***
— Трахни меня, Тэ, — Чонгук, опускаясь на колени, обнимает за талию, скользя руками вниз, припадая губами к бугорку. — Я не подходил к тебе, потому что старался быть нормальным. Я, правда, очень старался. Ты не представляешь, как сильно я старался. И сейчас я хочу твой член, больше, чем смотреть как Юнги-я поливает себя водичкой и орёт It’s my life. Понимаешь, Тэхён-а? Мне вибратор надоел, а твои стринги уже так сильно не возбуждают. Я хочу тебя, Тэхён-а. Тэхён улыбается и мысленно заносит в толщенную книжку новую информацию о спокойных ничем не примечательных соседях, поднимает обкурившегося Чонгука, которого невероятно прёт от всего, что происходит и от всего, что ещё будет, целует жарко, глубоко, поглаживая возбуждение, выпирающее наружу, требующее немедленного внимания и расслабления. Чонгук повисает на нём, улыбаясь в поцелуе, закрывает глаза. Потом откидывает назад голову, чувствуя, как хорошо сейчас и что надо как-нибудь обязательно повторить, если получится. Только чтобы стыдно не было, нужно нажраться до такого же состояния, а может и ещё хуже. Тэхён вжимается в крепкие ягодицы, приподнимая Чонгука, и сажает на диван, расстёгивает джинсы и быстро справляется с ними, повышая ещё на двадцать градусов тело раскрасневшегося пьяного Гука, бормочущего что-то про потрясающие губы. Гук стонет, улыбается, приподнимая копчик, помогая снять трусы, тянется к футболке. Тэхён отстраняется, что с трудом получается, снимает её сам и снова накрывает припухшие губы, проталкивая язык. Гук отвечает очень медленно и не торопясь, ведя ногой от щиколотки к бедру, проделывая то же самое второй ногой, повисая ленивцем на почти голом Тэхёне, как будто всё это делал и раньше, сталкивается носом с прямым и длинным, шипит и обсасывает нижнюю тэхёнову губу с причмокиванием. Губы у Тэхёна шикарные… Они мягкие, очень тёплые и мокрые, от слюней Чонгука. Чонгуку это нравится. Они настоящие и живые. Чонгуку это нравится. Они до ёбанных засекреченных фоток настоящие. Чонгуку тоже это нравится. Тэхён пытается снять шорты, что у него не получается, потому что не даёт ничего сделать сильный взбудораженный Чонгук, прижимаясь голым телом, пылающем жаром от алкоголя и дикого звериного желания размножаться с потенциальной самкой, толкается бёдрами, имитируя проникновение, задевая, увеличившийся ещё больше бугорок, отчего Тэхён стонет басом, случайно прикусывая верхнюю чонгукову губу. И уже не хочется играть в свою игру, а просто оттрахать до оглушающих визгов и громких стонов такого податливого раскрасневшегося Гука. Без очков, без галстука, без идиотской белой рубашки. Такого голого и пьяного Гука, который желает только его сейчас даже больше, чем первое место в конкурсе «Староста года». Тем временем собралась немаленькая толпа на улице. Кто-то увлечённо разговаривает, кто-то смеется и показывает пальцем, а кто-то снимает на телефон голого, выгибающегося студента лучшего на потоке технарей. — Трахни меня, Тэ. Я хочу почувствовать настоящий член в моей заднице, — Гук прижимается ещё ближе, водя словно утюгом по вот-вот загоревшемуся члену от перевозбуждения. У Тэхёна темнеет перед глазами: от голоса, от близости, от всего, что происходит и оттого, что под ним сейчас Гук. От этого ещё горячее. И всё тело пульсирует и изнемогает от желания поскорей войти в горячего пьяного Гука. Тэхён отстраняет Гука, что в этот раз получается, спускает шорты, оставаясь в жёлтых стрингах. Сейчас Тэхёну плевать на всё, на всех и на всё человечество в целом, потому что кажется он может сдохнуть от переизбытка