Топь

1

Имс щурит глаза, спасаясь от убийственного, ослепительного луизианского солнца — но не двигается с места. Воздух дрожит, вонь бензина и пыльной дороги лезет в нос, а где-то на грани слуха гудит чья-то свихнувшаяся газонокосилка. Имс ждет полуденного автобуса. Ему скучно и жарко. — Абрахам! — голос разрезает нагревшийся воздух, как нож. — Абрахам, не отходи от меня! На раздолбанную лавочку рядом с Имсом плюхается жирная негритянка, сразу становится тесно. От нее разит потом и скисшей материнской заботой; отпрыск подбегает, поднимая облачко пыли, и пытается втиснуться на лавку рядом с мамашей. Имс и не думает подвинуться, прожигающий взгляд толстухи ему по барабану. В их заштатном городишке он знает почти всех, но ее видит впервые. Сплюнув жвачку на асфальт, Имс достает сигареты. Глупо, но ему не нравится, как вкус дыма сочетается с мятой, на языке сразу появляется привкус бумаги. Ничего, у него есть еще одна жвачка. Взгляд негритянки жжет, как ацетиленовая горелка, когда Имс закуривает. В ответ он с наслаждением выпускает дым и ждет взрыва. В конце концов, ему действительно скучно. — Если бы твой отец увидел, что ты куришь, он бы надрал тебе задницу, — сварливо говорит негритянка — хотя Имс ее не знает, она наверняка знает его. И уж точно — его любимого папочку. Имс перестает слушать. Его не беспокоит, что толстуха настучит на него отчиму. Тот отлично знает про курение, да ему и поводов лишних не надо. Надирание задницы на повестке дня независимо от пары сигарет, которые Имс даже не подумает скрывать. Имс скалит зубы, но в этот момент на уходящей за горизонт дороге возникает движущаяся точка — и оскал превращается в ухмылку. Автобус. Наконец-то. Он уже задолбался ждать, а жара и возмущение тетки не добавляют комфорта. Автобус притормаживает, выпуская облако зловонной гари, телеса рядом колышутся — негритянка встает, визгливо подзывая своего «Абрахама» (что за идиотское имя для черного ребенка? Или, если уж на то пошло, для любого ребенка), — а Имс не шевелится. Глубоко затягиваясь, он смотрит на открывшиеся двери автобуса. Первой изнутри выпрыгивает грудастая телка в обтягивающей майке, похожая на звезду дешевого порно про фермерских дочек. Чисто отмытые ковбойские сапоги нелепо смотрятся на пыльном и засыпанном окурками асфальте. Имс пялится на внушительную грудь и думает, что девчонка тут не задержится — в их богом проклятой деревне отродясь не было ранчо. «Фермерская дочка» быстро отступает, когда кто-то подталкивает ее в спину, и Имс невольно задерживает дыхание. Черт, он не зря отсосал у Чаки — и прямо сейчас готов сделать это снова, потому что Чаки не набрехал, чертов козел-извращенец сказал чистую правду. На секунду Имс остро жалеет, что ему месяц как исполнилось восемнадцать: глядишь, папашу хватил бы удар, узнай он, что вытворяет с его замом его же несовершеннолетний пасынок… Но, увы. Отчим Имса не сдохнет, даже если сядет на гранату. А Чаки — Чаки просто золото. Видавшие виды кеды спускаются на асфальт прямо рядом с блестящими ковбойскими сапожками, но Имс уже забыл про грудастую телку. Его взгляд прикован к потертым джинсам, белой футболке, простому серому рюкзаку. В последний раз затянувшись — чтобы успокоить волнение, — Имс бросает сигарету и поднимается на ноги, прижимая руки к груди в жесте притворного потрясения. — Артур? — неверяще кричит он. — Артур Берман, ты ли это, чувак? В устремленных на него темных глазах ни тени узнавания, и это плохо, но Имс не привык отступать. — Я Имс, чувак! — подсказывает он, улыбаясь так широко, что лицо болит. — Мы вместе учились в средней школе… Ну помнишь, старый урод Губер, травка за сараем?.. Имсу насрать, что все вокруг слышат. По-настоящему важного он не произносит вслух. Артуру, очевидно, тоже. Он склоняет голову набок, будто прислушивается к чему-то, встрепанные темные локоны колышутся от едва заметного ветерка. — Конечно… Имс, — медленно говорит он. И шутит: — Меня встречаешь? Имс смеется. Хаха, так смешно — и Чаки точно заслужил свое. Солнце по-прежнему жарит, негритянка что-то выговаривает своему толстому муженьку, приехавшему дневным автобусом, грудастая телка смотрит на Имса кисло, но он впервые за долгое время доволен жизнью. — Нет, но у меня полно свободного времени, — произносит он. — Подбросить тебя?  

2

Артур стоит и смотрит на свой бывший дом. Он не был тут четыре года и невольно ждет чего-то вроде… ностальгии? Тоски по старым добрым временам? Боли? Все, что он чувствует — это раздражение, да еще вездесущее солнце печет затылок. Дом перекрашен, забор другой, и там, где раньше росла кривая яблоня, теперь красуется пошлый пластиковый стол и пара стульев в комплект. Артур сомневается, что у новых жильцов сохранилось хоть что-то из старых вещей. Особенно дорогих. Тот, кто продал дом, наверняка позаботился о том, чтобы вынести все ценное. Вот только не так уж просто узнать, кто продал дом. На углу, через два дома, местный шизанутый пророк потрясает самопальным плакатом с Иисусом. У пророка восточное лицо, и непонятно, для кого он тут проповедует — на улице ни души, кроме него самого и Артура. На пассаже про Содом Артур думает об Имсе. Случайно ли, что сынок шерифа поджидал его в день приезда? Совпадение или это что-то значит? А откровенные, раздевающие взгляды — искренний интерес или что-то другое? Артур не против пригласить его в свою съемную комнатку и трахнуть, Артур не против даже, чтобы Имс трахнул его, но шериф и четыре года назад готов был убить сынка — пасынка — за малейший намек на интерес к мальчикам, а сейчас Артур хочет быть так далеко от шерифа, как возможно. Он не за этим сюда приехал. Не за вниманием. Не за правдой. Даже не за местью. Он просто хочет свои деньги — и свалить отсюда подальше, пока Дженкинс не додумался, куда на самом деле направился бедный приемный сиротка, и не явился на его порог. Артура передергивает от одной мысли, что фостерный папаша до него доберется. И все-таки Имс, и черт знает, как мысли Артура снова перескакивают на него. Имс слишком напоминает о прошлом, это минус, а с другой стороны — он действительно сын шерифа. И может что-то знать. Например, куда делись вещи из старого дома. Чтобы узнать это — как можно скорее — Артур готов пригласить Имса в свою комнатку прямо сейчас. Он готов на все. Ради информации и помощи, конечно, не ради горячих ладоней Имса на бедрах, не ради его губ. И уж точно не ради пустых, никому не нужных воспоминаний. Артур засовывает руки в карманы, размышляя, и не сразу замечает, как из дома выходит женщина — и только когда следом за ней выскакивают двое детей, крича и молотя друг друга игрушками, он вздрагивает и приходит в себя. — Вы что-то хотели? — женщина смотрит на него настороженно. Она очень красива, и в ее чертах, в голубых глазах Артуру мнится какая-то загадка. — Я когда-то жил в этом доме, — объясняет он — и затыкается. Вряд ли это хорошая рекомендация. Учитывая, в каком дерьме они оставили дом. Должно быть, полы на кухне пришлось полностью переложить. Кровь от дерева хрен отмоешь. Но женщина улыбается, хотя улыбку искренней не назовешь. — Вы, должно быть, тот мальчик, — безразлично говорит она. — Джеймс! Положи это! Артур сжимает кулаки в карманах. Он — должно быть — тот мальчик. — Не знаете, не осталось никаких вещей от прежних хозяев? — спрашивает он. «От моих родителей», — но этого Артур не спрашивает. Он не за этим приехал. Не за этим. Пожалуй, действительно стоит порасспрашивать Имса, тот и в детстве совал нос во все подряд. — Нет, — женщина отвлекается от криков на ребенка и снова обращает внимание на Артура. — Наверное, отдали в церковь. Решили вернуться в нашу глушь? Ей явно осточертел разговор. Пророк на углу срывает голос, предвещая апокалипсис и кары небесные всем грешникам. Женщина слегка вздрагивает на «как проклятая Далила», Артур вздрагивает на «дочерях Лота». Господь определенно испепелит Нью Иберию в числе первых. — Устроился на летнюю практику в «Новости Иберии», — говорит Артур и добавляет, когда лицо женщины становится особенно замкнутым: — Спасибо, что поболтали со мной. Увидимся? Женщина кивает. Проходя мимо пророка, Артур не слушает угроз — на другой стороне дороги стоит потрепанная машина Имса. Сам Имс сидит на капоте и курит, лямки комбинезона спущены до пояса, на футболке темные пятна. Поколебавшись всего секунду, Артур сворачивает к нему.  

