Людвиг шел по огромной пещере, заросшей ярко-зелёным мхом. То там, то здесь пробегали маленькие и юркие ящерки, в углах копошились жучки. Звук ветра органично гармонировал со звуком падающих капель и каким-то отдалённым шумом. Германия не стал медлить и побежал на этот шум.
В конце туннеля, выхода из пещеры, лился яркий, почти белый, свет. Двадцать шагов, он уже вышел из расщелины и тут же замер, пригвождённый ослепительным зрелищем.
Огромный, мощный, величественный, бурлящий водопад точил камни у подножья скалы, которая служила трамплином для самоубийственного прыжка реки. Падая, вода разлеталась на такие малейшие капли, что казалось, будто внизу плыли облака.
Сердце немца усиленно перекачивало кровь, а обрыв впереди манил. Мужчина разбежался и прыгнул…
Блондин вскочил в холодном поту. Он часто дышал, а сердце стало самым быстрым танцором чечётки в истории. «Всего лишь сон, ничего более», — подумал он, вырывая из уголков глаз остатки сна. Сегодня был выходной и он позволил себе такую дерзость, как поспать до девяти утра.
Принюхавшись, он понял, что на весь дом пахнет чем-то вкусным. Он встал с кровати и, накинув халат, пошел в направлении кухни.
Чем ближе он подходил к святилищу желудка, тем отчетливее он слышал музыку и хриплый бас брата, тихонько подпевающего песне. Он заглянул в помещение.
На маленьком столике у окна уже выстроилась батарея блинов, пирогов (опыт общения с Россией) и кексов (опыт общения с Австрией). «Нынче Гилберт в ударе», — пронеслось в голове младшего. Сам Пруссия стоял к нему полубоком, но слишком увлечённо что-то размешивал венчиком, чтобы заметить Германию. На Байльшмидте был ярко-голубой передник с подсолнухами, наследство советского периода жизни. Он покачивал бёдрами в такт музыке и выбивал ногою ритм.
— Он не знает ревности,
Он гудит от нежности.
(Ту-тунь, тинь)
Ни стыда, ни совести.
Регулятор скорости.
Людвиг прислушался к неумелому подпеванию брата. Тот, ничего не замечая, продолжил петь, зачем-то пытаясь передать звук музыкальных инструментов.
— Поскорей задернем шторы,
И опять в глазах узоры.
Заработали моторы.
(Туту-туту-тунь)
В этом месте Пруссия весьма опасно крутанулся на пятке на триста шестьдесят градусов и встал на две ноги, продолжая двигать телом. Теперь уже не только бёдра, но и голова с плечами начали двигаться в такт.
— Если вы мечтаете о друге и томитесь без услад,
Предоставит вам свои услуги уникальный аппарат.
К сожалению, нам немного стыдно показать его чертеж,
Тем не менее его активно изучает молодежь.
Пруссия прошелся через всю кухню и остановился у противня. Потеряв его из виду ввиду ограниченного обзора, Германия прислушался к самой песне. Она была весьма динамичная, её пел весьма приятный и мягкий голос. Людвиг и сам стал покачивать головой в такт музыке. Несмотря на то что песня была на русском, Байльшмидту-младшему она понравилась.
— Бросим провода на клеммы,
Чтоб сгорели микросхемы,
Чтоб услышать вой сирены.
(Тру-ту-тунь)
Если вы мечтаете о друге, залезая под халат,
Предоставит вам свои услуги уникальный аппарат.
Если ночью вы лезете на стену или третесь об забор,
Вам поможет избежать проблемы удивительный прибор…
Началась самая динамичная часть песни. Гил резко вздёрнул руку с венчиком вверх, отчего потолок покрылся живописными брызгами теста. После венчик стал микрофоном и Пруссия продолжил петь уже в него. Когда Людвиг заметил, что вторая рука этого певца поставила своей целью уронить всё, до чего могла дотянуться, то решил вмешаться.
— Кхем, Гил, что здесь происходит? — спросил он самым суровым образом за спиной старшего брата. Венчик ещё раз взвился в воздух. Брызги снова украсили потолок, превращая его в некое авангардное произведение. Лицо Германии они тоже не поленились украсить, хоть и не в таком количестве.
— Ох, Людочка, бес тебе в ребро, не пугай меня так больше. Я же мог тебя и ударить. — Прус положил венчик и схватился за сердце. — Я чуть не поседел!
— Да ты и так седой! — немец протирал полотенцем лицо. — Что делаешь?
— Да тут поготовить надумал, вот печенюшки испечь хочу.
— Не много ли? — Людвиг кивнул на гору мучного за спиной.
— Скоро ведь Феля приедет, он оценит, а за ним наверняка потянется Япония. На четверых достаточно, — уверенно говорил Гил. Германия давно догадывался о симпатиях брата к Феличиано, но последний, кажется, был не так прозорлив.
