***
Встреча задумывалась как дружеская посиделка. В спешно отстраивавшейся Конохе, конечно же, нашлось место для уютного кафе, в котором можно было отдохнуть после трудовых будней. Интендантская служба не зря ела свой хлеб. Когда, выхлопывая форму от вездесущей строительной пыли, в забегаловку ввалились Райдо и Ширануи, в зале уже яблоку было упасть негде. — Смотри, и Хатаке здесь, — шепнул другу Райдо, пока они пробирались от входа до дальней стены, у которой расположилась за столиками ожидавшая их компания. Шаринган Какаши не так часто присоединялся к попойкам, как бы хотелось его знакомым. — Заливает горе, от того, что его в каге не взяли, — хмыкнул тот сквозь свой вечный сенбон, который, к удивлению окружающих, не вынимал даже предаваясь пьянству и, как полагали друзья, разврату. Друзья, они же сослуживцы, встретили их радостным ревом и наперебой предлагали налить штрафную задержавшимся, благо с алкоголем проблем не было, один Майто Гай баюкал бокал с апельсиновым соком. Его спаивать уже давно не пробовали — память о его подвигах, несмотря на давность лет, была все еще свежа. — За живых и тех, кого мы помним! — в воздух взмыли приятно полные стаканчики. — Кампай! — заботливо подогретое сакэ пошло шелковой волной по пищеводу, смывая усталость. На столе были даже какие-то закуски, хотя с разносолами в Конохе теперь было трудновато, но на то и шиноби в лесу, чтобы враг не дремал. За первой стопкой как-то незаметно пошли вторая и третья, догоняемые еще и еще одной. Застольная беседа сама собой раскололась на несколько — по интересам, хотя, что такого обоюдно интересного могли горячо обсуждать элитный сенсей Эбису и Зеленый Зверь Гай, не придумать и хитромудрому Джирайе. Ну, по крайней мере, на трезвую голову. Генма как раз, перекидывая сенбон из одного уголка рта в другой и отталкивая норовящего вставить что-то от себя Аобу, рассказывал Хатаке про одну особо заковыристую технику, с которой он встретился на крайней миссии, когда гомонивший зал начал постепенно стихать. От входа, вслед за тройкой АНБУ, распространялось облачко тишины. — Хатаке-сан, пожалуйста, пройдемте с нами! — вежливо произнес старший из масочников. Навстречу ему из своего угла уже поднимался недоумевающий Гай: — Что происходит? — Что за херня?! — Ямаширо был еще более нетрезв, чем казалось на первый взгляд, и от того несдержан. Он уже было рванулся из-за стола, но его успел перехватить сосед. — Приказ Хокаге, — масочники подобрались, кто-то из поддатой компашки джонинов шарахнул направленной яки, — Прошу вас, Хатаке-сан, не заставляйте нас применять силу, — старший анбушник был все еще предельно вежлив. Стряхнув полупьяные дружеские объятия сослуживцев нынешних, джонин встал навстречу сослуживцам бывшим. — Могу я узнать, что происходит? — флегматично спросил он. «Вот засранец!» Генма не мог не восхититься товарищем — каге там или не каге, АНБУ или Корень, казалось, Копии было одинаково пофиг. — Вы обвиняетесь в предательстве Конохагакуре-но-сато и сношении с врагами, Хатаке-сан. Руки! — на запястьях джонина щелкнули наручники-блокираторы. Тишину можно было резать ножом. — Да какого биджу!!! Вы там охерели совсем, что ли? — С чего бы Пятой… — Да это не Пятая! Зал взорвался недовольными голосами, ругательствами и возражениями, повскакивавшие джонины уже не скрываясь, полыхали яки. Гай взял было друга за локоть, но ему преградили путь конвоиры. — Какаши, ты… — Все будет хорошо, Гай, — успел улыбнуться глазом Копия, прежде чем взвились листья шуншина. — Мда, куда-то не туда все пошло… — пробормотал Эбису, опрокидывая стопку. Генма отчаянно закусил сенбон: — Надо узнать, что происходит, с чего бы Данзо вдруг… — Не здесь! — оскаленный Райдо ощутимо ткнул его под ребра. — Не везет Хатаке в Конохе, да и с каге не везет… — задумчиво протянул Аоба. — Ты думаешь?.. — Я же сказал, не здесь! — Райдо перекосило еще больше. Майто Гай сумрачно взглянул на взъерошенных сослуживцев и, не прощаясь, вышел в ночь. Посиделки явно не задались.***