3

— Значит, будешь работать в нашей жалкой газетенке? — Имс падает на продавленную кровать и на пробу подпрыгивает. Матрас ужасен, Имс сомневается, что Артуру на нем снятся сладкие сны. — Ты что, заделался журналистом? Идея об Артуре, работающем журналистом в их деревне — да и вообще об Артуре-журналисте — такая смешная, что Имс, не удержавшись, хмыкает. О чем тут писать? О поссорившихся соседях или алкашах, поколачивающих жен? О воскресных проповедях и урожае кукурузы? Кто тут даст писать о том, что на самом деле происходит? Имс поворачивается к окну: солнце пробивается сквозь запыленное и заляпанное мухами стекло, и в ярком свете комната кажется еще более убогой, чем она есть. Должно быть, новая семья Артура не слишком богата — ну или отказалась дать бабок на его сомнительный ностальгический вояж. — Ой, заткнись! — Артур взмахивает рукой, и в этот короткий миг будто бы не было четырех лет — он точно такой, каким уехал. Но миг проходит быстро, как и положено всем мигам. — Мне столько же, сколько тебе. Каким журналистом? Просто писал в школьную газету. Надо же как-то оплачивать жилье. К тому же, начнется работа только с понедельника. И теперь Артур ничем не напоминает себя прежнего. Имс смотрит на него и ищет в его чертах того веселого, романтичного мальчика, но это все равно что искать чистую воду в болоте. — Могу подкинуть пару сенсаций, — предлагает он. У него странная фантазия — хочется потрогать Артура, чтобы убедиться, что это действительно он. — Кое-что получше кражи старых великов. О, Имс много что может ему подкинуть. Кусочек за кусочком за кусочком — шаг за крошечным шажком, Артур вымостит Имсу дорожку к мечте. Как хорошо, что он вернулся. Как же вовремя он вернулся. Имс невольно тянется к синяку на ребрах, и тут же опускает руку, соображая, что делает. Он уверен, что если провернет все правильно, то Артур попадется на крючок. Он уже здесь, и теперь Имс не позволит ему свернуть. — Да неужели? — Артур делает шаг вперед и оказывается совсем рядом, потому что комната крошечная, в ней не развернешься. По лицу Артура невозможно сказать, о чем он думает. — Такой осведомленный? Имс не обращает внимания на то, что колени Артура упираются в его колени. И на то, что рот сразу заполняется слюной. Это тупая сентиментальность, отголосок давно забытого чувства — ах, первая детская любовь, неловкие поцелуи, потные ладони, все эти нелепые телодвижения, от которых остался только горький вкус во рту. Что с того, что Имс никого и никогда так не… не хотел. — Сынок шерифа, — он растягивает губы в улыбке, демонстрируя зубы. — Знаю тут каждую опостылевшую рожу — и про их грязные делишки тоже. — И горишь желанием помочь мне, потому что?.. — Артур придвигается еще ближе, и теперь это не оправдать простым разговором. Помочь? Имс смеется про себя. О да, горит желанием помочь. Помочь своему драгоценному «папаше» отправиться в ад или куда подальше. Ну или хотя бы слететь с работы, Имс не жадный и привык довольствоваться малым. И Артур — его ключ к этой не самой благородной цели, ранний подарок на День Благодарения, Рождество и даже следующий День Рождения. Протянув руки, он устраивает их на талии Артура. — Может, мне просто скучно в этой навозной дыре, — предлагает он. — А может, я ублюдок, который любит портить жизнь окружающим. — Это так похоже на цитату, что Имс кривится. — Может, хочу помочь тебе подзаработать. Или думаю, что за это ты мне дашь прямо тут. Артур обдумывает сказанное — на вкус Имса, слишком долго. — Расплачиваться буду по результату, — наконец решает он. — И что же за грязные делишки на повестке дня? — О, например то, что миссис Макфлай делает со своим слабоумным племянником, — Имс не убирает руки, наоборот, сжимает сильнее и запускает пальцы под край футболки. — Над которым оформила опеку — и парню еще ждать пару лет до возраста согласия… Кстати, — вспоминает он. — Тебя же усыновили? Имс никогда не считал себя жестоким, но сейчас ему нравится причинять боль — это помогает забыть о собственной боли. И о слабости, в лицо которой он смотрит, а каждая проходящая минута портит такой отличный план. Миссис Макфлай работала на отца Артура, и Имс не знает, помнит ли об этом Артур. Но вспомнит, обязательно вспомнит. — Взяли под опеку, — поправляет Артур. И делает шаг назад, высвобождаясь. Имс почти восхищается его выдержкой. — Когда твоя мать… — Когда моя мать свихнулась, — заканчивает Артур. — И ты вроде как рассказывал мне интригующую историю миссис Макфлай.  

