После школы

— Черт, — пробормотал Савада Шин, запустив руку в волосы и проведя ею по прядям. Он неловко шевельнулся на стуле, просыпаясь от такого приятного сна... И тут прозвенел звонок. — Все свободны. Савада, останься, — сказала Янкуми, сузив глаза и сердито разглядывая его. Он схватил ее за запястья и прижал ее руки к стене, не давая вырваться. — Шин... — удивленно произнесла Янкуми, но он заставил ее замолчать, грубо целуя и исследуя языком ее рот, пока она не начала вырываться. Когда все остальные вышли из класса, Янкуми подошла к парте Шина. Он наблюдал, как она подходит к нему, но не смотрел ей в лицо. — Чего тебе, Янкуми? — Что за фигня? Шин, ты заснул на моем уроке четыре раза! Неужели математика настолько скучная? — спросила она, изо всех сил пытаясь не выходить из себя. С легкой улыбкой Шин прикрыл глаза: — Настолько. Янкуми аж вздрогнула от негодования: — Черт побери, Савада, прекрати! Почему ты все время спишь на уроках? Ты что, дома не высыпаешься? Он снял с нее куртку и теперь стягивал майку. Медленно целуя ее шею, он спускался все ниже, касаясь губами то тут, то там, всасывая кожу так, чтобы на ней остался след, чтобы все увидели, что Янкуми принадлежит ему и только ему. И пусть только этот Шинохара попробует... Он впился в губы Янкуми страстным поцелуем и попытался расстегнуть на ней лифчик. Шин помнил свой сон во всех подробностях. — Не то чтобы... Он неловко заерзал на стуле, словно что-то причиняло ему боль. Янкуми ни за что не подпустит его ближе, чем на метр, если узнает, какие мысли бродят в его голове. Да, Янкуми была его учительницей, и она была старше него, но всего на три года. И больше всего Шина привлекало в ней как раз то, что она вела себя как якудза, когда забывала про то, что она вообще-то учительница, и начинала употреблять жаргон преступного мира. Ну и конечно, то, что, как настоящая якудза, она не останавливалась ни перед чем, если хотела чего-то добиться. — Тебе что, снится что-то? — Янкуми села на парту через ряд от него. — Ну, можно и так сказать, — пробормотал Шин и поудобней оперся на спинку стула, закинув руки за голову. — А что за сны? Шин освободил грудь Янкуми от лифчика и склонился к ней. Взяв в рот правый сосок, он начал ласкать его языком, нежно посасывая и одновременно поглаживая левую грудь. Он никогда в жизни не слышал ничего более приятного, чем стоны Янкуми. Ему хотелось, чтобы эти звуки не прерывались никогда, — настолько возбуждающими они ему казались. Шин вздохнул. Что ж, может быть, все-таки рассказать ей? Кто знает, может, она ему поможет... — Они... ну, влажные. — А что в этом такого? — спросила Янкуми, удивленно склонив голову к плечу, и Шин дернулся. — Янкуми, ты хоть знаешь, что это значит? — Ну да. Типа океан снится, да? Шин закатил глаза: — Это эротические сны. Блин, не думал, что ты настолько дурочка. Но сколько бы он ни закатывал глаза, факт оставался фактом — у него стояло, и еще вопрос, сколько он сможет удерживать свой член в штанах. — О... На Шине оставались только трусы, а Янкуми была уже полностью обнажена. Он взглянул на нее, любуясь ее красотой, а потом склонился вниз, туда, откуда уже исходил запах ее желания, который пьянил его, сводил с ума. Его член еще сильнее, почти до боли, напрягся, хотя и так был возбужден. Он только и мог, что войти в нее языком, готовя к тому, что последует дальше, и она застонала еще громче... Он начал работать языком всерьез — так сильно и жестко, как только мог. Когда она кончила, он жадно слизал выступившую влагу, наслаждаясь тем, как ее взволнованное дыхание заставляло ее груди дрожать. — Ну вот, теперь ты знаешь, почему я не высыпаюсь, — сказал он так, как будто подводил некий итог. — Но раз так, почему ты не спишь еще больше? Разве эти сны тебе не нравятся? — Янкуми совсем запуталась. Она явно считала, что парни должны быть счастливы видеть такие сны. — Но мне снится один и тот же сон в течение двух недель. Да и если бы эта женщина узнала, что она мне снится, она бы больше никогда меня и близко к себе не подпустила. И сколько бы я ни дро... — Шин, вовсе не обязательно рассказывать мне, чем ты там занимаешься по утрам. — Ну и вот, мне все снится и снится этот сон. — Как же тесно, — пробормотал он и закрыл глаза, ожидая, пока Янкуми привыкнет к его размеру, но она совершенно не собиралась ждать чего бы то ни было. Он с силой подалась вперед, и они оба застонали от удовольствия. Он медленно вонзался в Янкуми и подавался назад, изо всех сил стараясь не кончить сразу же от того, как тесно она сжимала его, но скоро стало понятно, что он недолго продержится. Ему было так хорошо, и ему хотелось большего, намного большего. Он совсем перестал себя контролировать и начал вбиваться в нее длинными, сильными и быстрыми движениями. Янкуми поправила указательным пальцем очки на переносице и сказала: — Ну, обычно сны дают нам информацию о наших тайных желаниях. Может, ты в нее влюблен? — Поначалу я поверить не мог, что меня угораздило втрескаться именно в нее. Я твердо знаю, что у меня нет никаких шансов, — Шин встал, думая про себя, что настал решительный момент. Или сейчас, или никогда. — Во первых, она влюблена в другого. Брови Янкуми взметнулись вверх: — Значит, ты должен доказать ей, что именно ты достоин ее любви. — Во-вторых, она старше меня, — он устремил на Янкуми внимательный взгляд. — Любви все возрасты покорны. Если она тебя полюбит, ей будет все равно. — В-третьих, ее профессия, которую она обожает, не позволит ей быть со мной, — Шин заглянул в глаза Янкуми, пытаясь понять, дошел ли до нее смысл его слов. — Если она тебя любит, она уволится. Шин глубоко вздохнул: — Женщина, которая снится мне в эротических снах, — это ты, Кумико, — он посмотрел на нее со страстью в глазах. Глаза Янкуми расширились от удивления: — Вот черт! Но было уже поздно — возбужденный Шин уже набросился на нее, чтобы наконец исполнить свою мечту.