феромонов, творящих с ним непонятно что, и Чонгук тоже творит хуй знает что: толкается в намокшие стринги, присасывается к шее, цепляется за спину, стонет «Тэхён-а» так, что Тэхёну срывает всё, что только у него есть и уже нет. Толпа ещё больше гудит и присвистывает, а поднявшийся на крышу Намджун не знает куда деть свои глаза и развидеть голых парней, трущихся между собой. Один из которых всегда правильный серьёзный Чонгук, не разрешающий при нём даже с банкой пива ходить, а другой безбашенный, достающий всех и вся идиот, прославившийся своими увеселительными странными вечеринками. — Блять можно было хотя бы это делать в другом месте. Как теперь сидеть на этом диване! Но Намджуна больше возмущает сосущиеся, вечно стебающиеся друг над другом враги, зазнайку и прогульщика. И даже больше, чем голые парни и свистящие снизу студенты со вспышками камер будто они чёртовы айдолы, а папарации не дают покоя, присмотрев новый эксклюзивный материал, чтобы раздуть очередной скандал. И слыша где-то справа один нескончаемый мат, разворачивается с трудом узнавая Юнги и розовую макушку Хосока среди одной сплошной туалетной бумаги, развивающейся на ветру, как флаг сдающегося корабля. И теряет дар речи, когда наблюдает за тем, как Сокджин, который работает в большом перспективном банке, Сокджин, который всегда сдержанный и воспитанный, Сокджин, который приходит и убирает весь беспорядок, ест перед камерой, треща языком без умолку, что-то увлечённо объясняет и показывает. А Чимин, которого Намджун так же недолюбливает, как и его соседи, под аплодисменты Хосока, немного смущаясь и хихикая, расстёгивает блузку, оставаясь в женском синим купальнике с рюшами на трусиках в виде юбочки. Не выдерживает, поднимает ящик с ещё половиной незаконченных бутылок и спускается к себе в комнату. Экстези он принципиально не принимает. Выпивает всё, чтоб не дай бог вспомнить всё, что происходило этой ночью и вовсю отбивает ритм, находя в этом свой непревзойдённый кайф, изматывая себя до мозолей на пальцах, капающего пота на барабанную установку. У Намджуна своя вечеринка. У Намджуна свой блек-джек со шлюхами.***
— Проснулся? — Юнги-я, дай ещё три с половиной минуты. Сегодня же к третьей, — Гук трёт нос и переворачивается на спину. — Может, тогда повторим без посторонних глаз? Мм? Я не думаю, что тут дело только в алкоголе и колёсах. Чонгук протерев глаза, но увидев перед собой того хиппи, сразу же закрывает. «Всё нормально, я только немного перебрал», — снова открывает, но дурацкая улыбка не исчезает, как прилепившаяся жвачка на штаны во время совместных пар, которая всегда пахнет манго, как и Тэхён. — Сук… — Тихо, — Тэхён наклоняется ниже, кладя палец на губы и заглядывает в глаза, ища разрешения. Протрезвевшего Чонгука куда интересней целовать, когда он всё понимает и делает вид, что не хочет. Это чувство сравнимо разве что с тем, когда Гук бежит с намыленной головой и кричит «я тебя убью, зараза». Чонгук не успевает ничего сказать, морщится от настойчиво проникающего горячего мокрого языка. — Эй ты чего творишь! Я тебе не разрешал! И что ты делаешь в моей кровати?! Гук немного успокоившись, но ещё не до конца придя в себя после шока, аккуратно присобрав одеяло, отодвинулся подальше от улыбающегося придурка со звенящими бубенчиками на голове при каждом движение, что капец как раздражает. — Мы на крышке общаги. — Что?! — поднимаясь, оглядывается Чонгук по сторонам, просыпаясь окончательно. — Что я тут делаю? Что мы чёрт побери тут делаем?! С тобой?! Вместе! Чонгук даже боится заглянуть под покрывало. А вдруг