Дом на вершине холма

Терпеть не могу жару. Когда холодно, можно столько всего придумать!.. И камры горячей хлебнуть, цапнув тяжёлый глиняный кувшин прямо с жаровни; и укутаться в тёплое лоохи из тонкой туланской шерсти, а если это не поможет — залезть под мохнатое меховое одеяло, желательно с кем-то в обнимку!.. Например, с моими котятами: они греют с двух сторон, словно парочка радиаторов. Ещё и урчат, словно два миниатюрных тракторчика. «Так убаюкивает…» — лениво подумал я, укутываясь в одеяло и прошептав: «Я хочу увидеть Лойсо». Последней моей мыслью перед тем, как нырнуть в сладкую дрёму, было: «Надо посоветовать всем друзьям завести котов! Какая экономия на отоплении…» Хотя в Ехо нет отопительных батарей, котельных и так далее. Как, впрочем, и кондиционеров. Здесь, похоже, просто все дома такие магически умные, что сами знают, когда следует согреть жителей, а когда прохладить! Но вот в этом пустынном мире, который я про себя поэтично именовал Миром Янтарной Степи, и домов-то не было. И вообще ничего, кроме выжженной солнцем травы, бескрайней долины, холмов и глыбы янтаря на  вершине самого высокого из них… И всеобъемлющего зноя. А когда жарко, ну вот что можно сделать? Залезть в бочку, как Диоген, наполненную вожделенной прохладной влагой, и сидеть там, высунув из воды только глаза, словно жаба?.. Так ведь и бочки тут нет, не говоря уж о воде! Раздеться догола?! И всё равно хочется сбросить с себя кожу, будто змея. Сейчас мне и подумать о тёплом пледе было противно! Таким вот образом размышляя и сопя, как паровоз, я взобрался на вершину холма. Знакомый светлый силуэт вырисовывался на глыбе янтаря, сияющей тёмно-медовым светом. Я в изнеможении упал в сухую траву и пропыхтел: — Эх, лето красное, любил бы я тебя… Лойсо насмешливо фыркнул, оборачиваясь: — Скажи спасибо, хотя бы комаров и мух тут нет!.. Я натурально офонарел — ну, насколько у меня хватило сил изумиться при такой-то жарище — откуда этот невероятный тип знает классику моего Мира, в частности, творчество Александра Сергеевича?! — Оттуда, — всё тем же тоном сообщил Лойсо, прищурив свои зеленющие, как у кота, глаза. В сочетании с пшеничным оттенком волос, развевающихся на горячем ветру, этот изумрудный цвет производил поистине сюрреалистичное впечатление. В остальном лицо моего очаровательного собеседника, как и ранее, потрясающе напоминало мои черты… Я даже сморгнул, уставившись на него. Вроде и не первый раз видимся, а всё никак не привыкну! Немного подумав, Лойсо, видимо, смилостивился над непонимающим мною и, улыбаясь, пояснил: — Ты слишком громко подумал!.. Вот всегда так. Все, кому не лень, читают мои мысли, как раскрытую книгу! А как же закон о неприкосновенности тайн личной жизни?.. Но я положительно не мог сердиться на хозяина — или пленника? — этого знойного Мира, уж такая у него была обаятельная улыбка! Я невольно заулыбался в ответ, несмотря на пот, ручейком сползающий по спине и лбу и уже подкрадывающийся к глазам, и на колючие травинки подо мной, явно вознамерившиеся устроить сеанс акупунктуры… Лойсо, сидевший вполоборота, легко развернулся и внимательно взглянул на меня. Все его жесты были удивительно лёгкими, напоминающими не обычные человеческие движения, а скорей порывы свежего ветра. Затем протянул руку: — Вставай, что ли, раз пожаловал. Или тебе нравится валяться в траве? — Ага, раз в сто лет выбрался на природу! Почему бы не поваляться под солнышком? — хмыкнул я, хватаясь за протянутую ладонь. Руки у Лойсо оказались на удивление сильными и сухими — не то, что мои потные лапы, ослабевшие от одуряющего зноя!.. Как я не выскользнул обратно в траву, ума не приложу. Крепкая рука держала меня прочно и уверенно перевела в вертикальное положение. Или почти вертикальное: теперь я уже не валялся в траве, а сидел, упираясь ладонями в землю. Большое достижение, надо сказать!.. — Ещё бы бутылочку минералки… и корзину с бутербродами, раз у нас тут пикник намечается, — мечтательно протянул я. И спохватился, виновато взглянув на Лойсо. Сколько дюжин лет он не ел и не пил?! Особенно не пил… И вообще, чем он тут питается? Я не давал себе труда задаться этим вопросом, а ведь сколько уже раз заявлялся в гости. Наверное, виной моему временному отупению всё тот же климат! У кого угодно мозги расплавятся. А он ничего, сидит себе в своём льняном костюме — или из чего там сплетены эти светлая рубаха и просторные штаны? — дышит ровно, ладони и лоб сухие, только губы потрескались от жары… Я виновато взглянул на своего невероятного собеседника: — Простите, Лойсо… я нечаянно. — За нечаянно бьют отчаянно! — парировал тот, ухмыляясь уголком губ, но тем не менее не делая ни единого движения, чтобы привести свои слова в исполнение. И я в очередной раз поразился — откуда он добывает эти ассоциации и выражения, ведомые в этих Мирах лишь мне?.. Не из моих ли собственных мыслей? — Не забывай, что я — твоё отражение, — вдруг покачал головой Лойсо, насмешливо и чуть печально. — Пока ты здесь, я отзеркаливаю не только твоё лицо, но и любимые выражения, и в некотором роде — манеру поведения… Да, он прав: таким насмешливым и свободным — внутренне свободным и мудрым — я мог бы стать, если бы что-то сложилось немного иначе. И я поймал себя на мысли, что под этой иронией и лёгкостью, с которыми мой знакомец относится к своему бытию и всему вообще, прячется нечто иное — уязвимость и чувствительность, а все мириады отражений — это только щиты, которые помогают защитить свою истинную сущность, при этом чаруя собеседника сходством с собой, любимым… Отличный способ защиты, надо признать! Повинуясь внезапному импульсу, я сунул руку за пазуху. Хотя я предпочитаю спать