4

Артуру совсем не интересно, что миссис Макфлай трахает племянника-идиота — так он говорит себе, пробираясь в ее дом средь бела дня, когда она на работе. Миссис Макфлай работает медсестрой, и Артур помнит об услугах, которые она оказывала его отцу. Не то чтобы сейчас в его сердце таится хотя бы капля тепла или благодарности. Она не бесплатно старалась, продажная сука, и когда отца кинули и убили, на ней это никак не сказалось. Что наводит на размышления. Артур напоминает себе, зачем сюда приехал. Не выяснять правду и не мстить. Найти ключ, забрать деньги, свалить — простой план. — Ты там застрял? — Имс толкает его сзади, и Артур буквально проваливается в узкое окно, едва не разбив нос о пол. — Хочешь, чтобы нас поймали? Окно выходит на задний двор, надежно укрытый кустами от соседей, так что Имс просто трусит — хотя именно он все это и предложил. И Артур все еще сомневается насчет его намерений, но смотреть в зубы дареному коню просто тупо. — Иди ты, — бормочет он себе под нос, вставая с пола и оглядываясь. Домик ничего так для бедной одинокой медсестры, и Артур усмехается. Макфлай, похоже, неплохо устроилась и после смерти своего покровителя. Как мило. Просторная кухня в деревенском стиле (серьезно, кому-то все еще нравится деревенский стиль в деревне? Артур кривится от отвращения) выходит в гостиную, заставленную рамочками, заваленную кружевными подушками, ароматическими свечками и прочей невнятной мурой. Артур оглядывается в поисках хоть чего-то, он и сам не знает чего. Зачем он вообще сюда пришел? Повелся на идиотское предложение Имса, рассчитывал получить подсказку? Уж точно не в поисках бедненького подопечного, запертого где-то в доме. Артур сглатывает. Его это не касается. — Она работает в психиатрическом отделении, — сообщает Имс между делом, — вот уж работка не сахар. Все эти психи, наверное, среди них и буйные есть, — он поднимает и кладет на место подушки, трогает все, не боясь оставить отпечатки пальцев, — хотя в нашей глуши настоящих психов нет — ну, всяких маньяков, убийц… — он наконец затыкается и оборачивается к Артуру с неискренним раскаянием на лице. — Прости, я не хотел. Собираешься ее навестить? Нет, Артур не собирается навещать свою мать — он строго запретил себе даже думать об этом, даже воображать, как это было бы… Увидеть ее после всего, что случилось. Нет, Артур не готов. Она ничем не могла помочь ему, а он — он ничем не может помочь ей. И он совершенно точно не хочет последовать за ней или за отцом. — Не твое дело, — отвечает он холодно, надеясь, что Имс наконец-то отвалит со своим не то сочувствием, не то любопытством. Артур предпочитает думать, что это любопытство. Потому что сочувствие Имса будит в нем то, что должно бы давно сдохнуть и истлеть, а Артур не желает реанимировать всякую тухлятину. — Не лезь… Он моргает, умолкая. Подходит к каминной полке — у этой суки даже есть камин! — и осторожно снимает облезлую фарфоровую пастушку. В статуэтке нет ничего примечательного, она дешевая и страшненькая, но Артур знает ее. Артур знает ее. — Как думаешь, куда могли попасть наши вещи? — спрашивает он, прежде чем успевает сообразить и захлопнуть рот. Имс, к счастью, отвечает легкомысленно, явно не связывая внезапный вопрос с пастушкой. — Вроде, в церковь, — он поднимается по лестнице на второй этаж и кричит оттуда, придурок. — Что-то забрали друзья. Друзья? Артур едва не смеется. Какие нахрен друзья? Племянника — Адама — они находят в запертой на засов комнате, Артуру хочется блевать от вида прикрепленных к стене наручников, и он делает фотографии как самый настоящий журналист, пока Имс пытается общаться с несчастным. Артур знает, что не будет никого обличать — и усилием воли задвигает поглубже тошноту. Мало ли, какое дерьмо тут происходит. Ему своего хватает. Хватает. К тому же, Макфлай еще может оказаться полезной — рассказать что-нибудь о вещах или… Артур отворачивается, потому что все, о чем он сейчас может думать: его мать, вещи, смерть отца, насилие — обо всем этом ему думать нельзя. — Пошли отсюда, — говорит Имс, и голос у него тоже не слишком жизнерадостный. Так ему и надо, — думает Артур. Но, спускаясь по лестнице, Имс кладет руку ему на поясницу, и это неожиданно приятно.  

5

Они трахаются в гостиной у Имса, пока напившаяся до беспамятства мамаша Имса беззвучно спит в соседней комнате, совершенно равнодушная к происходящему. Имсу почти жаль, а еще жаль, что их быстрый перепих и сексом-то не назовешь — ему бы хотелось, чтобы отчим за вечерним пивом и футболом обнаружил на ковре парочку использованных презервативов. Но они просто дрочат, трутся полуобнаженными телами, и за этими суетливыми, дергаными движениями Имсу легко потерять истинную причину своего сожаления. Забыть, что на самом деле он хочет настоящего секса. На самом деле он хочет внутрь… но вряд ли Артур пустит его, да и сам Имс не спешит подставлять задницу. Для такого нужно доверие. Имс использует Артура — а тот, тот наверняка использует Имса, какое уж тут доверие. И все же Имсу жаль… Он скучает по тем детям, которыми они были. По тем невинным детям. Сейчас сам Имс далеко уже не невинен, и, глядя на Артура, на его искаженное лицо, сосредоточенно сжатые губы, на легкость, с которой он двигается, Имс сомневается, что где-то там прячется хотя бы капля, крошечный след непорочности. — Сколько… — выдыхает он, — сколько парней у тебя было? А девчонок? Артур издает странный звук: может, подавленный стон, может, смешок — или просто подавился слюной и закашлялся. — А у тебя? — вопросом на вопрос отвечает он, и не похоже, чтобы ему было интересно, что скажет Имс. Имс мог бы сказать, что много, что он делает все, чтобы угробить репутацию отчима — и зависать в мутных полуподвальных притонах, обкурившись травы, и отсасывать у первого же пьяного ушлепка, предложившего зайти за угол, — его излюбленный метод. Но вряд ли это впечатлит Артура. Тот, впрочем, и не переспрашивает. Сжимая член Имса влажными от пота и смазки пальцами, он наклоняется вперед, кусая Имса за подбородок. Его живот каменно напряжен, грудная клетка ходит ходуном. Он выглядит так, словно сегодня последний день на земле — и он совершенно счастлив. Они не целуются. Поцелуи остались в прошлом — там же, где прогулянные уроки, ох-такие-дерзкие косячки, выкуренные на двоих, глупое хихиканье после, еще более глупые признания и обещания. И, конечно, невинность. Имс стонет, кончая прямо на любимый папашин диван. — Хочешь покурить? — предлагает он, отдышавшись. Потому что да, он использует Артура — и ему не нужно напоминать себе об этом каждые пять минут. Он смотрит, как Артур поправляет одежду, скрывая следы произошедшего с каждым быстрым, коротким движением. Имсу хочется кричать. Но он улыбается. — Еще бы, — Артур безмятежен, румянец постепенно сходит со щек, пот на лбу высыхает. — А у тебя есть? Имс кивает — конечно, у него есть, — отодвигая картину и открывая тайник за ней. Тайник прямо в гостиной, напротив дивана, где папаша смотрит свой телек. Какая наглость. Обычно Имс чертовски доволен собой, но сегодня он об этом не думает. Доставая пакетик, он оборачивается и наносит удар: — С плантации твоего отца. — Он не отрывает взгляда от лица Артура, ожидая реакции — любой реакции. Артур не вздрагивает. Не бледнеет, не выпрямляется, не щурится, он все так же расслаблен и удовлетворен, как минуту назад, только темные глаза на мгновение становятся еще темнее. — Хорошая, значит, должна быть травка, — невозмутимо отвечает он. Имс идет на кухню за газетой. Он не верит в безразличие Артура, но давить — значит сразу проиграть, а проигрывать Имс не собирается. Вернувшись, он снова устраивается на диване и принимается за работу. — Не интересно, кто теперь ей владеет? — спрашивает он. Артур пожимает плечами и протягивает руку за самокруткой. — Неа, — огонек зажигалки отражается в его глазах, вспыхивая кроваво-красным, — я нелюбопытный. Зачем же тогда ты вернулся, сука? — хочет спросить Имс, и почему бы нет? — Зачем тогда вернулся? Артур выпускает дым через нос. — Откуда это? — снова не отвечает он. И тыкает пальцем в синяк на груди Имса — тот так и не потрудился прикрыться. Имс отворачивается, сжимая зубами собственный косяк. — Упал, — говорит он. — С лестницы, — наверное, насмешка в голосе Артура ему мерещится. Наверное. — Точно, — отвечает он. Что ж, Имс и не думал, что будет легко.  