В допросном зале царила непроглядная темнота, а свет единственной лампы бил прямо в лицо, заставляя щуриться. Старые добрые методы действуют, даже, если ты знаешь их все и сам применял не раз. Подследственного — или пытаемого, это как получится — надо поставить в максимально неудобное для него положение. Смутить, раздосадовать, разозлить, вывести на эмоции. Это для начала. Про последующие степени допроса джонин старался сейчас не думать. Благо и других мыслей хватало. — Что вы можете нам сказать, Хатаке-сан? — сидевший напротив Морино Ибики был предельно доброжелателен, насколько это возможно для крепкого мужика угрожающего вида и начальника Отдела пыток и допросов всея Конохи. — Что вы хотите от меня услышать, Морино-сан? — поднял светлую бровь допрашиваемый, — Я не совсем понимаю, в чем меня обвиняют и кто именно. Хатаке Какаши действительно недоумевал, что же сдохло в Лесу, спровоцировав Данзо на столь резкие и, главное, публичные движения. Он бы не удивился, если бы на ближайшей миссии ему повезло наткнуться на Акацуки или неучтенного биджу. На худой конец, суновские яды все так же хороши, а антидотов против многих из них так и не придумали. — Вас обвиняют в предательстве интересов родной деревни, Хатаке-сан, — также доброжелательно сообщил Морино, — А также в содействии нукенину Орочимару, передаче ему последнего из клана Учиха и… Что там у вас еще? — Морино обернулся на корневика, стоявшего за плечом. Не дождавшись ответа, он снова посмотрел в глаза Копирующего: — А обвинения выдвинул, как вы могли уже догадаться, Шестой Хокаге, Шимура-доно. — Мне нечего сказать, Морино-сан, — пожал плечами джонин. — Я не предавал деревню, не передавал Учиха Саске Белому змею и не имел с Орочимару никаких дел. Полагаю, все мои передвижения известны, отчеты с миссий также могут подтвердить, что… — Ты скажешь, сука, все скажешь! — корневик выскочил из-за спины Ибики, полыхая яки во все стороны. Путь к джонину странному агенту Корня заступили парни Морино. Сам главный допросник Конохи потемнел лицом и откинулся на стуле. — С кем приходится работать!.. — в пустоту пожаловался он. — Однако, Хатаке-сан, в его словах есть доля истины. Если вы будете молчать, мне придется форсировать наше общение. Скоро, как вы возможно знаете, состоится Гокаге Кайдан, и наш каге планировал получить интересующую его информацию до своего отбытия. — Морино-сссан, я попрошшшу… — не замеченный до сих пор вступил еще один корневик. — Не стоит сообщать предателю… — Ты меня еще поучи! — рявкнул мрачный Ибики, ударив по столу ладонью. — Совсем оборзели! Мне приказано провести следствие! Мне, а не вам, — он, уже стоя на ногах, сгреб корневика за ворот формы. — Что-то непонятно? — Мы все поняли, Морино-сан. — Корневик высвободился из захвата и отступил обратно в тень. — Так, Хатаке! — Ибики угрожающе навис над столом, опираясь на него руками. — Сейчас проверим тебя на закладки, гендзюцу, хуйзюцу и возьмем кровь. Потом у тебя будет возможность подумать. Но недолго. И я искренне советую придумать что-нибудь интересное! — Как скажете, Морино-сан, — снова пожал плечами Копирующий. — Вы здесь главный. Интересно, что именно его так раззадорило: вмешательство