нагишом, сюда я попал почему-то в тонкой белой скабе. И хвала Магистрам, что не угодил в Мир Сумасшедшей Жары в том самом тёплом одеяле, в которое замотался, как кокон, засыпая с котами под боком! Лойсо с интересом наблюдал, склонив голову. Я уж думал, что он не удержится и своим язвительным тоном поинтересуется, что это со мной и не чешется ли спина после травяного «массажа», но он только смотрел. Не прошло и пяти минут, как его терпение и мои усилия были вознаграждены. — Вуаля! — ну не могу я подчас удержаться от театральных жестов! Руку, вытащенную из-за ворота скабы, приятно холодила полуторалитровая бутылка «БонАквы» — запотевшая и обалдевшая от резкой смены климата! Я протянул улов Лойсо. — Вот… — сказал чуть смущённо. Потом сообразил, что житель иного Мира может не иметь представления от том, как открываются пластиковые ёмкости, и порадовался тому, что досталась именно такая, а не стеклянная — пришлось бы ещё и открывашку из Щели между Мирами добывать, и открутил крышку — всё это за пару секунд, откуда и проворство взялось? Ещё минуту назад я чувствовал себя, как медуза на берегу. Наверное, это холод за пазухой меня так взбодрил! И снова протянул бутылку. Лойсо неуловимым движением схватил мою добычу — плавно и деликатно, но столь быстро, что я не успел заметить, когда она перекочевала из моей руки в его широкую ладонь. Приложил горлышко к губам и моментально осушил бутылку до дна. Я заворожено следил: он не пролил ни капельки; я при таких темпах не только  бы облился с головы до ног, но ещё и поперхнулся бы, а потом долго кашлял… вынуждая коллег интересоваться, не следует ли похлопать. Однажды я подавился слишком большим глотком камры и сквозь кашель молил Мелифаро похлопать меня… а этот несносный Девятый Том не придумал ничего остроумней, чем устроить мне аплодисменты, как в цирке или в театре! Потом он, невинно подняв брови домиком, объяснял, что понял меня буквально: видите ли, я такой загадочный и непохожий на нормальных людей, что эта Дневная, кхм, Морда решила, будто для меня это и есть самый действенный способ… А нормальные люди — в смысле, жители Ехо — в таком случае применяют простенькое заклинание; ну, а в театре они не хлопают, а машут кистями рук… Наверное, это очень красиво: вместо шума — тысячи ладоней, трепещущие, словно крылья бабочек. А про аплодисменты Мелифаро узнал из кино, притащенного мною из вояжа по своему родному Миру… Но я отвлёкся. Лойсо тем временем вытер губы рукавом своей рубахи, с сожалением взглянул на пустую тару, испепелил её щелчком пальцев и сказал голосом, ставшим будто легче и звонче: — Веришь, впервые за всё это время попил всласть… «Как же он тут жил?» — ужаснулся я. Наверное, мысли снова были написаны крупными буквами на моём лице, потому что он пожал плечами и ответил: — Ночью тут немного прохладнее, а по утрам выпадает роса. Если не пропустить те полдюжины минут, пока встающее солнце не высушит её, можно собрать с травы целую пригоршню… Я представил себе, как Лойсо ползает в колючих зарослях жёлтой травы, собирая губами капли с жёстких стеблей, а на горизонте уже разгорается золотой рассвет… и сокрушённо покачал головой, вытаскивая вторую бутылку, на этот раз — двухлитровую: — Какой же я беспросветный болван! Лойсо принял подарок, глядя на меня с интересом. Определённо, он был согласен. И этот туда же. — Не догадался принести вам воды раньше, — пояснил я. — Лучше поздно, чем никогда, — снова ответил мой потрясающий собеседник поговоркой, популярной на моей исторической родине. Вот бы ему показать мой Мир, ему бы понравилось! Там столько всего диковинного — города, обычаи, техника… И тут меня озарила идея. — Лойсо! А давайте… — Что? — откликнулся тот, поднимая голову: теперь он не набросился с жадностью на воду, а прислонился лбом к холодной бутылке. Я даже на ноги вскочил, потрясённый простотой и гениальностью собственной идеи. — Давайте проведём вам сюда воду!.. — Ага. А также электричество, газ, телефон… — с неподражаемым сарказмом отозвался Лойсо. — Я не шучу, Лойсо. Я могу, правда! — И как я раньше не сообразил? Если этот Мир пока не выпускает своего узника… если он не может пойти к воде, то вода придёт к нему! От восторга мне даже стало не так жарко — вернее, я, увлечённый собственной задумкой, перестал замечать жару. Вот как моему другу Шурфу удаётся сохранять идеальную терморегуляцию: и зимой ему не холодно, и в разгар лета в полдень на солнышке не жарко, — мелькнуло в голове, — вот что значит умение концентрироваться, которого мне всегда недоставало! С этими мыслями я снова решительно засунул руку за пазуху. Лойсо наблюдал за моим мельтешением снисходительно, склонив голову чуть набок… но в его зелёных глазах я увидел проблеск странного чувства, напоминающего ожидание подарка перед Новым годом. Я изо всех сил сосредоточился, даже зажмурился, старательно представляя себе… сад. Огромный зелёный сад, полный роскошных деревьев с тенистыми кронами, а рядом — столь же шикарный, ухоженный огород: ровные грядки, кудрявая ботва морковки, пышный укроп, ароматные помидоры… И старый садовник со шлангом в рукам, поливающий всё это богатство. Из зелёного садового шланга, похожего на тропическую змею, бьёт тугая струя вода, искрясь на солнце брызгами и орошая растения… На миг я даже увидел в струе маленькую радугу!.. Вот суровый старик положил шланг между грядок, чтобы вода свободно бежала в борозде к кустам кабачков и малиннику… а сам повернулся и пошёл — видимо, посидеть-отдохнуть в шезлонге, в тени яблонь… Его-то мне и надо! В смысле, не шезлонг и, конечно, не старика, а шланг! Я вообразил, как протягиваю свою загребущую лапу к зелёной змейке, свернувшейся