6

Артур находит куколку из травы, приколоченную к двери своей комнатки. Вместо глаз вставлены две сушеные кукурузины, и они отлетают, когда Артур отдирает поделку от потрескавшегося лака на двери. Он тут же матерится и сует палец в рот — острая булавка царапает кожу до крови. Что за тупая шутка. Под куколкой прямо на двери выдохшимся, бледным маркером нацарапано «Сын своего отца». Артур в ярости хлопает дверью, не признаваясь даже себе, что прячет за этой яростью другие чувства. Много чувств — таких, которые ему нельзя испытывать. Страх, разочарование, стыд, обиду. Желание. Нет, в желании самом по себе нет ничего дурного, это даже полезно, как Артур слышал от одного ублюдка, имени которого сейчас даже не хочет вспоминать. У Артура сложные отношения с сексом. Он ненавидит секс, всю эту грязь и унижение, — но иногда так хочет, что готов переспать с кем угодно. Имс, к сожалению, не кто угодно. Артур начинает верить, что Имс — кара, ниспосланная ему свыше, вот только за что? Воистину, он сын своего отца, — думает Артур, швыряя куколку на пол и падая на кровать. Тоже хочет свалить отсюда и, похоже, завяз. Матрас воняет пылью и сухой плесенью, между стекол застряла муха и басовито, отчаянно жужжит, в комнате жарко, потому что даже вентилятора тут нет. Артура тянет в сон. А ведь он всего лишь хотел найти ружье, достать ключ и забрать свои деньги. Большие деньги, он помнит — деньги, которые купят ему нормальную жизнь подальше отсюда и от Дженкинса. Ему плевать на справедливость, на месть, миссис Макфлай и на Имса. Плевать. Артур закрывает глаза и думает, чисто теоретически, смог бы он добиться справедливости, если бы захотел. Доказать, что не мама убила отца. Что его самого просто вышвырнули из города, пристроив в худшую из возможных семей, лишили всего, даже дома. Это смешная мысль. Артур не верит в справедливость. Смешная мысль, и Артур отгоняет ее: он ничего не докажет, лишится денег и отправится в психушку вслед за матерью или в тюрьму, потому что знал о деятельности отца, или… или на кладбище. Артур не хочет тут сдохнуть или сгнить в желтом доме или за решеткой. Вряд ли сынок шерифа Имс будет носить ему гостинцы. Поэтому Артур не думает о справедливости и правосудии, а вместо этого размышляет о набитых мужскими вещами коробках в подвале миссис Кобб — той женщины, которая теперь живет в их доме. Она вроде как вдова, он разузнал, ее муж без вести пропал пару лет назад. Неудивительно, что она все еще хранит его вещи. В дом Артур забрался всего час назад, потому что ему на самом деле нужно найти отцово ружье, и как можно скорее. Артур беззвучно смеется: сначала спер деньги у Дженкинса, чтобы добраться сюда, теперь уже второе проникновение со взломом. Прекрасно, тут он начинает оправдывать репутацию семьи. Что дальше? Укокошит кого-нибудь? Артур не исключает такого варианта. Повернувшись набок, он открывает глаза и смотрит на валяющуюся на полу куклу. Чья-то дурацкая шутка — возможно, ребенка. Соломинки торчат во все стороны, вместо волос пучок кукурузных усов, за одежду — грязные лоскутки. Кукла на Артура совсем не похожа. Может, это Имс развлекается. Артур повторяет про себя план и с тревогой понимает, что впервые ждет скорого отъезда не с радостью. Но для того тоскливого чувства внутри у него нет названия, и Артур не собирается искать. Засыпая, он думает о неряшливой куколке и о бетонном поле в подвале дома миссис Кобб — его, Артура, дома. О вытертом до белой пыли цементе в нескольких местах. О палате в больнице, в которой все еще живет его мать. Но снится Артуру солнечный — черт, как будто тут бывают другие! — день, стрекотание цикад, сарай за школой и пылкие, глупые, детские поцелуи. Обещания, в которые верилось, казавшиеся вечными клятвы и волшебное чувство в груди. То, что было потом, Артуру не снится.  