Корня в его ведомство, наглость корневиков или странные обвинения против одного из лучших джонинов Листа. И кандидата на пост каге, к слову. Неудачливого, но все же, все же… Почему-то вспомнился отец. Тогда он не очень вдавался в причины, побудившие его поступить таким образом. Он тогда, двадцать лет назад, расценил самоубийство, как предательство. Побег. Позорный, и от того еще более болезненный. После разговора у костра, он лучше понимал Сакумо, а теперь, попав в странную ситуацию с дикими в своей странности обвинениями… Хорошо, хоть не в шпионаже для Молнии или Камня. — Правильно мыслишь. И не забывай это, — буркнул Морино, снова опускаясь на стул. — Иноичи-сан, ваша очередь. Из окружающей темноты выступил непривычно серьезный Яманака. — Морино-сан, протестую! — снова подал голос рыжий корневик. — Данзо-сама недвусмысленно приказал, чтобы ментальную проверку осуществляли мы. Ваш эксперт может ассистировать. Ибики еще сильнее потемнел лицом. «Как бы его удар не хватил», — подумал Какаши отстранено. Вообще не должен, но что-то он сегодня разошелся. Копирующий заметил, что синхронно с Морино покривился Иноичи. Так этот рыжий из Корня — Яманака! А что, это смешно — клановый корневик сомневается в верности и профессионализме главы своего клана. Иноичи-сан, конечно, спокойный и даже где-то мягкий человек, но будь корневик вне защиты Данзо, мозги бы ему через ноздри вытянули. «А сейчас мозги будут потрошить мне…» — ясно подумалось джонину. С Хатаке сняли хитай и обхватили стриженые виски холодными ладонями. На руки корневика легли руки Иноичи. — Приступаем, Морино-сан, — мягко произнес менталист. Хатаке закрыл глаза. Темнота. Холод. Очнулся он от ледяной воды, лившейся на затылок. Мысли ворочались тяжелыми глыбами. Хорошо, что воды натекло много — он отер кровь, тяжелой струйкой потянувшуюся из носа. — Да мать твою! Биджу еб… — Достаточно! — Но, Морино-сан, мы не увидели!.. — Достаточно, я сказал! Вы хотите угробить моего подследственного?! — Но Данзо-сама!.. — Фуу, заткнись! — если бы Какаши не видел собственными глазами, он бы не поверил — глава клана Яманака был в бешенстве. — Ты чуть не зажарил нам всем мозги, рукожопый ублюдок! Хорошо, что твой отец умер и не видит тебя сейчас! — Иноичи, что у вас? — перебил его Ибики. — Морино-сан, там защита на защите. Мы ожидали подобного, и я предупреждал вас, что лезть в защиту, которую наращивали последовательно Учиха, АНБУ, Четвертый Хокаге и элитный джонин ранга S, неразумно. На что рассчитывал наш Хокаге, я не знаю. — Внутренняя дисциплина потомственного менталиста взяла свое, Яманака уже вернул природный цвет лица и всем своим видом выражал презрение к коллеге из Корня. Корневик только фыркнул: — Обо всем будет доложено Хокаге! — Да мне посрать, что ты там будешь накладывать, — буркнул мрачный донельзя Ибики. — Так, что там с гендзюцу? — Следов не обнаружено, — дополнил Яманака-старший. — Нарушения тока чакры не обнаружено! — отрапортовал дежурный сенсор. — Так, значит… — Морино с силой потер лицо. — Иноичи-сан, вы свободны. Вы, двое — я слежу за вами! Заключенного в камеру десять, печати активировать, на ноги тоже наденьте браслеты. Что стоим, что непонятно?! Хатаке вздели на ноги, тут же закрепив на них чакропоглощающие наручники, и потащили из допросного зала. Морино проводил его длинным и непонятным Какаши взглядом. Жалел, что ли?***