кольцом в тени огуречной листвы… осторожно сжимаю пальцы… и подскочил от неожиданности, ругаясь такими непечатными словами, что даже у Шурфа в тетрадке не записаны. Ещё бы: вас когда-нибудь окатывали, разгорячённого после жары, холоднющей водой? Причём источник этой воды находился у меня за пазухой, и вода била из него с такой силой, что я, не устояв на ногах, снова плюхнулся в траву и взвыл, когда пониже спины обрадовано впились колючие травинки. Лойсо заинтересованно наблюдал за сим представлением, и в глазах его мелькали изумрудные смешливые огоньки. Я наконец-то совладал с непокорной «змеёй» и выхватил конец шланга из-за пазухи. Шланг дёргался и танцевал в моих трясущихся руках, словно живой, другим своим концом уходя куда-то в непостижимую даль, размываясь в воздухе, как провода на улице Старых Монеток. Ледяная струя торжествующе вырвалась на свободу, окатывая всё вокруг: выжженную сухую траву, янтарный камень, меня, Лойсо… Льняные волосы промокли в один момент, будто Лойсо угодил под летний ливень; рубаха промокла насквозь; и Великий Магистр Ордена Водяной Вороны сделался сам похож на мокрую ворону!.. Его глаза сверкнули двумя зелёными молниями — пронзительно и яростно, и на миг я даже испугался, что сейчас он испепелит меня на месте за этакие шуточки! Шланг плясал у меня в руках, я пытался справился с этой весёлой силой, со рвущейся на свободу водяной стихией, — безрезультатно! Но тут Лойсо стремительно шагнул ко мне и выхватил шланг у меня из рук. Я обессилено рухнул в траву, наблюдая из-за колышущихся золотисто-рыжих метёлок на верхушках стеблей, как это невозможное создание легко усмиряет бешеный шланг и… пьёт, пьёт, пьёт, прикрыв глаза, долго, с наслаждением… И куда только в него помещается?.. Но тут я вспомнил Рыбоньку с дюжиной аквариумов и перестал удивляться на этот счёт. Мои робкие замечания, что вообще-то эта вода предназначена не для питья, а для полива, и что она некипячёная, остались при мне… Напившись, Лойсо запрокинул голову и звонко расхохотался, снова давая извивающемуся чудовищу некоторую свободу — вода фонтаном рванулась вверх из шланга, зажатого в его вытянутых руках, окатывая вершину холма — а мне показалось — весь этот ждущий, жаждущий Мир. Вода взмывала в светлое небо, чтобы оттуда обрушиться на землю холодным водопадом; тысячи сверкающих капель роились в воздухе; растрескавшаяся твёрдая земля жадно впитывала влагу. А посередине этого водяного сумасшествия стоял Лойсо, смеясь, как мальчишка — светлые пряди на его непокрытой голове слиплись, по щекам стекали ручейки, на ресницах дрожали бриллиантовые капли; рубаха и штаны, промокнув до ниточки, прилипли к телу… Да он и был похож на мальчишку, дорвавшегося до загадочного и желанного моря, к которому его обещали повезти много лет и вот, наконец, привезли, и он с разбегу бросился в бодрящие волны, брызгаясь, визжа и хохоча… Вот это — истинный Водяной Магистр, одобрительно подумал я. Ох и зря я это подумал. Потому что Лойсо тут же своим непостижимым образом услышал меня. Мальчишка, говоришь? — переспрашивали его смеющиеся глаза под мокрыми ресницами. Ну-ну, сейчас посмотрим! И этот невыносимый товарищ направил шланг на меня. Ну вот, Вершитель, хотел охладиться — получай! — в весёлой панике подумал я, спотыкаясь и улепётывая от холодной струи. Однако бодрящая водичка под нехилым напором настигала меня, в каком бы направлении я ни метнулся — да и скрываться тут, на вершине холма, было особо негде!.. Я смеялся и не мог бежать от смеха, и падал в траву, и снова бежал — кажется, на четвереньках, а потом, притормозив, чтобы перевести дыхание, впопыхах засунул руку за пазуху. Есть! С восторгом первоклашки, получившего долгожданный подарок, я взирал на новенький водяной пистолетик, оказавшийся в моей непостижимой конечности. Даже заправленный водой, заметьте! Надо будет потом вернуть его через Щель тому мальчишке, у которого я его спёр… А пока… я неожиданно развернулся и, не целясь, выпустил водяной заряд — один, другой, третий… Но что такой водяной пистолет против целого садового шланга? Нечего и говорить, что мои шансы в этой водяной битве были невелики!.. Однако я всё же сумел изловчиться и прицельно угодить тонкой, но нахальной водяной струйкой аккурат в ухо Лойсо!.. За что и получил освежающий душ Шарко прямо в лицо. «Умойтесь, ребятки!» — ехидно прозвучала в моей голове фраза из давно забытого фильма. Всё, больше не могу, — мысленно простонал я, икая то ли от смеха, то ли от неожиданного душа, и в изнеможении снова свалился в мокрую траву. И тут напор ослаб, а затем струя стала меньше и вовсе иссякла… Наверное, строгий садовник решил проверить, достаточно ли политы грядки, и обнаружил свой шланг, уходящий в никуда… Хотел бы я видеть его лицо! Но, видимо, дед оказался крепким орешком и не грохнулся в обморок посреди огорода, а отправился к дому и перекрыл кран. Эх, такое развлечение было!.. И не простое развлечение, строго одёрнул я себя, — а жизненно важное для этого Места. Для Мира. И для того, кто в нём обитает… Я приподнялся на локтях, озирая местность. Сколько хватало глаз, холм выглядел, словно после проливного летнего ливня. Сырая трава полегла; гладкие бока янтарного валуна блестели, как будто он был умытым волной камешком на морском берегу; от земли поднимался влажный туман. Ощутимо парило, как в июльский день после грозы. Лойсо вновь уселся на камень, расстёгивая ворот рубахи. От его одежды тоже поднимался парок. Ну он даёт, горячий финский парень… Внезапно Лойсо поднял глаза, словно почувствовав мой взгляд, и посмотрел на меня. Теперь в его изумительных глазищах было умиротворение: там уже не сверкали молнии, а