7

Имс заходит в дом тихо, впервые за долгое время не желая привлекать к себе ненужного внимания. Его голова набита мыслями, как маковая коробочка зернышками, и при шевелении потрескивает от перенапряжения. Имс чувствует себя пустой погремушкой. История Артура — такая же тухлая, как у большинства тут, но зато хоть выглядит броско. Имс помнит его отца. Чувак умел делать деньги, неудивительно, что многим он был как кость в горле. В свое время приобрел участок земли под кукурузное поле, вот только выращивал там вовсе не кукурузу — и друзей со всего штата ему хватало, чтобы полиция не лезла сверять посевы со справочником по ботанике. Для всех мистер Берман был честным бизнесменом, занимался поставками лекарств в аптеки и больницу, на досуге помогал приюту для бродячих животных. Милая женушка-домохозяйка, чистенький сынок, белый заборчик на аккуратном газоне. Имс — только-только открывший в себе влечение вовсе не к сиськам соседок по парте — был влюблен в Артура, как сумасшедший. Имс из такой же благополучной семьи — кто знал, что мамаша не бывала трезвой последние лет семь, а отчим вколачивал в него повиновение вовсе не ласковыми увещеваниями? Кому такое интересно? Большинство парней из их класса носили одни джинсы годами — после братьев. Они были «мальчиками из одного круга», как любила разглагольствовать мать Артура. Ага, будто в этой дыре можно говорить о каком-то там «круге». Поэтому вместо совместных уроков и школьных проектов, они учились курить — и не только табак, — пробовали алкоголь и лапали друг друга, пьяные от собственной развращенности и взрослости. Имсу плакать хочется от нежности и презрения к тому ребенку, которым он был. А потом в один день все кончается. Мать Артура сходит с ума, убивает его отца и пытается убить себя, короткое расследование, суд, она отправляется в дурку — а Артура берут под опеку то ли дальние родственники, то ли друзья семьи. Он, явно не оправившийся от шока, обещает звонить. И не звонит ни разу. Это — то, что знают все. Имс знает, кто поделил между собой делянки мистера Бермана, денежки с продажи его дома и имущества, кто забрал машину, а кто присвоил деньги из сейфа. Он бы, может, и не хотел знать — но когда твой папаша шериф, некоторые вещи трудно не замечать. Да еще болтливый Чаки, болтливый и похотливый Чаки, не умеющий держать член в штанах и отвечающий на любые вопросы. Имс с надеждой ждет дня, когда папаша их наконец поймает. А Артур… Имс говорит себе, что нелепая влюбленность давно прошла, а следом ушла обида. Разоблачение заговорщиков будет дорого стоить Артуру, но Имс пойдет до конца. Ему насрать, что с Артуром будет. Имс тихо стаскивает кеды, прислушиваясь к работающему в гостиной телевизору — отчим смотрит футбол. Матери не слышно, должно быть, уже спит. Чего бы ей не спать, ведь утром Имс видел в комоде на кухне новую бутылку виски, дешевого пойла, на которое матушка перешла не так давно. Устав притворяться, что просто позволяет себе бокал вина за обедом или рюмочку коньяка за ужином. — Имс! — ровный голос отчима вырывает его из размышлений, и Имс невольно вздрагивает. Черт. Он идет в гостиную, потому что «не заметить» никогда не помогает, наоборот, делает хуже. Сейчас Имс ничего не натворил, но у отчима редко возникает желание поболтать с ним просто так. Остановившись в дверях, Имс вопросительно смотрит. Он с трудом помнит время, когда этот дом принадлежал только матери и ему. Кажется, тогда все было по-другому. Может, другие занавески — а может, другая жизнь. — Ты знаешь, что мальчишка Бермана вернулся? — папаша уже на взводе, и Имс на мгновение ощущает прилив злобной радости, но только на мгновение. — Ты видел его? Имс думает, не солгать ли. Но отчим наверняка знает правду, иначе не стал бы спрашивать. — Да, — коротко отвечает он. И ждет. Ждать приходится недолго. — Что у вас с ним за делишки? — шипит отчим, и он уже нависает над Имсом: лицо налито кровью, а руки сжаты в кулаки. Имс отступает, прижимаясь спиной к стене, как будто ему есть куда бежать и где укрыться. — Что?.. Имс почти говорит: «Я все знаю». Почти говорит: «Он все расскажет, он там был, ты помнишь?» Почти говорит: «Ты слетишь со своего места, или кореша его отца утопят тебя в болоте». Он так давно об этом мечтал. Но вместо этого он говорит: — Мы с ним трахаемся. Знаешь, как все педики, — он делает рукой похабный жест и наслаждается переливами цветов на этой ненавистной роже. — Как устоять перед такой задницей? Имс чувствует, что предал сам себя. Но — почему-то — ему не жаль. Отчим бьет его по лицу, и Имс еще успевает удивиться — обычно папаша избегает оставлять следы, — но потом просто отключает мозг. Плакать по своей разбившейся хрустальной мечте он будет потом.  

8

— Я не могу, я не могу, — шепотом повторяет Артур, надеясь, что если он повторит это достаточное количество раз, все как-то само встанет на свои места. — Я не могу… Не может играть в «честного журналиста». Не может никому помочь — и даже себе. Не может задерживаться тут. Дженкинс найдет его не сегодня-завтра, вот-вот возникнет на пороге, как черт из табакерки, и Артуру дорого обойдутся те двести баксов, что он стащил. Артуру дорого обойдется побег. Артуру дорого обойдется то, что он сидит тут четвертый день, расспросил всех, кого мог — и так ничего и не узнал. Время уходит, деньги тоже кончаются. Он не может делать то, что хочется, а не то, что надо. Не может, не может, не может. Вся его жизнь на кону. Но Артур все равно жалеет о том мгновении, когда спросил Имса: — Знаешь что-нибудь грязное про священника? Имс появляется под его дверью после заката с разбитым лицом и засохшими на футболке пятнами крови, и Артур молча отходит в сторону, пропуская его внутрь. Кажется, у него была вода в бутылке. — Упал с лестницы? — спрашивает он — не потому что рассчитывает на честный ответ. Имс и не отвечает. Просто садится на край кровати, зажимая ладони между коленей и опуская голову. В нем как будто что-то потухло, и Артуру кажется, это не из-за побоев. — Почему ты не звонил? — спрашивает Имс через долгие несколько минут молчания. Это не тот вопрос, на который Артур готов отвечать. Поэтому он мочит платок и принимается стирать кровь. Он не нанимался долбаной медсестрой, но Имсу, похоже, плевать на наводящую ужас физиономию, а Артуру нахрен не сдалась тут полиция. Только и всего. На улице взрывается криками пьяная компания, следом грохочет дверь подъезда, когда весельчаки перемещаются внутрь, и Артуру вдруг мнится, что он слышит голос Дженкинса — но только мнится. — Зачем ты приехал? — снова спрашивает Имс, на этот раз хватая Артура за запястье. — Найти кое-какие вещи, — почему-то честно отвечает Артур. Глупо, глупо, все это глупо, он испытал себя и проиграл, не надо было отвечать на приветствие Имса, не надо было соглашаться с ним заговорить. Все планы полетели по ветру, и Артур тонет. — А потом ты уедешь? — в голосе Имса смешиваются надежда и разочарование. Артур хочет знать, о чем тот на самом деле думает. — Что за вещи? Артур не говорит правду. Он говорит: — Знаешь что-нибудь грязное про священника? Оказалось, Имс знает. А теперь Артур глотает воздух ртом и повторяет пустые, ничего не значащие слова под немигающим взглядом Имса. Ему не нужно было что-то действительно грязное, ему всего лишь нужно забраться в дом к отцу Стефану — или, может, расспросить его, как обычно поступают цивилизованные люди, — но Имс понял все по-своему. — Она несовершеннолетняя, — говорит Артур. Имс пожимает плечами. — Всего на год младше тебя. Скажешь, в ее возрасте был девственником? Как будто ты не знаешь! — хочет заорать Артур, но проблема в том, что Имс не знает. — Она его дочь! — шепчет он, и шепот звучит как подавленный крик. — Предубеждения против дочки священника? Артур не бьет его только потому, что не хочет добавлять синяков на и так красочное лицо — и Имс, кажется, сам понимает, что зашел слишком далеко. — Ты просил грязное, — цедит он. — Что может быть грязнее, чем святой отец, приторговывающий дочкой? Она у него не одна такая — это развитой бизнес, — уловив что-то в лице Артура, он идет на попятную. — Я тебе не предлагаю ее трахать. Просто спроси, что хочешь, и пойдем отсюда. Ему не надо повторять — район не из тех, в котором стоит ошиваться после заката, если хочешь сохранить кошелек и зубы. — У меня нет денег, — говорит Артур — и сглатывает сухим горлом, когда Имс протягивает ему мятую двадцатку. Артур берет, и переходит через улицу, ныряя в подворотню, и старается выглядеть так уверенно, как только может. — Как тебя зовут? — спрашивает он. — Ариадна, — улыбается девушка. Артуру хочется кого-нибудь убить. Возможно, себя. — Красивое имя, — улыбается он. Пятнадцать минут спустя он тем же путем возвращается к Имсу и делает вид, что не замечает вопроса в его глазах, тревоги в сжатых губах, дрожи в сцепленных пальцах. Артур сегодня перестал понимать, что происходит, и просто плывет по течению. — Отведи меня куда-нибудь, — просит он. — Куда-нибудь… на дно.  