там «оно»? — Подумай сам, что могут делать в одной кровати два парня под кайфом? Подогнал колёса, кстати, Джэксон из твоей группы. У него отменный вкус. Буду у него покупать… Ну как, дошло? — Тэхён толкается языком в щёку и смотрит на Чонгука, ожидая ответа. Но Гук не собирается понимать его намёка и всё боится обнаружить «его». Тогда Тэхён говорит: «Мы трахались с тобой, очень долго с пошлыми стонами, всю ночь, как кролики». — Ч-что мы делали? Рука повелительно наклоняет обратно. — Тра-ха-лись, — по слогам произносит Тэхён, облизывая губы намеренно долго, — такие слова тебе не встречались? Ты же уже взрослый мальчик, должен понимать взрослые слова. Как ты с девушками будешь это делать, если не знаешь что это такое? Можешь даже не благодарить меня за то, что я тебя просветил. — Какого… — Ты что не помнишь свой первый раз в попу? Печально, — Тэхён наигранно вздыхает, а потом продолжает томно и тихо возле покрасневшего уха, — он был жарким и страстным. Могу рассказать во всех подробностях и красках, раз ты всё забыл. И я от тебя такого совсем не ожидал, шалунишка Гукки, — и проводит по тёмной чёлке, наклонившись так низко, что Гук давиться воздухом и краснеет ещё больше. — Такого не может быть…не может быть, — Чонгук продолжает лежать в оцепенении, будто окатили холодной водой. Чтобы его тайные желания исполнились это уже сверх всего. И без того спокойно лежать рядом с Тэхёном адски тяжело. Он совсем близко и никто не смотрит, что Гук готов его прямо сейчас уложить на лопатки и поцеловать как давно желал: глубоко и страстно. И даже плевать, если он голый?! Что очень возможно. — Ты так извивался подо мной и просил ещё и ещё, — совсем тихо и низко. Тэхёну до безумия нравиться издеваться над Гуком, который вот-вот сбежит или расплавится и не выдержит, что в голове возникает новая гениальная игра не «как достать Гукки», а «как заставить Гукки признаться в своих чувствах». — Я помню мы зашли с Юнги домой, — Чонгук попытался перевести тему для него не такую трепещущую и восстановить всё же прошлый вечер. — Потом позвонили в дверь… и это был как всегда ты, и ты позвал нас к себе, предлагая временное перемирие, чтобы сделать проект и набрать баллы, а что было дальше? — Ну а дальше, — погладив по волосам, Тэхён продолжил, — дальше к тебе подошла скромница Минни и предложила выпить, — Тэхён перестал перебирать волосы и отодвинулся. Гуку стало легче дышать немного и соображать тоже и он продолжил восстанавливать цепочку действий: «Это тоже помню, и как мы с ней танцевали под девчачью группу, потом она мне предложила какие-то таблетки, а потом?» — Потом Юнги решил спеть, кстати, поёт он, оказывается, неплохо особенно в купальнике, и потом после пятой песни одолжил у тебя Минни, а ты ругался и не хотел её никак отдавать. Всё же первая девушка, которая подошла к тебе не за конспектами и чертежами. — И почему эта Минни мне кажется очень знакомой, — Гук посмотрел на валяющую девушку возле колонок. Зажмурив глаза, хлестнув по щеке, и нащупав очки, с ужасом понял, что целовался с парнем Чимином, взасос по-взрослому, а не с девушкой Минни, что было полбеды. Юнги, обмотанный туалетной бумагой, лежал как мумия рядом с Хосоком в бикини, которое открывало прекрасный вид на бледное худое тело, а Хосок всё ещё прижимался к плоским грудям, бормоча что-то про весёлую ночку и шикарную стриптизёршу с острым язычком. — У меня будто член в Антарктиде вместе с башкой, а задница отдыхает на Мальдивах. — Да здравствует директор Чон, — вдруг подаёт голос Сокджин, поднимая резко руку, и тут же отпускает