Камера — три шага вдоль и два поперек — была вся сплошь усеяна печатями, наверное, половину наследства Узумаки сюда пристроили. Чакротянущие, чакроблокирующие, наблюдательные, действующие на сознание, подобно гендзюцу — для запугивания, давления, и биджу знает для чего еще. Хатаке никогда не был особо силен в фуиндзюцу. Так, нахватался по верхам в бурной юности. Чему-то научил сенсей, чему-то Кушина-сан, пока он был ее телохранителем. Что-то перепало от Джирайи, который, впрочем, не спешил ничем особо делиться. Что-то удалось сшаринганить на миссиях, тянувшихся непрерывной чередой с… даже и не вспомнить с каких лет. В камере было прохладно. Или это начинал сказываться постоянный отток чакры? Впрочем, самое интересное было еще впереди. Даже, если его просто оставят в покое, чакроистощение начнет сказываться уже через несколько дней, шаринган жрал до бесстыдства много чакры. Джонин поудобнее устроился на нарах и постарался заснуть — силы надо было беречь. Ночью приходил Морино Ибики. По коридору протопотала смена караула, а затем прошел кто-то более массивный. Хатаке не был сенсором, но ему всегда помогало острое фамильное обоняние. Хотя иногда оно больше причиняло неудобств, чем давало преимуществ. Маска, снабженная фильтрами, помогала приглушить, если не убрать полностью, основную массу запахов, но сейчас она хранилась где-то в недрах Отдела, вместе с форменным жилетом и хитай-ате. Ибики пах выделанной кожей, потом, кровью и, почему-то, дымом. Он постоял у двери камеры, покачался с пятки на носок и ушел дальше по коридору. Хатаке пожал плечами, всколыхнув темноту вокруг, и лег досыпать. Утро, наверняка, будет совсем не добрым.***
Через пару дней установился своеобразный режим: с утра допрос разной степени вежливости, с физическим воздействием и без оного. Потом обед, он же завтрак, он же ужин, состоящий из невразумительной баланды. Затем медицинские процедуры от лучших, как он надеялся, специалистов Корня. До мастерства и фантазии змеиного саннина им было далеко, но они старались. Даже думать не хотелось, какой коктейль из препаратов струится под кожей вместо крови. А потом Хатаке давали время «на подумать и припомнить как следует» — до следующего условного утра. С давних пор Хатаке Какаши старался не оставаться наедине со своими мыслями. На миссиях, как правило, было не до того. Он убивал, выживал, ходил по лезвию и всегда как-то выкручивался, возвращаясь в Коноху. Иногда один, иногда с командой. Стоя на краю, он чувствовал себя вполне живым, в крови кипел азарт, а все прочее исчезало, таяло, как будто в целом мире оставались только он и его цель. После миссий же всегда помогали замечательные книги Джирайи. Какаши от всей души желал эро-саннину самого радужного посмертия в Чистом мире. Если на том и были какие-то грехи, за спасение, как минимум, одной души, их надо было закрыть. Мертвые и живые приходили во сне. На вторую ночь, почему-то, пришел Киноэ. Посмотрел большими темными глазами на непутевого сэмпая и покачал головой то ли осуждающе, то ли печально. Заглядывал Минато-сэнсей, приводивший за руку Кушину-сан. Приходила Рин, укоризненно смотревшая на него снизу вверх, она что-то шептала, но, как ни старался, Какаши не смог разобрать, что именно. А вот Обито не приходил, и это было ужасно обидно. Зато приходил Морино Ибики. Днём они больше не встречались, но каждую ночь он проходил мимо камеры Хатаке, останавливаясь на пару минут. В какой-то момент условно-вежливых парней Ибики сменили допросники из Корня. Если первые больше изображали энтузиазм — то ли им не нравилась сама идея истязания легенды Конохи, то ли не верили в его виновность, а, скорее, получили соответствующее распоряжение от своего начальства, то вторые, не стесняясь, в первый же день продемонстрировали на практике отличия конохского полевого