9

Имс ведет его в притон, потому что… потому что это не свидание, и куда еще он может отвести Артура ночью? В их городишке нет ночных клубов и круглосуточных кафе, а в единственной работающей ночью забегаловке им не продадут алкоголь. Имс хочет что-нибудь посильнее содовой, он хочет музыки, шума, толпы — в которой он может затеряться, укрыться. Спрятаться. Артур, судя по лицу, хочет того же. На входе их не останавливают, хотя оба выглядят моложе своего возраста. Но Имс бывает тут часто, он просто обнимает Артура за плечи и проходит, делая вид, что не замечает понимающей ухмылки парня в дверях. Внутри грохочет музыка, табачный дым ест глаза, визгливо смеются девчонки, и Имс тащит Артура налево — туда, где обычно зависает Нэш. Им нужна травка, а у Нэша всегда есть. У Имса, к счастью, почти всегда в наличии деньги. Уже через пять минут у них есть что выпить и что дунуть, а в углу за музыкальным аппаратом находится темное и уединенное местечко. — Ты узнал, что хотел? — спрашивает Имс — вслух, потому что за музыкой их все равно не подслушают. Он сам не знает, чего хочет больше: чтобы Артур нашел то, что ищет — или не нашел и остался тут. Артур запрокидывает голову и смеется. Долго, как будто сдерживал напряжение несколько дней и только теперь позволяет себе выпустить его — выплеснуть. Помотав головой, Артур отпивает из бутылки — они не утруждают себя стаканами — и морщится от резкого вкуса. Футболка красиво обтягивает его торс, заставляя Имса облизывать сухие губы. Он уже знает, где закончит ночь. Знает, что Артур не откажет. И все равно ему хочется прямо сейчас. — Я в пролете, — Артур снова отпивает. В его голосе почти нет горечи, зато полно иронии. — Она сказала, ничего не осталось. Что не выкинули, то спалили. — Не думал, что ты такой сентиментальный, — шутит Имс, отбирая бутылку. Пойло просто ужас на вкус, и он отпивает осторожно. Хотелось бы уйти отсюда своими ногами и хоть чуть-чуть соображая. — Какие-то вещи, о которых ты четыре года не вспоминал… Артур смотрит на него странным взглядом. — Это ценные вещи. Для меня, — поправляется он тут же. — Очень ценные для меня. Имс не спрашивает, как можно ценить вещи, но при этом не навестить свою мать. На самом деле он понимает. — Что теперь? — вопрос дается Имсу тяжело. — Уедешь? — Я не знаю. — Фасад трескается, и Артур на секунду выглядит растерянным и почти испуганным. — Я не знаю. Поеду куда-нибудь… Мне нельзя тут задерживаться — так что поеду куда-нибудь… — У тебя есть работа, — пытается сказать Имс, но Артур только мотает головой. — Мне нельзя тут задерживаться. Имс не думает. Он просто наклоняется вперед и целует Артура в губы — и держит руки при себе, потому что это испортит момент, испортит то, что он пытается выразить. Быть честным — что еще ему остается? Что еще остается? Губы Артура мягкие, горчат дешевым виски, а у Имса болит разбитая губа, но это пустяки, такие пустяки. На короткое мгновение — минуту, час, целых четыре года, — музыка и крики стихают, отдаляются и исчезают, оставляя их вдвоем, снова в том далеком дне, тусклый свет лампочек греет, как солнце, Имс счастлив, и ему кажется, что все еще впереди. — Полиция! — вопль врезается в уши, Имс распахивает глаза, и в тот же момент Артур толкает его в грудь. — Полиция! Что-то грохочет, звенит разбитая посуда, наступает хаос — большинство завсегдатаев не боится полиции, но кое-кто не хотел бы в участок. Шлюхи, ребята с наркотой, несовершеннолетние. Артур вскакивает на ноги, но Имс хватает его за руку, притягивая к себе. Мутная пустота выветривается из головы, когда крики становятся громче. Он должен убрать Артура отсюда. При них травка, и за себя Имс не беспокоится. Шериф никогда не засадит его за решетку. Но Артур… Артур другое дело. Имс не сделает отчиму такой подарок. Без лишних слов он тащит Артура к туалету. Окно там без решетки, а полицейских в их участке всего пятеро, и четверо из них, скорее всего, ломятся через главный и черный ход. Захлопывая дверь, Имс видит отчима, вваливающегося в тесный зал в сопровождении парочки офицеров. Холодный пот моментально прилепляет футболку к спине. Оконную раму заедает, но Имс буквально выдирает ее с мясом — не без помощи Артура. — Если что — это я тебя сюда притащил, и ты понятия не имеешь, что это за место, — шипит он, выталкивая Артура в окно. Первый этаж, хотя бы переломать кости им не грозит. — Слышишь?.. Имс прыгает на асфальт следом — и тут же впечатывается лицом в грязную стену. — Так-так, кто тут у нас? Офицер Марси. Имс едва не делает в штаны от облегчения. — Это я, офицер, — покаянно говорит он. — И моя девочка. Решили пораньше покинуть вечеринку. — Кто тут девочка? — рычит Артур. Марси ржет и отпускает Имса, на прощание отвешивая ему подзатыльник. — Валите, пока отец не увидел, — напутствует он. И даже не обыскивает Имса, как мило с его стороны. Травка стоит дорого. Они идут к Артуру пешком: Имс все еще ошеломленный внезапным испугом, Артур молчит и думает о чем-то своем. Ему придется уехать, понимает Имс, на самом деле придется. Скорее всего, уже завтра. Тут его ничего не держит, не Имс же, а шериф от него не отстанет… Артур резко останавливается, и Имс вскидывает голову, обнаруживая, что они почти пришли. Напротив темнеет здание, в котором Артур снимает комнату. Но Артур не смотрит на здание. Он смотрит на машину, застывшую перед главным входом — и отступает. Имс через одежду чувствует, как он напряжен. — Мне конец, — говорит Артур буднично. Что? Что за бред? Это не полицейская машина, и Имс не понимает… — Мне конец, — повторяет Артур. — Это Дженкинс. Он приехал за мной.  

