше. Но незнакомец ближе к Баки. Стив быстр. "Но достаточно ли?" — думает он и бежит. Ему кажется, что никогда прежде он не бегал так быстро: ни от врагов, ни к друзьям. Он видит лишь Баки перед собой, и жжение в легких ничто по сравнению с красотой вьющихся волос, местами покрытых грязью. Человек успевает выстрелить несколько раз за пару секунд до того, как стрела Клинта вонзается ему между глаз. Стив ощущает почти детский восторг и не успевает облегченно вздохнуть, как адская боль, сопровождаемая неразборчивым криком Баки, подкашивает его ноги. Стив падает на землю, хватает воздух и не может определить, куда именно его ранили, потому что болит абсолютно всё. — Эй, Стив, Стиви, ты меня слышишь? — в ушах Роджерса стоит противный шум, будто в его голову засунули испорченный телевизор, и он едва ли может что-либо услышать, но Баки он узнает, даже если будет глухим. — Не смей закрывать глаза! — требует он, и Стив старается, правда, старается держать их открытыми. — Многовато даже для тебя, старик, — когда остальные подходят, Сэм пытается отшутится, но боль в его словах почти осязаема. Стив не чувствует, сколько пуль в него всадили, потому что сперва ему кажется, что его бросают в котел с кипящей водой, а затем вынимают оттуда и опускают в холодную воду, и всё его тело немеет. Он не может сдвинуться с места, и все конечности оказываются неожиданно тяжелыми, будто свинцовыми. Он закрывает глаза и вновь открывает их, когда чувствует на лице что-то мокрое и щекочущее. Баки целует его, как никогда в жизни, и вкус крови во рту Стива смешивается с терпким запахом отчаяния, стоящим в воздухе. — Пожалуйста, Стиви, — голос Баки надрывается, и Стив проклинает себя за то, что слышит в нем слезы. — Не смей умирать, мать твою! Стив думает, что его сейчас ударят, но вместо этого ощущает руки Баки на своих щеках. Он пытается поднять голову, чтобы поцеловать его, потому что знает, что такой возможности у него больше не будет, но мир вокруг вспыхивает алым пламенем, и он начинает захлебываться собственной кровью. Барнс трактует всё верно. Он прикасается к губам Стива безумно трепетным поцелуем, и тот осознает, что, выиграв сотни схваток, проиграл эту жизнь. — Я люблю тебя, Стиви, — шепчет Баки ему в губы, и сердце Роджерса проваливается в тартарары. — Господи, я так тебя люблю! Холод сковывает Стива, вонзается в него тонкими иглами, и впервые он чувствует себя паршивей, чем в сорок пятом. Он пытается дышать, но воздуха слишком мало и он совершенно ледяной. Совсем не кстати он вспоминает ту пожилую женщину и орхидеи в ее руках, и в последний момент это кажется самым нужным, самым существенным в этом бескислородном воздухе между ними. — Я тебя тоже люблю, люблю, люблю целую вечность: твои руки, твое лицо, твои волосы, твои ключицы — тебя всего, — хочет сказать он, — и мне так жаль, Бак, мне так жаль, что я оставляю тебя! Прости меня, прости, если сможешь... — Твои глаза... — слова больно царапают горло, и Стив не может даже сглотнуть. — Орхидеи... Холод уходит внезапно — спустя пару секунд после того, как он понимает: они того стоили.