По ком звонит колокол?

      Раз.       Звонкий, проходящий мерзкой вибрацией удар моментально дезориентирует. По чём били? По голове? По спине? По земле самой, и она вздыбилась рогами, сотрясая жалкие телесные оболочки? Дум не чувствует боли. Он растерян.       «Растерян, потерян… не нужен. Что?»       «Что?»       Два.       Дум всё так же лежит опрокинутый навзничь то ли новым ударом, то ли вражеской магией. Он не чувствует слабости в теле, но подняться не может. Точнее даже не пытается. Падший находит это странным, как только ловит себя на мысли. На мысли ловит.       «На какой?»       «Какой?»       Три.       Новая волна проходит сквозь мясо так же легко, как через доспех. Надёжнейший из доспехов, крепчайший. Люцифер потерял меч. Рука комкает липкую траву, ничего не находит. «Я и так силён», — думает он, но вот кажется, всего лишь на долю секунды кажется, что это не совсем так, что в этом утверждении совсем чуть-чуть есть неправда и на самом деле немножко блеф с его стороны, успокаивание, чтоб даже в своем глухом к эмоциям разуме быть уверенным в этом. Известно каждому демону, какое зерно прорастает в любой почве: сомнения.       Четыре.       Дум сбивается со счёта и в новом звуке видит систему. Мельница. Молотилка. Его собственный чеканный шаг, неумолимо надвигающийся на врага, не знающий жалости, направленный только в одну сторону. Он наступает сам на себя? Закрыть глаза. Отмахнуться от наваждения. Демон чует саднящую тень где-то в уголке сознания, прекрасно знает, что это за тень, совсем забыл, что это такое и с чем его едят. Страх. Он не испытывал его целую вечность. Чем дальше игнорируешь его, тем выше тот вырастает. Падший легко смотрит в глаза своему страху, на время приходя в себя. Себя. Больше всего он боится узреть на месте своего врага из темноты — себя. Задавить, обглодать так, как только он умеет.       Пять.       Тело предаёт его, самовольно содрогнувшись от очередного удара. Холод пробегает между распаренной битвой кожей и металлической оболочкой. Обрубки покалеченных крыльев неприятно смяты под своим же весом, но мысль сдвинуться с места так и не посещает. Замереть.       «Так безопаснее».       Шесть.       Звон с каждым разом становится громче, раскалывает череп мелким, больше не проходящим до конца дребезжанием. Полные острых зубов челюсти бьются друг о друга со страшным стуком. Как он оказался здесь? Если пал, то почему не возрождён?       Вокруг Падшего горит почва. Привычный Люциферу жар никак не привлекает его рассеянного внимания. Ровно до тех пор, пока низкое черное пламя не вгрызается в его крылья. Совсем как…       Семь.       Вот теперь и боль настигает потерявшегося в пылу битвы воина. Нарастающая, подлая, пекущая. Он чувствует себя таким, каким не хотел бы быть более всего. Лучше смерть, чем это. Беспомощность. Готов развоплотить себя своими же руками, лишь бы не находиться в таком состоянии еще хоть миг. Однако… не способен.       Восемь.       Новый удар приходится слишком быстро, только-только был предыдущий. Это не честно!       Девять.       Откуда-то сверху льётся знакомый голос. И правда: падшая скайратская принцесса склоняется над ним. Её плывущее лицо обеспокоенно, но оно сулит помощь.       «Такая же, как я…»       «Люцифер! Ты тоже слышишь этот звук?» — кроваво-красные глаза внимательно впиваются в тлеющие угольки Дума.       Ответить не получается. Кивнуть тоже. Полный паралич.       «Знаешь, что это? Узнаёшь?» — Шендельзар совсем не по-женски оскаливается своим проклятым ртом. — «Узнаёшь! По ком звонит колокол, а, Люцифер?» — Принцесса с ногами забирается ему на грудь, — «Он звонит по тебе».       Вашундол.

***

***       Шендельзар решительно бросается в мясорубку, её нездоровый фанатизм увлекает союзников за собой. И даже после кончины, порой весьма стремительной, этот запал никуда не уходит. Снова и снова проклятая с улыбкой летит в самую гущу сражения. Бежать вперёд. Разбиться о вражеские ряды, как муха о стекло, — поминай как звали. Забрать кого-нибудь с собой — священный долг.       Но за спиной Люцифера как у бога за пазухой, и она ступает по следам его, понимая остатками здравого смысла, что так будет лучше. Синее пламя кружит её в своем смертельном танце, стук, лязг и крики превращаются в калейдоскоп быстро сменяющих друг друга огней. Только фигуру Падшего удается отслеживать затухающему от ярости разуму. Он никогда не оглядывается, следовать за ним просто.       Но вот и он потерян.       Дух не только не видит его, но даже не чувствует. Рывками двигаясь по полю битвы, глазу не за что зацепиться, нет ни огненного меча, ни рослой фигуры, испепеляющей грунт одним присутствием. Из-за облака выходит солнце, однако не выдаёт расположение Дума — обычно тот алеет в лучах подобно губительному маяку.       По чистой случайности заметив союзника вдали, Венгу одолевает простая смертная досада (Каким глупым надо быть, чтобы позволить поймать себя?) Впрочем совсем недолго. Обрадованной новой возможностью, ей ничего не остаётся, кроме как представить себя на его месте… стоит когтистым ногам коснуться земли, всё ещё липкой от черного эфира, как её птичий крик оглушает самого отвратительного из врагов.       — Сюрприз!

***

      Издали наблюдая за убийством Атропоса, Люцифер касается лица латной перчаткой — остатки вязкой субстанции вызывают брезгливость даже у такого, как он. Вид окружённого духа отчего-то неприятен. Дум никогда не смотрит назад, но сейчас это она находится впереди.       Чеканный шаг по-прежнему твёрд.