10

Артур не слушает, что говорит ему Имс — вроде бы это какие-то вопросы. На которые Артур все равно не будет отвечать. Дженкинс его выследил, наверняка шериф сообщил, где искать Артура. А значит, возвращение «домой» всего лишь вопрос времени — теперь, когда у него нет денег бежать дальше. Все устремления Артура, все его надежды были сосредоточены в тайнике отца, но он ошибся, неправильно выбрал цель. Нужно было прятаться где-нибудь в большом городе. Сейчас Артур не понимает, как мог совершить такую ошибку. — Куда мы идем? — спрашивает он — и сам поражается, как ровно и сдержанно звучит голос. — Имс? Имс резко останавливается и смотрит Артуру в глаза. Они в каком-то парке, фонарей почти нет, зато есть лавочки. Тут можно переночевать, а утром пытаться сесть на автобус. Артур запускает руку в карман и достает оставшуюся наличность. Должно хватить на билет — вот только билет куда? — Ко мне домой, — отвечает Имс и снова идет вперед. Артур остается на месте. Это очередная тупая шутка? Имс, заметив, что Артур отстал, резко тормозит и оборачивается. — Артур? Я не знаю, кто этот Дженкинс, но тебе вроде как негде ночевать? — И поэтому я пойду домой к шерифу, — медленно произносит Артур, — который меня и сдал. Имс сжимает губы. В несколько шагов преодолевает расстояние между ними — и обхватывает Артура за бедра. Вблизи ссадины на скулах и разбитая губа почти гипнотизируют. — Его не будет дома до утра, — шепчет Имс. — Ночная смена. Дома только мать, и она спит. Кто… — он колеблется, — кто этот человек? «Которого ты так боишься, что даже не решился забрать свои вещи», — слышит Артур в его вопросе. Артур не боится — слова рвутся у него с языка. Он не боится Дженкинса, но это уже седьмой побег, и повторяющийся сценарий затапливает Артура отчаянием. Он не боится Дженкинса, но боится того, что тот может с ним сделать — обязательно сделает. Если бы только у Артура были деньги, то теперь, когда ему восемнадцать… Но денег нет. — Приемный отец, — коротко отвечает он, засовывает деньги в карман и высвобождается из объятий. — Ты мог бы его знать — они с твоим папашей приятели. Имс мотает головой. — Не ладите? — спрашивает он. Это звучит как продолжение вежливой беседы, но Артуру не нравится тема. Поэтому он не отвечает. Так, в молчании, они доходят до дома Имса. Единственное преимущество маленьких городков — до любого конца близко. В доме темно, и как только дверь за ними закрывается, Имс обнимает его и целует, как будто в первый раз. Артур цепляется за его плечи, чувствуя, как облезает напускной цинизм, оставляя его обнаженным и беззащитным — и хватается за обрывки, отталкивая Имса. — Ты вроде предлагал переночевать? — хрипло спрашивает он. — Или это плата такая? Если так, давай быстрее, мне нужно сесть на автобус на рассвете… Он городит какую-то чушь, лишь бы не чувствовать этого жуткого комка в горле и сосущего ощущения в груди. У него десять баксов — на эти деньги не доедешь даже до Лафайетта, а Артур попробовал бы спрятаться где-нибудь в Техасе. Но на автобус до Хьюстона ему нужна как минимум сотня… А еще он не хочет уезжать. — Заткнись, — говорит Имс. И идет вглубь дома. Артур ни разу не был нигде дальше гостиной, и он не хочет торчать в дверях в одиночестве, поэтому идет следом. Возможно, где-то там спальня Имса? Но за гостиной оказывается бильярдная. Пока Артур соображает, что Имс тут забыл — они же не собираются сейчас играть на бильярде? — Имс залезает под стол и отковыривает что-то от столешницы. Большой конверт или маленькую папку, Артуру не видно от входа, и он проходит внутрь и садится на корточки, глядя на Имса со всем возможным скепсисом, который только может собрать. — Имс, что за херню ты вытворяешь? — раздраженно спрашивает он. Он и в самом деле не в настроении для странного поведения, молчанки и загадок. Имс выбирается из-под стола и тычет конвертом Артуру в лицо. В нем деньги. Много денег. — Почему ты не свалил? — Артур не отрывает взгляда от ровной пачки купюр. — Да так, — туманно отвечает Имс, — были планы. Бери. Артур хлопает глазами — как он подозревает, очень глупо. Что? На какое-то мгновение он позволяет фантазии завладеть собой — с этими деньгами он мог бы проехать несколько штатов и затеряться… Устроиться, пока не найдет работу. Возможно, купить какие-никакие документы… — Нет! — он отталкивает конверт и поднимает ладони. — Я не могу! — Да пошел ты! — Имс багровеет от гнева. Впихивает конверт в руки Артуру, поднимается на ноги и дергает его за локоть, тоже заставляя встать. — Не надо мне тут изображать благородство… Артур роняет конверт. Его руки просто вдруг ослабевают и неспособны удержать даже такую легкую ношу. Не слушая, что говорит возмущенный Имс, он делает шаг вперед, чувствуя, как расширяются глаза и открывается рот. — Что это? — сипит он. — Откуда это?.. Имс наконец затыкается. — Это отчима. А что? Затаив дыхание, Артур снимает со стены ружье. Прижимает к себе со всей возможной нежностью, проводя пальцами по прикладу, нащупывая гравировку. Слезы наворачиваются на глаза, и Артур ничего не может с собой поделать. Стараясь не делать лишних движений, он опускает ружье на стол для бильярда — под изумленным взглядом Имса. — Есть нож? — спрашивает он. Имс открывает рот — но потом просто пожимает плечами и достает из кармана складной нож. Артур открывает лезвие почти с благоговением. Он просто не верит, что все это происходит на самом деле. Наверняка его ждет какое-нибудь ужасное разочарование… Миллиметровая щель в прикладе расширяется, планка отлетает с легкостью. Внутри, в небольшой полости, на кусочке поролона, лежит ключ. Он маленький, блестящий, такой красивый, что теперь Артур точно не может сдержать слез. — Артур? В дверь звонят. Звук подбрасывает Артура в воздух, он хватает ключ и ставит планку на место в долю секунды, не успевая даже вздохнуть. Звонок звучит снова, громко и противно, и Имс оборачивается к двери — ее видно отсюда, — хмурясь удивленно. — Кого это принесло ночью? И закрыл ли я дверь? Впрочем, оба вопроса разрешаются сразу. Когда дверь открывается, и в прихожую ступает Генри Дженкинс. — Конрад? — зовет он. — Ты дома?  