допроса третьей степени от, скажем, методики Кумо. Не сказать, чтобы это так уж впечатлило ветерана Третьей мировой и шиноби, проведшего почти всю жизнь на миссиях класса А и S, но тенденция удручала. Тело, практически лишенное чакры, начинало постепенно сдавать. В первый раз Хатаке пожалел о вечной джонинской привычке сбегать из госпиталя сразу после того, как сможешь встать на ноги без посторонней помощи. «Если выберусь, схожу на медосмотр», — пообещал себе Какаши. По позвоночнику пополз холодок. Как, в какой момент «когда» превратилось в «если»? Ночью опять пришел Ибики. Прогрохотал по коридору, постоял у двери и, против обыкновения, открыл ее. — Хатаке, ты там живой? — в темноте было непонятно выражение его лица. Дознаватель нервничал? Морино, входя в камеру, прошелестел неизменным кожаным плащом. В темноте засветилась незнакомая печать. — Конфиденциальность. — пояснил он, останавливаясь напротив заключенного. Опальный джонин сел на постели: — Я в порядке, Морино-сан. Благодарю за заботу. — Извини, но Отдел отстранили от этого расследования. Теперь ты только числишься за нами, работать над тобой дальше будут люди Данзо. И да, можно просто по имени. — Насколько все плохо, Ибики? — Хатаке сложил пальцы домиком на коленях. Он предполагал, что это случится раньше, но сам факт того, что Главный дознаватель Конохи пришел с извинениями, превращал потенциальное «если» во «вряд ли». — Плохо, Какаши. — Шрамы на лице дознавателя угрожающе шевельнулись. — По Конохе ходят такие слухи, что и Орочимару такое не снилось в свое время. Разве что младенцев ты не жрал. Годаймэ не пришла в себя, ее ученицу никто не видел несколько дней. Похоже, что тебя уже списали. — Что с джинчурики? Наруто… — Твой ученик бегает по деревне и убеждает всех встречных, что ты — ками во плоти, — хмыкнул Ибики, нервно дернув уголком рта. — Кто бы его угомонил. — Он такой. — Ответно улыбнулся Хатаке. — Весь в отца. — Ты… Держись, что ли, — голос дознавателя звучал глухо. — Твои друзья что-то мутят. Уже пришлось остеречь пару слишком активных. — Одна из главных добродетелей шиноби — терпение, — задумчиво отозвался Какаши. Трудно не понять, к чему всё это. Пятая в коме, потенциальный конкурент — в каземате под страшными обвинениями, даже немного смахивающими на правду. Старейшины давно в союзе с Шимурой. Орочимару, как еще один конкурент, то ли жив, то ли мертв, но вряд ли всплывет в ближайшее время. Джинчурики привязан к деревне, совсем юный и наивный. Кланы отучены противоречить, Сенджу и Узумаки не существует, как впрочем, и Хатаке. Учиха — тоже. Кто может помешать Данзо делать все, что тот считает нужным — на благо Конохи, конечно же? Морино неловко похлопал джонина по плечу: — Будем надеяться. — Спасибо за все, Ибики. — Да было бы за что! — ухмыльнулся уже в дверях Морино. — Не благодари. Шиноби живет, чтобы сражаться за свою какурезато и убивать ее врагов. И умирать за нее, если потребуется. А чего ты еще хотел, Шаринган Какаши, Гений тысячи дзюцу? Старая шутка про то, что хороший шиноби готов умереть за свою деревню, а отличный делает так, чтобы враг умер за свою, уже не казалась забавной. Воля Огня, в которую Какаши верил с детства, забрала его мать, которую он, впрочем, почти не помнил. Потом уничтожила его отца. Потом настал черед Обито и Рин. Минато-сенсей, Кушина, все, кого он… любил?.. умерли за Коноху и ради нее. Но сколько во всем этом было от Воли Огня и сколько от интересов вполне конкретных людей? Сарутоби Хирузену он тоже очень долго верил. Даже дольше, чем его собственные ученики, разбредшиеся по всему свету, куда угодно, лишь бы подальше от сенсея. Темнота и холод.***