обратно и вновь начинает храпеть, переворачиваясь на другой бок. — Это и правда моя лучшая вечеринка. — Кто бы сомневался. Такой разгром мог устроить только ты — самый ненормальный дебил, которого я встречал, — Гук складывает руки на груди, раздувая ноздри, и смотрит на весь беспорядок будто его опять заставили следить за безответственными прогульщиком и подтягивать его ужасный английский. Кругом банки из-под пива, бутылки, коробки из-под пиццы, нескончаемая бумага, развешанная гирляндами по всей крыше, полуголый захрапевший Сокджин-хён с бледно-розовым лифчиком и алой помадой, размазанной на полщеки, который когда проснётся, будет читать нотации, параллельно убирая весь бардак, но сначала с криком убежит в ванну, чтобы смыть и снять всё это добро. — Кого-то выгонят из общяги, — злорадно тянет довольный Тэхён. — У нас если что есть место. И я слаб в инженерной графике и видео, как мы с тобой ебались, уже гуляет по интернету... Ну так что, может, договоримся? Ты на две недели переезжаешь к нам, а я решаю проблему с нашей порнушкой. Чонгук понимая, что выбора особо то нет, отвечает: «Я помогу тебе, но остаюсь у себя и на этом всё». — Ну так не пойдёт. Нет. Придётся возиться с видюхой, уговаривать сонбэнимов. А они не так быстро продаются, как порно-актёр Гукки. Значит, скоро до второго корпуса доберётся. А там атлеты, футболисты и ещё президент студенческого совета у нас девушка разговорчивая: любит косточки помолоть с директором… — Один день, и всё! Подонок, чтобы я ещё раз поддался на провокацию! Я чувствую себя кактусом в пустыне, — Гук проваливается в мягкие подушки и думает, что блядь, вообще, произошло и как так можно было облажаться перед всей общагой, если уже не перед всем универом. — Могу напоить вкусной освежающей водичкой, — двигается ближе Тэхён. — Пошёл ты. Я не гей! — Я тебя посвятил этой ночью в ряды… — Я не гей! Не гей я! Понял?! Не гей! — Посмотри жаркое порно с собой в главной роли и узнаешь кто не гей, а кто подонок, — недовольно произносит Тэхён, складывая руки на груди также как Гук. Гук встаёт, не желая больше продолжать этот глупый ни к чему не ведущий разговор, но понимая что абсолютно голый, злится и тянет со всей силы на себя покрывало, чтобы зараза Тэхён свалился, и ещё больше злиться, когда зараза Тэхён никуда не валится и не смущаясь и не прикрываясь, ещё и улыбаясь вдобавок, предстаёт перед Гуком всё же обнажённым мать его богом секса с утренним стояком члена внушительного размера. Что Гуку становится плохо, оттого что вот «это» побывало в его заднице и, оказывается, «он» намного больше, чем на фотке или, может, «он» подрос за год? А как это было? И как долго? Сколько раз? Гук кривится от мыслей, посещающих его с невероятной скоростью, и тормошит ногой Юнги, цедя сквозь зубы «Юнги», наблюдая как пантера за Тэхёном, который устраивается удобнее, складывая руки на затылке. Юнги не поворачивается и не просыпается, оставаясь в объятьях Хосока, спящей принцессой. — Хён, блять пошли! Юнги моргает от непривычно яркого света и непривычного тепла, непонимающие смотрит на Хосока, улыбающегося во сне. И не понимая всего пиздеца, свалившегося на голову, закрывает глаза, бормоча под нос что-то из ряда «присниться же такое». — Юнги, вставай! Надо разгребать навалившееся на нас дерьмо! — Отвали, я ещё не проснулся, — хрипит Юнги отворачиваясь от солнца и ложиться удобнее на плечо Хосока. — Оставайся тогда здесь и можешь даже так появиться на парах. Тебе очень идёт купальник с сердечками, а бумага предаёт только шика. — Ты меня заебал. Какой нахрен