спокойно шумело зелёное море. Я прочитал в этом взгляде невысказанную благодарность — есть в любых Мирах то, чего не выразишь словами, особенно если ты так горд и одинок, что давно забыл, как звучит слово «Спасибо»… Но я его понял. И постарался так же безмолвно ответить, не речью, а только взглядом. И был уверен, что он тоже понял это. А потом я моргнул, и наше безмолвное взаимопонимание рассеялось, словно парок над землёй… Стоп! Ведь знойный воздух этого Мира сейчас высушит всё вокруг. И снова станет сухо и жарко, как будто ничего и не было. А я уйду обратно в Ехо. Нехорошо так. Будто дразнюсь. Эх, если я пока не придумал, как вытащить его самого отсюда, то вот бы мне хватило могущества, чтобы притащить ему сюда Море!.. Или хотя бы ручей. Ну, ладно, согласен даже на колонку с водой и вентилятор… Но для колонки надо бурить землю вглубь, Магистры знают на какую глубину, и неизвестно ещё, есть ли в этой сухой почве грунтовые воды — хоть досверлись до другой стороны планеты. Вряд ли: учитывая, что для образования подземных вод нужны дожди и реки, а тут нет ни того, ни другого… Только палящее солнце, горячий ветер,  бескрайние просторы и нескончаемые, от горизонта до горизонта, плавные контуры холмов, где беспрестанно волнуется под этим ветром сухая трава. Очень похоже на море, янтарное море на закате, особенно когда смотришь издалека… А чтобы включать вентилятор, нужна розетка. И, желательно, электричество! Или хотя бы солнечные батареи… Но припёр же я домашний кинотеатр в Ехо, додумался ведь! Потому что очень захотел. Значит, и сейчас додумаюсь. Потому что очень хочу. А если очень захотеть, можно в Космос полететь! — вспомнил я строчку из полузабытой песенки. — А всё-таки здесь кондиционер не помешал бы, — вполголоса заметил я, обращаясь скорее сам к себе. Но Лойсо снова «насторожил ушки», как любопытная лиса. — Кондиционер? — переспросил он. — Это такая штука, которая охлаждает воздух, — пояснил я. После прохладного тонизирующего душа и не менее бодрящей беготни моё сознание прояснилось, став звонким и ясным, словно Мир, умытым ливнем. Я вспомнил, что когда-то читал в журнале о новейшем изобретении Страны Восходящего Солнца, — кондиционерах на солнечных батареях. Гениально и просто: когда солнце шкварит вовсю, эта хитрая штука преобразует тепловую энергию в электрическую, жар в прохладу… А когда пасмурно и нежарко — кондишен отдыхает. И никаких розеток! Здесь, в Мире без электрики, зато со столь щедрым Солнцем, что хватило для дюжины орбитальных станций на целую пятилетку, это изобретение пришлось бы весьма кстати, — думал я, озирая местность. Волнистые-золотистые просторы раскидывались от горизонта до горизонта, а  наш холм казался островком в этом необъятном солнечном море. Ой. Видимо, моя голова прояснилась всё же не до конца. Лонли-Локли бы сразу обратил моё внимание на явное несоответствие; ведь кондиционер, даже самый мощный, рассчитан на одно помещение. А не на целый Мир! Неужели ничего не получится?.. Но всё тот же Шурф убеждён, что невозможного нет. Значит, надо думать… Вон как на меня Лойсо смотрит. Я мог бы поклясться, что с надеждой. А когда на меня так смотрит столь могущественное существо, то я горы сверну. Так мне хочется подтвердить это впечатление!.. Всё-таки я умею соображать, когда хочу. Я торжественно объявил: — Будем строить дом! Лойсо посмотрел на меня — на этот раз так, будто я перегрелся на солнышке, а он, словно любящая бабушка, спасает меня от теплового удара. — Макс, я так давно не удивлялся. Думал, что никому и ничему уже не под силу меня удивить. Но ты делаешь это снова и снова, причём абсолютно без усилий… — Почему же без усилий, — возразил я, — мне как раз пришлось хорошенько подумать! Будь я Страшилой, из головы точно полезли бы иголки и булавки… — Что?! — пшеничные брови Лойсо изумлённо взлетели вверх. — Да так, ничего, — махнул я рукой, — просто вы не читали «Волшебник Изумрудного Города»… — и, не дав ему опомниться и начать задавать вопросы, где находится Изумрудный Город и что это за Маг такой, решительно продолжил: — Лойсо, у меня идея. Я не строитель, но… в общем, вы мне поможете? Вместо ответа Лойсо легко поднялся с камня и шагнул ко мне. — Что надо делать? — энергично осведомился он. Ещё бы, засиделся тут без интересного занятия, только и развлечений — выбирать, какой сон нынче посмотреть!.. Ничего, со мной не соскучишься. Я тоже поднялся с травы — на этот раз самостоятельно, ощущая небывалый прилив сил. Со мной всегда так, когда задумаю воплотить очередную свою сумасшедшую задумку или кого-то спасти… а потом, правда, я валяюсь, как выжатый цитрус, годный только отсыпаться или бочками пить бальзам Кахара… Но это будет потом, а сейчас я вдохновенно сунул руку за пазуху… и задумался. — Из чего будем строить? Я только сейчас понял, что понятия не имею о нюансах  строительной сферы. Не приходилось мне строить в моей богатой на приключения биографии; я всегда селился в уже готовых домах: заходи и живи! Только пару раз помогал знакомым… Вроде бы в Ехо строят дома из камня; иногда — из дерева, как и на моей родине… — Да из чего тут строить? — огляделся вокруг Лойсо, разводя руками с неподражаемой иронией. — Разве что из травы! — Из травы не пойдёт, — серьёзно возразил я. — Щелей будет много. А кондиционер не может охлаждать целую Вселенную!.. Когда он включен, нужно даже окна закрывать. Погодите, я, кажется, придумал… — и я решительно запустил руку по локоть за пазуху. Ждать пришлось недолго: через минут семь пальцы знакомо онемели, затем вцепились во что-то твёрдое, и я с трудом вытащил из-за ворота добычу, разорвав при этом тонкую скабу едва не до пупка. Жест фокусника