Ибики пришел поговорить и на следующую ночь. И еще раз. И еще. Он так и не раскололся, откуда достал такие мощные печати тишины, но у Хатаке родилось подозрение, что дознаватель не иначе, как распотрошил мародеров, копавших Узушио. Остававшиеся невскрытыми после падения Водоворота, схроны Узумаки до сих пор преподносили сюрпризы, приятные и не очень. Раньше они практически не общались. Так, по необходимости, шапочное, в общем-то знакомство. Страх и Ужас Конохи оказался очень интересным собеседником, по крайней мере, в политике и психологии он точно разбирался лучше боевика Хатаке. — Вот взять Анко — хорошая девчонка. Ты не смотри, это все так, наносное. Только испортил ее Змей. Да, испортил. — Ммма… Мне казалось, вы ее проверили со всех возможных сторон, прежде, чем принимать на работу. — Не в том дело. Она спокойно жить не может, он ей до сих пор глаза застит. Да и каково ей было после бегства сенсея-отступника, знаешь? — Могу себе представить, — сухо отозвался Хатаке. — Ах да, твой батя… Ну вот и подумай. Замуж ее теперь никто не возьмет — неизвестно, будут ли от нее дети, и если будут, то какие. Верить ей в Конохе никто до сих пор не начал и не начнет. Ну, кроме моих ребят, разве что. Будет бегать по миссиям, на какие пустят, и гнить в наших подвалах. Ибики, с необъяснимым для Хатаке удовольствием, рассказывал и внимательно слушал, уж слушателем он был просто замечательным — положение обязывало. А однажды дознаватель притащил карманную версию шоги, полный комплект. Сын Белого Клыка, разумеется, умел играть в игру стратегов и дипломатов, но не очень любил. Фигурки были выточены из кости, гладкие, приятные на ощупь. Партия, которую они успели сыграть, завершилась закономерным выигрышем Ибики, но Хатаке был рад этому проигрышу, как ни одному выигрышу за всю свою жизнь. Дни тянулись бесконечной лентой боли. Пыточники Корня, впрочем, действовали достаточно аккуратно, не подводя допрашиваемого к последнему рубежу, но и достаточно умело. К тому же, немало неприятностей доставлял собственный окончательно разладившийся организм, лишенный поддержки чакры. Хатаке начал кашлять кровью, в ушах постоянно тоненько звенело, а перед глазом плавали досадные мушки. Он ждал наступления ночи с удивляющим самого себя нетерпением. Прислушивался, ловя обострившимся слухом тяжелые шаги. Ловил в пропитанном влагой казематном воздухе запах кожи и дыма, свойственный только Морино. Якорь. Что-то, позволяющее удержаться. Таким якорем не стал для отца он сам. О чем они оба, как оказалось, жалели впоследствии. Таким якорем стал для него самого глава Отдела Пыток и Допросов Конохагакуре-но-сато. Это было смешно и грустно, впрочем, чем бы шиноби не баловался, главное, чтобы своих не резал. Какаши до сих пор не мог решить для себя, какое зло меньше. Что бы было, если бы он тогда положил АНБУ — в полном зале людей, да, Копирующий? — и ушел из деревни. Стать нукенином было просто недопустимо, но, по крайней мере, он был бы жив, здоров, мог что-то предпринять. И Гай бы наверняка помог. Но за ним бы, наверняка, послали охотников и хорошо, если агентов Корня, а если бы, например, вчерашних генинов или Ширануи с Аобой? Чтобы остаться на свободе, ему пришлось бы убивать, убивать и еще раз убивать шиноби Конохи. Или сдаться и попасть в эти же казематы. Между двумя неправильными решениями стояло несколько десятков жизней. И, пожалуй, он выбрал менее неправильное. Или ему так казалось. Во время очередного ночного разговора Хатаке, пугаясь сам себя, робко коснулся устало сложенных на