mine;

      Чонгук заваливается на стул с высокой спинкой, встряхивая влажные после душа волосы, и коротко зевает, прикрыв рукой лицо. Вставать рано — явно не его конек, но он готов пожертвовать даже своим драгоценным мало часовым сном, чтобы увидеть невысокое, солнечное чудо у плиты.       Чимин тихо напевает себе под нос, ловко управляясь с завтраком и туркой, ни разу не поранившись. И все же годы опыта дают свои плоды: если раньше Пак уходил из кухни в боевых порезах и ожогах, то сейчас ему может позавидовать любая девушка, мечтающая хорошо готовить. Чим просто ас в готовке, но усердно скрывает это под слоем смущения и неуверенности, постоянно отказывая Гуку в домашней еде под предлогом неумения. В такие моменты Чону хочется взять и выебать, чтобы мозги на место встали, но парень давно просек фишку Чимина: старшему просто нравится, когда его просят или же заставляют.       Блуждающий взгляд опускается с темноволосой макушки старшего на его хрупкие плечи, которые едва прикрывает широкая футболка, что на три размера больше Чимина. Уже сходящие с кожи следы украшают собой нежную шею парня, заставляя Чона невольно ухмыльнуться. Все тело Пака так и кричит о том, кому оно принадлежит: волосы смяты от его рук, шея усыпана его засосами, на запястьях следы от хватки длинных пальцев, а ягодицы и бедра пестрят небольшими синяками. Чонгук постарался на славу, оставляя на старшем как можно больше отметин. Потому что все это — его.       Легкая белая ткань соскальзывает с правого плеча Пака, привлекая внимание уже не на шутку заведенного Чонгука. Одна мысль о том, что весь Чимин принадлежит только ему, сводит с ума и сносит все тормоза, заставляя младшего желать парня прямо здесь и прямо сейчас. Аппетитные бедра так манят, а постоянно задирающаяся футболка открывает вид на обнаженные ягодицы, что одним своим видом лишают Чона возможности здраво мыслить и спокойно дышать. — Чимин-а? — хрипло зовет Гук, нервно облизнув свои пересохшие губы. — Это разве не моя футболка?       Ответа на вопрос не следует, но Чим заметно напрягается, на секунду задержав дыхание и обмерев в ожидании дальнейших действий младшего. Отрицать явный факт нет смысла, Чим не глупец и никогда им не был. — Ты ведь знаешь, что я не люблю делиться своими вещами? — немного грубо, с легкой угрозой в голосе спрашивает Гук, медленно поднимаясь с места и поправляя спадающее с бедер полотенце, что уже слегка оттопыривается, совсем не скрывая реакции Чонгука на любимое тело.       Чимин наконец отмирает и совсем слабо кивает на слова младшего, прекрасно зная, как сильно достается тем, кто трогает его вещи. Самому Паку посчастливилось всего раз побывать в одежде Чона. И то Гук тогда был пьяный, а сам Чим — больной и промокший. — И как мне тебя наказать? — мурчит Чон на ухо старшего, цепляя его горячим дыханием, и резко дергает парня за запястье, толкая его к столу. — Обопрись. — Ты чего? — судорожно выдыхает Чимин, вздрагивая от мурашек по коже из-за приказного тона и грубых действий.       Кровь в жилах бурлит, а внизу живота все приятно скручивает в предвкушении, и Чимин уже не скрывает своего возбужденного настроения, послушно опираясь руками в стол и игриво виляя обнаженной попой. — Сейчас я буду воспитывать свою плюшку, — ухмыляется позади Гук, касаясь теплыми пальцами бедер Пака и ведя кончиками пальцев по нежной коже.       От ощутимых прикосновений все тело извивается и дрожит, и пока ладони Чонгука поднимаются все выше, задирая мешающую ткань и открывая задницу старшего, сам Чим прикрывает глаза и прикусывает нижнюю губу, чтобы сдержать тихие стоны и тяжелые вздохи. Противиться касаниям младшего не выходит, особенно, когда тело сразу же сдается в плен этих сильных рук с переплетением тонких вен под кожей. Чимину хватает одного взгляда на ладони Чона, что касаются низа живота и скользят к груди, чтобы захотеть повиноваться и слушаться. — Как? — хватает сил шепнуть, и с пухлых губ тут же слетает тихий полустон, когда влажные губы Чона касаются чувствительной шеи, обезоруживая старшего.       Чонгук знает все слабые места, которые давно изучил вдоль и поперек. Сейчас он просто умело пользуется ими, возбуждая Чимина одним касанием и заставляя землю уходить из-под ног старшего. — Сейчас узнаешь, — ухмыляется Чон, прикусывая кожу у основания шеи Пака, отчего старший весь содрогается, судорожно цепляясь пальцами за край стола.       Внизу живота уже все пылает, а тело дрожит от возбуждения — каждое слово, каждый выдох Чонгука будоражит и заставляет разгораться все сильнее. Ладонь младшего ощутимо надавливает на лопатки, заставляя Чимина лечь животом на стол, отчего по бронзовой коже тут же бегут мурашки из-за контраста температуры. Холодный стол нисколько не остужает горячую плоть, лишь сильнее действуя на воспаленный возбуждением разум Пака. — А теперь считай, крошка, — приказывает Гук, но его слова не сразу доходят до старшего.       