не получился: очень уж тяжёлым и массивным оказался мой улов в этот раз!.. Я бухнул его перед Лойсо: — Вот! — я с гордостью озирал большущий камень, словно это был по меньшей мере слиток золота. — Это ракушечник, камень из моего Мира. Лойсо с интересом протянул руку и погладил длинными пальцами шершавую светло-песочную поверхность камня с белыми и серыми вкраплениями морских ракушек. — Ракушечник называют живым камнем, — разглагольствовал я, — говорят, во время морозов в доме, построенном из него, тепло, а летом он сохраняет прохладу… — Это очень хорошо, — прервал меня Водяной Магистр, — но сколько таких камней понадобится для дома? Может, сразу вытащишь повозку с ними? — в его глазах поблёскивали озорные искорки. — А что, и вытащу! Хоть целый состав! — упрямо заявил я. — Но вы задали правильный вопрос. Любая стройка начинается с расчета, а вернее, с чертежа… Следующие полдюжины минут мы ползали рядом по земле, пытаясь начертить жёстким стеблем на пятачке, расчищенном от сухой травы, подобие чертежа. Лойсо настаивал на маленьком домике, только чтобы поместиться в нём; я же убеждал его, что нужно сделать помещение попросторнее. На двоих. Я же в гости приду — буду жариться снаружи, что ли? Наконец, мы сошлись на компромиссном варианте: небольшом домике, чуть больше, чем моя прежняя комнатка в родном Мире, но неизмеримо меньше, нежели современные апартаменты в Ехо… Я добыл из Щели Между Мирами рулетку, мы измерили блок и подсчитали, что на воплощение задумки понадобится примерно полсотни таких. У Лойсо оказался явный талант математика: он с лёгкостью складывал и перемножал в уме любые числа, включая дроби, ловко управляясь при этом с незнакомыми мерами длины и площади и схватывая всё на лету — в Ехо измеряли точно уж не метрами, погонными и квадратными… Вот бы этого парня мне в одноклассники, когда нужно было списать контрольную по алгебре!.. А потом началась каторжная работа. Для меня, в основном: я таскал из-за пазухи блок за блоком, перемежая их стаканами холодной минералки — спасибо, хоть зонтики не попадались! — а Лойсо аккуратно складывал добычу в штабель. Я почти выбился из сил; пот градом катил по спине и заливал глаза, а распахнутая рубаха моего сообщника, уже просохшая на солнце и ветре, оставалась сухой и чистой. Но вот я достал юбилейный, пятидесятый блок, и в изнеможении привалился спиной к янтарному камню. Даже курить не хотелось. И кофе тоже. Я машинально добыл ещё один стакан холодной воды и залпом осушил его, не заботясь, была ли она кипячёной или из-под крана… да хоть прямо из речки!.. — Теперь что? — Лойсо был полон сил и энтузиазма. — Теперь… — я нехотя открыл глаза. — Теперь надо сложить эти штуки… Да нет, погодите, не так!.. Нужно скрепить их раствором, чтобы дом получился прочным… Вы ведь не хотите, чтобы стены рухнули вам на голову? Похоже, я таки переутомился, стал вредным и начал грубить, как это всегда со мной бывает в состоянии крайней усталости — могу ляпнуть что угодно и кому угодно… Но Лойсо не обиделся. Он был так увлечён делом и рад — новому занятию, возможности встряхнуться и освежиться, этому нахальному гостю — то есть мне, — так рад, что даже не съехидничал ничего, а весело заявил: — Так давай готовить раствор! Из чего там его делают? Я со стоном запустил руку за разодранный воротник своей многострадальной скабы, который теперь находился где-то на уровне пупка… и представил себе стройку, где кучами сложены кирпичи, песок, щебёнка, мешки с цементом… ухватил один и потянул из последних сил. Полусотня килограмм, это вам не просто так! — Что, тяжко? — спросил Лойсо — я не поверил своим ушам — сочувственным тоном! — Помочь? Да как ты мне поможешь, — подумал я, кряхтя и сражаясь с увесистым мешком — я тянул его сюда, а он меня — туда, вот сейчас проскользну через Щель в другой Мир… где, между прочим, по стройплощадке уже бежал взбудораженный прораб, озабоченный непонятным шевелением в горе мешков с цементом! Внезапно мешок стал в два раза легче, и я вздохнул от облегчения. А потом уже изумился: чужая рука, тёплая, жилистая и сильная, нырнула ко мне за пазуху и крепко схватила мешок за край. Ничего себе, — обалдело подумал я, — он и это умеет? Впрочем, ведь Лойсо — избранник Хумгата, почему бы ему не лазить в Щель Между Мирами, да ещё в моей компании, странно только, что он раньше не научился, таскал бы себе напитки да еду… А потом до меня дошёл весь комизм ситуации: чьи-то руки шарят у тебя за пазухой, а воротник, как я уже говорил, теперь находился куда ниже, чем ему полагалось… «Да что вы себе позволяете», — подумал я, изнемогая от смеха и тяжести, а в следующий момент мешок рухнул на траву, подняв облачко пыли, рядом с обессилевшим мной. Лойсо упал рядом, раскинув руки, и тихо засмеялся. — Никогда бы не подумал, что строить дом так весело, — пояснил он, повернув голову ко мне. — Со мной всё весело, — пробурчал я. Мы ещё успели стянуть ведро с песком под самым носом у разъярённого прораба, ну, а водой для раствора обеспечил всё тот же шланг… Видимо, старый садовник снова задремал в холодке. Не знаю, сколько прошло часов, пока мы с Лойсо под моим чутким руководством месили раствор — пригодилось то, что я когда-то давно помогал приятелю-студенту строить сарай на даче его родителей; — а затем складывали из блоков стены — всё выше и выше, не забыв о проёмах для окна и двери… «Ой, мамочки, мне ещё окна придётся доставать, — с весёлым ужасом подумал я, — ох и ограбили мы сегодня какую-то стройку… А злющий прораб будет валить всё на рабочих!» С меня сошла дюжина потов; даже у непробиваемого Лойсо над верхней губой выступили капельки пота, словно крохотные росинки… Я молча протянул