коленях рук Морино. Тот, демонстрируя завидную выдержку, не дрогнул и шрамом. Сел рядом с заключенным на шконку и непринужденно обнял того за плечи. Ибики устало выдохнул: — Хатаке, отощал совсем. Прижавшись к горячему даже через плащ боку дознавателя, Какаши отозвался: — У вас тут не онсэн. Да и твои ребята мало похожи на куртизанок. Оставшееся время они просто молчали. На следующую ночь Какаши привычно ждал, прислушиваясь к казематной тишине, но Ибики не пришел. Тягуче-медленно протянулся условный день, в котором уместились звереющие экзекуторы Корня, две остановки сердца, огонь в венах после очередной инъекции и постепенно расползающееся от пальцев онемение. Хатаке ждал. И на следующую ночь тоже. Он знал, что терпение — главная добродетель шиноби. Когда по коридору прогрохотали знакомо-тяжелые шаги, он смог поднять непослушное тело вертикально. Не хотелось выглядеть совсем уж развалиной. Морино рванул дверь камеры и рявкнул: — Хатаке, на выход! — Что случилось? — голос не подвел, прозвучав совершенно спокойно. — Я с тобой случился, давай свои кости на выход, живо! Этаж ощутимо тряхнуло, следом совсем рядом прогромыхал взрыв, осыпая головы пылью. Знакомо загудела барьерная техника, где-то неподалеку явно шел бой. — Да биджу тебя раздери, Хатаке! — подскочивший Ибики взвалил его на плечо и целеустремленно поволок навстречу шипению Суитона и близким взрывам. Коридор опять тряхануло, на этот раз более ощутимо, развороченная кладка стен обдала их каменной шрапнелью, роняя на пол. Один из камней удачно прилетел в голову Хатаке, и дальнейшее он воспринимал, как цветной калейдоскоп. Вот Ибики, с пола кажущийся совсем уж гигантом, машет цепями, рассекая неудачливого корневика пополам. Откуда-то слышен зычный бас Гая, возвещающий о приходе Силы Юности. Вот в облаках пыли пробегают полузнакомые джонины, волоча на закорках чье-то тело. Вот на него надвигается огненное облако Катона, кто-то кричит в темноте… А вот Цунадэ-сама, непривычно грустная. Но это ничего, главное, что она жива. Очнулся Хатаке уже в госпитале. Пищали неизвестные приборы, а тело чувствовалось таким легким, как никогда. Ну, разве что в далеком полузабытом детстве. Он был несомненно жив, потому что болело все, даже такие места, о существовании которых он и не подозревал. Почему-то вспомнилось, что в теле триста шестьдесят одна точка тенкецу и ни одной меньше. Судя по ощущениям, даже больше. Когда он открыл глаза в следующий раз, над ним снова нависало прекрасное лицо Цунадэ Сенжу. И не только лицо. — По направлению твоего взгляда вижу, что ты пришел в себя, — сурово произнесла Годаймэ Хокаге. — Надеюсь, в этот раз мне удастся убедить тебя не сбегать? И Хатаке даже хватило сил на улыбку.***
Под личным присмотром Годаймэ он достаточно быстро восстановился, чтобы принять самое активное участие в бешеной круговерти предвоенных, как оказалось, событий. А потом была война. И смерть, куда больше, чем он видел до этого. И Обито. В удивительно тихие дни после войны, когда все старые долги были закрыты, а новых, как он надеялся, Хатаке сделать еще не успел, он оказался перед небольшим домиком на окраине новой Конохи. Он на секунду замер на пороге, поправляя съехавший по привычке хитай, и решительно постучал в дверь. Хозяин точно был дома. — А, это ты. Давно не виделись, будущий Хокаге-сан. — Ибики пах точно так же, как он помнил. — Я решил, что теперь моя очередь ходить в гости, Морино-сан, — немного криво улыбнулся Какаши. — Вот, даже шоги принес… Тихо хлопнула, закрываясь, дверь. В теплом солнечном воздухе медленно танцевали пылинки. Все было хорошо.