Лишь когда ладонь опускается на округлые ягодицы со звонким шлепком, оставляя красный след и заставляя парня напрячься и поджать ягодицы, Чимин шипит, приподнимаясь на носочках, чтобы ускользнуть и прекратить это. — Ай-ай-ай, — мычит Чим, заерзав бедрами по столу и судорожно выдыхая от трения твердой плоти о поверхность. — Я сказал — считай, — рычит Гук, разнося по телу старшего маленькие разряды тока. — До трех.       Длинные пальцы младшего мягко сминают упругие половинки, разгоняя кровь и отвлекая от жжения, но Чимин почти не чувствует боли, что сладкой негой отдается во всем теле. Шлепки обжигают и доставляют неприятные ощущения, но только не сейчас, когда мозг застелен пеленой желания и похоти. — Раз, — судорожно выдыхает Чим, послушно прижимая бедра к столу из-за ощутимого щипка Чонгука.       Младший довольно выдыхает и скидывает с себя ненужное полотенце, прижимаясь пылающей плотью к горящей ягодице Чимина, стирая с головки выступившую каплю смазки. Пак тихо воет от дразнящих касаний, подвиливая бедрами, и тут же вскрикивает от нового шлепка, что приходится на вторую половинку, обжигая еще больнее. — Д-два, — всхлипывает Чим, поджимая ягодицы и царапая короткими ногтями поверхность стола от ощущений.       Тихий выдох ерошит волосы на затылке, где тут же пробегают мурашки, рассыпаясь по всему телу. Чимин скулит и нетерпеливо ерзает, не в силах дождаться конца наказания и желая наконец перейти к самому приятному. Чон искусно тянет, раззадоривает Пака еще сильнее, проскальзывая членом меж его сжатых половинок, и делает медленные поступательные движения, имитируя толчки и потираясь твердой плотью о судорожно сжимающееся колечко мышц. Чимин взвывает от издевательств, всячески подвиливая бедрами, чтобы скорее насадиться, однако Чон еще имеет каплю здравомыслия в голове, поэтому ненадолго отстраняется от своего любимого тела, мягко огладив красные ягодицы старшего. — Ты куда? — ноет Чим, взволнованно наблюдая через плечо за отстранившимся Чонгуком. По коже, там, где совсем недавно прижималось тело Чона, тут же бегут противные мурашки, заставляя ощутимо вздрогнуть из-за холодка.       Чонгук ничего не отвечает, вновь вжимаясь бедрами в ягодицы старшего, и умело затыкает его одним движением, прижимая смазанную головку к разработанному проходу. Чим закусывает губу, готовясь к приятным ощущениям, но в следующее мгновение давится стоном боли, когда Чон резко толкается на всю длину и обжигает ягодицу очередным особо ощутимым ударом. — Три-и-и, — воет Пак, прижимаясь взмокшим лбом к столу из-за охвативших все тело ощущений.       Кожа пылает огнем от шлепков, а мышцы внутри сжимаются вокруг толстого ствола, принося не только Чимину, но и Чонгуку неописуемое удовольствие. Чон ждет несколько секунд, позволяя старшему немного расслабиться, и цепляется пальцами за короткие волосы Пака, задирая его голову. Тело парня невольно выгибается навстречу, а ноги разъезжаются шире, вставая в удобную для Чонгука позу. Младший, чувствуя, как Пак мягко покачивает бедрами навстречу, наконец начинает двигаться, скользя по чувствительным стенкам и нащупывая головкой слабое место глубоко внутри.       Держать себя в руках нереально, особенно, когда Чим так искусно выгибается и извивается по столу, сводя с ума одними стонами. Гука хватает ненадолго, поэтому он почти сразу же срывается на бешеный, рваный темп, вдалбливая любимое тело в стол. Тихий стук мебели о стену и жалобный скрежет тонких ножек перемешивается с громкими стонами и рваными вдохами, заполняя собой всю кухню. Чонгук закатывает глаза от бегущих по телу волн мурашек, а Чимин сильнее приподнимает бедра, вставая выше на носочках, чувствуя приятное покалывания на кончиках пальцев.       Губы младшего опаляют поцелуями нежную кожу плеч и шеи, оставляя свежие следы и укусы, отчего Пака накрывает с головой. Резко и быстро двигаясь глубоко внутри, Чонгук с нажимом проезжается по комочку нервов, заставляя тело под собой ощутимо содрогнуться и вскрикнуть. Чим толкается навстречу и насаживается до самого основания, чувствуя, как бедра Чона касаются ягодиц, обжигая кожу новыми шлепками.       Все звуки и стоны, все поцелуи и движения, ощутимое трение твердой плоти о стол доводят Чимина до пика, и ему хватает пары финальных толчков, чтобы позорно кончить и испачкать обеденный стол и любимую футболку Чонгука, за что Пак обязательно получит новое наказание. Однако сейчас, когда Чон с тихим рыком изливается глубоко внутрь, Чимина мало волнует это.       Он все равно продолжит втихушку тырить вещи младшего.