Мельница

Ты знаешь о той старой мельнице, что стояла на этом самом холме заместо бревенчатой рухляди? Бьюсь об заклад, что краем уха не слышал — даже я в те времена был дитём на попечение моей маменьки, когда «ветряной великан» уж лет пятнадцать-двадцать был заброшен. Жуткой та мельница была, внучок… хорошо помню, как маменька моя, покойная прабабка твоя Софья Ильинишна, гоняла меня и сестриц от неё — неразумными мы были дитятками, хотели матери насолить, вот и лезли. «Эко вы, — говорила, — балбесы! Она ж старая, прогнила вся, вы р-р-р-раз! и провалились! Да и дурная она, бесы там водятся.» Я тогда её слушал мало, всё думал: «Тю, старая! Придумывает ещё! Мы ж ходили, и живы-здоровы…» Прогневал я, кажись, речами такими Господа Бога. Наказал он меня, внучок, страшно за моё зазнайство, даже сейчас без дрожи не вспомнить. Годков десять мне отроду было, когда со мной это приключилось. Как сейчас помню — лето выдалось жаркое, все живое точно издохло от пекла, я с Янкой и Фроськой, сестрицами моими, каждый денёк на этой треклятой мельнице — хорошо там было, прохладно, никто не беспокоит, только если на обед припозднимся, Софья Ильинишна всю деревню обежит, нас найдёт где-то рядом с хатой и такую взбучку, бывало, задаст!.. Но тогда до обеду было часика два, было жарко, мы без страха сидели на мельнице. Беда моя была — сидел на гнилой и поеденной паразитами балке. Я только ногу хотел почесать, и только слышу, как она подо мной вся трескается, да и отскочить не успел. Только сидел ровно, а через мгновение уже лечу спиной куда-то вниз. А дальше… дальше ничегошеньки не помню. Чернота только была. Потом очухиваться стал, чувствую, что все тело болит, нога просто адской болью разрывается. Открываю глаз — дыра надо мной, через неё небо видно, палки какие-то торчат. Я об одну из них ногу-то и распорол. Упал я в сено какое-то, повезло, одним словом. Лежу я, от боли морщусь и себя за глупость ругаю, что маменьку не послушал. Лежу, да только знаешь, чувствую, что спину мою словно пальчики девчачьи тыкают, легонько так, почти неощутимо… Ну, думаю, кажется, может, вошь какая-то достаёт или мне вовсе от боли мерещится… Не обратил на это внимания. Не знаю, сколько я провалялся, только через время какое-то слышу мужицкий голос и скрип откуда-то сверху. А до этого тихо-тихо было… Ну, думаю, спасители мои пришли, да и крикнул им, чтоб они меня поскорее нашли. Прибежали — отчим мой и пару соседей наших, Митька вроде бы и Ванька-кузнец. Отчим сразу же ко мне подбежал (хороший мужик был, пусть землю ему будет пухом), потом на руки поднял… да так и застыл. Интересно мне стало, что он такое там увидел. Голову на сено то повернул. Да и посидел в секунду — в сене том мертвая лежала девочка, совсем-совсем маленькая, руки-ноги оторваны, одна рука прямо на том месте была, куда я упал. Быстро выяснили, что случилось. Оказалось, в нашем селе блаженный один был, Кирюшка. На мельнице он жил, ничего не делал, только с ребятнёй иногда играл. Не трогал никого, да и мы его стороной обходили. Как оказалось, не зря — пришедший он был, в каждых деревнях до этого по одному ребятёнку убивал и на новое село шёл, жертв себе подыскивал… Вот он и эту-то девочку тоже убил и трупик где-то на мельнице спрятал, прямо в это сено. Ничего я, внучок, про эти постукивания не сказал. Сначала думал — показалось, а потом… а потом решил молчать, чтобы меня в дурку городскую не упекли. Девочка мне та, кстати, часто во снах являлась. И знаешь, что она мне говорила? "Не ходи больше на мою мельницу."