Магнетизм

О свойствах магнита Элой знала только одно: если извлечь два куска из искровых разрядников и повернуть правильными сторонами, то им ничего не останется, кроме как притянуться друг к другу. Сама их природа не оставит им выбора. И не странно ли, что в ее отношениях с Нилом господствовал тот же принцип? Это было необъяснимо. Нил — охотник за головами, он всегда был обращен к ней одной стороной: дьявольски самоуверенной, воспаленной и жадной. Он выглядел хладнокровным, когда беседовал с ней, выжидал в укрытии, резал чужие глотки, но не мог обмануть ее этим... и не пытался. Одно меткое слово — и он покажет свои клыки, прищуренным взглядом будет сечь по живому. За смуглой и обветренной кожей — спокойным внешним фасадом — сплетались жажда, бешенство, ликование. Доводилось видеть берсерков на поле боя, слышать их гневный вой, треск раздробленных ими костей? В запале никто из них не сравнился бы с Нилом, убивающим быстро и тихо, но азартной рукой. Ни один берсерк не испытывал такого удовлетворения. И эта сторона Нила была устрашающей. Но она, очевидно, была той самой. Правильной. Потому что Элой тянуло к нему с непреодолимой силой. Ей уже приходилось ломать голову над природой вещей, принцип работы которых она не могла объяснить. Даже визору было неведомо, откуда приходит радуга или как устроен ее, Элой, кровоток, или как тяжелый, набитый железом стервятник может парить в небесах. Оставалось лишь любоваться семью цветами сквозь пелену дождя. Бороться с кровоточащими ранами и (иногда) непрошеным жарким румянцем. Следить за блестящими, убийственно острыми крыльями — только бы не подставить под них свою голову. И чем дольше она путешествовала по свету, тем больше подобных вещей ей встречалось. Непостижимых. Загадочных. Притягательных. Вот таких. Участившееся дыхание могло ее выдать, оно мешало скрытно следить за Нилом из высокой травы, подобно тому как она выслеживала машины. Лук покоился на ее спине, копье дремало в ножнах; сегодня она не охотилась, а просто наблюдала за одной из загадок природы, человеческим парадоксом. Нил был попросту одержим, и лишь удивительный кодекс чести (а чести ли?) не давал ему стиснуть пальцы на горле Элой. В чем она была абсолютно уверена, так это в его желании заглянуть за изнанку жизни, прежде чем та погаснет в ее глазах. В нем не будет ненависти к Элой. Он убьет ее из любви… к своему ремеслу. Так почему же она не бежит от него без оглядки, а подбирается все ближе и ближе? Тихий шелест травы, мягчайшая поступь, все внимание сосредоточено лишь на Ниле… У Элой не существовало неправильных сторон. Ей на погибель. Нилу на радость. Она знала только, что вцепится в него, если он вздумает снова смотреть на нее… вот так. Как никто, нигде, никогда. С неприкрытой жадностью. Пусть попробует заговорить о том, как сладко они умрут, или умрут их враги, или кто угодно… Элой вскинется, вцепится, и ее примагнитит намертво. Есть незримая сила, которую не одолеть. Не побороть, как гигантского лиходея. Не отпустить, как тяжелые мысли о прошлом. Есть то, что всегда в ней и в нем, направляет и тянет… Элой подкралась достаточно близко, чтобы сделать стремительный, мощный прыжок. Раз — и он уже на земле, в его серых глазах — неистовство, а к нежной шее охотницы приставлен нож. Она бросила взгляд сверху вниз лукаво, насмешливо… мол, захочешь ли? Разумеется, он хотел. Да и как тут удержишься? Стоит лишь провести черту тонким лезвием, усмирить биение жилки под белой кожей… и кровавый дождь хлынет навстречу его лицу. Нил увидит смерть близко-близко… Ее шепот и будет в последнем вздохе этой чудачки Нора, которая даже не знает, как сильно рискует… Но Элой была одержима верой в него. И она вся сияла. Это ей удалось застать его уязвимым, это он — жертва, загнанная охотником. Он мог бы поклясться — и сделает это позже очень довольным голосом, — что у его смерти пышные рыжие волосы. И когда она смотрит в него, Нил уже за гранью. Так, мужчина отбросил нож и вцепился в нее; пальцы — в плечи, потом ниже, к талии, рот коснулся рта, вкус смешался. Руки Элой, мягкие как вода, тоже двигались вниз по его обнаженной груди. Побывать в объятиях Нила — все равно что в смертельной опасности, зато каждый их поцелуй был словно последний. В этом не было ничего странного и ненормального: разве не всем людям свойственно притяжение? Ведь сама природа не оставляет им выбора.