купальник? — Юнги с трудом открывает глаза. И теперь немного понимая всю катастрофичность ситуации, в которую они влипли, мигом разрывает бумажные путы, удивляясь, что откуда-то появились силы да ещё и утром, отталкивает от себя Хосока, поднимается и матерится про себя и вслух, отпускается вниз и, находя свою большую любимую толстовку, грязную, пропитанную алкоголем, снова матерится, надевая её. — Сваливаем отсюда, пока нас не отсняли. — Уже, — кутаясь и съёжившись от холода, с досадой тянет Гук. — Блять, если меня увидят в таком виде преподы, это будет вдвойне блять. — Я думаю мы уже стали звёздами во всех сетях какие только есть. — Чонгукки, больше никогда не разговаривай с этим ебланом, иначе поплатишься своей репутацией. Я же говорил ничем хорошим это не закончится. Можно было и по-другому баллы добрать. — Может, мы просто не умеем веселиться, Юнги-хён? — Мы с тобой лучшие студенты, преподы от нас в восторге и на красный диплом идём, нахуй тебе нужны эти придурки?! — Мне, кажется, понравилось. — Кажется, ты останешься здесь, — Юнги не дожидается Гука и топает к пожарной лестнице намерено громко, пиная попавшуюся бутылку на пути. — Хорошо, понял, мне это не понравилось, — Гук торопится за Юнги, подтягивая сползающее одеяло. А одежду собирать по всем углам как-то не комильфо да ещё и перед заразой Тэхёном, который не отводит глаз. Чонгук, помыв там куда мог залезть Тэхён и куда не мог на всякий случай, нажал на play видео, любезно предоставленное Марком — правой рукой Чонгука. Сначала смотрел спокойно, по крайне мере сдерживался, чтобы не завалиться к наглому Тэхёну и не отъебашить планшетом ко всем чертям пустую извращённую голову. На это дело даже не жалко было совсем нового айпада. Тэхён двигался пластичнее рыжего друга, танцующего танго с Хосоком, показывал краба Чонгуку, накидывал рулоны туалетной бумаги, рэповал совсем не рифмующие слова, впаривая Чонгуку что нихуя он ничего не знает в жизни и что главное отрываться в студенческие годы от учёбы, от земли, но лучше от реальности, а то потом нечего будет вспоминать, покрутил бёдрами, облизал два пальца и завёл их назад с низким хрипловатым стоном, рушащим у Чонгука все попытки стать натуралом. Но потом начинается полный трэш какой Чонгук видел только в хорроре или в своих мокрых снах, которые ожили яркими запоминающими картинками на экране. Что Тэхён рассказывал это было далеко не предел всех фантазий Тэ и как оказалась Гука тоже. У Гука она была ещё извращенней и массаж простаты огурцом показался бы совсем безобидным занятием по сравнению с вылизыванием тэхёновых сосков и их покусывания и о ужас, головки гигантского тэхёнова члена, который твёрд, как этой сучий огурец. А потом совсем, как в тумане: руки влажные от слюны залазают «туда» в самого Тэхёна и двигаются «там», а Хосок, чтоб его, делает ставки на то, кто кого поимеет. Через минут десять посасываний, толканий и стонов оставшиеся участники вечеринки расходятся. И Сокджину-хёну уже надело разговаривать, хотя просто зарядка села. Чимин натанцевался, справившись с верхней частью купальника, а на нижней заснул, обвивая колонку. Хосок потянулся к Юнги, у которого уже не было никаких сил отползать от Хосока и голос уже охрип, обнял его целуя куда-то в шею. И, когда всё утихло, Чонгука передёрнуло, а рука прилипла ко рту, чтобы не дай бог не закричать «Тэхён, блять, ебанный пидор» на всю общагу, потому что Чонгук после ласканий отрубился, а Тэхён его укрыл и сказал «я давно хотел узнать твои чувства ко мне, ну и повеселиться», поцеловал в щёку и, приобняв, тоже уснул.