11

Имс смотрит на белое лицо Артура, и в нем зарождается и расцветает что-то темное, уродливое. Протянув руку, он берет со стола раскрытый нож. — Ты кто такой? — спрашивает он у незнакомого мужика, завалившегося в его, Имса, дом без разрешения. — И какого хрена тут забыл? Папаши нет дома! Конрадом зовут его отчима, и мужик, очевидно, приперся к нему. Как будто это значит, что можно входить без стука. Незваный гость вскидывает голову, смотрит на Имса — и тут же прикипает взглядом к Артуру. Его лицо расплывается в улыбке. Имс внезапно благодарен судьбе, что отчим не улыбается перед тем, как распустить руки. Улыбка точно была бы такой же мерзкой. — Какая радостная встреча, Артур! — голос у мужика мягкий-мягкий. — Ты причинил мне немало хлопот своим поведением. Как хорошо, что шериф О’Брин позвонил. Артур вздрагивает всем телом, и Имс невольно сильнее сжимает нож. Если это и есть тот самый Дженкинс, соображает он — то черта с два он подойдет к Артуру. — Мне уже есть восемнадцать, — голос у Артура на удивление ровный, как будто тут и не происходит ничего ненормального. — Куда хочу, туда и еду. — Ты украл у меня деньги, — Дженкинс качает головой, как добрый учитель, — а с восемнадцати ответственность гораздо серьезнее. — А ты попробуй докажи, — тихо говорит Артур. Имсу это все надоедает. — Почему бы тебе не подождать отчима за дверью, — требует он. — Сейчас же. Теперь противная улыбочка адресована ему. — Ты, наверное, паренек Конрада? — У Имса скулы сводит от этого слащавого тона. Дженкинс похож на всех педофилов вместе взятых, как их показывают в телевизоре. Мысль настолько отвратительна, что Имс отбрасывает ее тут же. — Я всего лишь хочу забрать своего сына. Артур, иди сюда, — теперь он снова пялится на Артура, и Имсу отчего-то хочется ткнуть ножиком ему в глаз. В оба глаза. — Из-за тебя уже достаточно проблем. Ты был очень плохим мальчиком. Имса передергивает от отвращения, мучительной гадости происходящего. — Ага, как же… — выдыхает Артур, отступая назад и упираясь в бильярдный стол. — Я уж лучше в краже признаюсь и отправлюсь за решетку. Это не звучит как отстраненное рассуждение или шутка. Имс оценивающе смотрит на Дженкинса — интересно, получится ли выкинуть его силой? И что делать потом? Нет сомнений, что урод тут же вызовет папашу, и куда же Имсу девать Артура? Прятать под кроватью? — Артур! Быстро иди сюда! — внезапно орет Дженкинс — так громко, что Имс едва сдерживает вскрик. Артур не шевелится. — Иди сюда или пожалеешь — хотя ты и так пожалеешь о своем безобразном поведении! Бегать по всему штату за таким отвратительным мальчишкой!.. Он решительно шагает вперед, распаляя себя с каждым воплем, Имс поднимает нож и вдыхает, расправляя плечи, потому что это дерьмо просто за гранью добра и зла — урод вламывается к нему в дом, угрожает, что-то требует, оскорбляет его… Артура. — Пошел ты! — шипит он в ярости. Пусть этот гаденыш хоть сто раз приятель папаши! — Артур!.. Очередной крик прерывается выстрелом — оглушительно громким, и Имс глохнет. Дженкинс прерывается на полуслове, гнев на лице сменяется удивлением — а потом он падает. Просто падает на пол. И лежит, не шевелясь. — Имси? — Имс поднимает неверящий взгляд и смотрит на свою мать. Та стоит в прихожей — растрепанная, помятая, в кое-как вплетенных в волосы бигуди. Ее халат сбился, а в опущенной руке зажат пистолет. Имс никогда не видел ее такой напуганной. — Имси, ты в порядке? — Да, — кажется, отвечает он. — Кто этот человек? — лопочет она, язык заплетается — то ли от алкоголя, то ли от страха. Имс осторожно обходит лежащее на полу тело, проходит через гостиную и обхватывает мать за плечи. — Надо вызвать полицию. Позвони отцу. Это грабитель, да? Ты его знаешь? — Впервые вижу, — сдавленно произносит Имс. Прихватив пистолет краем халата, вытаскивает его из вялых пальцев и бросает на пол. — Он зашел и начал угрожать… Идем, тебе надо присесть. — Позвони отцу, — продолжает настаивать мать. Ноги у нее тоже заплетаются — вблизи она пьяна гораздо сильнее, чем Имсу вначале показалось. — Какой ужас… — Ужас, — соглашается Имс. Усаживает ее на диван и молча смотрит, как у нее слипаются глаза. — Я позвоню… Его трясет. Вернувшись в бильярдную, он находит Артура сидящим на полу. Тот смотрит на труп, не отрываясь и даже не моргая. Он не напуган, не удивлен, не радуется — он просто смотрит, как будто сам не знает, что должен чувствовать. — Идем, — командует Имс. Поднимает с пола деньги и тянет Артура за руку, ставя на ноги. — Ко мне в спальню. Я сейчас вызову полицию, а там тебя точно никто не будет искать. Артур не сопротивляется — на самом деле он тих и послушен, пока Имс ведет его по лестнице вверх, до самых дверей своей комнаты, затаскивает внутрь и усаживает на кровать. — Будь тут! — настойчиво говорит он. Артур только кивает. И Имс идет звонить в полицию. Надеясь, что Артур будет тут.   Имс возвращается только несколько часов спустя, когда тело забирают; его допрашивают примерно пятьдесят раз — и он, конечно, рассказывает правду. Вернулся домой, забыл закрыть дверь, а этот человек ворвался внутрь и требовал своего сына — какого, нахрен, сына? — кричал и угрожал. Трудно было бы не принять его за грабителя или сумасшедшего. Мать во всем сознается, но никто не сомневается — выстрел был самообороной. Имса отпускают, и даже отчим, кажется, не считает, что он виноват в случившемся. Впрочем, сегодня выяснений все равно не будет — шериф уезжает в участок вслед за телом. В комнате темно — Имс выключил свет, когда уходил, — и в первую секунду кажется, что Артур ушел. Но потом под одеялом обнаруживается бугор. Имс вздыхает от облегчения, быстро сбрасывает одежду и забирается в кровать. — Ты спишь? — шепчет он. Артур лежит тихо, как будто и вовсе не дышит. Спит, решает Имс, и сам закрывает глаза, но тут же снова открывает, когда Артур шевелится. — Я богат, — произносит он в темноте. Таким удивленным голосом, словно сам не верит. — Я нашел его. Теперь я богат. И Дженкинс… Он замолкает. — Этот ключ?.. — спрашивает Имс. — От ячейки, где отец хранил деньги на побег. Хотел свалить отсюда вместе с нами. Имс сглатывает. Теперь-то уж точно Артур может поехать, куда захочет. Чертов засранец — ворвался в его жизнь, все испортил и собирается снова исчезнуть. Имс его почти ненавидит в этот момент. — И ты уезжаешь, — говорит он. Артур молчит. — Сначала навещу мать, — наконец отвечает он. — И отошлю фотки в газету. Те, из дома Макфлай. И нужно что-нибудь придумать, чтобы настучать на отца Стефана. — Он, похоже, совершенно серьезен. — А потом да. Имс сжимает кулаки. — Ясно, — говорит он. Несколько минут проходит в тишине. Имс жмурит глаза, пытаясь заснуть, но перед глазами мельтешат яркие пятна, а в голове роятся мысли. — Имс? — зовет Артур хриплым шепотом. Имс хочет сделать вид, что спит, не шевелится и дышит глубоко и размеренно… — Что? — сдается он. — Хочешь поехать со мной? Имс улыбается в подушку, как дурак. — Хочу, — отвечает он. Артур лежит тихо — кажется, засыпает. Проходит еще несколько минут. — Имс? — Что? — быстро спрашивает Имс. — А у тебя есть презервативы? Теперь Имс смеется, уже не скрываясь. Хотя, возможно, это просто нервное. — Есть. А что? — Надувать буду, — сухо отвечает Артур. — Идиот. Действительно, думает Имс. Действительно, идиот. И лезет в тумбочку за презервативами.