ему белый льняной платок, добытый всё из той же Щели. Кто-то сегодня будет думать, что потерял свой носовой платок… А может, ему вернуть? Использованный, правда. При этой мысли я стал хрюкать от смеха. Лойсо покосился на меня, тщательно вытирая лоб. — Со мной такое впервые за несколько дюжин лет, — поделился он. — Я уж думал, что идеально наладил терморегуляцию… — С кем поведёшься, — брякнул я, с отвращением ощущая прилипшую к спине скабу, и мы дружно прыснули. В конце концов я решился и стянул промокшую ткань с плеч, залихватски обмотав её вокруг пояса наподобие набедренной повязки. Главное, чтобы не соскользнула, развязавшись, а то будет вид тот ещё… Эта мысль развеселила меня ещё больше. Лойсо пожал плечами — мол, что с тебя возьмёшь, тебе палец покажи… — и вернулся к работе. Правда, потом он прервался и последовал моему примеру — то есть скинул рубаху. Хорошо ему, у него штаны имеются… — Сейчас мы загорим тут, как парни, что разносят на пляже пахлаву, — сообщил я, задрав голову и поглядывая на весёлое солнышко, вовсю лучащееся в светлой вышине. — Ох, Макс, ты не перестаёшь меня удивлять, — вздохнул Лойсо, распрямляясь и отряхивая руки, — вот скажи мне, что такое пахлава?.. — Это такая сладость… Паа-ахлава дубовая, с орешками, осами и пчёлами, — ехидно процитировал я, подражая голосу торговца пахлавой. — Давай я тебе лучше достану чего-то другого съестного. — Ох, то есть вам, прошу прощения, — спохватился я, сам не заметив, как перешёл на «ты»… — К чему эти церемонии? — Лойсо вдруг широко улыбнулся и с размаху хлопнул меня между лопаток. Наверняка, на спине отпечаталась пятерня! Я аж присел и изумлённо взглянул на это чудо в перьях. Друзья, значит? Лойсо молча кивнул, продолжая улыбаться. Причём не только губами: улыбка светилась в его глазах, сейчас — цвета молодой листвы, просвеченной солнцем; она сияла в его светлых волосах, уже высохших и снова распушившихся; она сквозила в каждом движении — казалось, он улыбается всем своим существом. — А сейчас вы… ты меня удивляешь, — теперь и я заулыбался вовсю, как следует размахнулся и в свою очередь от души треснул его по спине. Надо сказать, Лойсо даже не покачнулся, а я ведь не из слабой дюжины — вон сколько стройматериалов натаскал! — Хочешь спросить, каковы традиции лучших друзей в моём понимании? — фыркнул Лойсо, наклонив голову и лукаво глядя на меня из-под прямой чёлки — ну точно конь со светлой гривой, вознамерившийся взять с руки кусочек рафинада! — Наверное, что-то вроде предлагать друг другу стаканчик своей крови по утрам вместо камры? — предположил я. — Судя по тому, что рассказывают о Вашем Ордене… — Что было, то прошло, — строго возразил Лойсо и снова развеселился: — Моя традиция — никаких традиций! Просто дружить, вот что действительно важно… Видеться, когда этого хочется, и не мешать, когда не хочется; общаться и получать взаимное удовольствие от этого… У хороших друзей традиции сами появляются, со временем. Прелесть в том, что они сами не знают, что это такой обычай, и следуют ему не потому что «так надо», а потому, что это приносит радость… — Хороший подход, — одобрительно кивнул я. И невинно добавил: — А взаимное обливание водой может стать хорошей традицией, как ты думаешь?.. В ответ мне на голову был выплеснут недопитый стакан минералки; хорошо, что вода, полившаяся за шиворот, уже нагрелась и оказалась тёплой… Последний ряд ракушечных блоков, оставшийся до крыши, мы выложили на одном дыхании. Даже, скорее, на втором, которое у меня неожиданно открылось после внезапного и столь вдохновляющего предложения дружбы… Дружить с самим Лойсо Пондохвой — вот это круто! — восторгалась одна часть моего существа. Вторая добавляла тихонько и печально: а вот подумай, сколько времени он был одинок — и не только во время заключения в этом Мире, а и раньше, когда его многие боялись, некоторые восхищались, но никто не любил… А третья часть меня просто радовалась — и мне становилось тепло внутри. Не до одури жарко, а тепло по-иному, как после бокала шампанского или во время полёта во сне… — Теперь нужна крыша, — заключил я, озирая творение наших рук. Здешнее солнце уже клонилось к горизонту и стало не таким слепяще-белым, а жёлтым и просто очень-очень тёплым, как у нас в знойный день на морском берегу; спина у меня наверняка обгорела под его лучами — ох, чувствую, будет печь и облезать, придётся добывать кефир и сметану!.. — Из чего её лучше соорудить? — деловито поинтересовался Лойсо. А вот ему хотя бы что, кожа всё такая же светлая — как он это делает, хотел бы я знать? Может, он научился договариваться с этим Миром за то время, что здесь живёт? — Крыши делают из шифера или черепицы, — задумчиво протянул я, прислоняясь спиной к ракушечной стене. От неё пахло морем, влажным песком и йодом и водорослями, и я порадовался, что выбрал именно этот материал для строительства дома. Кто знает, вдруг в нём будут сниться сны о Море?.. — Но это сложно, там нужен каркас, и чердак, и вообще… Нам бы просто чем-то накрыть, чтоб не сдуло, и горячий воздух не заходил… Солома, трава — это не подходит… О! — Я победно поднял палец. Хотел взмахнуть рукой, но сил не хватило. — Точно — пластик! Он лёгкий, прочный и не сильно греется, если выбрать цвет посветлее. Ты какой цвет любишь? Лойсо задумался. — Мне нравится цвет воды, — наконец, сказал он. Я кивнул. Конечно, он соскучился по прохладным тонам. Тут всё такое золотистое, солнечное — в другом контексте такое тёплое сочетание бы только радовало, но если сидеть сотню лет без воды!.. Я поискал, куда бы засунуть руку — скаба моя давно превратилась в набедренную повязку, — наконец, сунул свою конечность под перевёрнутое