— Ну ладно, пеки… А, вот чего хотел спросить. Ты не можешь перекинуть мне эту песню? — Младший показал свой телефон.
— Ну конечно, глупыш. Иди умывайся, пока я всё делаю. А иначе придёт серенький волчок и вырвет нечищеные зубки прямо с нервом… Ой, кажется, это из другой сказки. Ну ничего, ты меня понял, иди. — Байльшмидт вытолкал из кухни ошалевшего брата. Последний привык к жестоким сказкам брата, которые тот рассказывал ему в детстве, но Пруссии каждый раз удавалось удивлять его жестокой изощрённостью сюжета.
Но блондин решил не противиться судьбе и почистил зубы. Когда он вернулся, на кухне была безукоризненная чистота, а на столе лежал телефон.
— Я всё перекинул.
— Про что хоть песня? — спросил Людвиг, садясь за стол.
— Про машину, — последовал краткий ответ. Удовлетворившись этим ответом, немец принялся за блинчик.
— Стой!
Германия кинул блинчик на тарелку и поднял руки вверх.
— Эти. Блинчики, — сказал Гилберт, чеканя каждое слово. — Можно есть только с истинным кленовым сиропом. Кленовый сироп богат калием, цинком, марганцем. Гипоаллергенный. Содержит антиоксиданты. Кленовый сироп — подарок природы. — На стол опустилась бутылка. — Есть противопоказания, их спрашиваете у врача. Опасайтесь подделок! — Последние слова Людвиг еле разобрал из-за того, что Гилберт протараторил её как скороговорку.
За столом повисло молчание.
— Канада хоть платит тебе за рекламу?
— Нет, я работаю на добровольных началах.
Немец вздохнул и стал завтракать дальше. Вдруг он перестал жевать.
— Кстати, я завтра утром улетаю в командировку в Россию.
Из любящего братца Гил превратился в змея подколодезного.
— Молодой человек, а почему я, ваш брат, узнаю об этом только сейчас?
Германия очаровательно улыбнулся. Он хотел жить и желательно не инвалидом.
— Прости меня, заработался.
Грозный Пруссия потёк как воск.
— Ох, горе луковое, ты ешь, для тебя пёк, — сказал он и отправился мыть посуду.
***
— … Таким образом, могу сделать вывод, что наше союзничество в этой сфере будет весьма выгодно и продуктивно. — Людвиг положил указку и отошел от графика. Перед ним сидел сам Россия и директор компании, с которой они хотят сотрудничать.
— Что ж, — начал директор, — очень толково рассказано. Я могу поговорить с вашим начальством? Кстати, почему его нет тут? — Он подпёр подбородок руками.
— К сожалению, их самолёт опаздывает.
— Ну что ж, мы подождём.
Тут в дальнем углу, где была вешалка, заиграл телефон.
— Наверное, это они звонят. — Людвиг встал и неторопливо пошел к куртке.
Он не знает ревности,
Он гудит от нежности.
Ни стыда, ни совести.
Регулятор скорости.
Ваня недоуменно сморщил лоб. Потом потряс головой. Потом ущипнул себя.
Поскорей задернем шторы,
И опять в глазах узоры.
Заработали моторы.
Иван и директор переглянулись. Теперь никому не казалось, что это глюк. А Германия всё ощупывал свою куртку на предмет телефона.
Если вы мечтаете о друге и томитесь без услад,
Предоставит вам свои услуги уникальный аппарат.
К сожалению, нам немного стыдно показать его чертеж,
Тем не менее его активно изучает молодежь.
— Ох, точно! — Немец полез в свою деловую сумку и нашел злосчастный телефон. — Алло?
В это время Россия и директор фирмы переглянулись.
— Что это было?
— Не знаю, давайте поинтересуемся.
Они подождали минуту, и Людвиг вернулся к ним.
— Они уже на полпути сюда! — радостно сообщил он.
— Германия, а откуда у тебя эта песня? — немного неловко спросил Россия.
— Кхм, брат перекинул.
— А перевод ты знаешь?
— Ну да, там что-то про механизм. — Германия заёрзал на стуле — это было похоже на допрос.
— Ну тогда ладно. — Брагинский слегка ухмыльнулся. — Есть такая группа, Otto Dix, и у них есть песня, которая точно тебе понравится.
— Можно я тогда пойду и встречу начальство? — попросил разрешение его собеседник.
— Иди-иди, — отпустил Иван с какими-то мажорными нотками в голосе.
Когда дверь закрылось за крепкой немецкой спиной, Директор и Ваня посмотрели друг другу и одновременно прыснули со смеху.
***
Гилберт спокойно спал в кровати. Из окна дул приятный ветерок, было слышно стрекотание сверчков. Тут ночную мглу разорвал крик, как будто дикого зверя.
— Что б я ещё раз связался с иностранными песнями!
Пруссия сначала замер, а потом перекрестился, спрятался под одеяло для безопасности и уснул.