ведро из-под раствора и сосредоточился, воображая себе магазин строительных материалов. Вот и ряды с пластиком, самых разных цветов: вишнёвый, коричневый, серый, тёмно-зелёный, синий… Я потянул за краешек небесно-голубой, и знакомая рука, неизвестно как вновь оказавшаяся рядом, помогла мне вытянуть здоровенный лист — как раз хватит, чтобы перекрыть маленький домик. Общими усилиями, вспоминая всех Магистров, грешных и не очень, мы водрузили лист поверх конструкции. Ветер, горячий и непокорный, как степной мустанг, норовил подхватить пластик и вырвать из рук; он толкался в него, как в огромный парус, и я уже представил, как сейчас лист здоровенным воздушным змеем взмоет над холмом, а мы, отчаянно вцепившись в него, будем болтаться по краям — для симметрии и равновесия, вместо хвоста… Кстати, отличная идея — запустить здесь воздушного змея! Ему понравится такой сильный ровный ветер, я уверен. А Лойсо понравится такое развлечение, откуда-то я точно это знал. Ну как мальчишкам может не понравиться пускать змея?.. — Последний рывок! — объявил я, засовывая ноющую от переутомления руку в ведро. — Отвернитесь и закройте глаза! — Лойсо хмыкнул и снова запустил свою ручищу рядом с моей. Мы переглянулись и дружно зажмурились. Потом моя рука привычно провалилась в пустоту и онемела, словно я отлежал её во сне, задремав с закинутыми вверх руками… Я понятия не имел, как выглядит солнечный кондиционер, но я очень, очень его хотел, потому что тянуть сюда электрику у меня уже не было сил. Я коснулся чего-то, схватил добычу… мы синхронно открыли глаза и расхохотались: руки, моя — правая, повыше и левая, пониже — Лойсо, сжимали огромный пляжный зонтик — синий, в яркие рыбки и морские звёзды. — Вот это улов! — сквозь смех проговорил я.- Такого зонтища мне ещё не попадалось! А что, под ним тоже можно прятаться от солнца. — Спасибо, — с достоинством отвечал Лойсо. — Я поставлю его в долине. Пригодится во время прогулок; не всё же время сидеть на этом холме… — А ветер не унесёт? — обеспокоился я. — Я с ним договорюсь, — невозмутимо ответствовал тот. У меня уже не было сил удивляться, потому я просто кивнул и снова нырнул рукой в ведёрко. Ну, давай же! — говорил я мысленно, воображая себе магазин бытовой техники со всевозможными кондиционерами на полках… На этот раз я вытянул вентилятор. Симпатичный такой, тёмно-синий, похожий на Чебурашку с тремя ушами-лопастями, а главное — на батарейках. — Это уже ближе, но не совсем то, — прокомментировал я, со вздохом снова запуская руку в полюбившееся мне ведро. Теперь я решил перехитрить эту коварную Щель, изо всех сил делая вид, что мне ну вот совсем не нужен кондиционер. Ну, то есть я понимал, что он совершенно необходим, но старательно изображал, что я его не хочу. Этот способ отлично помогает, когда караулишь норовящее весело сбежать на плиту молоко, или ждёшь закипающий чайник (уже минут десять, а он всё не кипит!), или ожидаешь на остановке трамвай… Стоит сделать вид, что ты так просто, погулять вышел, отвлечься и перестать зацикливаться… как тут же молоко закипает, чайник весело фырчит, потряхивая крышкой, а твой трамвай звенит, подъезжая… Лойсо тем временем разобрался с выключателем. На удивление быстро, учитывая, что такую штуковину он держал в руках впервые. Лопасти завертелись, сливаясь в размытый круг; ветер дунул ему в лицо, волосы разлетелись; он зажмурился от неожиданности, а затем расхохотался: — Отличная штука, Макс! Она создаёт ветер! — Ага, — кивнул я — моя рука как раз вцепилась во что-то большое и тяжёлое. Лойсо серьёзно взглянул на меня, отставил «штуку, создающую ветер», шагнул ко мне, присел рядом на корточки и привычным жестом, словно всю жизнь только и занимался тем, что таскал вместе со мной разные разности из Щели Между Мирами, нырнул рукой в ведро. Так мы и тащили неведомую тяжесть: я — правой рукой, он — левой. А потом схватили квадратную коробку обеими парами рук — иначе не удержали бы! Это был он. Солнечный кондиционер. Совершенно новенький, да ещё с подробной инструкцией по сборке и установке. Я поднял глаза к светлому небу и прочувствованно произнёс: — Спасибо тебе, дорогая Вселенная! Конечно, с неба в ответ не раздался голос: «Пожалуйста», но я вновь почувствовал внутри что-то тёплое и понял, что моя благодарность услышана. Пока мы возились с подарком, монтируя его и устанавливая на место, наступил вечер. И я впервые имел возможность любоваться закатом в Мире Янтарных Степей, а зрелище оказалось завораживающим! Сначала низкое солнце, уже совсем не слепящее, а круглое, как шар червонного золота, запуталось в пушистых верхушках трав; затем оно стало нехотя опускаться за горизонт: вот оно касается краешком… вот видна половина… вот горбушечка… и наконец, скрылось совсем. Поочерёдно на небе сменялись золотой, розовый, сиреневый и дымчатый цвета, и вот резко, как на экваторе, наступила темнота; Мир окутала жаркая ночь. А где же звёзды? — мимоходом подумал я, взглянув в тёмно-фиолетовое небо. Наверное, в дымке… Я присмотрелся внимательней, но не различил огоньков даже через лёгкую кисею, затянувшую небо. Ну нет, подумалось мне, это неправильно: если здесь нет моря, то должны быть хотя бы звёзды! Но тут меня отвлёк возглас: — Готово! — Лойсо, сидящий на крыше, протягивал мне гаечный ключ. — Давай скорее включим, — от нетерпения я чуть не подпрыгивал на месте, несмотря на усталость, тянувшую лечь и вырубиться — несмотря на то, что всё это время я как бы спал у себя дома… Заснуть во сне — это весьма интересно!.. Мы зашли в дом, и я торжественно протянул Лойсо пульт. Пусть сам включит, это его право… заодно и научится пользоваться этим чудом техники. Затаив дыхание, я смотрел, как на «чуде техники» загорелся зелёный огонёк, а потом бесшумно открылась створка, и на нас подул ветер. Прохладный ветер!.. Я запрокинул голову, подставляя разгорячённое лицо освежающему дуновению. Боковым зрением увидел, что рядом со мной Лойсо тоже подставил лицо свежему ветерку, и его лёгкие волосы разлетаются в стороны, задевая моё плечо… — Работает!.. — возликовал я, едва удерживаясь, чтобы не подпрыгнуть до потолка — и то потому лишь, что боялся проломить макушкой этот самый потолок. Всё же мы не профессиональные строители. — Конечно, работает, — подтвердил Лойсо, чуть поворачивая голову и улыбаясь уголком рта. — Я и не сомневался. А ты?.. А я? А что я, я всегда дёргаюсь и переживаю, даже когда в глубине души уверен, что всё получится. Такое уж я беспокойное существо. И сейчас мне хотелось сорваться и закружиться по комнате вихрем от радости, вот только вихрь из меня сейчас бы не получился — так, лёгкое дуновение… Внезапно мне стало легко и спокойно, словно я дюжину лет искал просветления в горах и вот наконец-то его обрёл… — Ветер может быть разным. Яростным и лёгким, обжигающим и прохладным… — раздался шёпот то ли где-то рядом, в темноте, то ли в моём сознании. Кто это сказал? Лойсо?.. Или неукротимый Ветер этого Мира, то опаляющий и крышесносящий, то тихий и ласковый, словно ручной?.. Я вспоминал, сколько имён придумали ветрам моего мира: Самум, бриз, пассаты и муссоны; холодный Норд-Ост, он же Мистраль, и жаркий Сирокко; яростный восточный Левантёр и тёплый Зюйд-Вест; французский Биз, испанские Темпораль и Кордонасо; Днепровские Горишняк и Низовка… Вспоминал я и другие ветра — древний ветер загадочной Хоманы — Овётганну и как бы Хугайду, и ветер, дующий из стороны Клёсс; и сегодняшний жаркий ветер Янтарного Мира… Каждый со своим характером, именем и привычками… А как зовут этот Ветер? И сколько знакомств с ними у меня ещё впереди?.. Мы, не сговариваясь, сели прямо на пол, прислонившись спина к спине и подставляя головы приятному дуновению с лёгким холодком. Я в последний раз на сегодня засунул руку под остатки своей одежды. Лойсо молчал, но слегка повернул голову, и я почувствовал невысказанный вопрос. Что там такое, мы что-то забыли?.. — Держи, — я сунул ему в руку холодную шуршащую пачку, покрытую инеем. — Ух ты! — восхитился мой друг. — Это что такое холоднющее? — Эскимо на палочке, белое в шоколаде, — объяснил я, доставая вторую порцию — для себя, и поворачиваясь к Лойсо. Мои глаза уже привыкли к темноте, и я ясно различил его силуэт. — Любимое лакомство моего детства… — А это вкусно! — заключил Лойсо, пробуя мороженое. — Мне нравится! — Он осторожно лизнул эскимо, а потом откусил от него верхушку. Ох, мне мама говорила в таких случаях: «Ты что, не смей, горло простудишь!» Но ему, думается, это не грозит! — На здоровье, — откликнулся я, пытаясь управиться со своей порцией — и, как обычно, подтаявшее мороженое ляпнуло мне на одежду… Тут я кое-что вспомнил: — Ты не переживай, если вдруг он выключится — по идее, заряда аккумулятора должно хватить до утра, а если не хватит, то он подзарядится от солнца и снова будет работать. Лойсо молча кивнул. Мы сидели, прислонившись плечом к плечу, и уплетали мороженое. И так уютно мне было когда-то давно, в моём любимом лесном домике… А потом я понял, что мне пора домой, ведь так долго я не гостил у Лойсо ещё ни разу… Сколько можно спать, — наверное, думают мои домочадцы и коллеги! Я встал, шагнул к двери и обернулся. Лойсо поднялся следом, и мы быстро шмыгнули за порог, плотно прикрывая двери, чтобы сохранить в доме прохладу. Снаружи меня снова охватило тёплой волной тепло местной Ночи. Я поднял голову и замер на месте, забыв про очередной вдох: вверху красовались огромные звёзды, яркие и пушистые, какие бывают только в южных широтах при ясной погоде — протяни руку, и звезда сядет на ладонь, как ручная птица… — Ух ты!.. — выдохнул я наконец и снова вдохнул. — Да, — глядя в небо, подтвердил Лойсо. — У тебя снова получилось удивить меня, сэр Макс. За всё время впервые вижу здесь звёзды… — А что я? — растерялся я. — Я просто подумал, вот бы здорово, чтобы тут были… — Шшшш, — Лойсо приложил палец к губам, словно не хотел спугнуть звёзды лишними разговорами. Он положил мне руку на плечо, сильно сжимая его, а сам вовсю глядел в небо — и я понял, что это была безмолвная благодарность за ещё один нечаянный, но столь удивительный подарок. А потом я стал спускаться по склону, стараясь не споткнуться, чтобы не заработать ещё и царапин в придачу к ноющим от непривычной работы конечностям и пекущей коже на спине и руках. На полдороге я обернулся и увидел Дом на вершине Холма, а рядом с Домом — тёмную глыбу янтарного камня, даже ночью еле заметно светящуюся изнутри, как приглушённый ночник; и светлый, тоже словно светящийся, силуэт на фоне тёмного неба, усеянного мириадами звёзд… «Ну не может быть злым магом тот, кто так светится» — вдруг подумал я. А силуэт поднял руку — не стал махать, просто поднял и держал, откинув в сторону, легко и свободно… Я хотел повторить этот чарующий жест, махнул рукой в ответ, потеряв равновесие, покачнулся и таки покатился по траве, как Чижик-пыжик из детской песенки. Ну всё, заработал-таки пару новеньких царапин! — подумал я, зажмуриваясь и пытаясь как-то притормозить, хватаясь за стебли травы… На удивление, в этот раз они были не колючими и жёсткими, как обычно, а гибкими и упругими. А потом я открыл глаза… и проснулся. Плечи и спину саднило, в горле слегка пересохло… Со стоном я поднялся, накидывая на плечи одеяло, чтобы брести в бассейн. И тут заметил, что в правой руке сжимаю несколько мокрых зелёных травинок.